Глава 28

Можно было не тратить время на прихорашивание. Ни вылизанное дивным созданием лицо, действительно заметно посвежевшее после этой "процедуры", ни аккуратная прическа, ни подобранное под цвет глаз нежно-голубое, украшенное искусной вышивкой платье не заставили Оливера задержать на мне взгляд. Лишь на миг, когда я вошла в его кабинет, ректор поднял голову, пробормотал скороговоркой: "Добрый день, мисс Аштон" и вновь уткнулся в разложенные на столе бумаги.

Создалось впечатление, что я здесь не нужна, но мужчина, не отвлекаясь от чтения, махнул рукой на кресло, веля присесть.

— Простите, это — срочно… по нашему делу…

По делу — это хорошо.

Хотелось бы узнать больше, но отвлекать ректора вопросами я не рискнула. Ждала, когда он сам заговорит со мной, а в ожидании любовалась красивыми и мужественными чертами сосредоточенного лица, изящным изгибом смоляных бровей, блеском гладко зачесанных волос, сегодня заплетенных в тугую, как хлыст, косу. Вспомнила вопрос Сибил: коса или хвост — вдруг это и правда имеет какое-то значение? Смахнула мысленно пылинки с темно-синего сюртука, разгладила собравшуюся в складки ткань на широких плечах, поправила галстук… Да, мне бы способности леди Каролайн. Но у меня и дара Элизабет нет…

— Я собираю чрезвычайную комиссию, — отложив в сторону один лист и взяв из кожаной папки следующий, пояснил милорд Райхон. — Предписание министерства, да и сами мы, как уже понятно, не справимся. Вот, изучаю личные дела кандидатов. Нужно отобрать хотя бы четверых. Трое уже есть, осталось…

— Кто? — выпалила я, не сдержавшись.

Вместо ответа Оливер пододвинул ко мне листок с записанными в столбик именами. Уже первое заставило меня удивленно округлить глаза.

— Леди Райс?

— Да, — ректор отложил бумаги и протер утомленные чтением глаза. — Леди Пенелопа Райс. Ваша наставница и почетный член учредительного совета академии. Вы этого не знали? Академию основал один из ее предков.

— Она говорила что-то такое…

— У леди Райс есть определенное влияние, так что заручиться ее поддержкой нам не лишне, даже если непосредственно в расследовании она ничем не поможет. А еще… Два года назад: колесный пароход, взрыв котла, тут, в двух милях вверх по реке — не помните? Муж леди Райс лишился обеих ног. Сын погиб.

— Какое… — начала я и осеклась — сама поняла, без пояснений. Тот, в чьих силах изменить реальность, вряд ли стал бы менять ее на ту, в которой страдают и гибнут близкие ему люди.

— Я уже говорил, что нельзя ни в ком быть уверенным, — Оливер опустил глаза, словно испытывал вину за то, что избрал подобный способ отбора кандидатов в чрезвычайную свою комиссию. — А так хотя бы… что-то…

— Профессор Аделаида Милс, — прочла я следующее имя.

Вторая в перечне — и снова моя знакомая. Странное совпадение.

— Она — наш лучший специалист по драконам, — пояснил ректор. — Если не единственный.

— Должна быть первой подозреваемой, — проговорила я, хотя виновность мисс Милс меня огорчила бы. Из-за Саймона.

— Я думал об этом, — согласился с моей логикой Оливер. — Но судьбу мисс Милс не назовешь особо счастливой. В один год потеряла и жениха и родителей, осталась без денег, без поддержки и, что немаловажно в нашем обществе, без мужа с ребенком на руках. Сейчас мисс Аделаида кажется успешной ученой дамой, но для этого ей пришлось немало потрудиться. И поскольку я знаком с ней еще со времен своего студенчества, могу лично свидетельствовать, что жизнь ее устроилась далеко не мгновенно.

Верю. И теперь понимаю, отчего у главного драконоведа академии такой драконий характер.

Следующим в списке шел профессор Элиот Брок. Тоже в каком-то роде мой знакомец — никак себя не проявивший в недописанной мной книге претендент на роль главного злодея.

— Это бывший декан некромантов? — уточнила я у ректора. — Его ведь уволили. Кажется, была какая-то неприятная история…

— Элизабет, — маг укоризненно покачал головой, — где вы наслушались этих сплетен? Мистер Брок ушел с кафедры некромантии из-за проблем со здоровьем. Сейчас он работает в исследовательском корпусе академии… если состояние позволяет. В прошлом, помимо некромантии, изучал историю магии, имеет ученую степень в этой области. Если согласится, сможет нам помочь, я думаю.

— Что с ним? В смысле…

— Опухоль мозга, — вздохнул Оливер. — Заклинания, с которыми работают мастера смерти, часто приводят к негативным последствиям, потому сейчас некромантам рекомендуют проходить полное обследование минимум раз в полгода. Но мистер Брок — упрямец старой школы. Головные боли мучали его не один год, но опухоль диагностировали только прошлой весной, когда старик обратился все же к целителям. Слишком поздно. Даже Грин не берется оперировать. Говорит, если бы хоть на год раньше…

Ясно. Профессор Брок вне подозрений. Иначе и сейчас бы преподавал некромантию, давно оправившись от последствий успешно прошедшей операции.

А доктор, выходит, не кривил душой, когда сказал, что видит предел своих возможностей.

— Вот такая у нас собирается комиссия, — подвел итог Оливер. — Председатель — я. Осталось найти еще одного члена…

— Возьмите Грина, — предложила я. — Он тоже немного разбирается в истории магии и драконах, как главный целитель знаком практически со всеми в академии, ну и… он вообще умный…

— Это вам единорог нашептал? — взглянув на меня вприщур, поинтересовался ректор.

Я досадливо цыкнула. Естественно, меня же все еще охраняют, и милорду Райхону известен каждый мой шаг.

— Нет, — ответила, стараясь ничем не выдать вновь проснувшейся в душе обиды. — Это я сама поняла, когда познакомилась с доктором поближе.

— Поближе, — Оливер нахмурился. — Разумная предосторожность не в вашем стиле, да? Уже забыли, к чему приводит ваше близкое общение с Грином? Я надеялся, что хотя бы он об этом помнит.

— Он помнит. Как и я. Но присутствие единорога полностью нейтрализует негатив, и нет никаких поводов для волнений. А еще единороги, как я знаю, чувствительны к злым намерениям, а наш реагирует на доктора спокойно, даже дружелюбно. Значит, Грин к искажении реальности непричастен. Кстати, я думала, что мы могли бы…

— Вычислить преступника с помощью единорога? — разгадал мой замысел ректор. — Заманчиво, но боюсь, нам это не удастся. Единороги оценивают зло по-своему. Кухарка, зарезавшая к обеду курицу, для них тоже убийца. Некромантов, за редким исключением, они терпеть не могут. Алхимиков, работающих с ядами. К магам моей специализации относятся с осторожностью. Не любят женщин, ведущих слишком свободный образ жизни и таких, что избавлялись от нежелательной беременности… Много факторов могут повлиять на отношение единорога к человеку. Да и если бы не это, как вы представляете себе проверку? Ежедневно приводить в посольство десяток человек для освидетельствования? Хотя было бы неплохо. Потому что я совершенно не знаю, что делать… Только не говорите об этом никому, хорошо? — он улыбнулся устало. — Сейчас придет инспектор, а позже я хочу, не откладывая, собрать комиссию. Нужно будет о чем-то говорить с людьми, а я не знаю, о чем. Ситуация… — ректор умолк. Задумчивая печаль как по мановению волшебной палочки улетучилась из его взгляда, уступая место привычной спокойной уверенности. И голос, когда мужчина заговорил снова, звучал уже иначе. — Ситуация сложная. Мы столкнулись с редким неизученным явлением, и, возможно, совершим еще не одну ошибку, пока разберемся с ним, но это не повод отступать. Ущерб, нанесенный сменой реальностей, еще обратим. Что скажете о профессоре Гриффите?

Вопрос прозвучал безо всякого перехода, и я недоуменно нахмурилась в ответ.

— Я не могу последовать вашему совету и включить в комиссию Эдварда Грина, — разъяснил Оливер. — Доктор не является сотрудником академии, как и лечебница не является ее подразделением. Некоторые целители совмещают преподавание и работу по специальности, но не Грин. Поэтому я остановился на мистере Теодоре Гриффите. Вы с ним знакомы?

— Правовед? — припомнила я смутно. — Кажется, он читал у нас несколько лекций на первом курсе. Такой…

Я прикусила язык, чтобы не ляпнуть "уродливый". По воспоминаниям Элизабет у профессора Гриффита был жуткий в половину лица шрам от ожога и стеклянный глаз.

— Несчастный случай три года назад, — сказал ректор, хмурясь так, что брови сошлись у переносицы. — Помогал сыну с заданием по алхимии, но что-то напутал с реактивами. Сын лишился двух пальцев на руке и оглох на одно ухо.

— Не комиссия, а клуб неудачников какой-то, — угрюмо подвела я итог.

— Я в этом клубе председательствую, — с холодным упреком напомнил ректор. — А вы сейчас напишите заявление о приеме вас на работу в должности младшего архивного работника и будете официально приписаны к комиссии как протоколист.

— Официально?

— Устав академии разрешает студентам работать в свободное от учебы время. Поэтому, да, я официально принимаю вас на работу. С оплатой, естественно. Это поможет избежать лишних вопросов и…

— Я вам нужна, — подсказала я, почувствовав заминку.

— Да, — не отрицал ректор. — У меня больше нет ничего, что помогло бы разобраться в этом деле. Только вы, Элизабет, и ваша способность помнить.

"У меня есть только вы", — я уже слышала эти слова недавно. Но от другого человека.

Похоже, я и впрямь единственная надежда этого мира. Главная героиня. Избранная, блин! Ненавижу фэнтези!

Оливер Райхон — человек слова: сказал, что соберет комиссию уже сегодня, и через два часа новоиспеченные чекисты, отменив дополнительные занятия и консультации, семейные посиделки и запланированные на вечер дела, заняли места за длинным столом в примыкавшем к ректорскому кабинету зале для совещаний. Сам ректор — во главе. По правую руку от него — инспектор Крейг. По левую, поставив перед собой набор для письма и стопку чистой бумагой, — штатный протоколист комиссии, то есть я. И именно на меня с порога устремлялись взгляды всех приглашенных. Важность и секретность мероприятия, о которых их известили, никак не вязались с присутствием какой-то студентки.

— Мисс Аштон здесь по моей просьбе, — открывая совещание, ответил Оливер на вопрос, который никто не решался задать вслух. — Чуть позже поймете, чем это продиктовано. А пока позвольте объяснить, зачем я вас пригласил. Ни для кого не секрет, что на прошлой неделе меня вызывали в министерство, и думаю, всем вам известно, по какому поводу. В нашей академии бесследно пропадают люди, и есть основание считать, что это — следствие неких темных чар. Поэтому наряду со следствием, которое ведет полиция, меня обязали организовать разбирательство случившегося квалифицированными магами из числа членов ученого совета.

— И вы выбрали нас? — не дослушав, воскликнула леди Райс. В этом возгласе смешались удивление, возмущение и любопытство. Но любопытство перевешивало остальные эмоции: — Что же это за темные чары, с которыми предстоит разбираться акушерке, теоретику и правоведу? К некромантам, — наставница обернулась к сидевшему слева от нее профессору Броку, — никаких претензий.

— Благодарю, леди Пенелопа, — проскрипел с усмешкой высокий сутулый старик, неестественной худобой и лысым, обтянутым болезненно-желтой кожей черепом больше походивший не на мастера смерти, а на одно из его творений, которое зачем-то обрядили в торжественный черный костюм, намотали на шею галстук, и украсили костлявые пальцы массивными перстнями. — Однако милорд Райхон осведомлен о том, что я оставил практику. Так что подобное назначение удивило и меня.

— Полагаю, для милорда Райхона создание комиссии — лишь формальность, — фыркнула мисс Милс. — Вот он и собрал самых бесполезных, на его взгляд, чтобы не нарушить учебный процесс.

Бедный Оливер! Я и не представляла, насколько все плохо. Каково ему, ставшему самым молодым главой академии, работать с этими динозаврами. Ведь не только инспектор Крейг помнит Олли-поджигателя: мамаша Саймона небось дрожала за свои реликтовые мумии, когда он появлялся на ее факультете. Из всех присутствующих не возмущался только профессор Гриффит — тоже нестарый еще крупный русоволосый мужчина. Сидел, подперев обожженную щеку широкой ладонью, и смотрел на ректора с нескрываемым сочувствием. Даже в стеклянном его глазу светилась неподдельная скорбь.

— Бесполезных?! — оскорбилась леди Пенелопа. — Уж простите…

— Это вы меня простите, леди Райс, — не повышая голоса, лишь подбавив в него жестких и властных ноток, прервал целительницу Оливер, — но позвольте, я все же продолжу.

"Молодец, — мысленно приободрила я его. — Так им! Пусть не забывают, кто тут главный. И… прости…". Стукнуло же мне в голову сделать его ректором? Поддалась модным веяниям. Лучше был бы просто… Просто был бы.

— Я выбрал не бесполезных, мисс Милс. Я выбрал тех, чей опыт и специализация должны помочь разобраться с возникшей у нас проблемой. К кому, как не к вам, мне обращаться за помощью и консультацией, если речь идет о наследии драконов?

Не сомневаюсь, он и присутствию остальных нашел бы объяснение, но этого не понадобилось: упоминания драконов хватило, чтобы недовольство на лицах собравшихся сменилось тревожным интересом.

— Прежде, чем посвятить вас в то, что нам уже удалось узнать, — ректор переглянулся с инспектором и по мне вскользь мазнул взглядом, — попрошу вас сказать… Нет, не так. Элизабет, раздайте, пожалуйста, всем бумагу и карандаши. Я хотел бы, чтобы вы написали, не обсуждая друг с другом, сколько человек исчезло из академии, и, если вам это известно, их имена.

Неожиданная и непонятная для непосвященных просьба. Я опасалась, что наставница или скелетоподобный профессор Брок возмутятся тем, что их, серьезных и занятых людей, вынуждают тратить время на глупые игры вместо того, чтобы сразу раскрыть подробности дела, но никто и слова не сказал, пока я обходила стол, чтобы положить перед каждым чистый лист бумаги и карандаш. И когда обошла снова, собирая записи.

Прежде, чем отдать их ректору, с его молчаливого дозволения просмотрела сама.

"Трое", — написал мистер Гриффит. Из имен — лишь мисс Сол-Дариен.

"Трое", — у мисс Милс. Имя Мартина Кинкина она знала, очевидно, от Саймона. Камиллу просто знала. О третьем исчезнувшем вспомнила лишь то, что он был некромантом.

"Виктор Нильсен, — написал профессор Брок. Он ушел с кафедры не так давно и с Виктором вполне мог быть знаком лично. — Студент боевого факультета, мисс Камилла Сол-Дариен". Старый мастер смерти — единственный, кто записал пропавших в порядке их исчезновения. Остальные, из классовой солидарности, видимо, первой называли Камиллу.

"К. Сол-Дариен, В. Нильсен, М. Кинкин", — с деловой сухостью перечислила леди Пенелопа. Виктора она могла знать как пациента Грина… А Мартина? Возможно, запомнила имя из-за истории, приведшей меня на факультет целительства.

Но, так или иначе, все помнили только троих.

— Благодарю, мисс Аштон, — кивнул мне Оливер. — Теперь, пожалуйста, раздайте членам комиссии наши списки.

До совещания, благо время было, он попросил меня переписать в четырех экземплярах краткие выдержки из протоколов. Сейчас внимательно наблюдал за читающими их преподавателями.

Непонимание. Недоумение. Тревога.

— Получается, — леди Райс сердито наморщила лоб, — от нас скрывали информацию?

— Нет, — покачала головой мисс Милс. — Не скрывали. Потому что, если это правда…

Женщина закусила губу, не найдя нужных слов. И без того некрасивое лицо сделалось просто уродливым, уродливее даже, чем обезображенное ожогом лицо профессора Гриффита, раз за разом сосредоточенно перечитывавшего мой список. Если это правда, то как она могла не заметить, что пропал один из ее студентов, наверное, хотелось спросить ей. Но она молчала и продолжала хмуриться, дурнея на глазах с каждой появляющейся морщинкой… Саймон явно не в мать такой красавчик.

— Если вы хотели нас впечатлить, вам это удалось, — повернулся к ректору череп профессора Брока. — Теперь самое время объяснить, что все это значит.

— Реальность меняется.

Вновь мои ожидания не оправдались: слова Оливера не вызвали шквал недоверия, к ним сразу отнеслись серьезно. Но доказательств все же потребовали.

— Что заставляет вас так думать? — буравя милорда Райхона взглядом, спросила мисс Милс.

Тот не стал с ходу говорить обо мне. Правильно, кто примет на веру слова какой-то студентки, известной к тому же склонностью к розыгрышам? Нет, Оливер начал с рассказа о том, как лично убедился, что прежняя картина бытия замещается новой, когда ездил в столицу. Но закончил все-таки тем, что проговорился, будто невзначай, что и сам теперь не вспомнил бы ни Германа, ни Чарли, не будь у него записей.

— Позвольте, — протянул некромант, но не с сомнением, а будто почуял что-то, стоящее уточнения. — О каких записях речь? Как я помню, если реальность меняется, она меняется целиком и полностью, вместе со всеми свидетельствованиями, что устными, что письменными, и лишь тот, кто непосредственно причастен к этим изменениям, помнит и старую, и новую действительность.

— А если кто-то помнит лишь старую? — спросила я, забывшись.

— Тогда, мисс, это… аномалия какая-то…

— Дамы и господа, — вновь вернул себе внимание собравшихся Оливер. — Полагаю, вы понимаете, что я не стал бы делать подобных заявлений без веских оснований. Мы с инспектором неоднократно все проверили и пришли к выводу, что изменение реальности — единственное объяснение происходящему. А что до записей, которые сохраняются неизменными, и благодаря которым мы можем отслеживать искажения, то… мы возвращаемся к вопросу присутствия здесь мисс Аштон.

Все тут же обернулись ко мне.

— Аномалия, — буркнула я тихо, уставившись под стол. — Приятно познакомиться.

Я понимала, что Оливер должен был сказать им обо мне, но лучше бы он сделал это иначе. Обговорил бы с каждым в отдельности, или хотя бы без меня. А так…

Ректор еще рассказывал о том, что стало причиной моей аномальности, а меня уже проверяли. Слава богу, без боевых заклинаний — просто прощупывали, убеждаясь, что я действительно не могу использовать дар. Как колют иголками отнявшиеся конечности, определяя степень чувствительности… А чувствительность, в отличие от способностей, у меня была. Даже гиперчувствительность. И пусть никто из сидевших за столом не использовал целительской магии, и мистер Брок, чья сила, если Грин не ошибся в выводах, тоже могла отправить меня в серые пески, наверняка не применял специальных некроматических чар, я почувствовала себя нехорошо. В ушах, перекрывая голоса, стоял невнятный гул. Глаза заслезились. Во рту сделалось горячо и сухо, как после внутривенной инъекции хлорида кальция, и голова закружилась…

— Да уймитесь вы! — с силой стукнула кулаком по столу леди Райс. — Вам говорят, что у девочки сломаны барьеры эмпатического восприятия, а вы и рады стараться — навалились на нее со своей магией! Милорд Райхон, вы-то куда смотрите?

— Я… — Оливер виновато поежился. — Я не могу отслеживать степень воздействия…

— Малефик, — выцедила наставница как ругательство.

— Да, — холодно отрезал ректор, прежде чем его ладонь сжала мою безвольно лежащую на столе руку, согревая и успокаивая. — Элизабет, как вы себя чувствуете?

— Нормально, — прошептала я хрипло. — Можно воды?

Он наполнил стакан из стоявшего рядом с ним графина и протянул мне. Строго оглядел притихшую комиссию, но сказать ничего не успел: когда появлялась возможность вправить кому-нибудь мозги, леди Пенелопа не терпела конкуренции.

— Ко всему сказанному милордом Райхоном, — громко произнесла она, вставая, так, чтобы глядеть на всех сверху вниз, — добавлю, что хорошо знаю мисс Аштон. Она — моя студентка — возможно, лучшая из всех, кого я учила, потому как мало кто меньше чем за месяц может добиться таких результатов в новой специальности. А еще — честная и ответственная девушка, и если кто-то из вас сомневается в ее словах или думает, что Элизабет как-то причастна к тем бесчинствам, что у нас тут творятся, то… — Я думала, она скажет, что тот, кто осмелится заявить подобное, будет иметь дело с ней, и уверена, этого было бы достаточно, чтобы меня при жизни возвели в ранг святой. Но наставница предпочла логические доводы угрозам: — То я без труда докажу вам, что она заслуживает доверия больше, чем кто-либо из вас.

— Единорог, — сказал Оливер, испортив леди Пенелопе эффектную паузу. Милорд ректор тоже не любил, когда его перебивают. — Мисс Аштон помогает доктору Грину в его проекте по изучению эноре кэллапиа и при этом свободно контактирует с изучаемым объектом. Вам известно, что на это — лучший тест на честность. Благодарю, что напомнили об этом, леди Райс, иначе мы долго могли бы еще спорить. Теперь, надеюсь, мы можем принять на веру свидетельства мисс Аштон и продолжить обсуждение нашей проблемы?

— И не вздумайте применять магию к моей ученице, — усаживаясь на место, пригрозила ворчливо наставница, все-таки оставив за собой последнее слово.

За обсуждение проблемы взялись без особого энтузиазма.

Об искажениях реальности известно слишком мало, чтобы вот так, посовещавшись, сразу найти решение. Или хотя бы понять, где это самое решение искать.

— Мы даже не знаем, сколько на самом деле пропало людей, — вынужден был признаться Оливер. — Как говорят некоторые факты, исчез как минимум еще один человек. Библиотекарь.

Историю с формулярами ректор пересказывал, подглядывая в сделанные когда-то мной записи, и я с ужасом подумала, что не будь этих заметок, он ее и не вспомнил бы. А в восьмой секции сейчас все карточки заполнены уже одним почерком.

Хорошо, что я тогда сразу же все записала.

Записала… написала…

Но… Почему я раньше этого не поняла?! Когда я писала книгу, там и слова не было ни о каких пропавших библиотекарях!

— Элизабет, — милорд Райхон поглядел на меня с тревогой, — вам все же нехорошо? Или… я что-то неверно запомнил?

— Нет, все правильно, только…

Как же мне объяснить ему? Не скажешь же, что верховный бог Трайса подсказал искать виновника среди тех, кого не было в моем романе?

— Я лишь сейчас подумала, что если я помню старую версию реальности, то должна помнить и исчезнувшего библиотекаря, — проговорила я неуверенно. — А я не помню. Значит, я либо помню об исчезновениях не все, либо этот человек не исчез, а…. Если он изменил свою судьбу — это ведь совсем не то, что исчез, да? И я о нем забыла, как и остальные. Или никогда и не знала. Потому что его… как бы не было…

До чего же сложно с этими изменениями реальности! Что было? Чего не было? Но библиотекарь подходит. Библиотека подходит. Мы гадали, где могли пересекаться все пропавшие — почему бы не в библиотеке? В восьмой секции, где хранятся книги по истории магии и магических существ. Таких, как драконы, например.

— Библиотекарь? — леди Райс скептически поморщилась. — Сомневаюсь, что какой-то библиотекарь организовал бы такое.

— Отчего же? — впервые с начала совещания подал голос профессор Гриффит. — Все наши библиотекари — маги той или иной квалификации. А многие идут на эту работу именно затем, чтобы эту самую квалификацию повысить. Я сам, в бытность свою аспирантом, подрабатывал в книгохранилище. Имел неограниченный доступ к нужной мне литературе и достаточно свободного времени для ее изучения. Полагаю, сейчас ситуация ненамного изменилась.

Я с трудом подавила разочарованный вздох.

Слова правоведа, с одной стороны, подтверждали возникшую у меня версию: все библиотекари — маги с неограниченным доступом к книгам, в том числе и редким. С другой, при таком раскладе пропавшим библиотекарем мог оказаться кто угодно. Я-то уже набросала в уме "портрет" подозреваемого, исходя из сформировавшейся еще в детстве уверенности, что библиотекари рождаются уже скучными тетками "за сорок", с собранными в пучок волосами и непременно в очках, или занудными стариками с покрытыми книжной пылью лысинами. А нашему библиотекарю ничего не мешало быть симпатичным молодым аспирантом. Или аспиранткой. Или магистром любого пола в самом расцвете сил, не сумевшим в свое время устроиться по специальности и теперь ждущим, когда в академии освободится для него подходящая должность.

— Почему бы и не библиотекарь? — поддержал мистера Гриффита профессор Брок. — Помню, я еще студентом был, работала в секции некролибрики одна дамочка. Так она без всяких научных степеней, только книжек начитавшись, однажды половину нашего кладбища подняла. При том, что вы знаете, как у нас хоронят: защиту ставят на каждую могилу, что от спонтанных пробуждений, что от целенаправленных воззваний… Ан нет! У дамы-то горе приключилось: супруг ее со студенточкой роман закрутил, вот и разошлась в гневе… библиотекарша… А нас, все старшие курсы с преподавателями, погост упокаивать отправили. Искать, кто куда разбрелся, закапывать потом…

Старый некромант вздохнул с мечтательной улыбкой: мол, хорошее было время. Провел по лысому черепу растопыренными пальцами, будто хотел взъерошить оставшуюся вместе с веселыми денечками в прошлом шевелюру, и умолк, ожидая, что теперь скажут другие.

— Предложенная мисс Аштон версия заслуживает внимания, — проговорил инспектор Крейг, на миг сфокусировал на мне взгляд разбегающихся в разные стороны глаз и вынул из папки, что принес с собой, исписанный лист бумаги. — Мы тоже предполагали нечто подобное. Один из моих стажеров даже провел несколько дней в восьмой секции, пытаясь выяснить, хранятся ли там книги, содержащие информацию об интересующих нас ритуалах. Талантливый юноша, на такие дела у него прямо-таки нюх…

Знаю я этого юношу. Судя по тому, как полицейский вновь взглянул на меня, а уголки его губ дрогнули в усмешке, точно знаю. И ведь ни словом не обмолвился, стажер хвостатый, о том, что и где разнюхал!

— Леди Райс, — обратился полицейский к целительнице, — вы помните книги, которые передали четыре года назад в дар библиотеке?

— Конечно. Если вас интересует, у меня есть полный список. Там были довольно редкие издания, доставшиеся мне от предков…

— "Истоки волшебства", например, — подсказал инспектор.

— "Истоки волшебства", — степенно кивнула леди Пенелопа. — Старинное издание, едва ли не первые печатные книги по истории магии. Отпечатаны в единственном экземпляре… в трех томах, кажется…

— В трех, — согласился мистер Крейг. — Если верить библиотечной описи. А если верить Эдриану Кроншайскому, в своих трудах ссылавшемуся на эти самые "Истоки", сборник был выпущен в четырех томах.

— Эдриан Кроншайский? — переспросила я в воцарившейся тишине. — Тот самый, что написал "Драконий век"?

— Тот самый, что в позапрошлом веке преподавал в нашей академии историю мистических существ и попутно проводил изыскания по этой теме, — дополнил милорд Райхон. — Очевидно, он имел доступ к личной библиотеке тогдашнего главы академии, где и мог ознакомиться с… четырехтомником, как теперь оказалось. Реальность меняется постепенно, мисс Аштон. Помните, как это было с мистером Лостом? Никто не помнил его самого, но в первые дни мы еще находили свидетельства его существования. Думаю, что в скором времени, если мы ничего не сможем предпринять, изменения коснутся и книг Эдриана Кроншайского, и "Истоки волшебства" навсегда превратятся в трехтомник. Тогда как в четвертом томе, я подозреваю, и содержатся инструкции по проведению вызывающего изменение реальности ритуала.

— Но почему… Я же должна это записать!

— Запишете обязательно, — немного резко пресек мои возмущения ректор. — Новые обстоятельства выяснились лишь сегодня, все-таки нелегко перешерстить целую библиотечную секцию. И работа эта еще продолжается, хоть боюсь, ничего больше мы не найдем. Но, руководствуясь тем, что уже известно, я отправил запрос в королевскую библиотеку, библиотеку парламента и в историческое общество. Возможно, где-то сохранились списки четвертого тома "Истоков" или иные источники, из которых мы сможем узнать особенности нужного нам ритуала.

— Ненужного нам ритуала, — прогудел в кулак профессор Гриффит. — Совсем это нам не нужно. Искажения реальности, одно меняет всё… Убивать за такое. Просто брать и убивать.

Произнес он это негромко, со спокойной задумчивостью, но у меня мурашки поползли по спине. О чем думал этот человек? Не о том ли, что в прежней реальности, возможно, не произошло несчастного случая, изуродовавшего его и лишившего его сына слуха? Или что-то невероятно хорошее, чего теперь он даже не вспомнит, навсегда осталось там?

А ведь каждый из присутствующих может рассуждать так же. И не исключено, что окажется прав.

Одно меняет все.

— Да, искажения реальности опасны, поскольку влекут за собой изменения, помимо тех, ради которых, собственно, был проведен ритуал, — подтвердил ректор. — И лучшее, что можно сделать, вернуть историю в ее естественное русло. Я уверен, что пока еще процесс обратим. Пока мы помним, пока на стенах еще появляются кровавые надписи — эхо использованных чар. Решение есть и мы его найдем.

Возможно, он не думал об этом, решая, кому предложить место в комиссии, но выбор оказался хорош еще и потому, что другие люди, более успешные, более счастливые, никогда и ничего не терявшие, могли бы не согласиться с ним в том, что касалось обратных изменений. Они боялись бы за свое настоящее, которое, быть может, являлось следствием искаженного прошлого. У тех, кто сидел за столом, таких сомнений не было — напротив, у них была надежда, что вернув все на круги своя, они вернут потерянное счастье.

— Первое, чем мы должны озаботиться, — строжайшая секретность, — продолжал Оливер. — Если у злоумышленника есть возможность повлиять на скорость изменений, не будем давать ему повод это сделать. Пусть остается в уверенности, что никто не знает истинной причины исчезновений. Второе: сбор информации. Все, что нам известно о магии драконов… Мисс Милс, полагаю, этот вопрос должны курировать вы. Профессор Брок вам поможет. Мистера Гриффита я хотел бы попросить…

— Да? — правовед заинтересованно поднял голову.

— Мы думаем, — милорд Райхон переглянулся с инспектором, — что для записей мисс Аштон не годится простая бумага. Нужен носитель с долгосрочной защитой от любого механического и магического воздействия. Вам ведь известна технология оформления законодательных документов? Что-нибудь, что невозможно испортить или подделать…

— Пергамент из человеческой кожи подошел бы, — без намека на шутку произнес мужчина, коснувшись кончиками пальцев обожженного лица. — Но его изготовление сопряжено с некоторыми сложностями.

— Да-да, нам бы что-нибудь попроще, — закивал инспектор.

— Можно оформить в виде "золотой грамоты", — предложил, растягивая слова, правовед. — Раньше так скреплялись вассальные клятвы. Пергамент… обычный… обработать специальным раствором, рецептуру можно найти у алхимиков. Писать придется кровью…

— Чьей? — спокойно, и меня успокаивая легким пожатием руки, спросил Оливер.

— В идеале — самого писца, — мистер Гриффит смерил меня оценивающим взглядом и разочарованно поморщился: — Но мисс Аштон быстро испишется. Поэтому — моей, вашей… любого, кому не жаль отдать полпинты для общего блага… Ритуал, последствия которого мы хотим обратить, тоже проводился на крови. Возможно, у нас получится создать противовес и зафиксировать… или хотя бы замедлить изменения. Листы пергамента сшить в книгу и под замок… Мисс Аштон лучше тоже под замок…

— Я не хочу под замок! — выкрикнула я испуганно.

— Не будем излишне усердствовать с осторожностью, — едва заметно улыбнулся мне ректор. — Элизабет уже охраняют, этого достаточно.

— Как знаете, — обронил рассеянно профессор правоведения. Прикрыл здоровый глаз ладонью, а стеклянный продолжал таращиться на нас. — Излишней осторожности не бывает… На изготовление такой книги понадобится время. Неделя-две… Потом еще писать… Найти бы мерзавца — быстрее было бы.

— Убить? — уточнил профессор Брок. — Обычно это работает: не выполнившее свое предназначение заклинание разрушается, если устранить создавшего его мага. Но тут мы имеем дело с неизвестным нам ритуалом…

— Книга, — перехватив взгляд Оливера, прошептала я одними губами.

Мужчина кивнул.

— Меру наказания для преступника определит суд, — произнес он веско. — А нейтрализовать последствия ритуала, как мы полагаем, можно, уничтожив книгу, в которой была записана новая судьба его инициатора. Не исключено, что это уничтожит и его самого, и суд не понадобится.

Кровожадные нотки, прорезавшиеся в последней фразе ректора, вызвали удовлетворенную улыбку у мистера Гриффита и заставили нервно поежиться мисс Милс.

— Вы думаете, человек, устроивший это, еще в академии? — спросила она милорда Райхона. — А если… Если он изменил свою судьбу таким образом, что находится сейчас далеко отсюда? Живет в столице, к примеру? Занимает высокую должность? Как тогда…

— Уверен, он еще здесь.

Слова свои Оливер ничем не подтвердил, но никто этого и не потребовал. Возможно, доверяли его чутью. Возможно, сами хотели верить, что преступник не ушел далеко и до него, как и до книги судеб, удастся добраться.

Дальнейшие обсуждения я слушала невнимательно. Навалилась вдруг усталость, апатия. Голова разболелась, хоть вряд ли кто-то из магов вновь решил опробовать на мне свои силы. Просто еще один длинный день. Сами собой сдавшиеся экзамены, Грин, посольство, леди Каролайн, единорог, обед с лордом Эрентвиллем, приглашение на летучий корабль, а после — это вот заседание комиссии, на котором я и протоколист, хоть с самого начала совещания не записала ни слова, и аномалия, и, пусть меня никто тут не называет так, все та же мышь, и опять надо мною собираются ставить какие-то опыты.

Хотелось скорее сбежать отсюда в общежитие, в нашу с Мэг уютную комнатку, и чтобы они с Сибил сидели рядом и болтали о чем-нибудь простом и понятном. Кофе со сливками и кусочек ванильного кекса, или шоколад с мороженым, или травяной чай — попивать медленно, укутавшись одеялом и не думать ни о чем…

— Проводить вас? — тихо спросил Оливер, когда с разговорами наконец закончили и члены новоназначенной комиссии один за другим покинули зал.

— Нет, — отказалась я, как и накануне. — Пройдусь. Меня ведь охраняют?

Время не позднее. Дождя нет. Разомну ноги, проветрю голову…

Но в холле меня поджидали.

— Мисс Аштон, — профессор Милс, уже успевшая надеть длинное синее пальто с глубоким капюшоном, спадавшим ей на лицо, приблизилась решительным шагом. — Хотела сказать вам… отлично…

Я непонимающе нахмурилась.

— По моему предмету за семестр — отлично, — разъяснила женщина. — Можете не тратить время на оформление доклада. У вас, как я понимаю, хватает других забот. И понимаю, чем вызван ваш глубокий интерес к этой теме…

Она усмехнулась и, ничего больше не говоря, развернулась и пошла к выходу.

А ко мне уже спешила неизвестно где прятавшаяся до этого момента леди Райс.

— Элизабет…

— Простите, леди Пенелопа, — потупилась я. — Я не могла вам рассказать.

— И не должны были, — отмахнулась она. — Все правильно. Мне… Мне жаль, что это случилось именно с вами, и если я могу чем-то помочь…

Что я могла сказать? Разберитесь с этим делом — и поможете мне.

— Доктор Грин в курсе? — спросила наставница.

— Нет.

— Вот и хорошо. У него достаточно своих проблем. А мы и сами справимся, да?

Заверив ее, что, конечно, справимся, и согласившись с тем, что не стоит отвлекать от прямых обязанностей ее нежно опекаемого заведующего, я попрощалась с леди Райс и наконец-то смогла зайти в гардероб за своим пальто.

Оделась и вышла на крыльцо, над которым, разгоняя вечернюю мглу, горел яркий фонарь…

— Мисс Аштон.

…выругалась мысленно и мило улыбнулась караулившему меня на ступеньках профессору Броку.

— У меня к вам предложение, мисс, — заявил он с ходу. — Возможно, оно покажется вам несколько странным, но все же рискну спросить. Вы не могли бы презентовать мне… э-э… немного своей крови?

Тут некромант, видимо, хотел дружелюбно улыбнуться, но вместо улыбки у него вышел алчный оскал.

— Зачем? — поинтересовалась я, опасливо отшагнув от старика.

— Для моей работы, мисс. Я сейчас почти не практикую, но кровь девственницы, проверенной и, так сказать, одобренной эноре кэллапиа, обладающей к тому же аномальными способностями… м-м… Нельзя же упускать такую возможность?

— Я подумаю, профессор, — пообещала я, лишь бы отвязаться от него поскорее.

Сбежала с крыльца и нырнула в темную аллейку, надеясь, что там меня не подстерегает Гриффит с интересными предложениями. Например, для пущей верности, снять-таки с кого-нибудь кожу… Я бы рекомендовала Брока — она у него и так иссушенная как пергамент.

Но правовед, если и решил озаботиться этим вопросом, то без меня. Так что, пробежавшись немного и оказавшись на достаточном удалении от главного корпуса, я остановилась, перевела дух и пошла дальше неспешным прогулочным шагом, с удовольствием вдыхая свежий воздух и любуясь зажегшимися в небе звездами…

— Элизабет…

Да они все издеваются что ли?!

— Это я, — появившийся из боковой аллеи Оливер Райхон выставил вперед ладонь, очевидно, ошибочно подумав, что я замахнулась на него, потому что не узнала. — Решил все-таки проводить вас… Не порталом, так…

Ну, если так…

Я оперлась на предложенную мне руку и мечтательно — хоть на мечты уже практически не осталось сил — прикрыла глаза: возможно, прогулка окажется даже лучше, чем я рассчитывала…

— Я хотел сказать вам…

Деловой тон, которым Оливер начал разговор, разбил мечты в прах.

— Милорд Райхон, — не дала я ему продолжить, — у меня к вам огромная просьба. Если то, о чем вы хотели поговорить, не требует немедленного решения… помолчите, пожалуйста…

— Не требует, — улыбнулся он понимающе.

И просьбу выполнил: в молчании, думая каждый о своем — я, например, о том, как заберусь сейчас под одеяло с чашкой чая, — мы дошли до моего общежития и остановились в нескольких ярдах от крыльца, там, где нас не могли увидеть из окон любопытные студентки.

— Доброй ночи, Элизабет.

— Доброй ночи, милорд.

Будем считать, что прогулка удалась.