Книга: Осторожно, женское фэнтези. Книга первая
Назад: Глава 28
На главную: Предисловие

Глава 29

Я стояла посреди огромного зеленого луга и не могла понять, как оказалась здесь. Нет, это не сон: тыльная сторона ладони покраснела от щипков, и за волосы я себя раз десять дернула. Тогда как? Над головой — глубокое чистое небо, солнце в зените. Впереди, далеко-далеко, начинается синий лес… В самом деле, синий. Слева и справа тянутся до самого горизонта поля. Сзади…
Я обернулась, и на сердце потеплело. Страха и до этого не было, но когда я увидела, кто идет ко мне по волнующемуся на ветру морю высоких трав, стало легко и спокойно, и совсем неважно, каким образом я очутилась в этом месте.
— Здравствуй, чудо чудное, — улыбнулась, ни на миг не усомнившись, что кивнувший мне в ответ единорог — именно тот, которого я навещаю в эльфийском посольстве. — Здравствуй, мой хороший.
Наверное, так выглядели мои мечты: лето, солнце, зелень, белоснежная грива и витой рог эноре кэллапиа, и никаких проблем…
Но мечты потому и зовутся мечтами, что они — не явь.
Шаг, под рукой и вместо гладкой шерсти — гладкая холодная стена.
Вместо летнего солнца — темнота терминала.
— Хотел как лучше, получилось — как всегда…
— Мэйтин!
Конечно, он! С ним всегда так: и сон — не сон, и явь — не явь.
И почти не удивительно, что пол исчез из-под ног, а воздух стал густым и плотным, чтобы удержать меня ненадолго, а затем мягко уронить в колючий серый песок.
— Подпространство, — выдохнула я, оглядев знакомую серую пустыню. Почему бы не остаться на том лугу?
— Вот и я о том же, — белобрысый бог плюхнулся в песок рядом со мной. — Почему не остаться?
— Ты меня спрашиваешь? Это же ты меня сюда…
Мэйтин косо усмехнулся, а в голове, словно пленку назад отмотали, раздался голос Оливера: "Сюда вы отправили себя сами, Элизабет".
Да уж…
— Почему так? Почему меня все время вышвыривает на этот чертов промежуточный уровень?!
— Промежуточный уровень — это не синоним "унылой пустоты", — передернул плечами бог. — Тот луг, лес, солнце — тоже промежуточный уровень. Но ты не удержалась на нем, ты не веришь.
— Во что?
Бог-мальчишка покачал головой:
— Не могу сказать. Потому что тогда ты будешь знать. А я уже объяснял: знание и вера — разные вещи.
— Не можешь сказать, — повторила я со вздохом. — Значит, будем сидеть на песочке и молчать?
— Зачем? Поговорим о чем-нибудь другом. Наверняка у тебя много вопросов.
Вопросов хватало, но что-то подсказывало, что он и на половину их них не ответит. Даже на треть…
— Не спросишь — не узнаешь, — подбодрил меня улыбкой Мэйтин.
— Ладно, попробую. Начнем с простого. У меня две подруги, Мэг и Сибил, и всего один лишний пригласительный на летучий корабль. Кого из них мне пригласить и как сделать так, чтобы вторая не обиделась?
— Да у тебя сплошь проблемы, как я погляжу, — ухмыльнулся бог. — Но эту я помогу тебе решить. Пригласи обеих.
— Шикарное решение, — похвалила я хмуро. — Отдать им оба билета, а потом махать с земли ручкой? Я вообще-то тоже хотела полетать на "Крылатом".
— Полетаешь, — отозвался Мэйтин беспечно. — Помнишь, в прошлом году вы с Мэг поднимались на гоблинскую башню?
— С Сибил, Мэг не поднималась, — поправила я, найдя нужное воспоминание в памяти Элси. — У нее голова разболелась…
— У нее всегда болит голова в таких ситуациях, — с улыбкой кивнул Мэйтин. — Она даже в ваше окно со второго этажа старается не выглядывать, а на лестницах крепко держится за перила.
— У Мэг боязнь высоты? — дошло до меня. Целительница никогда не признавалась в подобной фобии, но по ее поведению действительно можно прийти к таким выводам.
— Точно, — авторитетно подтвердил Мэйтин. — Так что смело приглашай обеих. Не сомневайся, даже ради полета на "Крылатом" твоя соседка себя не пересилит: там нужна длительная терапия.
Выходит, у Мэг серьезные проблемы, а я этого даже не замечала.
— Ты многого не замечаешь, — без упрека констатировал бог. — Детектив из тебя, прямо скажу, не очень. Вот та же Маргарита… Помнишь, леди Райс показывала тебе статистику смертности среди магов разной специализации? Как думаешь, твоя подруга знала об этом, когда шла на целительский?
— Должна была знать.
— И?
— У нее сильный дар. Именно к целительству. Против предназначения не пойдешь.
— Уверена? — усмехнулся бог. — Вспомни, как часто она этот самый дар использует? Сколько раз она тебя лечила?
— Да постоянно! — выпалила я, не задумываясь.
Не нужно даже прошлое вспоминать: с первого дня, как я заняла место Элси, целительница отпаивала меня своими эликсирами и лечебными чаями, залечивала ссадины и снимала синяки бальзамами…
— Вот черт! — я со всей сила, а вернее было бы сказать — со всей дури, хлопнула себя по лбу.
Не обрати Мэйтин на это мое внимание, я могла бы и дальше не замечать: Мэг практически никогда не использует дар. Она не тратит собственную жизненную энергию на лечение, а обходится вспомогательными средствами.
— Для этого тоже нужен талант, — добавил бог. — Маргарита преуспела в изучении целебных свойств растений и минералов, а изготовление снадобий тоже требует применения силы, хоть и не на таком уровне, как непосредственно для лечения. То есть, от предназначения она не отлынивает, но нашла способ избегать связанных с доставшимся ей даром рисков. Умная и изобретательная девушка. Тебе есть чему у нее поучиться.
— Чему?
Мэйтин промолчал. Набрал в горсть песка, сдавил в ладони и резко разжал пальцы. В воздух поднялся десяток разноцветных бабочек… И осыпался вниз серой пылью.
— Сложно с тобой, — поморщился бог. — Думал, быстрее разберемся. Хотя бы с этим.
— С чем этим?
Он снова не ответил. И расцвечивать пустоту моего персонального подуровня красками живой магии уже не пытался.
— Мэйтин.
— Хорошо, — он встряхнулся, — попробуем иначе. Намеков ты не понимаешь, подсказки пропускаешь мимо ушей, поэтому скажу прямо. Я привел в пример твою подругу, чтобы показать, как важно обращать внимание на детали. Любая мелочь может оказаться ключом. У каждой странности должно быть объяснение. Учись видеть. Учись использовать полученную информацию. И, меня ради, доводи начатое до конца! Взялась разобраться с чем-либо, разузнай все, а не делай выводов по обрывочным данным. Не отмахивайся от того, что показалось тебе незначительным, проверь сначала.
М-да… И это он прямо говорит…
— Прямо, — кивнул уверено бог.
— А можно прямо сказать, кто виноват и как все исправить?
— Как исправить, я говорил. Найди книгу. Уничтожь. Твой ректор до этого и без меня додумался. А кто виноват… Тут сложнее. Реальность меняется, Элси. Нити старой потеряны даже для богов. Человек, который в стертой реальности провел ритуал и изменил свою судьбу, в этой не делал ничего подобного. Понимаешь?
— Нет, — я замотала головой. — Как реальность могла измениться, если никакого ритуала не было? Это же парадокс. Ну, знаешь, как с путешествиями во времени. Если я вернусь в прошлое и убью своего отца до собственного рождения, я никогда не появлюсь на свет. А если меня не будет, то как я смогу отправиться в прошлое и убить своего отца?
— Это не путешествия во времени, — не согласился Мэйтин. — Переписывая реальность, ты можешь написать такую ее версию, в которой никогда не будет ни твоего отца, ни тебя. И это не спровоцирует парадокс. Новая действительность, в которой вас нет и никогда не было, заменит прежнюю — вот и все.

 

На мальчишеском лице не осталось и намека на привычную беспечность. Улыбка исчезла из глаз, по-прежнему меняющих цвет, но теперь только с темного на темный
— Хочешь сказать, это и происходит сейчас? — дошло до меня наконец. — Не было ритуала, не было тех, кто отдал для него свою кровь, никто и ничего не помнит. Просто… как будто так и было?
— Без "как будто". Так и было. Вернее будет. Будет будто так и было, но пока еще не есть. Если говорить о парадоксах, то сейчас, на стыке реальностей, их предостаточно. Я бы сказал, что сейчас — время парадоксов. Пользуясь предложенной тобой аналогией, это так, словно, твоего отца уже нет, а ты почему-то есть. А вот когда исчезнешь и ты… Знаешь, как говорят: жизнь все расставит по местам? И она расставит. Но даже я не скажу, насколько сильными будут перемены. За каждым исчезнувшим тянется длинная цепочка из сотен, может быть, тысяч других жизней и судеб. Вот, Чарли Лост — он никогда не рождался. Почему? Его родители бесплодны в этой реальности? Это был бы самый безопасный вариант. А если они все же завели ребенка? Того ребенка, которого у них не было бы, если бы был Чарли. И у этого ребенка со временем тоже появятся дети, которых не предполагала старая версия реальности. А если Чарли не родился потому, что его родители так и не встретились? Если новая реальность свела их с другими людьми? Вероятности множатся. Кому на самом деле предназначалась женщина, в измененном мире ставшая женой мистера Лоста? Кем должен был стать ребенок, которого она никогда уже не родит? Кем станет тот, что родится в браке, которого не было в изначальном плане бытия? Продолжать можно до бесконечности. И это я привожу примеры масштабных отклонений. А ведь иногда для изменений хватает одного слова, сказанного или не сказанного. А ты мне тут о парадоксах…
Мэйтин тяжело и неподдельно вздохнул, и мне сделалось не по себе. Одно дело, когда в бессилии признается человек: когда Оливер говорит, что я — все что у него есть, чтобы вернуть пропавших, когда Грин возлагает на меня ничем не обоснованные надежды по исцелению миссис Кингслей. Но когда бог вздыхает так обреченно — это страшно.
— Не верю, что ты и твое семейство никак не можете повлиять на ситуацию, — решила я не поддаваться панике. — Даже если вы не всесильны, как ты говоришь.
— Мы можем, — вечно юное божество снова вздохнуло. — Но последствия нашего вмешательства предсказать еще сложнее.
— Реальность меняется не в первый раз, — напомнила я ему.
— В прошлые разы ритуал контролировали. Драконы. С их стороны это было… Скажем так, это был эксперимент. И он не предполагал обязательного стирания людей из новой версии реальности. У них был шанс остаться… В зависимости от того, насколько искренна была их жертва и чего они сами хотели для себя.
— Как это?
— Поймешь, — воздержался от прямого ответа Мэйтин. — Уже скоро. Но все же драконы признали ритуал опасным и решили, что людям нельзя владеть подобными знаниями. Они уничтожили все документальные свидетельства, чтобы никто и никогда не смог повторить…
— Выходит, не все, — я обняла себя за плечи: серая пустыня никогда не баловала теплом.
— Все, — повторил Мэйтин. — Все документальные. Но не учли роль фольклора в людской культуре. Былины, сказания. Иносказания. Через века после ухода драконов с Трайса нашелся умник, собравший все эти истории в одной книге. А совсем недавно другой умник решил проверить правдивость сказок на деле.
— Знаешь, было бы проще, если бы ты не выдавал информацию частями, а сразу рассказал, с чем мы имеем дело. Легко упрекать в том, что я не замечаю деталей, когда я даже не знаю, куда смотреть. И… мы могли бы вернуться на тот луг, к единорогу? Тут холодно.
— Вообще-то, — Мэйтин усмехнулся, и глаза его посветлели, засверкав лукавыми искорками, — я уже сижу на том лугу. А ты — там, где сама захотела оказаться. Что касается ритуала, то есть еще несколько важных деталей. Во-первых, число участников. Их должно быть не меньше семи.
— Минимум — семь? — всполошилась я. — Но ведь у нас — всего пятеро. Шестеро вместе с библиотекарем.
— Пишущий судьбы — не в счет, — покачал головой бог.
— Но…
— Это все, что я хотел сказать об участниках обряда, — не позволил продолжить расспросы Мэйтин. — Теперь о пишущем. Ритуал, который разработали драконы, не предусматривал изменения собственной судьбы. Это опасно для самого пишущего, ведь он обречен жить на стыке реальностей, помнить обе их версии. И если память о чужих изменившихся судьбах сводила людей с ума, подумай, что должен чувствовать человек, сознание которого хранит две версии воспоминаний о собственной жизни. Время парадоксов не закончится для него никогда.
— Хочешь сказать, мы имеем дело с психом?
Час от часу не легче.
— Все зависит от того, насколько глубоки изменения, — ответил бог уклончиво. — И какой период времени затронули. Прожить одновременно два разных дня — это не то же самое, что прожить два разных года. Прожить два разных года — не то же, что два десятилетия. Представь себе человека, прожившего счастливую, им самим написанную жизнь, а в день проведения ритуала, когда реальности сошлись, получил память о своей прошлой жизни, возможно, полной боли и разочарований. Или новая реальность не стала для него желанным счастьем, и этот человек сейчас проклинает сам себя. Но измененная жизнь все-таки устраивает его больше, иначе он сам уже уничтожил бы книгу…
Боже, ну почему все так сложно?! У меня же и в мыслях ничего похожего не было, когда я писала свой роман. Как простенькая историйка превратилась в это?
— Как-то превратилась, — пожал плечами Мэйтин. — Ты просто не знала всего, когда писала, вот и… Прости, мне пора.
Он встал с песка, и я вскочила вслед за ним. Успела подняться за ноги за миг до того, как серая пустыня сменилась темнотой.
— Почему терминал? — спросила я, не надеясь на ответ. — Почему все время так: подуровень, терминал, выход? Почему нельзя сразу…
— Дверь за твоей спиной, — послышался рядом глас божий. — Открой. Посмотрим, куда тебя в этот раз вынесет.
…За дверью было лето. Не солнечный день, не цветущий луг, на котором остался мой единорог, но теплый летний вечер: звездное небо над спящим садом, ласковый ветерок, колышущий занавески на террасе маленького домика, пение цикад и запах печеных яблок… Пирог готов. Осталось вытащить из духовки и переложить на блюдо. Заварить чай…
Смотрю в последний раз на звезды и закрываю ведущую в сад дверь. Аромат печеных яблок и сдобы становится сильнее. Дразнит…
Его любимый пирог.
Неужели так и будет молчать? Прятаться за раскрытой газетой от меня и от запаха лакомой выпечки?
Будет, я его знаю.
И он меня.
Знает, что извиняться я не умею. И не буду. Но все равно подойду первой. Не потому, что виновата… хоть и виновата, да… А потому, что мне сил не хватает терпеть его обиженное молчание. Подойду, обниму сзади за плечи… Потому что люблю…
— Вот так всегда, — усмехнулся Мэйтин, выдернув меня с летней террасы. — Действительно, аномалия.
— Что это было? Как…
— Не та дверь.
— Я уже была там раньше! Вернее, Элизабет была…
"Противный старикашка в синем халате" — она рассказывала об этом Мэг в ту ночь. В последнюю ночь перед тем, как я заняла ее место.
— Я и так сказал больше, чем имел право, — проворчал Мэйтин. — Дальше сама. Думай, вспоминай. Верь…
Я открыла глаза и рывком села на постели.
Проснулась? Нет, вернулась.
В комнате темно, шторы задернуты, даже луна и звезды в окно не заглянут. Тикали знакомо настенные часы. Тихонько сопела во сне Мэг.
А мне казалось, я до сих пор чувствую запах яблочного пирога…
— Мэгги, — закутавшись в одеяло, я перебежала на кровать к подруге. — Мэгги, проснись. Мне нужно спросить…
— Утро? — зевнула, не открывая глаз, целительница.
— Нет, но…
— Элси, давай утром.
Она хотела перевернуться и зарыться лицом в подушку, но я не позволила.
— Мэг, пожалуйста. Всего один вопрос.
— Один, — с тоской согласилась девушка.
— Помнишь, ночь, когда я оживила мумий в бестиарии? Накануне мы праздновали что-то у Сибил, а потом я ушла… Помнишь?
— Угу, — промычала подруга сонно.
— Помнишь, я рассказывала тебе про старика в синем халате, когда вернулась?
— Элси, — простонала Мэг, — снова ты за свое?
— Это важно, правда. Что я тогда говорила?
— Ерунду ты говорила, — она снова попыталась отвернуться к стенке и спрятаться от меня под одеялом. Я снова не дала ей этого сделать. — Ладно. Если важно… Ты сказала, что шла по темному коридору. Как после смерти — знаешь же, что об этом говорят? Темный коридор, свет в конце… Ты увидела свет и пошла на него и оказалась в чужом доме, в чужом теле… Ну бред же!
— Нет, — невесело усмехнулась я. — Не бред. Продолжай.
— Оказалась в чужом теле, — послушно забубнила дальше Маргарита. — В какой-то рыжей тетке в возрасте, у которой был муж-старик. Тетка жутко его любила, но они из-за чего-то поссорились и не разговаривали… Ты мне все уши прожужжала этой их любовью. Как чудесно почувствовать такое, даже во сне. Такое большое, светлое… нереальное… Сказала, что хотела бы еще туда вернуться…
Она засыпала, глотая слова, и я больше не видела причин ей мешать.
Главное я узнала.
Темный коридор — терминал.
В моем родном мире тоже ходят байки о свете в конце тоннеля, но до слов Мэг я никак не связывала эти истории с буферным отсеком между мирами, хотя действительно похоже. Темный тоннель — терминал. Свет — открытая дверь.
Не та дверь.
Мэйтин сказал, что я все время открываю не ту дверь. И Элси открыла не ту. Попала в яблочно-пироговое лето пожилой четы и прониклась духом любви, витавшим в тамошнем воздухе вместе с ароматами горячей сдобы. Это можно понять: я тоже прониклась. Словно на несколько минут стала той женщиной, много лет безоглядно влюбленной в своего мужа и так же сильно и искренне любимой. Не каждому дано испытать такое счастье, и не удивительно, что Элизабет хотела вернуться туда, чтобы еще раз пережить радость чужой любви…
Но как она планировала сделать это?
Как она вообще оказалась в терминале?
— Мэг, — я затрясла только-только задремавшую целительницу. — Ты не знаешь, где с утра найти Грайнвилля?
— Один вопрос, — ворчливо напомнила подруга.
— Ну, Мэгги!
— Один, — буркнула она зло, выдернула у меня из рук край одеяла и все-таки накрылась с головой.
Ладно, сама узнаю.
Где жил Грайнвилль я понятия не имела. Знала лишь, что не в посольстве. Где учился? А где у нас учатся эльфы? Везде и нигде. Поэтому я не стала искать в огромной академии одного-единственного длинноухого, я пошла другим путем.
Солнце, обещавшее быть сегодня таким же по-весеннему ярким и теплым, как и вчера, едва поднялось над горизонтом, а я уже стучала в дверь Норвуда Эррола. И плевать, что подумает мой охранник-невидимка о столь ранних визитах в мужское общежитие. А если Оливер поинтересуется потом, найду, что сказать.
— Кто там? — спросили из-за двери, прежде чем в дверном проеме показалась незнакомая заспанная физиономия, заставив вспомнить, что оборотень делил комнату не только с Владисом. Высокий худощавый парень скользнул по мне заинтересованным взглядом сверху вниз и обратно, запахнул на груди мятую рубашку и пригладил пятерней длинные льняные волосы. — Надеюсь, вы ко мне, мисс?
— Не хочу разочаровывать, но нет. Мне нужен Рысь.
— Рысь, — кивнул со вздохом блондин. — Почему всем красивым девушкам нужен именно Рысь? Рысь! — крикнул, обернувшись через плечо. — Вставай, котяра мартовский, тут к тебе очередная красотка!
И где, скажите мне, хваленая мужская солидарность? Зачем же так подставлять товарища? Вдруг я и правда его подружка — ревнивая до жути некромантка, прячущая в рукаве ритуальный кинжал?
— Так и думал, что это ты, — усмехнулся вместо приветствия вышедший в коридор оборотень. Видимо, красоток к нему захаживало не так уж и много.
— И тебе доброго утра.
— Что-то случилось?
— Разве ты теперь узнаешь о случившемся не раньше меня? — не удержалась я от того, чтобы упрекнуть талантливого полицейского стажера в укрывании информации.
— Элси, я серьезно, — рыкнул он недовольно.
— Ничего не случилось, — решила я не действовать ему на нервы. — Мне срочно нужен Грайнвилль, и я решила, что ты можешь знать, где его найти… Ты же у нас все знаешь.
— И зачем тебе наш остроухий друг? — проигнорировал очередную демонстрацию обиды Норвуд.
— Хочу проконсультироваться по вопросам эльфийского этикета, — ответила я с самым честным выражением лица. — Вчера я была в посольстве, обедала с лордом Эрентвиллем. Сегодня, возможно, тоже пойду. Не хочется сделать что-нибудь не так и стать причиной международного конфликта.
— Ты можешь, — хмыкнул Рысь. — Грайнвилль планировал с утра пойти на лекцию по созданию оптических иллюзий. Факультет искусств. Знаю, потому что видел его вчера вечером. Кстати, он о тебе расспрашивал. Видимо, тоже хотел проконсультироваться. Например, о том, как врать друзьям и не краснеть.
— Что же ты ему этого не объяснил?
С минуту мы молча сверлили друг друга сердитыми взглядами. Я не выдержала первой. Действительно, к чему это глупое детство? Взрослая тетка же, нужно и вести себя соответственно. А то вжилась, понимаешь ли, в образ.
— Это не имеет отношения к расследованию, — сказала спокойно. — Мне в самом деле нужно разузнать кое-что для себя.
— Верю, — кивнул после паузы парень. — Но все равно будь осторожнее.
— С эльфами? — я подумала, что он, возможно, раскопал что-то о роли длинноухих в этом деле.
— Вообще, — не подтвердил моих догадок друг. — Не нравится мне, как все закручивается. Нет, — покачал головой в ответ на мой вопросительный взгляд, — ничего нового не узнал. Просто не нравится. Мутная история.
Факультет искусств — самый малочисленный в магической академии. Чтобы учиться здесь, помимо дара нужно обладать талантом, а еще — уверенностью, что, потратив на образование семь лет, сумеешь превратить свой талант в источник дохода. Такова жизнь: магам тоже хочется есть. Потому талант зачастую втаптывался в землю прагматизмом, нуждой и амбициями или находил лазейку в виде факультативного изучения, а юные одаренные устремлялись на другие отделения, осваивать общественно нужные и гарантированно прибыльные профессии.
Аудитория, в которой шла лекция по иллюзиям, — огромный холодный амфитеатр — не заполнилась слушателями и на треть, однако Грайнвилль все равно забрался на самый верх. Любопытные взгляды находили его и там, но не такие долгие и пристальные, какими они могли быть, сиди он на одном уровне с остальными студентами.
— Здравствуй, Илси, — в прозрачных глазах эльфа не прочесть эмоций, но уголки его губ дрогнули и рисунок на щеках слегка поплыл: возможно, и правда рад.
— Здравствуй, — я присела рядом.
— Интересуешься изобразительным искусством?
— Нет. Другими вещами.
Тонкая белесая бровь приподнялась и изогнулась, заставив подумать о том, что эльфы помимо прочего изучают и людскую мимику. Вот это, например, — заинтересованность.
— Я хотела поговорить о той ночи, когда ты помог мне оживить горгулий.
— Ты их не оживила, — поправил Грайнвилль. — Только заставила двигаться.
— Заставила двигаться, — признала я справедливость уточнения. — Прежде мне не удавалось такое. Я знала нужное заклинание, но приходилось поддерживать чары непрерывно. А в ту ночь я навела плетение на мумии, и оно больше часа держалось без подпитки. Как?
— Ты не помнишь, — констатировал эльф.
— Нет. Я же говорила, что много выпила тогда. Но догадываюсь, каким образом создала такое сильное заклинание.
Грайнвилль повторил фокус с бровью.
— Я сплела его не на этом уровне, — озвучила я появившуюся ночью и окрепшую к утру догадку. — Ты каким-то образом провел меня на промежуточный уровень? В подпространство?
Эльф медленно кивнул:
— Кажется, да.
— В смысле — кажется? — опешила я от такого ответа. — Ты что, сам не знаешь, что сделал?
— Кажется, — продолжал растягивать слова он, — у людей это так и называется. Промежуточный уровень. Плохое название. Непонятно, какой промежуток имеется в виду. — Длинный палец эльфа указал на пустые ряды между нами и слушающими лекцию студентами: — Скамейки расположены на разных уровнях. Для нас и для них этот — промежуточный.
— А если не придираться к формулировкам?
— Да. Но не проси меня делать это снова. Если ты забыла дорогу в край ожившей силы, то еще не готова к новому погружению.
Готова или нет, погружаюсь я регулярно. Только никакой ожившей силы при этом не наблюдаю. В лучшем случае она спит, в худшем — уже похоронена в серых песках.
— Не попрошу. Но мы можем обсудить теорию? Я слышала, что с промежуточного уровня можно не только в астрал выйти, но и найти путь в другие миры…
— Т-с-с, — Грайнвилль приложил палец к губам, и я настороженно умолкла. О таком нельзя спрашивать? Как и о драконах? — Скучная лекция, — проговорил эльф, недолго прислушивавшийся к оживленно жестикулирующему мужчине за кафедрой. — Выйдем? Прогуляемся и обсудим теорию.
Выйдя из корпуса, он застегнул пальто, поправил шарф и подал мне руку. Ни человеческая одежда, ни заимствованные у людей манеры не делали его ближе и понятнее, но он хотя бы пытался казаться своим, тогда как я, будучи для него такой же чужой, даже не думала о том, чтобы как-то сгладить различия между нами.
— Ты собиралась в лечебницу после встречи со мной? — продемонстрировал Грайнвилль осведомленность о моем дневном распорядке. — Хочешь, проведу тебя? А по пути поговорим?
— Хорошо.
Я взяла его под руку, и мы неспешно пошли по выложенной узорной плиткой дорожке.
— Почему ты думаешь, что нашла путь в другой мир, Илси? — спросил эльф без предисловий. В мысленно составленном мною диалоге этот вопрос предваряли не менее десяти реплик, но нечеловеческая логика порой помогала значительно сэкономить время.
— Звезды, — ответила я коротко.
Небо над спящим садом.
Когда я была там, в теле той женщине… Нет, когда я была той женщиной, когда смотрела вокруг ее глазами и воспринимала увиденное через ее мысли и чувства, я не заметила ничего странного, ведь она видела это небо тысячи раз и помнила его так же, как я помню небо над моим городом, а Элси — звезды, что светят ночами над академией. Но вспоминая после, я поняла: то было чужое небо и чужие звезды, не мои и не Элизабет. Я подумала было о другом полушарии Трайса, где обе мы не бывали, но, учитывая наличие терминала, версия с переходом из мира в мир показалась мне более логичной. И Грайнвилль своим вопросом косвенно подтвердил ее.
— Расскажи мне, — попросил он.
Умолчав о Мэйтине и серых песках, я поведала эльфу о рыжеволосой женщине, ее муже и яблочном пироге, представив все так, будто побывала в их мире еще в ту ночь, когда ожившие бестии пели серенады под окнами Оливера Райхона.
— Так бывает, — степенно и спокойно, словно не услышал ничего удивительного, кивнул Грайнвиль. — Редко. В особых случаях. То, что ты была не совсем трезва, могло сыграть роль. Люди используют разные ухищрения, чтобы войти в глубокий транс. Травы, окуривания. Алкоголь имеет схожее действие. Ты отсутствовала недолго. Я думал, успела лишь сплести нужное заклинание. Но там иное понятие времени. И много дорог, на которых легко заблудиться человеку, потерявшему контроль.
— Значит, ты веришь, что это был другой мир?
— Верю. И рад, что ты вернулась. Я слышал от старших, что, если человек заблудится в паутине путей и попадет в иной мир, он может остаться там навсегда. Ты ведь не была собой, когда смотрела на чужие звезды? Ты ощущала себя той женщиной. И могла стать ею. Приняла бы ее память и ее жизнь и потеряла бы себя.
— Но как…
— Хочешь знать, кто это был?
Я закивала, хотя на самом деле собиралась задать другой вопрос.
— Есть теория, — начал неспешно эльф. — О бесконечном множестве миров. Все, что ты только можешь себе представить, где-нибудь существует. Все, о чем ты мечтаешь или чего боишься, где-нибудь сбывается. Миров так много, что возможно абсолютно все. Где-то ты можешь быть королевой. Где-то — нищенкой. Всесильной чародейкой или посудомойкой.
— Хочешь сказать, — я недоверчиво тряхнула головой, — та женщина — это я из другого мира?
— Ты — такая, какой могла бы быть, родись в другом мире, у других родителей, с другой внешностью и другой судьбой. Сколько есть миров, столько есть вероятностей каждого человека… Так говорят старшие…
— Только человека? — пробормотала я, тогда как мысли были заняты совсем другим. — А эльфы?
— Людская жизнь коротка. Ее не хватает на то, чтобы осуществить все задуманное. Потому людям дана возможность проживать бесчисленное количество разных жизней. Эльфы и так живут достаточно долго. Но это… только теория. Мы ведь обсуждаем теорию, да, Илси?
Я склонила голову, соглашаясь, да так и пошла дальше, глядя под ноги, на дорожку, выложенную уже не разноцветной плиткой, а щербатой гранитной брусчаткой. Неделю назад, может, чуть больше, серых плит не видно было под снегом, а сейчас между ними уже пробивалась молодая травка — лишнее напоминание о том, как долго я уже здесь. Намного дольше, чем рассчитывала поначалу. Забавного приключения не получилось. Загадки все множатся и множатся. А ответы влекут за собой новые вопросы.
— Почему ты уверен, что та женщина — вероятность меня? — спросила я эльфа, продолжая считать трещины на плитах. — Она может быть кем угодно.
Не то, чтобы мне не хотелось ее судьбы, наоборот — хотелось. Уютный домик, яблочный пирог, мужчина, с которым прожита долгая и счастливая жизнь, и чувства, не утратившие с годами света и нежности. Конечно, хотелось. Потому и задала этот вопрос — чтобы убедиться наверняка.
— Так говорят, — отозвался Грайнвиль. — Говорят, что попасть в другой мир человек может лишь по пути, связывающему все его возможные судьбы.
— Но кто подтвердит, что это действительно так, а не иначе?
— Были те, кто знал. Они сказали моим предкам. А я говорю тебе.
— Драконы?
Эльф не ответил.
Остановился. Мягко развернул меня к себе. Сжал тонкими пальцами мои ладони.
— Не ищи доказательств, Илси. Это так, просто поверь. И не ищи больше другие миры. Это опасно.
— Почему?
— Я уже сказал: ты можешь остаться там навсегда. Бывают, что маги погружаются в подпространство, чтобы работать с плетениями, и не возвращаются. Умирают для этого мира. А в другом не живут, а лишь наблюдают чужую жизнь. Ты можешь захотеть остаться в одной из своих версий. Какое-то время будешь радоваться этому. Будешь думать, что управляешь новой судьбой. Но вскоре забудешь себя прежнюю, и новая судьба будет управлять тобой. В одном мире может быть лишь одна версия одного человека. И это будет изначальная версия, и никак иначе.
С этим я поспорила бы.
Изначальная версия для Трайса — Элизабет. А я — пришлая, мне следовало раствориться в памяти и мыслях Элси, как это было, пусть всего на несколько минут, когда я оказалась мире той рыжеволосой женщины и ее "противного старикашки". Но не растворилась. У меня был доступ к ее памяти, и эмоции порой прорезывались, обычно мне не свойственные, но я оставалась собой, как и обещал Мэйтин.
В том, что Элси — местная версия меня, я не сомневалась с первой секунды, как услышала объяснения Грайнвилля. Я сама написала это. В своей книге, в самом первом абзаце: "Меня зовут Элизабет Аштон". Но если нужны другие доказательства, они есть. Простейшее уравнение. Когда "а" равно "с" и "b" равно "с", то "а" равно "b" — без вариантов. В доме, пахнущем счастьем и яблочным пирогом, у нас с Элси была одна и та же версия, обе мы на несколько бесконечных мгновений окунулись в одну и ту же память, успев испытать одни и те же чувства.
Не это ли имел в виду Мэйтин, говоря, что пойму, что случилось с Элизабет, когда смогу ответить на вопрос, кто она такая?
И, кажется, я поняла. Ничего с ней не случилось. Во всяком случае, она так думает. Бог-мальчишка просто поменял нас местами. При слиянии сознаний я, а не она оказалась доминирующей личностью. И сейчас Элси воспринимает мои мысли и поступки как свои. Вот почему Мэйтин так беспечен и смеется над моими страхами по поводу мною самой придуманной версии меня же. Когда я вернусь в свой мир, он заберет у нее лишнюю память, и Элизабет продолжит жить, уверенная в том, что по собственной воле перевелась на целительский, затеяла расследование загадочных исчезновений, вступила в анонимный бойцовский клуб… И все остальное, что я делала и еще сделаю — это тоже будет ее.
— Почему ты молчишь? — Грайнвилль еще держал меня за руки.
— Думаю.
— О чем?
Он разжал пальцы, отпуская меня, и я тут же отвернулась. Пошла неспешно по дорожке, глядя уже не под ноги, а на росшие вдоль обочины кусты, выискивая на тонких веточках набухшие почки…
— Почему об этом никто не знает? О том, что ты рассказал мне?
— Об этом все знают, Илси, — в голосе эльфа послышалось что-то похожее на удивление. — Но подобные случаи — редкость. И нет прямых доказательств существования иных миров. Поэтому ты не найдешь упоминания о таком в своих учебниках. Разве только в сборниках легенд. Люди не способны принять истину без доказательств. Я знаю, потому что верю. Ты веришь, потому что знаешь. Но другим тяжело будет принять твое знание. Даже если ты расскажешь им о своем путешествии. Поэтому…
— Мне лучше никому ничего не рассказывать, чтобы меня не приняли за сумасшедшую? — усмехнулась я с горечью.
Люди не верят древним легендам до тех пор, пока они не оживают у них на глазах. Как та легенда о ритуале, способном изменить реальность.
— Тебе лучше совсем забыть об этом, — сказал эльф. — И не пытаться снова попасть в чужой мир. Чужие миры не для тебя. Твой — здесь. Держись за него. Это — мой совет друга.
— Спасибо.
Мы простились на ступенях лечебницы, преодолев в молчании остаток пути. Мне о многом хотелось его расспросить. И о промежуточном уровне, и о терминале, и о других мирах. И о драконах, хоть он вряд ли ответил бы. И об эльфах. Понять, почему они такие: хранят тайны, которые совсем не тайны, и неукоснительно соблюдают кажущиеся людям нелепыми законы… Но мысли перепутались, и не нашлось нужных слов. А Грайнвилль, рассказав мне все, что собирался, не видел нужды говорить о чем-либо еще.
— Занятные у вас знакомые, мисс Аштон, — опустив приветствие, объявил мне Грин, с которым я столкнулась в холле. Доктор, в пальто и шляпе, с кожаным саквояжем в руке, стоял у окна и, несомненно, видел, кто провожал меня до крыльца. — Сначала оборотень с букетом, теперь эльф. Есть еще интересные экземпляры в вашей коллекции?
Я привычно напряглась, приказав себе вспомнить, что далекие от положительных эмоции, которые будит во мне этот человек, — всего лишь реакция лишенного магической защиты организма, и даже улыбку смогла выдавить:
— Есть, конечно. Вы, например.
Шутка не удалась. Грин нахмурился, заставив меня испытать знакомый иррациональный страх и желание скорее закончить разговор.
— Меня не будет до полудня, — прежде чем я успела сбежать, предупредил мужчина. — А на два назначена операция.
Я рассеянно кивнула и лишь потом поняла, почему он вдруг отчитывается передо мной: к единорогу сегодня не пойдем.
Жаль, мне хотелось поговорить с ним о том, что я узнала от Грайнвилля. Возможно, мое чудо чудное помогло бы избавиться от остатков сомнений.
Но их не так много и осталось.
Теперь я знала, что не просто "дописываю" историю Элизабет — я устраиваю свою судьбу. Ту судьбу, которая могла бы быть моей, родись я в этом мире. Можно сказать, не для чужого человека стараюсь.
Это вносило дополнительный стимул.
Только все равно грустно…
Но откуда Грин знает, что те цветы принес именно оборотень?
Я споткнулась об эту внезапную мысль, остановилась и обернулась через плечо, но целителя уже не было в холле.

 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
Назад: Глава 28
На главную: Предисловие