Глава 13
Разговор с доктором Грином состоялся раньше, чем я рассчитывала. Вернее, я совсем не рассчитывала на разговор, хотела присмотреться к заведующему со стороны, расспросить леди Пенелопу, но… Так вышло.
Началось с того, что я встретила Анабель.
Точнее, увидела.
Рано утром я шла в лечебницу, а у боковой калитки стоял автомобиль. Мне показалось, что тот самый, что подобрал меня по дороге из коттеджного поселка, но подойдя поближе, я поняла, что ошиблась: этот выглядел немного иначе, и водитель был другой. А рядом с автомобилем, на крыше которого были закреплены веревками два чемодана и большой тряпичный узел, стояла в окружении больничных сестер Анабель. Меня она не заметила, но я и не хотела попадаться ей на глаза. Отчасти потому, что глаза эти были красными от слез, и у меня имелись основания полагать, что я знаю их причину. Девушка улыбалась через силу, уверяла обступивших ее женщин, что "там" ей будет лучше, и тут же говорила, что осталась бы, если бы могла. Потом сказала, что "так надо" и со значением добавила: "Вы же понимаете?".
Я решила, что понимаю. Но держала бы и дальше свое мнение при себе, если бы дверь кабинета Эдварда Грина, когда я шла мимо по коридору, не оказалась распахнута настежь.
— Вы уволили Анабель? Как вы могли! — возмущенно высказала я господину доктору, как ни в чем не бывало попивавшему чаек на рабочем месте.
— Э? — спросил он, с недоумением уставившись на меня поверх чашки.
— Вы же сами говорили, что ей нужна работа! Особенно сейчас!
Грин отставил чашку и пригляделся ко мне, словно собирался на глаз поставить диагноз.
— А, вы эта, как там… Аштон, — он поморщился, ворочая челюстью, словно мое имя завязло у него в зубах. — Снова направление на анализ крови? Или сейчас появится милорд Райхон, и мы пойдем к единорогу?
Мужчина поднялся, и я невольно отпрянула к двери, но та вдруг сама по себе захлопнулась за моей спиной.
— Что вы тут делаете, я вас спрашиваю?
— Я хочу знать, почему вы уволили Анабель, — произнесла я четко, поняв, что отступать некуда.
— Может, все-таки сдадите кровь? — ласково скалясь, предложил доктор. — А лучше полное обследование проведем? Кажется, вы не совсем здоровы. С чего вы взяли, что я ее уволил?
— Автомобиль стоит у ограды, чемоданы на крыше, Анабель прощается с подругами, — вывалила я все разом. — Скажете, мне это померещилось?
Грин выглянул в окно.
— Нет, — покачал головой. — Не померещилось. Автомобиль у ограды, чемоданы на крыше, Анабель прощается с подругами. Все, как вы сказали.
— Издеваетесь?!
— Я? Помилуйте, мисс, вы сами ворвались ко мне с нелепыми обвинениями. Да, Анабель уезжает, но я ее не увольнял. Она сама уволилась.
— Сама, конечно. Поэтому плачет теперь?
— Плачет? — доктор нахмурился. — Наверное, ей грустно. Здесь у нее остается немало друзей. Вы бы плакали мисс, если бы пришлось прощаться с друзьями? Если они у вас, конечно, есть.
Этот человек меня бесил. Ему удавалось оскорблять меня каждой, казалось бы, нейтральной фразой, каждым взглядом и даже молчанием. Хотелось отплатить ему той же монетой, но, похоже, эту валюту я оставила в другом пальто, в другом мире.
— Дышите ровнее, — посоветовал Грин. — Этак вас удар хватит. Хотите знать, куда и почему уезжает Анабель? Хорошо, скажу. Ее муж получил назначение в другой город. Хорошее место, жалование выше, чем он получал в академии, квартиру выделяют больше, чем была у них тут, что немаловажно в их обстоятельствах. Естественно, он согласился.
— Муж? — растерялась я. — У Анабель есть муж? Но я же спрашивала вас об отце ребенка, и вы сказали…
— Что это не ваше дело, — усмехнулся доктор. — Разве я был не прав? Кто вы Анабель? Подруга? Нет, иначе не задавали бы таких вопросов. Значит, не ваше.
Боже, как я устала чувствовать себя идиоткой!
— Я удовлетворил ваше любопытство? Не смею задерживать, — мужчина широким жестом указал на дверь. — Хотя… — взгляд его, задержавшись на мне, неуловимым образом изменился. — С вами все в порядке?
Он шагнул ко мне и протянул руку, словно хотел дотронуться, хоть между нами оставалось еще достаточное расстояние. От внезапного, непонятно чем вызванного страха, я застыла на месте, и, наверное, не могла бы пошевелиться, даже если бы Грин подошел вплотную и сжал пальцы у меня на шее. Спасти меня могло только чудо. И оно не заставило себя ждать.
— Доктор Грин! — без стука вошла в кабинет леди Райс и удивленно замерла, увидев меня. — Элизабет? Что вы тут делаете?
— Я… — когда дверь открылась, целитель опустил руку, и удерживающий меня страх отступил. — Зашла к господину доктору, чтобы… спросить о книге. Мне нужна книга для доклада, "Город драконов". В библиотеке сказали, что ее читают, я посмотрела формуляр и…
Боже, зачем я вспомнила о книге? Это же улика!
— Что за чушь? — скривился доктор. — Я вернул ее еще осенью. Скажите, пусть ищут лучше. Что у вас леди Пенелопа?
Он переключился на наставницу, и, пользуясь этим, я хотела выскочить в коридор, но леди Райс придержала меня за локоть.
— Я к вам как раз по поводу Элизабет, — сказала она. — Хочу попросить для нее разрешения присутствовать при вскрытии, которое будет проводить доктор Кленси. Вы же помните, вчера привезли того юношу…
— Помню. Только не понимаю, зачем Элизабет присутствовать при вскрытии.
— Она пропустила анатомический практикум, а это — отличная альтернатива, мне кажется — разъяснила леди Райс.
Заведующий откашлялся.
— Можно поподробнее? — попросил он. — С каких пор студенты факультета боевой магии стали углубленно изучать анатомию? Я чего-то не знаю?
— Видимо, да, — улыбнулась наставница. — Того, что мисс Аштон больше не учится на том факультете. Теперь она — моя студентка. Вернее, станет ею, когда сдаст необходимые для перевода экзамены. Пока же у нее подготовительный курс. И во время моих дежурств Элизабет будет здесь, со мной, — на это леди Пенелопа разрешения не просила, просто ставила Грина в известность. — Но ей не помешает понаблюдать и за работой других специалистов.
— Это, — палец заведующего указал на меня, — ваша студентка? Вы не шутите?
— Ничуть. Документы оформлены должным образом, Элизабет готовится к экзаменам и, думаю, прекрасно их сдаст. Девушка она умная, целеустремленная и не боится сложностей.
— Хм… Никогда не сомневался в точности ваших оценок, леди Пенелопа, но… Хорошо, если вы считаете, что мисс Аштон нужен подобный опыт, пусть идет.
— Куда? — осмелилась спросить я.
— В морг, — мрачно изрек, глядя мне в глаза Грин.
"Ура! В морг!" — возликовала я в душе. Компания покойников казалась намного привлекательнее проводившего меня подозрительно-задумчивым взглядом целителя.
Моя готовность немедленно отправиться в мертвецкую привела в замешательство леди Пенелопу. Пришлось заверить ее, что подобный всплеск энтузиазма вызван исключительно моей тягой к знаниям, а не какими-то болезненными наклонностями. Я же умная, целеустремленная девушка. Нужно поприсутствовать на вскрытии? Без проблем. Не мне же его проводить. Постою рядышком, сравню увиденное с иллюстрациями учебников. Мертвецов я не боюсь, в отличие от некоторых живых.
Наставница провела мне короткий инструктаж, указав, на что нужно обратить внимание, снабдила карандашом и блокнотом для конспекта и салфеткой, пропитанной чем-то с резким цитрусовым запахом, и отвела в расположенный в подвале морг. Тут было холодно, но светло и чисто, так что никаких негативных ассоциаций не возникло. Даже когда я оказалась в прозекторской, где на столе уже лежал подготовленный к вскрытию труп молодого человека лет двадцати. От мысли, что это кто-то из студентов, стало не по себе, но потом я вспомнила слова леди Райс о том, что его откуда-то привезли, и успокоилась. Хотя странно было, что в лечебницу привезли не больного, а уже умершего человека.
Странность эту разъяснил доктор Кленси, приятный мужчина лет пятидесяти, совмещавший обязанности хирурга и патологоанатома. Оказалось, юношу везли издалека. Везли еще живым, смерть настигла его в дороге, и причину этой смерти сейчас нужно было установить. Доктор предполагал перитонит, на это указывали симптомы, описываемые сопровождавшими больного в лечебницу, и некоторые внешние признаки, как то цвет кожи и вздутый живот покойника, но это предположение нуждалось в подтверждении.
Помимо меня в прозекторской было еще двое студентов-старшекурсников. Их, обрядив в халаты и плотные фартуки, допустили непосредственно к столу и позволили ковыряться во внутренностях, потому на меня, скромно стоящую в сторонке, они смотрели как на пустое место. Зато доктор, вероятно, выполняя просьбу леди Райс, обо мне не забывал. Объяснял, рассказывал, показывал. Ненавязчиво задавал какие-то вопросы, проверяя, насколько я знакома с теорией.
Корректный и доброжелательный, он производил впечатление хорошего специалиста и хорошего человека. Наверное, потому и вскрытие, в итоге подтвердившее его выводы относительно причин смерти, я пережила без проблем. Да, процедура малопривлекательная, но "пациенту" уже не больно. Запах отвратительный, но у меня была салфетка. А доктор выполнял все так четко и аккуратно, комментируя каждое свое действие, что я чувствовала себя как на уроке. Правда, было несколько особо неприятных моментов. Тогда я жмурилась, прижимала салфетку к носу и несколько секунд просто слушала размеренный голос мистера Кленси, призывавшего меня обратить внимание на структуру и цвет тканей или расположение сосудов, после чего открывала глаза, смотрела, запоминала и записывала. Не знаю, можно ли счесть это извращением, но мне было интересно.
— Вы молодец, — похвалил меня доктор Кленси, когда все закончилось. — Еще несколько раз понаблюдаете, и можно будет самой браться за скальпель.
Так далеко я в своих мечтах о карьере целителя не заходила, но за комплимент поблагодарила, и от чашечки чая в приватной обстановке не отказалась. Мне в самом деле понравился этот уравновешенный джентльмен с интеллигентной бородкой и улыбчивыми голубыми глазами. Понравились его добрые шутки, ничуть не похожие на тот циничный стеб, который обычно приписывают патологоанатомам. Понравились обходительные манеры. В его приглашении не было ничего непристойного или двусмысленного: время приближалось к обеду, позади выполненная работа, впереди еще полдня, и может случиться, что на чай уже не останется времени.
Кабинет доктора Кленси располагался в левом крыле лечебницы, тогда как кабинет леди Пенелопы — в правом, и я решила, что не стоит бегать туда-сюда по коридорам, чтобы предупредить наставницу о короткой отлучке.
— Входите, мисс Аштон, входите, — пригласил меня внутрь радушный хозяин. — Сейчас вскипятим воды, у меня отличный примус. Чашки здесь… Овсяное печенье?
— С удовольствием, — согласилась я.
Вспомнились байки, о перекусах в прозекторской, шокирующие непосвященных обывателей, но кабинет мистера Кленси — это уже не морг, а руки я, пусть во время вскрытия и не держала в них ничего помимо карандаша и салфетки, тщательно вымыла.
— Скажите, Элизабет, вам нравятся кошки? — спросил доктор.
— Конечно! У меня…
…замечательный котяра дома, но рассказывать об этом не нужно.
— Хотите, покажу вам своих котят, пока закипает чайник? — предложил мужчина, не обратив внимания на оборвавшуюся на полуслове фразу.
— У вас котята? — по-детски удивилась я. — Здесь?
— В соседней комнате. Доктор Грин не позволяет держать их на виду. Назвал мерзостью.
Сам он — мерзость!
— Он и к людям не очень добр, — заметила я деликатно.
— Есть немного, — согласился мистер Кленси. — Но котики — это же прелестно, разве нет?
Только бездушный сухарь вроде здешнего заведующего стал бы спорить с этим утверждением.
— Пойдемте, — поманил меня хозяин.
К кабинету, как и у леди Райс, примыкала маленькая комната для отдыха, но если у наставницы это было просто обставленное помещение — шкаф, кушетка, небольшой столик — то интерьер личного уголка доктора Кленси напоминал убранство кукольного домика. Занавески с оборочками, засушенные букетики в вазах, яркие лаковые миниатюры на стенах, ажурные полочки, в креслах — украшенные цветной вышивкой подушечки.
— Вот они, мои хорошие, — с умильной улыбкой протянул мужчина, указывая на накрытый клетчатой скатеркой стол у стены.
Там, на маленьких деревянных стульчиках сидели два игрушечных котенка, судя по галстуку на одном и кокетливо сдвинутому на ухо бантику у другого — мальчик и девочка. На круглом столике между ними стоял миниатюрный чайный сервиз. Лапка мальчика тянулась к чашке, а девочка придвигала к себе блюдце с бумажным пирожным. К столику был придвинут еще один стульчик, пустой, словно парочка ждала гостя.
— А, так вот какие у вас котята! — рассмеялась я.
Потянулась, чтобы погладить зверюшек, и так и замерла с занесенной над столом рукой, пораженная жуткой догадкой.
Никакие это не игрушки! Это… мерзость…
— Вам нравится? — напрашивался на похвалу доктор Кленси.
— Очень, — заставила себя улыбнуться я. Даже руку не одернула и погладила бантик на голове девочки.
— Тонкая работа, — гордо сообщил мужчина. — Они же такие маленькие. Представляете, как сложно снять без повреждений шкурку?
Представила. И прокляла свое слишком живое воображение, в довесок к ужасам живодерства дорисовавшее на пустом стуле моего Графа, сидящего в неестественной для кота позе, выпрямив спину и вальяжно забросив лапу на лапу: черная шерстка с белой манишкой, и в костюм обряжать не надо, на стеклянном глазу монокль, а в зубах сигара…
Наверное, странно после того, как при мне только что "выпотрошили" человека, сокрушаться о судьбе несчастных котят, попавших в руки таксидермиста, и бороться с приступами тошноты, глядя на их хорошенькие чучела. Но тот человек был уже мертв, и установление причин смерти было необходимой процедурой, а котята… Чучело убитого на охоте медведя или волка не впечатлило бы меня так, но это же котята — не трофей, которым можно похвастать, не диковинка, которую выставляют для обозрения — просто котята…
Сама не знаю, как у меня хватило сил пить после чай и слушать рассказы доктора Кленси о тонкостях создания подобной "прелести", об обработке шкуры ядами, изготовлении каркаса и сложностях выбора материала для набивки.
— Обычно для обработки используют мышьяк, но если удастся раздобыть яд гидры или василиска — лучше брать их. Они не только защитят шкурку от вредителей, но и способствуют ее более долгому хранению…
Я кивала и вежливо улыбалась. С чашкой в руке — увеличенной копией той, что стояла перед котенком-мальчиком, чувствовала себя набитым соломой чучелом, и отчаянно завидовала доктору Грину, который на правах главного здесь, мог, не стесняясь, высказать все, что думает о таком интересном хобби.
Я встретила его, когда, сбежав наконец от улыбчивого мистера Кленси, шла к кабинету наставницы.
— Неважно выглядите, мисс Аштон, — заметил он с плохо скрываемой издевкой. — Не понравился наш морг?
— Морг? — переспросила я отстраненно. — Нет, в морге все прошло хорошо, спасибо за разрешение. Мне не понравились котята.
— О, — понимающе протянул Грин, даже неприязни в обращенном ко мне взгляде поубавилось. — Котята — это да…
Но общей нелюбви к таксидермии оказалось все же маловато, и доктора снова перекосило.
— Что за ерунду вы несли насчет книги?
— Никакая не ерунда. Я готовлю доклад о драконах, и мне нужна эта книга, но если вы ее вернули, я спрошу еще раз в библиотеке, — постаралась я замять тему.
— О драконах? — заинтересовался мужчина. — Это в рамках учебной программы или по личному почину?
— В рамках. Простите, мне нужно к леди Райс.
Да, я постыдно сбежала и до вечера боялась выйти в коридор. Не знаю, почему. И, наверное, не хочу знать.
После того, как лихо началась моя жизнь в новом мире, когда ежедневно случалось что-то, ставившее все с ног на голову, неожиданно наступившее затишье и радовало, и пугало. И раздражало отсутствием каких-либо результатов.
Учеба понемногу продвигалась, хотя порой я сомневалась, что успею подготовиться к экзаменам, с остальным же было совсем плохо. Расследование зашло в тупик. Мы собирались по вечерам в библиотеке или встречались после ужина в парке, но обсуждать было нечего: новая информация собиралась по крупицам, таким маленьким и порой бесполезным, что верить в успех нашего тайной миссии с каждым днем становилось все труднее.
Отношения с Оливером тоже не радовали. Я приходила к нему, мы шли в гимнастический зал или говорили в его кабинете, но толку от этого не было. И магия, и милорд Райхон оставались для меня недоступны. Если с потерей дара я еще могла смириться, то равнодушие Оливера буквально убивало. Да, я все-таки не справилась с собой и увлеклась им, похоже, всерьез. Но как можно было устоять, когда ежедневно видишь перед собой живое воплощение всех своих мечтаний, тайных и явных? А он… Он был вежлив, даже приветлив, улыбался чаще, и от его улыбки меня бросало то в жар, то в холод. Но я отдавала себе отчет в том, что все это — лишь новая тактика, чтобы стабилизировать мое душевное состояние, как он сам обозначил цель наших занятий. Во время медитаций он уже не пытался затащить меня на промежуточный уровень. Расслабление, умиротворение, открытость миру… Последнее мне не давалось, я боялась открыться слишком сильно, и Оливер чувствовал это, хоть и не понимал причин. Я опасалась, что он поймет, что я на самом деле не Элизабет, а он расстраивался, что никак не удается выколупать меня из моей "раковины".
Так прошла почти неделя.
Учеба утомляла.
Расследование удручало.
Безответная влюбленность рвала душу.
Три условия счастливой развязки, обозначенные Мэйтином, — и все три казались невыполнимыми.
Но хуже всего: я чувствовала, что меня начинает затягивать этот мир. Оливер, друзья, учеба. Я боялась, что привыкну и не захочу уходить. Понятно, что моего мнения не спросят, вышвырнут через терминал, а я буду вспоминать, что оставила на Трайсе, и страдать.
Все же у суеты первых дней было одно неоспоримое преимущество — у меня не оставалось времени на рефлексию. Так что ничего удивительного, что в глубине души я начала мечтать, чтобы что-то наконец уже случилось.
И почему из всех моих желаний сбываются только самые нелепые?
— Элизабет, простите, но я вынужден перенести нашу встречу, — скороговоркой проговорил милорд Райхон, положив трубку телефона. Я только пришла, когда ему позвонили, и по лицу ректора было видно, что известия не радостные. — Ранен один из эльфов, — подтвердил мои подозрения он. — Я должен быть в лечебнице.
— Можно с вами? — вскочила я с кресла, понимая, что Оливер в любую секунду исчезнет в портале. — Я как раз собиралась потом к леди Пенелопе.
Если бы у леди Райс было сегодня дежурство, я уже была бы с ней. Ректор знал об этом, но, встревоженный новостями, не заметил лжи.
А леди Пенелопа, как оказалось, таки была в лечебнице. И она, и доктор Кленси, и еще врачи и медсестры, имен которых я не знала, и, конечно же, Эдвард Грин. К нему-то Оливер и кинулся, когда портал вывел нас в заполненный всполошенными медиками больничный коридор.
— Что случилось? Что с лордом Эрентвиллем?
— У лорда Эрентвилля арбалетный болт в груди, — зло выплевывая слова, отчитался целитель. — А у его сородичей — паралич ягодичной мышцы, которая по странной прихоти природы заменяет эльфам мозг!
— Как это произошло? — спросил ректор.
— Понятия не имею, — осклабился Грин, едва ли не с ненавистью глядя в сторону стоявшей особняком компании длинноухих. — Возможно, врожденная патология. Возможно, мутации под воздействием искаженного магического излучения.
— Я спрашивал про болт.
Действительно, не средневековье же, так откуда болт? Почему не пуля?
— Если верить этим господам, — доктор кивнул на эльфов, — лорд Эрентвилль проводил ревизию коллекционного оружия и случайно разрядил арбалет в себя. Если бы речь шла о человеке, я сказал бы, что это невозможно. Но в физиологии эльфов я, как уже сказал, ничего не смыслю. Возможно, тела у них устроены иначе. Потому что мозги — так точно! За каким… они притащили раненого в мою больницу, если теперь не позволяют его оперировать?!
Только после этих слов я обратила внимание, что, во-первых, персонал суетится в коридоре, вместо того, чтобы оказывать срочную помощь пострадавшему, и, во-вторых, эльфы стоят не просто в стороне — они закрывают собой дверь в приемный покой, где этот самый пострадавший, очевидно, истекает сейчас кровью.
— Доктор, держите себя в руках, — спокойствие, которое так меня в нем восхищало, и теперь не оставило ректора. — Мы во всем разберемся.
Он направился к эльфам. Поклонился. В коридоре враз воцарилась мертвая тишина — все хотели услышать о чем они будут говорить. Правда, не думаю, что всем тут был понятен эльфийский.
— Я много тревожиться случай ваш лорд. Зачем вы не дать человек-целитель лечить его рана? — примерно так я, пользуясь знаниями Элси, перевела вопрос Оливера.
Ответ эльфов я вообще не поняла, кроме того, что они тоже "много тревожиться", и слов "человек" и "сталь".
— Да слышали мы уже этот бред! — вскипел Грин. — "Никогда боле человек не обнажит клинок против эльфа и не обагрит руки в его крови" — это же идиотизм!
Эльфы с таким определением не согласились. То, что для доктора было идиотизмом, они считали незыблемым законом. Слова "незыблемый закон" я разобрала. Как и выражение "последний приют", сказанное одним из длинноухих, когда Оливер поинтересовался, зачем они принесли лорда Эрентвилля в больницу, если не для того, чтобы его прооперировали.
Что такое последний приют Элизабет знала из курса, изучающего быт и традиции нелюдей. Эльфы приносили и приводили умирающих в специально отведенное для этого строение, то ли храм, то ли подобие хосписа, где те доживали последние часы. Так как в людской культуре подобного не было, длинноухие решили притащить своего лорда умирать в лечебницу, чем очень расстроили ее заведующего, справедливо полагающего, что в лечебнице лечатся, а не умирают (за исключением отдельных случаев, но и в тех случаях сначала все же лечатся). Как я поняла, теперь он требовал, чтобы эльфы либо позволили ему провести операцию, либо, говоря языком моего мира, отказывались от госпитализации и тащили раненого обратно в посольство.
Тысячелетиями формировавшийся менталитет беловолосых нелюдей против профессиональных принципов человеческого целителя — делайте ставки, господа.
— Они послали за своим лекарем, — негромко сказал Грину Оливер, вернувшись от эльфов.
— Знаю, — так же тихо процедил тот сквозь зубы. — В Долину первоцветов. Даже порталами он доберется не раньше, чем за пять-шесть часов. Лорд Эрентвилль к тому времени окочурится.
— Есть решение?
— Есть, — подумав с полминуты, произнес Грин.
Вокруг по-прежнему стояла невероятная при таком скоплении народа тишина, и хотя голоса доктор не повышал, слова его слышали все, включая эльфов. Один из них вышел вперед.
— Какое решение вы имеете? — спросил он на людском наречии с сильным акцентом.
— Скальпель — это оружие? — проигнорировав заданный ему вопрос, уточнил доктор.
— Любая сталь есть оружие.
— А если скальпель из стекла? Из вулканического стекла?
Длинноухий засомневался.
— Вы все равно намочите руки в кровь, — сказал он.
— Я? — брезгливо, словно самому ему претила мысль испачкаться в эльфийской крови, скривился Грин. — Да я и пальцем его не коснусь, — заявил он, продемонстрировав эльфу средний палец.
Что-то подсказывало, что на Трайсе этот жест обозначает примерно то же, что и в моем мире.
Нелюди собрались в кружок и с минуту пошушукались о чем-то, после чего тот же самый эльф снова выступил вперед.
— Если скальпели из стекла, а вы не трогать кровь, можно. Но мы будем наблюдать.
— Хрен вам! — тут же среагировал Грин. — Наблюдать! Вы будете помогать. Для начала подготовите вашего лорда к операции. Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь из моих людей обагрил руки в его крови, пока будет снимать одежду? По той же причине ассистировать мне никто из них не сможет, придется вам.
— Среди нас нет лекарей, — сказал эльф.
— Вот и славно, — обрадовался доктор. — Никто не будет мешать мне советами. Многого от вас не потребуется, справитесь. Не могут же у вас и руки расти из того места, которым вы думаете?
Удивительно, что эльфы никак не реагировали на оскорбительные замечания Грина. То ли не понимали, то ли считали ниже своего достоинства связываться с человеком.
Тот тем временем уже раздавал указания:
— Доктор Кленси, готовьте операционную. Миссис Ридли, перевязочного материала нам понадобится больше обычного, принесите еще какую-нибудь ветошь и два таза с водой. Господам эльфам придется подтирать каждую каплю крови, чтобы соблюсти свои дурацкие законы. Доктор Стоун, эфир. И на всякий случай ремни. Остальные могут быть свободны.
— Элизабет, что вы тут делаете? — подошла, заметив меня леди Пенелопа.
— Пришла с милордом ректором, — сказала я и на автомате спросила: — А вы?
Наставница не обязана была отчитываться, но, как и меня, ее занимали сейчас другие мысли.
— Зашла проведать миссис Перли и миссис Лешвиц.
— Он собирается оперировать эльфа так же, как проводил разделение малышек? С помощью телекинеза?
— Других вариантов нет.
— А что будет, если этот лорд Эр… вилль умрет во время операции?
— Нам с вами — ничего, — невесело усмехнулась леди Райс и вдруг схватила меня за руку и потащила к своему кабинету, недовольно интересуясь на ходу: — Что это за наряд на вас, мисс? Разве я не предупреждала насчет внешнего вида?
— Это — одежда для медитаций, чтобы удобно… Я же не собиралась…
— Чепец и передник, — приказала она строго.
— Но…
— Не пререкайтесь! В таком виде я вас в операционную не пущу.
— В операционную? — опешила я.
— Именно. Второго шанса увидеть такое у вас может и не быть. Особенно, если лорд Эрентвилль умрет во время операции.
— Но доктор Грин будет…
— Весьма польщен вашим вниманием. Грин тщеславен в определенной мере. Зрители ему не мешают. Просто не сходите с места и молчите.
Нужно было найти Оливера и дожидаться исхода рядом с ним, или вообще уйти, а потом узнать, как все прошло. Но разве можно отказаться от возможности наблюдать уникальную даже для этого мира операцию?
— Идемте, — поторопила наставница. — Вот-вот дадут последний звонок.
Она не ошиблась, недаром никто не спешил расходиться после разрешения заведующего: у стеклянной двери и смотрового окошка операционной, к которому обычно подводят студентов-практикантов, собрался, наверное, весь персонал лечебницы. Избранные прошли внутрь. У меня, благодаря присутствию леди Райс, тоже был билет в первый ряд.
За руку, словно ребенка, она завела в операционную, выбрала место у стены, откуда я, никому не мешая, смогу наблюдать весь процесс, и отошла к мистеру Кленси, узнать, не нужна ли ее помощь.
Оливер находился тут же. Говорил о чем-то с одним из эльфов. Кажется, уверял того в абсолютной компетентности Грина.
Сам доктор был занят тем, что объяснял остальным эльфам назначение различных инструментов, уточняя, не считают ли представители дружественного народа что-нибудь из этого оружием, недопустимым к использованию. Черные обсидиановые скальпели, уже одобренные длинноухими, лежали отдельно на белоснежном эмалированном подносе.
Сколько ни присматривалась я к Грину, так и не смогла заметить признаков упомянутого наставницей тщеславия. Он не красовался перед публикой — он ее просто не видел. Доктор Кленси, с озабоченным лицом расхаживающий вокруг стола, и то имел более важный вид, а Грин же, казалось, не осознавал серьезности ситуации и грозящих ему лично последствий. Зато уже понял, что эльфы никак не реагируют на его издевки, и язвил по любому поводу.
— Тут у нас кетгут для внутренних швов, его делают из овечьих кишок. Можно сказать, после операции в лорде Эрентвилле будет что-то от барана. Это не запрещено вашими законами? Нет? И почему я не удивлен? А иглы стальные, не обессудьте. Мне придется ими в вашего лорда тыкать. Это не будет приравнено к покушению?
Раненого к моему приходу уже раздели и уложили на стол. Не знаю, что там с эфиром, но ремнями пациента закрепили, зафиксировав руки и ноги. Со своего места я хорошо видела его лицо, ярко проступивший на еще больше посеревшей коже рисунок и торчавший из груди кончик толстого металлического болта.
Закончив с представлением инструментов, Грин подошел к пациенту, протянул руку, но, очевидно, вспомнив обещание не прикасаться к эльфу, быстро убрал ее за спину. Ограничился долгим изучающим взглядом и удовлетворенно кивнул:
— Пора.
Операционная погрузилась в тишину.
Никакой магии, просто все разом умолкли и замерли, боясь пошевелиться. Я — не исключение. Даже дышать старалась через раз и не моргать.
Стоя в полуметре от операционного стола, Грин проговорил что-то на неизвестном мне языке. В первый миг я приняла его слова за заклинание, но когда один из эльфов отозвался, осознала свою ошибку: это был эльфийский, какой-то незнакомый Элси диалект. Доктор говорил на нем весьма бегло, я ничего из сказанного не разобрала, а в ответе эльфа поняла лишь одно слово — "человек".
Грин усмехнулся.
— Ну и ладно, — прошептал еле слышно.
В следующий миг обсидиановый скальпель взмыл в воздух и завис над раненым. Повисел секунды две, дожидаясь, когда к нему присоединятся еще несколько инструментов из соседнего лотка, и, опустившись к груди пациента, принялся за дело.