Глава 12

Утро понедельника вполне можно было назвать добрым.

Ранней пташкой прилетев в столовую, я взбодрилась горячим кофе, съела безумно калорийное пирожное со сливочным кремом, орехами и шоколадной крошкой, и успела на факультет целительства на три минуты раньше леди Пенелопы.

Наставница в этот день читала лекции старшим курсам на темы, за изучение которых, по ее словам, мне еще рано браться. Поэтому она отправила меня к профессору Эррори, пожилому гоблину, как водится, невысокому, зеленокожему и крючконосому, слушать вместе с второкурсниками лекцию по паразитологии. И там выяснилась интересная вещь: на Трайсе существовала латынь. Я и прежде обращала внимание на специфические названия общие для двух разных миров, один из которых я сама и придумала, но когда зазвучали один за другим медицинские термины, знакомые мне по книгам из родительского шкафа, ошибиться было невозможно, — латынь. Правда называлась она здесь "альс" и считалась забытым языком древней, но весьма развитой цивилизации. По другой версии альс был одним из языков драконов.

Я не помнила, использовала ли в книге слова, имевшие латинские корни, наверняка использовала, настолько прочно мертвый язык вошел в нашу жизнь, но точно не упоминала ни о дипломонадах, ни об аскаридах, а об анкилостоме, честно сказать, не слышала до этой лекции. Был бы рядом Мэйтин, я расспросила бы его, как из мира в мир мог попасть целый язык, но бог не появлялся, и вскоре я перестала ломать голову по этому поводу. Латынь, так латынь. Мне же лучше: не нужно тратить время на изучение незнакомых слов.

После познавательной лекции о богатом внутреннем мире человека, населенном занятными и не всегда дружелюбными существами, я еще два часа просидела в кабинете леди Пенелопы с учебниками, анатомическим атласом и вопросником по кровеносной системе. Наставница, на перемене атакованная будущими акушерками, желающими сдать ей какой-то зачет, зашла лишь на пару минут, заглянула через мое плечо в открытую на изображении сердца книгу, спросила, где берет начало легочный ствол, и, услышав правильный ответ, попрощалась со мной до среды.

Но вздохнуть с облегчением не получалось. Во-первых, то, что я более-менее знаю названия, расположение и назначение крупных сосудов, не дает гарантии, что на экзамене я не засыплюсь на какой-нибудь мелочи. А во-вторых, после занятий мне предстояло испытание стократ серьезнее — встреча с Оливером.

Ровно в двенадцать я сидела в его приемной и раздражала скользкого мистера Адамса, без перерыва щелкая крышкой часиков-кулона. Секретарь сказал, что милорд ректор освободится через несколько минут, а я, со страхом и нетерпением, считала секунды.

Наконец, щелчке на пятидесятом, дверь ректорского кабинета распахнулась, и, увидев выходящего оттуда человека, я непроизвольно и, увы, безуспешно, попыталась слиться с обивкой кресла.

— Доброго дня, мисс, — поздоровался инспектор Крейг, но шага, на счастье, не сбавил — прошествовал мимо.

— Здравствуйте, мисс Аштон, — выглянул в приемную провожавший посетителя ректор. — Проходите.

Если случившееся с Камиллой его и взволновало, внешне это никак не проявлялось. Милорд ректор был как всегда спокоен и неотразим. Костюм попроще, чем тот, что был на нем в пятницу, парфюм — нейтральный "рабочий", но в глазах ни тоски, ни следов бессонных ночей, подбородок безукоризненно выбрит, и длинная вороная грива, которой я-автор его наградила, не задумываясь о практической стороне вопроса, причесана волосок к волоску и заплетена в тугую косу, змеей спускающуюся по широкой спине.

Ректорскую спину я рассматривала долго: впустив меня в кабинет и кивком указав на кресло для посетителей, милорд Райхон подошел к окну и несколько минут высматривал там что-то, словно забыл о моем присутствии.

— Я думал о вашей проблеме, Элизабет, — сказал он, не оборачиваясь. — Просмотрел специальную литературу, детально изучил все обстоятельства. Не скажу, что нашел решение, но можно кое-что попробовать.

Оливер оторвался от вида за окном, прошел к столу и сел на свое рабочее место напротив меня. Внимательно посмотрел в глаза, будто хотел прочесть в них ответ раньше, чем задаст вопрос, а потерпев неудачу, все же спросил:

— Какую технику медитации вы обычно используете?

— Технику? — растерялась я. Память Элси на этот вопрос не отозвалась, а в моем мире техникой для медитации был телевизор: включаешь новостной канал или тупое реалити-шоу и, лежа на диване, думаешь о чем-то далеком под бессмысленную болтовню с экрана.

— Как легче настроиться, при концентрации на внутренних ощущениях или на внешнем объекте?

— Наверное, лучше на внутренних… или на внешних… иногда…

— Вы нечасто это практикуете, — понял Оливер. — Впрочем, на боевом факультете вас такому толком и не учили. Не страшно, разберемся. Но не сегодня. Сегодня у меня есть еще дела, а вы одеты не лучшим образом для таких занятий. Подберите что-нибудь поудобнее, ничто недолжно стеснять движений. И отнеситесь к этому серьезно, пожалуйста.

Он говорил со мной сдержанно и отстраненно, словно не я изводила его дурацкими выходками, не я признавалась ему в любви, не я пыталась рассорить его с Камиллой, но в последней фразе прорезались неприятно царапнувшие слух нотки. "Не вздумайте выкинуть новый фокус, мисс Аштон, — явно слышалось в вежливой просьбе. — Я и от старых еще не отошел".

— Заберите, в конце концов, свое пальто из гардероба, — сказал он мне при прощании. — Висит там который день, а гардеробщицы и уборщицы уже шепчутся о пропадающих в главном корпусе студентках. Будто у нас без этих сплетен пропаж мало.

Остаток дня до ужина я посвятила учебе. Закончила конспект-шпаргалку по кровеносной системе и добила план драконьего доклада, который завтра нужно было показать мисс Милс. Вечером сходила в столовую с Мэг и Сибил. Встретились с Норвудом. Никакой новой информации для расследования друзья, проведшие полдня на занятиях, не собрали, но меня это даже порадовало: и так слишком быстро все завертелось, один спокойный вечерок не помешает.

Если бы это была книга, то именно в такой вечер, когда не хочется думать о проблемах, в голове пусто, а на душе легко, обязательно случилось бы что-нибудь ужасное. А так с нами случился только Грайнвилль.

Он появился, когда мы вчетвером, я, Мэг, Сибил и Рысь, прогуливались после ужина в парке недалеко от столовой. Болтали о всякой всячине, любовались звездным небом и полной луной, и тем, как искрится в их свете снег, толстым слоем лежащий на ветвях деревьев и превративший невысокие кустики в пышные округлые сугробы. Сибил сказала, что в полнолуние нужно загадывать желания на монетку: положить ее на ладонь, так чтобы лунный свет отражался от металла, мысленно проговорить свое желание и бросить монету за спину. Я решила попробовать. Подруга не уточняла, нужно ли разделять желания, поэтому я загадала сразу все: поскорее выяснить, кто виновен в исчезновении людей, влюбить в себя Оливера Райхона и вернуться домой. Тут здорово, конечно, и милорд ректор — мужчина хоть куда, но потому и не хочется затягивать. И так уже млею в его присутствии, как двадцатилетняя дурочка, тело которой заняла без спроса, сердце заходится бешеным стуком, язык прилипает к небу, а мысли порой такие появляются, что скромница Элси со стыда сгорела бы. Если уж Оливер предназначен ей, лучше мне поскорее передать его по назначению. Экзамены я тоже мысленно оставила Элизабет. Не все коту масленица: что успею — сдам, а с остальным пусть уж сама. Быстро прокрутив все это в голове, я зажмурилась и бросила монету через плечо. Но вместо того, чтобы беззвучно упасть в снег, медная денежка негромко стукнулась обо что-то твердое. Сразу же за этим раздалось негромкое оханье и дружный смех друзей.

Обернувшись, я увидела Грайнвилля. Эльф, морщась, тер лоб, а второй рукой протягивал мне монету.

— Прости, Илси. Я, кажется, испортил твое желание.

Не почудился бы мне в случившемся знак судьбы, это было бы даже смешно.

— Что ты тут делаешь? — сердито спросила я длинноухого.

— Ищу вас. Вернее, уже нашел.

— Как… — я прикусила язык: Элси с друзьями часто гуляли в этом парке, и мой вопрос прозвучал бы странно. — Как у тебя дела? В последнее время мы редко видимся.

И не только с ним. В моей книге разношерстная компания собиралась чаще.

— Я был занят эти дни. Теперь свободен, — подойдя вплотную, Грайнвилль подставил согнутую в локте руку, предлагая опереться, и пока я размышляла, не проигнорировать ли этот дружеский жест, моя ладонь сама собой легла на предплечье эльфа. Марибет, блин! — А как твои дела, Илси? Все еще спасаешь мир?

— Делать мне больше нечего, — пробурчала я.

Если подумать, то и не соврала: кроме как заниматься спасением мира, делать мне, действительно, нечего. И то ли моя паранойя обострилась, то ли луна как-то странно отразилась в прозрачных глазах нелюдя, но почему-то подумалось, что он именно так и понял мой ответ.

Прогулка не затянулась: зимние вечера красивы и полны романтики, но долгое пребывание на слишком свежем воздухе чревато простудой и отмороженными носами. Зато после этого моциона уснула я, едва забравшись под одеяло. Даже планы на завтрашний день обдумать не успела. А с утра долго не хотела вставать, и лишь увидев часы, стрелки которых приближались к восьми, вскочила, как ошпаренная, и кинулась к шкафу, подбирать одежду для медитации.

Как ни странно, спешка в этом случае оказалась на благо. Будь в запасе больше времени, примеряла бы каждую вещь и вертелась перед зеркалом, думая, что надеть, чтобы привлечь внимание Оливера, а так не мудрила и оделась удобно и просто — как, собственно, и было велено: тренировочные штаны, свободная синяя блуза, черный жилет из тонкой шерсти. Последний надела лишь потому, что для пущего удобства решила обойтись без корсета, и не хотела, чтобы милорд ректор счел мой наряд провокационным.

— Хорошо, — сдержанно одобрил он, когда в назначенный час я появилась в его кабинете. — Но заколка будет мешать.

Я молча сняла и положила на край стола украшенную бледно-голубыми халцедонами заколку. Волосы рассыпались по плечам. Не укороти я их, смотрелось бы куда эффектнее, но вряд ли произвело бы особое впечатление на милорда Райхона.

— Хорошо, — повторил он. — Пойдемте.

Вышли через приемную, прошли мимо демонстративно уткнувшегося в бумаги мистера Адамса, затем по коридору в ту часть здания, куда студентам обычно ход закрыт, и в конце концов оказались в помещении, классифицированном мною как спортзал. Вдоль стен стояли гимнастические снаряды, а пол тут был целиком устлан толстыми мягкими ковриками синего и зеленого цвета, плотно подогнанными друг к другу в шахматном порядке.

— Разувайтесь, — приказал ректор.

Я сняла и поставила у двери сапоги, а, подумав, стянула и надетые под брюки шерстяные чулки. Бог знает, как потом надеть их снова, но топтаться босиком по полу было приятно.

Оливер с одобрительной улыбкой кивнул, и сердце затрепетало от восторга. Он мне улыбнулся! Впервые за все время улыбнулся!

— Располагайтесь, — он указал на пол в центре зала.

Разулся сам, снял и повесил на брусья сюртук, развязал галстук…

Подумалось, что если он снимет рубашку, на медитации можно ставить крест, ибо концентрация на внешнем объекте в данном случае будет чрезмерно высока. Но, к счастью или к сожалению, на галстуке сеанс разоблачения закончился. Однако когда Оливер уселся на пол напротив меня, я решила на всякий случай закрыть глаза, потому как моей фантазии рубашка не помеха…

— Не торопитесь, мисс Аштон. Для начала сядьте поудобнее, выпрямите спину. Расслабьтесь. Пусть позвоночник удерживает ваше тело, он для того и предназначен.

Не открывая глаз, я чувствовала, как мужчина переместился поближе. Затем его ладонь скользнула по моей спине от шеи до поясницы, заставляя выгнуться… и стиснуть зубы, чтобы не замурчать от удовольствия… Слишком много для одного раза, и улыбка, и это почти интимное прикосновение, — недолго и голову потерять…

— Подумайте о чем-нибудь приятном…

М-м-м… Изверг!

— Представьте место, где вы хотели бы оказаться. Место, где вы уже бывали, где вам было хорошо и куда вы желали бы вернуться…

Голос мужчины околдовывал. В ином, не связанном с чувственными томлениями, смысле. Должно быть, это в самом деле была магия, так как перед глазами промелькнула вдруг моя уютная квартирка, старый диванчик со свернувшимся на нем клубком Графом, мамин клетчатый плед… Промелькнула и пропала, стоило мне подумать, что Оливер может каким-то образом подсмотреть мои видения. Нет, нужно найти другое место — место, которое помнила не я, а Элси.

— Ищите, Элизабет. Пусть память приведет вас туда, где вы были счастливы…

Была? Разве?

Возможно, когда-то давно. Когда деревья были большими…

Деревья…

Старая яблоня. Привязанные к толстой ветке скрипучие качели. Вверх-вниз, вверх-вниз. Дух захватывает от восторга и страха. В животе перекатывается щекочущий шарик — вверх-вниз. Ноги в потертых синих сандаликах взлетают выше головы… Ноги в новых атласных туфельках… Нет, в сандаликах. На левом оторвался ремешок, и теперь их можно носить только на даче… А туфельки розовые, под цвет развевающегося на ветру платья и лент в волосах…

Вверх-вниз, вверх-вниз…

— Маришка, смотри, улетишь!

Улечу.

Раскачаюсь еще сильнее, аж до неба!

— Элси, осторожнее! Не нужно так высоко.

Нужно!

Нужно еще выше!

Выше кустов сирени, выше яблони, чтобы ноги в розовых туфельках касались пушистых облаков…

Ноги в синих сандаликах…

Память — моя? чужая? — словно на тех качелях отбросила на много лет назад, а после резко швырнула вперед, на мягкий пол гимнастического зала… но не удержала… Уронила на полпути, то ли вниз, то ли вверх. Замелькали перед глазами яркие картинки прошлого и настоящего — карты, выпавшие из рук гадалки, закружились опавшей листвой и потускнели вдруг, потеряли цвет и рассыпались вокруг меня серым песком…

Голова закружилась, и я почувствовала, что начинаю проваливаться в этот песок.

— Все хорошо, — удержал от падения голос Оливера, — хорошо. Вы прошли, теперь постарайтесь удержаться в этом состоянии. Смотрите на меня. Идите ко мне.

— Я… не знаю, куда идти… Где вы?

Только серый песок вокруг. Бескрайняя пустыня. И небо, такое же серое, сливается у горизонта с землей.

— Элизабет, посмотрите на меня.

— Не могу! — прокричала я, борясь с подступающим приступом отчаяния. — Я вас не вижу! Ничего не вижу!

Как в кошмарном сне я пыталась и пыталась открыть глаза, но всякий раз вслед за темнотой появлялась серая пустыня. Всякий раз. Неизменный, пугающий своей безжизненностью пейзаж. Серое небо без солнца, серые пески…

Я уже собиралась прибегнуть к испытанному народному средству и ущипнуть себя, чтобы вернуться в реальность, как меня в эту реальность выдернули. За голову, наверное. Потому что, когда я открыла глаза, теперь уже по-настоящему, Оливер сидел рядом, положив одну ладонь мне на лоб, а другую на затылок, а голова при этом просто раскалывалась.

— Это был ваш первый выход? — спросил ректор, с беспокойством заглядывая мне в глаза. И сам себе ответил: — Первый, конечно. Но в первый раз так глубоко не погружаются. Нужны тренировки, чтобы научиться находиться там.

— Где — там?

— Там… — Оливер неопределенно повел рукой. — Многие маги называют это астралом, но это в корне неверно. Выход в астрал требует предельной концентрации и не каждому это под силу. То, куда вас провел — всего лишь некое подпространство, промежуточный уровень между физическим и астральным планами. Магия там зрима и осязаема, можно рассмотреть рисунок плетений, можно создавать нечто принципиально новое. Я хотел, чтобы вы увидели… Вы ведь видели что-то?

— Пустыню, — я опустила глаза и отодвинулась от мужчины, хотя в тот момент отчаянно хотелось кинуться к нему на грудь, обнять и разрыдаться от нахлынувшего вдруг ощущения безысходности. — Серые пески от края до края. И ничего больше. Я… безнадежна, да?

— Нет, — ректор резко вскинул голову. — И не смейте и думать о таком.

Что ж, не я сама, так моя проблема смогла заинтересовать милорда Райхона. Наверное, нужно радоваться хотя бы этому. Но у меня не получалось.

Из головы не шли розовые туфельки. Почти такие же я видела много лет назад в витрине "Детского мира" — нереально красивые, как казалось мне тогда, маркие и неудобные, как сказала мама. И мне купили коричневые, из кож-зама, "на каждый день".

— Мы что-нибудь придумаем, Элизабет, — ободряюще улыбнулся ректор. — Приходите завтра…

— Завтра я не могу, я должна быть в лечебнице, на дежурстве с леди Райс — скороговоркой пролепетала я, глядя в сторону, потому что, если серьезный и даже строгий Оливер был чертовски хорош, то Оливер улыбающийся был чертовски хорош в десятой степени.

— Тогда послезавтра? Около трех часов вас устроит?

— Да, конечно.

Хоть в полночь, но я приду. И если нужно будет, влезу снова в это треклятое подпространство. Перерою вдоль и поперек серую пустыню, но найду свою магию. Свою, да. Пока я здесь, все что принадлежит или будет принадлежать Элизабет, такое же мое, как и ее. Я так решила. И это не только магии касается

В коричневых туфлях "на каждый день" я уже находилась. Дайте розовые хоть примерить.

Запала хватило ненадолго.

Решительный настрой был похоронен лавиной сомнений. Должна ли я? Имею ли право? А что потом?

Большую часть мучавших меня вопросов даже сформулировать не получалось, и, если бы сейчас появился Мэйтин, я не знала бы, как спросить его о том, что не давало мне покоя.

— А ты попробуй.

Бог возник рядом, когда я, заскочив в общежитие, чтобы переодеться, топала на кафедру мистических существ сдавать мисс Милс план доклада. Но мысли вертелись отнюдь не вокруг драконов.

— Так что у тебя за вопрос?

— Ты знаешь, — ответила я вслух, пользуясь тем, что поблизости никого не было.

— Знаю, — кивнул Мэйтин. — И уже сказал тебе, что сейчас это неважно.

— Угу. Все фигня в сравнении с мировой революцией. Но я должна знать.

— Знать что? — продолжало издеваться вредное божество.

Я остановилась и глубоко вдохнула. Холодный воздух ожег легкие, но в голове немного прояснилось.

— Знать, что сейчас происходит с Элси, — выговорила я. — Если я в ее теле, где она сама? Как все то, что я делаю, сказывается на ней? Она же не просто героиня, она… Все люди тут — настоящие. Они живут, мыслят, чувствуют. Значит, Элизабет тоже. Значит, сейчас она должна быть где-то, и как-то…

Не сбавляя шага, я топала по дорожке, на ходу сыпля вопросами и предположениями, не оставляя Мэйтину шанса вставить хоть слово. Непонятно было, хочу ли я услышать ответ или боюсь его. Наверное, и то, и другое. Но все-таки мне нужно было знать, что я действительно помогу Элизабет, а не испорчу ей жизнь, не доведу бедную девушку до сумасшествия или самоубийства.

— Кто такая Элизабет? — прищурился Мэйтин, когда я наконец умолкла.

— Насмехаешься? — рассердилась я.

— И не думал. Но если хочешь узнать ответ, сама ответь на мой вопрос. А пока остановимся на первоначальной версии: Элизабет — твоя героиня, и ты, как автор, развиваешь ее сюжетную линию. Это похоже на правду.

— Но не правда?

— Не вся, — улыбнулся бог.

От него веяло таким спокойствием и уверенностью, что я решила принять его объяснение.

— Правильно, — одобрил он. — Береги нервы. Всему свое время. Сейчас, например, время приготовиться.

— К чему?

— Падать, — подмигнул Мэйтин, прежде чем исчезнуть.

В ту же секунду что-то с силой толкнуло меня в спину. В попытке удержать равновесие я неловко взмахнула руками, и папка с докладом выскользнула из пальцев и улетела в кусты, а я, как и предсказал бог, упала на снег, успев в последний миг выставить вперед ладони.

— Какая ты неловкая стала, Аштон, — неискренне посочувствовали со стороны. — Раньше пошустрее была.

— А ты раньше не била в спину, Раскес, — поднявшись с земли, процедила я зло.

— Это не я, — ухмыльнулась Шанна, тряхнув длинными черными волосами.

— Это я.

Я резко обернулась на новый голос. На дорожке позади меня стоял Брюс.

— И не в спину метил, — староста досадливо поморщился. — Не рассчитал удар.

Меня не интересовало, куда он целился, выше, в голову, или ниже, в то место, где у Элси прочно засело шило. Не интересовало, что этим двоим от меня нужно. Волновало лишь то, слышали ли они мой разговор с богом или нет. Хотя, если и слышали, вряд ли что-нибудь поняли и единственный вывод, который могли сделать: у Элси Аштон проблемы с головой. Но для них это, наверное, и не новость.

— Далеко собралась? — преградила мне путь Шанна.

— Тебе какое дело? — огрызнулась я вместо того, чтобы ответить, что сначала собираюсь достать из кустов свою папку, а потом пойти с ней профессору Милс. И дело не в памяти Элси, хранившей воспоминания о почти трехлетнем соперничестве с Шанной Раскес, — не собираюсь я отчитываться перед этой задиристой девицей и ее дружком.

— Говорят, старик Крейг стал частенько к тебе заглядывать, — растянула брюнетка.

— А сама в главный корпус каждый день бегаешь, — встал рядом с нею Брюс, лишив меня надежды добраться до папки. — Не объяснишь, что происходит?

— Не объясню.

Из недр подсознания всплыла цитата из классиков, та самая, про "сейчас будут бить, может быть, даже ногами", но говорить мне с этой парочкой было не о чем.

— Мы же по-хорошему спрашиваем, — Шанна угрожающе показала белые зубки. — Пока.

Слетевшая с ее ладони колючая искорка больно царапнула щеку, и я, громко ойкнув, прижала к обожженному месту ладонь.

Эта естественная реакция отчего-то не на шутку озадачила боевиков.

— Ты в порядке, Аштон? — почти участливо поинтересовалась Шанна, переглянувшись с парнем.

— Буду, когда вы оставите меня в покое.

Магией я воспользоваться не могла, но ничто не мешало мне оттолкнуть наглую девицу с дороги. Раскес в ответ на грубый толчок в плечо снова зарядила мне в лицо чем-то колючим. Я с трудом удержалась от того, чтобы вцепиться ей в волосы. Несолидно как-то в магическом мире. А вот присесть, уйти в сторону, перенося вес тела на одну ногу, и, резко выбросив вперед сжатую в кулак руку, ударить в живот — самое то. Спасибо, Элси.

Правда, порадоваться внезапному осознанию того, что мне знакомы боевые приемы, не связанные с использованием дара, я не успела. Мстя за согнувшуюся от боли подругу, Брюс ударил ладонью по воздуху, и меня отшвырнуло на пару метров назад. Если я и не упала, то лишь потому, что впечаталась при этом спиной в толстый ствол росшего на обочине дерева.

Самое время было дать деру, но не позволяла гордость и опасения за папку с выстраданными набросками доклада.

Я готова была рискнуть: кинуться на одного из боевиков, как тогда на полигоне на убу, сшибить с ног, и забрать драгоценные записи, но появление нового действующего лица избавило меня от необходимости геройствовать.

— Брюс! Шанна! — строго окликнул моих бывших одногруппников куратор Вульф. — Вы мне обещали, что ничего подобного не будет.

— Так нельзя с ней по-хорошему, — придерживаясь за бок, прошипела Шанна. Зыркнула зло в мою сторону: — Бешеная!

— Сами начали, — не смолчала я. И тут, с запозданием, но до меня все-таки дошел факт неслучайного появления на месте потасовки Саймона Вульфа. — Что значит, они вам обещали? — обернулась я к нему. — Вы что, заодно?

Знать бы еще, за какое одно, и не проявятся ли сейчас на стене ближайшего корпуса кровавые письмена, на неведомом языке сообщая миру о моем бесследном исчезновении.

— Да, — мужчина будто бы виновато передернул плечами. — Но я против любого насилия.

Уже радует… немного.

— Мисс Раскес, мистер Дилейн, погуляйте пока, — приказал преподаватель. Получилось неубедительно, Саймон, согласно воспоминаниям Элси приказывать не умел — только просить, но Шанна и Брюс все же подчинились, на прощание одарив меня недружелюбными взглядами. — Мы можем поговорить, мисс Аштон?

Я отлепилась от дерева и согласно кивнула. Я тоже против насилия. Особенно — в отношении меня.

— Элизабет, я, наверное, должен объясниться…

Было бы неплохо.

— И извиниться за Брюса и Шанну. Их можно понять, пропал их товарищ.

— Товарищ? — недоверчиво переспросила я. — Вы о Мартине? Вряд ли он расстроился бы, если бы на его месте оказался Брюс.

— Возможно. Но это было честное соперничество. Они оба подошли ко мне перед последним соревнованием. Если бы победила команда мистера Кинкина, Брюс согласился бы с тем, что не заслуживает занимать место старосты. Это ведь большая ответственность, и нужно пользоваться соответствующим авторитетом среди соучеников…

Брюс пользовался авторитетом. Мартин его покупал. Куратор Вульф, как наставник группы, должен был обо всем этом знать. А меня больше не должно было заботить положение дел на отделении боевой магии.

— Я хотел попросить сохранить наш разговор в тайне… если это возможно…

Определенно, Саймон был слишком молод, чтобы принять руководство группой. Но ему доверили это дело, и, думаю, не за красивые глаза.

— Я случайно узнал, что ребята задумали провести собственное расследование, — признался он. — Это может быть опасно, и я решил…

— Возглавить это дело, — поняла я. — И студенты под присмотром, и сами… хм…

— Договаривайте, мисс Аштон, — насупился боевик.

— Вам ведь тоже интересно, что случилось, — нейтрально закончила я, чтобы не сказать, что Саймон сам недалеко ушел от своих учеников. — Только не понимаю, почему ваши сыскари-самоучки накинулись на меня.

— Они считают, что вам что-то известно. Инспектор Крейг приходил к вам несколько раз, и у милорда ректора вы появляетесь регулярно.

— Каждый день, — не опровергала я. — Завтра тоже пойду. Могу при случае пожаловаться на ваше тайное общество. Если, конечно, вы не зарегистрировали его соответствующим образом.

— Не думаю, что руководство одобрило бы, — пробормотал мой бывший куратор.

— Как и нападение на студентов среди бела дня, — продолжила я. — Чего вы от меня хотите, мистер Вульф?

— Ничего, наверно, — он отпятился и, кажется, собирался сбежать.

Но я ему не позволила.

— Мне тоже интересно, что случилось с Мартином и с остальными, — сказала я. — И я тоже думаю, что руководство академии не поддержит меня в намерениях докопаться до правды. Может быть, объединим усилия?

Преподаватель задумался. С одной стороны ему хватало своих студентов с их неуемной жаждой деятельности, а с другой, в силу возраста и характера, определенно, вздорного и совершенно мальчишеского, в нем силен был еще дух авантюризма, и хотелось, во что бы то ни стало, разобраться во всем.

— Вы что-то знаете? — спросил он.

— И готова поделиться информацией, — широко улыбнулась я. — Если только мои друзья согласятся на сотрудничество с вашей группой. К слову, большая у вас команда?

— Семь человек, считая меня. А у вас?

— Четверо. Или пятеро, если считать эльфа.

Упоминание эльфа произвело впечатление: мистер Вульф посмотрел на меня с уважением.

— Поговорите со своей командой, — предложила я. — А я поговорю со своими. Если… если Брюс и Шанна извинятся за сегодняшнее нападение, мы, возможно, согласимся на сотрудничество.

— Мисс Аштон, я, как преподаватель… — строго начал Саймон, но "взрослое" вступление в совокупности с растерянным видом боевика вызывало лишь улыбку.

— Это замечательно, что вы — преподаватель, — горячо заверила я. — Будете нашим тайным оружием. А я имею кое-какое влияние на милорда ректора и инспектора Крейга.

У меня не так много талантов, но чтобы врать и не краснеть тоже нужен особый дар.

— Хорошо, — согласился мистер Вульф. — Я поговорю с ребятами. Как дать вам знать, если они согласятся работать сообща?

— В семь мы с друзьями будем в библиотеке, — сказала я, хоть ни о чем подобном мы с товарищами не договаривались. — Читальный зал в секции художественной литературы. Приходите, если что.

— Посмотрим, — усмехнулся Саймон. Мальчишка в нем, несмотря на усы и солидный костюм, определенно перевешивал серьезного преподавателя.

— Посмотрим, — кивнула я в ответ. — А пока не соблаговолите ли подать девушке ее папку? Вон ту, которая торчит из кустов.

— Какой интересный способ хранения бумаг, — заметил он.

— Спасибо мисс Раскес, — улыбнулась я. — Сама бы я до такого не додумалась.

Боевик вытащил из кустов мою папку и открыл, поправляя вываливающиеся листки.

— Что это? — спросил он удивленно, пробежав глазами план.

— Доклад. По драконам. А что?

— Очень интересно, — Саймон захлопнул папку и отдал мне. — Значит, до вечера?

— До вечера, — попрощалась я.

Открыла папку попталась понять, что так удивило боевика. Возможно, выбранная тема?

Мисс Милс ее тоже отметила. Правда, скепсиса в ее взгляде было больше, чем удивления.

— Хотите готовить доклад по этому плану, мисс Аштон?

— Думаете, у меня не получится?

— Думаю, вам сложно будет найти соответствующую литературу, — сказала профессор. — В нашей библиотеке содержатся в основном книги, утвержденные к изучению министерством образования, а они, если заметили, представляют единую версию жизни и ухода драконов с Трайса. Но ищите. Ищите среди внепрограммного чтения, ищите в дополнительных списках. Тема интересная. Раскроете ее должным образом, получите заслуженное "отлично".

— Когда нужно сдать доклад?

— Если не будете отступать от заявленного плана, — мисс Милс улыбнулась задумчиво и благожелательно, — дам вам время до конца семестра. Интересно, что у вас получится.

Мне тоже.

И почему я не написала стандартный доклад? Потому что мы не ищем легких путей. А почему мы не ищем легких путей? Потому что у нас с головой не все в порядке — другого объяснения нет.

В библиотеку Саймон пришел с Брюсом и Шанной.

— Ты говорила, их семеро, — оглядев новых союзников прошептала мне Мэг.

— Вы говорили, у них есть эльф, — нарочито громко выговорила куратору расслышавшая слова целительницы Шанна.

— Нас семеро, — уверил мистер Вульф. — Но остальные четверо — рядовые бойцы… вроде того…

— У нас есть эльф, но он не смог прийти, — соврала я. — Занят. Вроде того.

— Нас все равно больше, — сказал Брюс, решивший, очевидно, определить главенство в совместном предприятии.

— Семь человек — одна специализация, — Сибил подняла глаза к потолку, что-то прикидывая в уме, и вывела: — Низкая эффективность работы.

— А что у вас? — скривилась Шанна. — Гадалка, две… нет, полторы целительницы, — бросила на меня презрительный взгляд, — и облезлый кошак?

— Облезлый? — зло прищурился Норвуд. — Где?

Он приподнялся с кресла, упершись ладонями в подлокотники, оттолкнулся и оскалившейся рысью приземлился рядом с Шанной. Кругом обошел застывшую столбом девушку, демонстрируя густую шерсть и крепкие клыки. Красавец!

— Не нужно ссорится, — миролюбиво проговорил мистер Вульф, чувствовавший себя явно не в своей тарелке. Влияние, как преподаватель, он имел только на Шанну и Брюса. Нашей компании Саймону нечего было предъявить. Не нажалуется же он куратору Норвуда или леди Пенелопе на наше плохое поведение во время проведения тайного расследования?

— Рысь, — окликнула я друга. — Думаю, мисс Раскес уже убедилась, что ты не облезлый, и готова извиниться.

Оборотень фыркнул и, запрыгнув обратно в кресло, принял человеческий облик.

— Не нужны мне ее извинения, — усмехнулся он. — На боевиков не обижаются.

Шанна вспыхнула, очевидно, припомнив, как в оригинале звучит эта поговорка, но ей хватило ума придержать язык за зубами.

— Может быть, приступим к делу, пока не передрались? — предложила я. — Раз мы все здесь, значит, уже приняли решение насчет сотрудничества. Или вы пришли, чтобы сообщить, что не хотите с нами работать?

В родном мире я как-никак ведущий экономист и могу, если надо, приструнить и безалаберных расчетчиц из своего отдела, и зарвавшихся банковских операторов, и даже живущих в собственной вселенной айтишников, регулярно забывающих о существовании всего остального, нуждающегося в их профессиональных услугах человечества.

На боевиков и их куратора серьезный, немного резкий тон тоже подействовал.

— Хотим, — сказал Брюс, переглянувшись с подругой и наставником. — Но не уверены, что от этого сотрудничества будет толк.

— Как и мы, — заметила я. — Нам удалось собрать информацию и разработать несколько версий, а добились ли вы каких-нибудь успехов или только и можете, что девушек на пустых аллеях подлавливать и с ног сбивать, неизвестно.

— Да не собирался я тебя сбивать, — выпалил раздраженно староста. Подумал и добавил чуть тише: — Извини. Хотел легонько толкнуть, привлечь внимание, но с заклинанием напутал.

— Напутал? — не поверила я. Брюс Дилейн был лучшим на курсе, абы кого старшим группы не выберут. И вдруг напутал?

— Давно это у тебя? — поинтересовался Норвуд. Ноздри оборотня едва замено раздувались, словно он принюхивался к чему-то.

— Что — это? — недовольно уточнил Брюс.

— Плетения срабатывают неправильно, — терпеливо пояснил друг. — И татуировка углем и киноварью.

— Как узнал? — боевик непроизвольно обхватил себя за плечи.

— Запах, — Рысь потянул носом. — Свежая, не больше двух недель. Заживает плохо. А колол наверняка у артефакторов.

— Это не запрещено.

— Я и не говорю, что запрещено, — усмехнулся оборотень. — Но сам бы я не доверил такое дело недоучке без диплома, пусть даже она хорошенькая блондинка с большими… хм…

— Глазами, — подсказала я, заодно привлекая внимание Норвуда, чтобы хоть взглядом спросить, о чем это он: сама я не улавливала связи между татуировкой Брюса и своим сегодняшним падением.

— Я хотел сказать, с большими амбициями, — Рысь подмигнул в ответ: все нормально, доверься мне. — Представляешь, учится только на четвертом курсе, а уже подрабатывает в профессиональной мастерской — делает татуировки-активаторы. Только имя ее забыл…

— Лилиан, — хмуро подсказал Брюс.

— Точно, Лилиан! — хлопнул себя по лбу Норвуд. — Все время путаю их.

— Кого? — одновременно спросили Мэг и Шанна.

— Подружек вашего Кинкина, — ответил Рысь, согнав с лица дурашливую улыбку. — Тамила с архитектурного, Лилиан — с артефакторного, — он снова подмигнул мне: — Я же говорил, нужно проверить? Видишь, пригодилось.

— Не объясните о чем речь? — не выдержал мистер Вульф.

— Видимо, о том, что Мартин получил по заслугам, — вздохнула я, подумав, что теперь Брюс резко охладеет к судьбе бывшего "честного" соперника.

Норвуд задал ему еще пару вопросов, и картинка сложилась.

Татуировку староста боевиков набивал в несколько заходов, с каждым разом добавляя к рисунку новые фрагменты. Началось это еще на первом курсе. Увидел объявление артефакторов: тем, как и целителям нужны были подопытные для отработки техники вживляемых артефактов, усиливающих и стабилизирующих заклинания. Во избежание осложнений (работу ведь выполняли, как сказал Рысь, недоучки) рисунок магически активными красителями имел краткосрочный эффект, но сама татуировка, довольно интересная, оставалась, и можно было немного заработать, послужив пособием для зачета. Брюс попробовал и втянулся. Читала я когда-то статью о тату-зависимости — видимо, это оно и было. Татуировку боевик обновлял и увеличивал раз в несколько месяцев. Ни для кого в группе, кроме Элизабет, не интересовавшейся жизнью соучеников, пристрастие старосты секретом не было, и Мартин придумал, как этим воспользоваться. Свел близкое знакомство с Лилиан (Брюс в последнее время набивал тату только у нее) и та согласилась помочь приятелю сместить конкурента. Всего-то и нужно было чуть-чуть поменять рисунок. Вредоносное действие артефакта скоро должно было закончиться, и никто ни о чем не догадался бы, а Мартин к тому времени уже занял бы пост старосты. К решающему соревнованию он подготовился хорошо: заклинания Брюса срабатывали бы с ошибками, а сам Кинкин, пользуясь схемой, полученной от второй подружки, прошел бы полосу препятствий с закрытыми глазами.

Боже, сколько подлости! И только чтобы удовлетворить свое честолюбие?

— Не только, — отозвался боже, материализуясь в свободном кресле. — Пост старосты — это повышенная стипендия, ряд студенческих льгот и отдельная комната в общежитии. Элси Аштон не понять, но Брюс и Норвуд знают, чего оно стоит. Брюс ведь тоже не случайно решил перед состязанием татуировку обновить.

Я посмотрела на парней. Рысь как раз рассказывал боевику о найденной нами в комнате Мартина схеме.

— А твой друг — молодец, — заметил Мэйтин.

С этим сложно было не согласиться. Ухватился за ниточку и распутал весь клубок. Жаль, ниточка не наша. Инспектор Крейг, знавший о схеме, а, возможно, и о татуировках, сказал, что к исчезновению Мартина его бесчестные попытки занять теплое местечко отношения не имеют.

— Что у вас есть по другим пропавшим? — спросила я Саймона Вульфа, не на шутку расстроенного тем, что не заметил вовремя проблем в своей группе. — Мы поделились информацией.

— Ага, — хмыкнул Рысь. Посмотрел на притихшую в сторонке Шанну: — Есть и от кошаков польза, да?

— Мы собрали кое-что, — сказала она неуверенно. — Знаете, что у Лоста были проблемы с подружкой?

— Знаем, — кивнул оборотень.

— А то, что Складовик учувствовал в подпольных боях "Огненного черепа"? — спросил Саймон.

Если он хотел отвоевать у Норвуда немного лавровых листочков, ему это удалось. По моему мнению.

Но Рысь с этим не согласился.

— Знаем, — ответил он, прежде чем я начала выпытывать у боевиков подробности.

— Хваткий парень, — похвалил Мэйтин. — Говори, что тоже знаешь. Саймон выдал название тайного клуба, так что вы теперь в курсе, где и кого расспрашивать.

Норвуд Эррол, похоже, вошел во вкус и метил на место нашего идейного лидера, не считаясь с присутствием старшего по возрасту и положению преподавателя. Но тот не желал отступать.

— Зачем Виктор Нильсен ходил в лечебницу перед своим исчезновением, тоже знаете? — спросил он, подергав себя за ус.

Рысь на секунду замешкался, но все же покачал отрицательно головой.

— Но скоро узнаем, — вставила Мэг.

— Если хотите, расскажем вам прямо сейчас, — предложил наставник боевиков, обменявшись взглядами со своими подопечными.

— После того, что мы сообщили вам, было бы неплохо получить что-нибудь взамен, — снисходительно усмехнулся оборотень.

— Хорош! — негромко зааплодировал Мэйтин. — Нужно присмотреться к парню, задатки у него неплохие.

А как целуется… эх…

— Рассказывайте уже, — потребовала я у Саймона, раздосадованная невольно всплывшими воспоминаниями и последовавшей за ними ехидной улыбкой божества. — Не до утра же тут сидеть?

— Виктору запретили практиковать некромантию, — коротко выдал мистер Вульф. — По медицинским показателям. Слабое сердце — большой риск. Весной он должен был получить диплом, но с такой отметкой работу по специальности найти практически невозможно. Кому нужны некроманты-теоретики?

Если честно, кому нужны некроманты-практики, я тоже не представляла. Но запрет на занятие профессиональной деятельностью — серьезная проблема. Семь лет отучиться в академии впустую!

— Он прошел курс лечения, — продолжил Саймон. — Надеялся, это что-то изменит. Но доктор Грин не подписал разрешение.

То есть, практически поставил крест на карьере Виктора. Интересно, у того действительно были настолько серьезные проблемы, или дело все-таки в Грине?

— Разузнай, — сказал Мэйтин. — Как раз завтра будешь в лечебнице. Справишься без меня?

Будто обычно он только то и делает, что помогает мне.

— А я и не обязан. Я вообще за другим пришел. Мы утром не договорили, у тебя ведь был еще один вопрос.

Был. И до сих пор есть. Я хочу знать, что рискую не напрасно, и, когда все это закончится, вернусь к своему коту и остывающей пицце.

— Вернешься, — обещал Мэйтин. — Даже если погибнешь здесь, очнешься там живая и невредимая.

Получается, можно обойти терминал?

— Можно. Но гибель моего мира будет на твоей совести, — сурово предупредил Мэйтин. — Да и умирать не очень приятно. Поверь.

Умирать не хотелось. Даже в чужом мире и в чужом теле.

Значит, еще побарахтаемся.