Оперативные подразделения ментов формально отделены от органов расследования. Они именуются в УПК как «Орган дознания» и проводят значительный объём работ по сбору доказательственного материала, существенно влияют на выявление преступлений, на ход и результаты расследования по ним, а иногда и вовсе инсценируют преступную деятельность. Деятельность оперов наделена реальными атрибутами независимости и самостоятельности, но никак не справедливости и беспристрастности. За одним сиротским положением по статье 89 УПК сокрыта силища страшенная. Тень чёрных крылов её сопровождает жертву уголовного преследования по семи кругам поругания. И твоя юдоль – во многом их заслуги.

Чертовски ловко закручен сюжет. С одной стороны, опера, сами по себе, не признаны процессуальным Кодексом участниками судопроизводства, а с другой – участвуют в полный рост. С одной стороны, результаты ОРД не являются доказательствами по перечню ст.74 УПК, а с другой – могут и принимаются таковыми в порядке отдельной оговорки по ст. 89 УПК. С одной стороны, порядок получения всех видов доказательств установлен правилами УПК, с другой же – для результатов ОРД такой порядок не писан, а привила проведения оперативно-розыскных действий (мероприятий) подробного порядка не содержат, не сопоставимы с УПК-ашными принципами и гарантиями, произвольны по существу. С одной стороны, процесс сбора доказательств по УПК открыт и контролируем, с другой – порядок получения результатов ОРД, как потенциальных доказательств, опечатан условиями негласности.

По общим правилам следственные действия – это процессуальные действия, которые могут осуществляться только в порядке предписаний УПК. Эти регламентации однозначно устанавливают круг должностных лиц и органов, кто вправе проводить сл. действия ради получения доказательств. Во многих статьях Кодекса такие лица (органы) так напрямую и названы: следователь или дознаватель, ну иногда и руководители сл. отделов. Перечень этих субъектов прав (а заодно и обязанностей, и ответственности тоже) строго ограничен, расширению не подлежит, и в этот перечень не включены ни опера, ни органы дознания. (При том что орган дознания может быть представлен только в лице его руководителя, и при том, что не нужно путать две разные субстанции: «орган дознания» и «дознаватель»). И это справедливо, правильно и понятно. Ведь опера не являются по статусу участниками производства именно в таком качестве. Но наряду с этим нормы УПК содержат подлые вкрапления, по сути ломающие общий порядок, дозволяющие отступать от него. Вот перед нами нормы статей 38.2.4 и 157.4 УПК по которым следователь (а ещё недавно и прокурор) вправе поручать органам дознания проведение наряду с оперативно-розыскными мероприятиями также и отдельные следственные действия, а орган дознания обязан такие поручения исполнять. Что за триппер? Хотя Кодекс и делает оговорку, что действия эти должны быть «неотложными», а после передачи дела в ведение мусоров эти действия могут опираться только на поручения следователя, но мы-то понимаем, что характер «неотложности» мусора могут присвоить практически любым действиям по своему мусорскому разумению, а перечень действий, которые могут быть делегированы операм через Поручение, не ограничен. На практике применение таких силиконовых норм выливается в форменный произвол. Один и тот же орган, по одному и тому же, зачастую ещё не возбужденному или недовозбужденному уг. делу осуществляет различные действия, собственным усмотрением избирая, в какую форму действие облачить: будет ли это оперативным мероприятием или применить процедуры следственного свойства. Допустим, есть необходимость некую овцу и его тачилу прошмонать хорошенечко. Будет ли тот шмон в форме досмотра или обыска – а не один ли хрен? Важен-то результат, например, в виде обнаружения и изъятия предмета, и важно ещё, чтобы к этому результату приблизиться без потерь и лишних напряг. Опера (сами или согласием мусоров) выбирают путь реализации своей задачи в зависимости от сложившихся обстоятельств, например, в форме досмотра (результат досмотра – это результат ОРД). Естественно, что им (как и мусорам) милее ОРД-эшный вариант, при котором нет обязанностей выполнять множество нудных и сложных формальностей по правилам УПК. Не станет препятствием даже факт возбуждения уг. дела против той овцы. Необходимость досмотра объяснят основаниями, не связанными с производством именно по данному уг. делу, например тем, что, якобы, поступила информация от конфиденциального источника о подготовке нашей овцой другого преступления.

Но есть и третий путь. С третьего пути отправляется литерный поезд «Закон о полиции». В то время как лики: опер – орган дознания – полицай густо перемешаны, опер сам может выступить в роли полицмейстера или привлечь таковых из параллельных подразделений ОВД. Тогда, действуя уже в рамках полицейского Закона, овцу могут захомутать и досмотреть вне всяких ОРД и следственных процедур, и, в зависимости от результатов досмотра, уже и решать об участи овцы и направлении движения дела, о том, какой характер своим действиям придать. Никогда не поздно оформить «задним числом» в отношении посягательств решения о проведении оперативного мероприятия или издать поручение следователя. Союзное сообщество ментов и мусоров давно уяснили всю прелесть Результатов ОРД как доказательств именно из-за большой свободы процесса добычи полезных обвинению сведений при равной доказательственной ценности конечного результата с результатами «обычных» видов доказательств (по видовой принадлежности, как уже заметили, их лукаво причисляют к «иным» доказательствам по перечню ст. 74 УПК). Правовых оснований для предания Результатам ОРД доказательственной силы – мизер. Всего-то и требуется: выполнить странные условия о получении этих результатов в соответствии с УПК. А получить в таком соответствии в даном случае означает не соблюдение процедур получения доказательств, как они установлены для следственных действий и как если бы операми добывались именно доказательства. Нет, это соответствие ограничено только правильностью процедуры передачи сведений от оперов органу расследования. То есть, от оперов, от органов дознания требуется (якобы) только выполнения формальных процедур по переадресации Результатов мусорам для признания законности получения сведений. Такие функции состоят из примитивно простого объёма обязанностей: рассекретить данные; сформировать комплект материала; вынести решение о передаче и собственно передать. Херня делов-то? Именно так и понимают мусора критерии допустимости Результатов ОРД.

Однако сам Закон таких установок не содержит, отнюдь. Статьёй 89 УПК допустимость Результатов ОРД имеет в действительности иной ракурс оценки: Результаты должны отвечать требованиям УПК, как они установлены для получения доказательств. Но, чёрт возьми, это невозможно в принципе! Данное правило вообще не может быть выполнено, хотя бы уже по той, ранее нами отмеченной причине, что Доказательства могут быть получены в рамках правил УПК и только в результате следственных действий. А опера (не дознаватели, а именно опера) не являются по УПК сборщиками доказательств, УПК не делегировало операм таких функций, и сами опера не смеют руководствоваться положениями УПК – не их ведомства этот Закон. Так ведь и Результаты ОРД не являются результатом следственных действий, даже будь они исполнены по поручению следователя (дознавателя), так как такое поручение само по себе не является даже в части следственным действием, ограниченный перечень которых приведён в Главах 23–27 УПК – нет там никакого такого «поручения». В то время как обязательной формой фиксации, получения доказательств является Протоколирование, Результаты ОРД не могут, да и не закрепляются через протоколы. Ни одно из перечисленных в Законе об ОРД мероприятий, на осуществление которых только и полномочны опера, – ни одно из них, ни по форме, ни по содержанию не тождественно следственным действиям. Да и сам этот Закон ограничивает поисковую деятельность оперов сугубо рамками таких мероприятий. Полученные по итогам данных мероприятий сведения являются результатами ОРД, но не являются доказательствами, в бессилье такой природы своей не могут быть приравнены к доказательствам, даже через признание их «доказательствами». Волевое признание Результатов в качестве доказательств заведомо не лигитимно по указанным выше причинам.

Во всём, так называемом «цивилизованном» мире любые результаты опер. действий (мероприятий) принимаются к рассмотрению не иначе как предположительным, версионным материалом для целей расследования. Как, допустим, данные разведки для решения вопроса о проведении военной операции, как, ещё раз допустим, сплетни соседей об изменах супругов. Доказательствами в собственном соку подобная информация в буржуйских судопроизводствах не принимается, включая допросные свидетельства от оперов, пусть бы они даже очевидцами себя заявляли. Ихние мусора брезгуют включать оперские результаты в доказательственные базы сторон. А всё потому, что в том проклятом капиталистическом мире правит жёсткий регламент допущений сведений в число доказательств: только сведения, полученные следователями, и только в ходе следственных действий, осуществляемых силой и контролем следователей. На основании оперативной информации «западное» следствие лишь возбуждает собственные действия по добыче юридически сильных доказательственных сведений. То есть, материалы могут стать предпосылкой к сбору доков, не более того.

Доказательственная ничтожность Результатов ОРД справедливо вытекает из негласного характера её получения, из внеследственных приёмов добычи, из отсутствия должной квалификации у ментов, из отсутствия несомненных гарантий о следовании принципам судопроизводства, из спорной беспристрастности источников – оперов, как представителей власти. Российское судоскотсво, хотя и вылизывает тщательно жопу международному сообществу гуманюг, делая позу признания общепризнанных гарантий, а всё же барахтается в маргинальных вагинальностях. Вот и Результаты ОРД с благословения верховных судей, генеральных прокуроров и прочей иерархической шерсти получили не только равное, но и преобладающее над следственными результатами доказательственное значение. А по некоторым категориям дел, например, по составам о сбыте наркоты или при осложнённых случаях расследований эти самые Результаты допускаются единственно решающими исход доказывания. Заточенная под это судебно-следственная политика при отсутствии всяческого сопротивления привела к крайней степени оборзения оперов. Органы дознания ныне по многим делам фактически подменяют функции расследования. Через проведение разного рода оперативно-розыскных мероприятий (ОРМ), не стремясь к своевременному возбуждению уголовных дел и проведению официальных расследования и преследования, опера собирают подавляющую массу информации об обстоятельствах. И только затем эта информация передаётся органам расследования, которые, в свою очередь запросто, под прикрытием нормы статьи 89 УПК и переводят её в разряд твёрдых доказательств. Вот такими сведениями в дальнейшем и подпирают собственно обвинение, с их помощью осуждают на каторгу овечий контингент.

Выгода мусорам от подобных заступов ощутима. Чего там титьки мять-то. Слегка подправили УПК, исказили его содержание через ложные толкования, сломали ребро судебной политике, привили юридическому сообществу смиренность, поначалу вернулись к прежней совковой схеме оперативного соучастия, а теперь и вовсе отдали бразды сбора доказательств ментам и фактическому преследованию их же легавой силой.

В практической проекции доказывание с помощью Результатов ОРД происходить может так, как это имело место, например, в конкретном деле.

Для сведения. Закон об ОРД допускает участие оперов в осуществлении строго ограниченного перечня мероприятий: 1. Опрос; 2. Наведение справок; 3. Сбор образцов для сравнительного исследования; 4. Проверочная закупка; 5. Исследование предметов и документов; 6. Наблюдение; 7. Отождествление личности; 8. Обследование помещений, зданий, сооружений, местности, транспортных средств; 9. Контроль отправлений и сообщений; 10. Прослушивание телефонных переговоров; 11. Снятие информации с тех. каналов связи; 12. Оперативное внедрение; 13. Контролируемая поставка; 14. Оперативный эксперимент (статья 6 Закона). При этом проверочная закупка и поставка, эксперимент и внедрение могут проводиться только на основании постановления органа дознания, а для контроля связи, прослушивания переговоров требуется ещё и решение суда (статья 7 Закона). Итак…

Наши старые знакомые Лёва и Серёжа попали в поле зрения оперов по подозрению в причастности к наркообороту. Опера получили санкцию суда на контроль переговоров, а сей контроль им показал, что назревает крупная сделка. Принято решение о проведении ОРМ «Наблюдение». Понаблюдали и засекли встречу «бизнесменов» в ими условленных месте и временя. Обнаружив признаки обмена какими-то подозрительными предметами, легаши приняли решение о задержании. Задержали, доставили в ментовку, произвели досмотр самих задержанных и авто, изъяли всякое, получили объяснения. Изъятые вещества, деньги и пакеты передали экспертам, получили от них экспертные заключения о наличии, размере наркоты и о следах пальцев на упаковках. Параллельно этому прошвырнулись на фатеру к Лёвушке, где в присутствии его маман произвели «осмотр помещения», а также взяли с неё объяснения. Все добытые таким путём материалы по постановлению отгрузили следаку на рассмотрение. Следак то принял решение о возбуждении уг. дела, включил материалы по ОРД в число доказательств обвинения и приступил к расследованию да преследованию. Именно те материалы по ОРД и явились основными доказательствами против «сладкой парочки». Всё иное, собранное следователем, имело только проверочный характер, а по доказательственной ценности стоило едва дороже выеденного яйца.

Перед нами е-панорама. Вид в профиль. Выявив данные о признаках подготовки особо тяжкого преступления опера не сообщают об этом мусорам для решения вопроса о возбуждении дела и для проведения официального расследования. Они таких мер не принимают даже когда задержали и выявили наркоту, хотя все признаки преступных посягательств на лицо. Менты продолжили только своё производство. Можно бы, конечно, рассуждать, мол, не имелось ещё достаточных удостоверений в подозрениях, но очевидно, что всякие проверочные выяснения должны иметь некие разумные пределы. Таких границ мы в данном случае не наблюдаем.

Вид анфас. Приняв решение о проведении ОРМ «Наблюдение», опера, с понтом под этим зонтом, осуществляют ещё и задержание, досмотры, изъятия, опросы с объяснениями, осмотры, обследование и экспертные исследования. Все последние мероприятия явно выпадают за рамки, не являются составной частью изначального «Наблюдения». Решение об их проведении не принималось в установленном порядке, а умозаключительные решения «на ходу» без внешне выраженных мотивов, оснований и провозглашений в качестве должных актов не воспринимаются. Отдельные из проведённых мероприятий – задержание, досмотр, изъятие, осмотр и экспертиза – эти вовсе не включены в перечень допустимых опер. мероприятий. Опера не вправе такие действия осуществлять.

Вид с тыла. Не имея отношения к следственно-судебным действиям, все сварганенные мероприятия не сопровождены соблюдением гарантий по УПК. Ментовско-оперские Законы не содержат правил осуществления (проведения) такого рода мероприятий и, соответственно, требований о выполнении гарантийных обязательств, с ними связанных. Это позволяет произвольничать. Элементарная подмена следственных действий на оперативные мероприятия, например, проведение осмотра помещения взамен обыска жилища, даёт возможность не следовать конституционным гарантиям, допустим, в таком раскладе отсекается необходимость в судебном контроле.

Вид под юбку. Внепроцессуальная сущность ОР-мероприятий и примазанных к ним действий не требует обеспечения действительной правоспособности заинтересованных в этом участников, не предполагает следование принципам судопроизводства. Безусловно произвольный, но с видимостью наличия порядок осуществления ОРМ снимает с его исполнителей всякую процессуальную ответственность и обязательства. В таких условиях, например, можно не сообщать гражданину о том, что он является «подозреваемым», не расходоваться на разъяснения и не обеспечивать защитительные права, включая право на участие защитника (ведь защитником адвокат может стать только в рамках производства официального расследования и преследования овцы в уголовном порядке). Привлекаемые к участию мнимые «понятые», открыто именуемые «представителями общественности» изначально являются кукольными фигурами, потому как виснут без законного статуса, да и любые разъяснения в их адрес не основаны на действующих нормах. Что за чепуха: какую такую «общественность» данные субъекты представляют, и кто им выдал мандат на представительство? И вовсе комичен внепроцессуальный порядок назначения и проведения экспертиз, где менты с экспертами свободно манипулируют образцами, а фактически преследуемая сторона напроч лишена возможности влиять и контролировать процесс. Это чудо, что тварят менты со всеми изъятыми вещами и предметами, которые могут стать впоследствии вещдоками! (Тварят – от слова «тварь», конечно).

Вид изнутри (вскрытие). Полученные операми Результаты – всевозможные Акты, Объяснения, Рапорта, Заключения, Справки, материальные предметы, Распечатки и прочий хлам через их передачу органу расследования, дальнейшие осмотр и приобщение обналичиваются в качестве «доказательств». Их внагляк приравнивают по значению к процессуальным видам и формам доказательств, например, Объяснения – к Показаниям, Акты – к Протоколам, Заключения – … к Заключениям, предметы признают одним махом вещдоками, любые письменные документы – к «иным документам» и т. д. Псевдо процессуальный порядок сбора избавляет сведения по таким материалам от установленных УПК условий допустимости. Эти сведения облагораживают, наделяют не только равной, но, как мы видим, и преимущественной доказательственной силищей. А ввиду таких факторов, как негласность получения, агентурная секретка по источникам, проверка и оценка оказывается попросту невозможна, любые попытки выяснений подробностей по порядку получения упираются в непреодолимые препятствия.

Весь информационный массив по ОРМ мусора позднее подкрепляют свидетельствами самих оперов – участников тех мероприятий. Такие «профессиональные» свидетели через показания не только повторно разъясняют «что да как», но связывают ранее полученные ими сведения между собой в целях формирования единой совокупности. Таким образом процессуальный спор сторон перенимает форму одностороннего наезда, тот же бой с тенью.

Посредством таких изощрённых технологий мусора навострились из говна лепить кондитерские изделия. Правосудники, с молчаливого согласия бестолковой защиты, с аппетитом хавают сей продукт. А потому, что вожди приказали: жрать, улыбаться да кондитеров нахваливать. Позорный этот ритуал они из гнилой совдеповской практики переняли и возвели в недобрую традицию. С традицией все как-то свыклись в годах, а практика стала привычным обычаем. Судьи со своей стороны не решаются, нет, скорее – не желают что-либо менять. Тем более, что их особенно и не напрягают в этом вопросе ни стороны в процессах, ни руководство. Наоборот – поощряют. В таком случае арбитры и не вспоминают о своей независимости: гром не грянул – нет повода мужикам креститься. Слава России!

Любой, склонный к вдумчивости и критичности, кто впервые напарывается на такой «вид» доказательства, как Результаты ОРД, обнаруживает гадкую их природу и лукавую практику применения. Видиться мне, что только обвиняемые нынче и способны активно протестовать использованию против них Результатов, открыто отождествляя это с правовым аферизмом. Способны, конечно, в физическом смысле их личной и прямой заинтересованности и безнаказанного упорства. Как застарелая ржа, громоздка проблема самого порядка доказывания через Результаты. Веригами полонят овец ничтожные интеллект, знания и опытность. Только в твоих руках эффективность защиты от использования Результатов; тебе и обоснованно возражать этому. Все пороки их использования, в общем-то, на поверхности. Как минимум, само наличие препятствий проверять достоверность и допустимость ввиду обозначенных выше препятствий – это уже основание для выдворения таких доказательств.

Что касается деятельности оперов по так называемым поручениям следователя. Видать депутаты были шмалью укурены, когда согласились с нормальностью положений статей 38.2.4 и 157.4 УПК (следователь вправе поручать органам дознания проведение отдельных следственные или иных процессуальных действий, а орган дознания обязан такие поручения исполнять). К ранее высказанному недоумению добавлю: эти положения явно не соответствуют процессуальным принципам, здравому смыслу и вступают в конфликт с другими нормами УПК. Не укладывается в голове: Закон допускает передачу одним должностным лицом своих процессуальных полномочий другим лицам, кто по принципиальным положениям того же Закона вообще не является участником уголовного судопроизводства и не вправе заимствовать должностные функции следственной направленности. Позволю пошлое сравнение.

«Боинг» в полёте, выходит к пассажирам пилот, срывает пилотку:

– Эй, пипл, а есть ли летун кто из вас?

Молодец с района «мест для поцелуев» отзывается застенчиво:

– Ну, я в детстве с третьего этажа лётывал, в десантуре с парашютом оземь ронялся, на «плейстейшене» в симулятор гонял. В чём проблема?

– Годиться. Падай, зятёк, за штурвалы, порули до Кишинёва, а дальше я подменю. Что-то калдан у меня трещит после вчерашнего…

– Так это… нельзя, как бы.

– Не дрефь, по Кодексу Воздухоплавания командир корабля вправе поручить выполнение отдельных действий по управлению судном любому из пассажиров.

– Базара нет. Тогда я нынче в ночь отсыпной возьму, а ты, тесть дорогой, подмени меня, трахни мою жену – свою дочь.

– Да ты никак рехнулся?!

– Ой, только давайте без обмороков, папаша. Семейным Кодексом предусмотрено, что каждый из супругов вправе поручить любому родственнику в соответствии с половой принадлежностью исполнение отдельных супружеских обязанностей, а родственник тот обязан такое поручение исполнить. Как благонравный патриарх Сим завещал.

Вопросов нет: уголовное дело для производства расследования передаётся следователю, следователем принимается к производству, и только следователь в силу своей прямой компетенции и при должностной ответственности вправе осуществлять следственные действия. Повторяюсь, только следователь башкой своей ответственен за результаты расследования и соблюдение порядка производства, – с него и спрос (и просо, и овёс). А сам следак уже не может перевести стрелки на каких-то там порученцев и поверенных, нет ему заместителей на этом поприще. Да, бывают исключения и они обоснованы: некоторые действия, как, например, производство экспертиз, следаки поручают экспертам, но этот порядок во сяком случае охраняется специальными нормами об ответственности экспертов и особом порядке проведения. А в нашем случае УПК-ашное отступление от общего порядка и условий провоцирует мудацкую ситуацию. С одной стороны, опера остаются безответственны за результаты и качество порученных им действий, с другой – и самоотстранившийся от исполнения своих прямых функционалок следователь также ответственности за те действия нести не может, потому, как не осуществлял их и не мог контролировать непосредственным образом. Сама природа подобных действий «на доверии» и «чужими руками» не может гарантировать их правильности и эффективности. Перепоручения аналогичного свойства возможны только между равными субъектами внутри специально для этого образованной следственной группы (ст. 163 УПК) или с переадресацией другим равным по статусу территориальным подразделениям. Равные субъекты, в данном случае – это следователи, в связи с тем, что следственные действия вправе осуществлять исключительно следователь или вышестоящее должностное лицо.

Только следователи (наряду с дознавателями, прокурорами, нач. следств. отделами) имеет соответствующую специальность, квалификацию и законные полномочия для производства расследования и выполнения внутри него специфических процедур – следственных действий по правилам УПК. Как и судьи: ввиду наличия тех же условий, они вправе осуществлять следственно-судебные действия в ходе разбирательств по делу. Иное – когда к производственным рычагам и педалям допускаются посторонние – влечёт бардельник.

И любые, даже законодательно-вменяемые отступления от таких условий изначально недействительны. Когда Закон устанавливает подобные отступления без оправданий исключительного характера таких мер – это уже сам законодатель окуел. Можно, конечно, допустить, что некоторые опера имеют некоторые знания и способности для правильного проведения и следственных действий. Но и наличие таких качеств не отменяет требования по соответствию должностным и профессиональным полномочиям, требования о разумности подобных отступлений и допущений.

Взгляни-ка, во всех статьях УПК, регламентирующих правила по конкретным следственным действиям, их проводником и исполнителем указан именно «следователь». В них повсюду и о любой затее: следователь то – следователь сё. В таком должностном уложении и запрограммирована изначальная воля законодателя. Разумно, правильно и красиво. А отдельной отступной нормочкой статьи 89 стройный порядок коварно смят. Обычное для российской властеницы явление: бортники соберут бочку мёда, а барыга ложкой дёгтя обогатит медок немного. В отечественном законотворчестве стройные и умные законы умеют и любят поганить, поражают их гнилушками сознательно, под давлением заинтересованных структур (известно каких структур). В нашем случае этот фокус проделан не изменением или отменой норм о только участии следака, а путём оговорки по спец. статье.

Нормативное дозволение на основании поручений привлекать оперов к автономному и активному участию в следственных действиях, направленных на получение доказательств, – торный путь к фактически безответственному беспределу с необратимыми последствиями. Мало того, что этакое соучастие не имеет ограничений ни по перечню, ни по характеру сл. действий, допустим, в данном порядке следак может поручить ментам и проведение экспертизы(!), но сами результаты таких со-действий скатываются в уродливый симбиоз. При внешних наименовании и форме «следственные» данные результаты вмещают и атрибутику Результатов ОРД. Кроме того, через такое нормирование, одному и тому же органу фактически дозволяется осуществлять и следственные и ОР-мероприятия. Что недопустимо. И как тебе такие вариации: обвиняемый сообщает следаку о наличии и нахождении важных доказательств защиты; следак съезжает на обочину – поручает провести проверку и получение тех доказательств операм; опера выезжают на место, кошмарят свидетеля, забираю у него вещдок, никаких протоколов не составляют, а следаку сообщают, мол, никаких полезных сведений для дела не добыто. В итоге и свидетель затыкается, и вещдок пропадает с концами, и концов тех не сыскать, у следака ручки чистые, а защите писю на воротник. Красота!

Всяким отступлениям от «обычного» порядка должны иметься объяснения целей, задач и поводов, требующих подключения к процессу подсобных средств. Мы шиты не лыком, мы суровой жилой строчены, нервом оверлочены, и вот такие-рассякие кубаторим, а не находим оправданий: что же может служить серьёзной помехой следаку самолично свои прямые обязанности исполнить?; какие такие ситуации «исключительного» свойства вынуждают следаков делегировать свои производственные полномочия чёрте-знает-кому? Ну, как-то ещё можно смириться с доследственными ОРМ. Однако Кодекс, мать его, дозволяет следакам и после возбуждения уголовного дела выдавать операм ордера на ОРМ. Причём поручается о проведении таких мероприятий, которые по своему характеру полностью совпадают со следственными действиями. Вот, в ходе расследования возникла острая нужда осуществить контроль и запись телефонных переговоров. Приспичило. Казалось бы, процедура по реализации ясна и легальна, порядок известен и доступен. Следак должен получить судебную санкцию (ст. 165 УПК) и осуществить само следственное действие – то есть проконтролировать и записать переговорки (ст. 186 УПК). Так нет же, псина воротит нос: по сути тот же объём действий взваливает на оперов через поручение о проведении ими ОРМ в порядке статьи 6 Закона об ОРД. А те не визжат, что их работой лишней грузят – всё нормалёк. Аналогичным образом союз мусоров и ментов подменять наблатыкался почти все виды сл. действий, вплоть до проведения экспертных исследований. Сечёшь салочки какие? Нам с детства втирали, что цирк и зоопарк – это разведённые институции, а оказалось есть ещё и шапито, где всё смешалось: кони, ****и… И где без софитов не различишь смены фокусов, живности, клоунов и декора, а, значит и не въедешь в суть процессов. Причинная формула глупых французов – «шерше ля фам», стало быть «ищите бабу»; наши мусора облагородили сей вектор поисковый, перефразировали: «шерше ля всем вам» – то есть «ищи выгоду». Уводя добычу доказательств в русло ОРД, органы расследования преодолевают жёсткие порядок и гарантии участников, сами доказательства получаются в облегчённом режиме, «если что» – крайних не сыскать. А кроме того, те же прослушки давно стали монопольной специализацией оперов, а операторы связи – их подконтрольной вотчиной, куда они и мусоров так запросто не впустят. Через такие «услуги» и следователи имеют более эффективные возможности ментов. Следаку незачем тогда слепо выискивать данные, например, по телефонным переговорам и копить порожний материал, захламлять им дело. А предварительно и негласно прозондировать эти источники он не в состоянии. Зато это могут опера. На закваску через «свои» связи в коммуникационных компаниях менты проведут неофициальную (читай – незаконную) прослушку и контроль. И вот ежели по такой контрольке что всплывёт любопытное, тогда и цинканут следаку: варгань, браток, поручение; тогда менты для собственных «розыскных» нужд получат судебное разрешение, а от телефонистов – распечатки и записи. Никто и никогда не узнает, не вскроет их афёр. Ну а вдруг всё же вскроются махинации, так следак как бы и ни причём.

Но нет места отчаяниям, курсант. Когда мы знаем о незаконных манипуляциях, когда мы можем их предвидеть как непреложность судопроизводственной практики, то можем это обратить в свою пользу, пожинать плоды и от знаний и плодами теми поужинать. Любые изъяны в работе мусоров и ментов – чем не повод для дисквалификации фуфлыжных доказательств обвинения. Есть светлые лики и в беспределе. Те же опера, когда проводят, например сл. действия по поручениям, да и в ходе собственных ОРМ – они косячат на каждом шагу. Косипорят они в силу своей процессуальной глупости, профессиональной недалёкости. Отчего большинство получаемых от такой «помощи» сведения, будучи выставляемы доказательствами, трещат орехами под молотом ревизий допустимости.

Всякий вид доказательств и порядок их получения, прежде чем включиться в легальный перечень средств и методов доказывания, проходит многолетнее испытание. В череде всесторонних проверок должно быть найдено объективное подтверждение надёжности и пригодности нового средства доказывания. Все известные виды доказательств прошли такой опытный путь. Отдельные из них, как, например, результаты следственного эксперимента или экспертные заключения, получили «добро» и закогтились в УПК, другие – такие как результаты пыток или угроз – почему-то отвергнуты. По сей день вяло, но рассматривается вопрос об исключении из практики доказывания результатов провокаций, которые наблюдаются при уже упомянутых «контрольных закупках». В то же время всё ещё на стадии обсуждений и дискуссий проблема применения «детекторов лжи» и психологического портретирования по методу Пола Экмана. Последний (метод) также основан на тестировании в системе «правда – ложь», но без применения аппаратно-программных средств.

Ну, а пока решается судьба публичного внедрения оба указанных метода на практике применяются эпизодически. Повторюсь, результаты процедур психо-проверок на вшивость не являются легальными, так как не допущены законодательно. Однако менты упрямо этими средствами пользуются (всё чаще в негласном порядке убеждения мусоров) и не оставляют попыток внедрить их в официальный процесс доказывания. Посему и таких «доказательств» следовало бы нам с тобой попутно коснуться в этом разделе.

Легенды о практике применения «детекторов лжи» в судопроизводстве первым упоминанием отсылают нас в дремучие времена, когда обезьяны ещё были умнее людей, солнце всходило на западе, а геноцид неондертальцев со стороны кроманьонцев был в апогее. Древнекарельские мусора действовали так: подселяли подозреваемого в берлогу к легавому медведю; узнику сообщалось, что мишка, дескать, смышленый; если подозреваемый лжив по натуре, то, дёрнув зверя за хвост, получит от него словестный вердикт о лживости; а если правдив, – то сколько не дёргай, умный потапыч будет молчать, не проснётся даже, ну, может быть рявкнет на своём пару раз, не более того. Сам подозреваемый «на доверии» и должен был сообщить мусорам о результатах исследований. При этом медведке втихоря намазывали хвост мёдом. Когда подопытный, покинув берлогу, сообщал о том, что на дёрганье хвоста косолапый отозвался молчанием и, значит, подтверждается честность арестанта, то у заявителя проверяли ручки. Отсутствие вкуса сладости на руках, соответственно, указывало, что с хвостом контактов не было, а уже этот факт сам по себе определял лживость подозреваемого.

Современные полиграфы по эффективности не продвинулись дальше «умного мишки». Фактически, детекторы не констатируют напрямую правду или враньё, склонности к этому или присутствие вообще одного из данных свойств у человека. Тем более не различаются такие аспекты, как умышленная ложь, заблуждение или незнание, болезненное восприятие. Нет, регистрируются только изменения физических состояний, таких как потоотделение, пульс, кровяное давление, расширение зрачков, искрения в мозгах, накипь на ушах и всё такие реакции. Но в этом только рефлексия, отраженье психо-физических импульсов. Всплески таких параметров считаются не подконтрольными воле человека и, по мнению сторонников тестирования, являются выразителями волнений. А тревоги эти, в свою очередь, объясняют сверхактивностью мыслительной деятельности, которая автозащитой через неконтролируемые внутренние переживания выискивает не правильный, а спасительный ответ. Одновременное условие – такие реакции, якобы, не свойственны честнокам: ответ по искомым фактам и обстоятельствам, в том числе без заведомого знания существа вопросов, лежит (должен лежать) на поверхности их сознания, и ответ этот выдаётся (должен выдаваться) без психических усилий и препятствий соответственно действительности, отражённой в памяти, знаниях и понимании. Чушь!

Долгий опыт применения в судопроизводственной практике полиграфов со всей очевидностью показал бестолковость сей затеи. Во-первых, существует во множестве такая категория людей, как социопаты. Эти гады твёрдо убеждены в собственной правоте, стойки в волевых установках своих, уравновешены до тех степеней, что «адекватных» реакций не выдают. Эти мерзавцы легко обламывают программные ожидания. Их проверка даст только «левый» результат. Кроме того, имеются порядка двадцати способов намеренного обмана детекторов и один – чтобы наградить программу параличом. Я сам к такому прибегал, знаю. Это когда, срелаксировав мозг, отвечаешь «да – нет» что называется «от балды», не задумываясь о сути вопроса. Итог выходит крайне противоречивый, не годный для каких-либо выводов. Все эти обстоятельства приводят к недостоверности данных, к неэффективности применения детекторов в качестве средства получения доказательств. История знает огромное число дел, где вследствие доверия мусоров к «электронной башке» виновные уходили от ответственности, а безвинные птахи отправлялись на плахи.