Определение «иные документы» распространяется на любые другие документальные материалы за исключением рядышком в статье 74 УПК перечисленных видов, то есть кроме Заключений и Протоколов. Таким понятием перечень документов, допускаемых в качестве доказательств, фактически не лимитирован. Под «иным» документом предлагают подразумевать любой информационный массив по любым источникам-носителям. При всей такой безграничке, этот вид доказательств всё же нагружен рядом обязательных признаков по допустимости.

Такое доказательство должно иметь форму документа: официального или частного. В свою очередь официальные документы издаются органами власти и прочими юридическими лицами, для публичного (всеобщего), внутреннего (предприятия, организации, частн. предприниматели) и межорганизационного (между двумя и более юр. лицами) пользования. А если конкретно, к подобным документам относятся договоры, акты, решения (кроме судебных приговоров), квитанции, инструкции, сообщения, уставы, удостоверения, отчёты и любые другие виды информативов, связанных с деятельностью юр. лиц. Такие документы должны иметь специальные реквизиты: наименование и адрес этого лица, издавшего документ; данные о времени и месте его издания и подписания; сами подписи должностных лиц, уполномоченных на издание; оттиск удостоверительной печати или штампа; сведения о регистрации и учёте (не всегда). Надо бы оговориться, что по действительному смыслу документ является официальным только, если он исходит от органа власти. Но мусора с коих-то пор стали присовокуплять к этому виду и любые другие документы от всех прочих юр. лиц, включая частных предпринимателей. И это очень спорно.

К частным относятся информативные материалы, авторами которых выступают граждане лично, без прикрытия их должностными регалиями, а также исходящие от вольных сообществ граждан. Такая информация может быть связана только с деятельностью отдельных людишек и вне деятельности зарегистрированных союзов людей. Речь идёт о личных документах, частных договорах, доверенностях, заявлениях, обращениях, переписке. Вот если директор птицефермы Сурков издаст приказ по конторе – это официальный документ, а тот же Сурков напишет записку любовнице, пусть даже перед фамилией вточив «директор» – то будет частный документ. Весь вопрос в том, в каком качестве по документу данный мэн выступает реально.

Частные документы также должны иметь реквизитные отличия: данные об изготовителе и его подпись, если документ не рукописный. Без таких минимальных характеристик материал не может приниматься допустимым документом. И здесь загнездилось разночтение, когда, например в качестве «иного документа» документом пытаются впарить какую-нибудь частную корреспонденцию: письмо, записку, послание, в которых отсутствуют прямые и достаточные сведения об авторе (ф. и. о., место нахождения, дата), а вместо подписи обнаруживается «Целую, твой котёнок». И что теперь, котёнка вычислять прикажете. Иногда мусора впаривать пытаются письма без всякой инициализации в них, а авторство экспертным порядком по почерку вызнают. Да может и из под руки данного человека письмена те вышли, но какой эксперт следом его опровергнет, что не от собственного имени он выступал, а под диктовку другому пособничал либо художественно фантазировал высокого искусства ради.

Процессуальный кодекс не раскрывает значение понятия «документ». Не найдёшь расшифровки этому ни в УК РФ, ни в гражданском законодательстве. Следовать подачкам из комментариев да руководящих указаний – неблагодарная затея, так как силы закона эти пистопольства циркулярные не имеют, не источники они единого и окончательного мнения. В различных правовых ситуациях «документу» присваивают разношёрстные свойства и обличия. Это вынуждает выискивать значение по общепризнанным толкам. Словари и энциклопедии в небольших вариациях сообщают о том, что Документ пониматься может в двух смысловых значках: в широком смысле – это любой материальный, письменный носитель информации; в узком – юридический акт. Но и такие определители не совсем точны для процессуальных потреб. Мы-то не дурни распоследние, ага, мы помним, что доказательства – это сведения, а не источник сведений. Тогда доказательство Документ – это должен быть не носитель информации и не юридический акт гербовой бумажкой, а сама информация на этом носителе и в этом акте. Такое понимание, в общем-то, совпадает и с оригинальным значением слова «документ», происшедшего от латинского «свидетельство».

Судебная практика тяготеет к восприятию «документа» в широком смысле. Поэтому в качестве доказательства – «иного документа» используют любые информационные сведения, выраженные в письменном виде. Доказательственное внимание уделяют любому способу письма (буквы, цифры, все прочие знаки и символы) на любом носителе, сохраняющем эту писанину (электронные, бумажные, тканевые, прочие твёрдо-поверхностные тела).

Такое понимание, которым практически все ограничители допустимости вырубаются безусловно, выгодно стороне обвинения. И Суд на то благословляет. Как смиришься с этим, так по прихоти обвинителя в качестве «иных документов» против тебя будут использованы не только текстовые бумажки, но и этикетка от гондона, изображение с дисплея, надпись на крышке гроба, наколка «Всё пропью, баян оставлю» на шкуре кореша твоего. Думается, в каждом случае сомнений в принадлежности к Документу каких-либо странных и неочевидных материалов их такую природность и видовую принадлежность следует оспорить.

Только в соре рождается глистина.

Особенно, когда такие материалоносители на основании ст. 84.2 УПК пытаются отнести к «иным документам» за гранью прямо дозволенных кино-, фото-, видео-, аудионосчиков. Подобного «левака» во множестве обнаруживаем по материалам уг. дел. Не просто уяснить их доказательственный характер, так как, в отличие от тех же вещдоков, Закон не предписал по «иным документам» процедуру и решение о признании их таким видом доказательства.

Основными и обязательными условиями допустимости «иных документов» являются:

– прямое отношение содержащихся в них сведений к обстоятельствам уголовного дела (та же относимость);

– определимость источника – автора Документа;

– соблюдение требований УПК по собиранию и приобщению к материалам дела;

Относимость к подлежащим доказыванию обстоятельсвам может быть не только прямая, когда, например, на видео файле отраженна картинка самих преступных событий, но и косвенной. Косвенная информация сама по себе не раскрывает обстоятельство, но при сопоставлении с информацией из другого доказательства, то есть в совокупной оценке, позволяет сделать однозначные выводы, убеждает в наличии или отсутствии искомого обстоятельства. Так, из предсмертной записки усматривается только то, что Коля Боков (в миру – Колобок) крайне разочарован в жизни и не видит смысла в продолжении своей бытийности. Ну и что? Это только мыслительные заметки на память. Но в совокупности с другими доказательствами: полное запирание квартиры изнутри, характерные следы вертикального удушения на шее висельника, отсутствие следов внешнего насилия и другие приметы, – это подтверждает версию добровольного самолишения жизни, самоубийства (суицида). В данном случае письменное послание Колобка принимается «иным документом» – косвенными сведениями о событии и составе деяния.

Всякая прочая информация, не позволяющая установить обстоятельства, не имеющая отношения к предмету доказывания, влечёт исключение Документа, в том числе в случаях, когда содержание сведений своим значением «за уши» притягивается к делу, когда информация домысливается или вообще не содержит конструктивной мысли. Например, по делу об изнасиловании не имеют значения для установления обстоятельств самого преступления документальные сведения о состоянии банковского счёта обвиняемого. Если только сам обвиняемый в свою защиту не ссылается на такие данные, подтверждающие факт обналички тарифной суммы на оплату услуг проститутки – потерпевшей по делу, то есть о добровольности совокуплений и вымогательстве.

Заслуживают отдельного внимания всякого рода процессуальные решения. Эти решения по всем внешним признакам являются Документами (актами). Но все они, за исключением Приговоров и иных судебных решений, не могут использоваться в качестве доказательств для установления основных компонентных обстоятельств: события, причастности, виновности, преступности, вреде. Лишь в отдельных случаях такие решения применимы для установления данных о личности виновного, например, в качестве характеризующего материала, или о наличии смягчающих (отягчающих) обстоятельств, как например, о решении прокурора по «соглашению о сотрудничестве». Причина доказательственной недопустимости сведений по процесс. решениям в том, что сведения по ним исходят от лиц, связанных с производством по делу, имеющих процессуальный интерес в исходе дела, когда сами такие решения связаны с исполнением должностных властных полномочий участников процесса и могут быть обжалованы и пересмотрены вышестоящими инстанциями, когда эти решения не очевидны ввиду отсутствия у них качеств «свидетельства» по существу и порядку получения доказательств. Например, не могут приниматься в качестве доказательств о событии преступления – совершении грабежа сведения по Постановлению следака о возбуждении уг. дела по признакам совершения преступления по ст. 161 УК РФ; не будут иметь значения для установления причастности данные по ментовскому постановлению о контроле переговоров в квартире подозреваемого; нет доказательственной силы по вопросу виновности у постановления суда о назначении психиатрической экспертизы. Равным образом и отсутствие процессуальных решений как таковых не считается доказательством в пользу каких-либо фактов или обстоятельств обвинения. Процессуальные решения могут считаться доказательствами только по обстоятельствам законности конкретных процедур или самого наличия процессуальных действий. О ничтожности решений, как доказательств, об их несостоятельности в качестве «иных документов» умалчивается в Законах и разъяснениях. Это делается намеренно, чтоб заблудить овец, таких как мы с тобой. При этом, и невзирая на наличие преград, сторона обвинения и суды охотно применяют в доказывании проц. решения, перетасовывая их с другими видами доков в один винегрет и создавая мнимую совокупность. Зачастую, кроме таких документов-решений в обвинительных решениях не обнаруживается вообще каких-либо других «нормальных» доказательств, то есть этими «документами» полностью подменяют при доказывании отдельных обстоятельств не добытые качественные сведения.

Грустным исключением из этого правила являются только сведения по вступившим в законную силу Приговорам или иным судебным решениям резолютивного толка. Такой вариант в Законе обзывается буржуйским словом «преюдиция» (см. ст.90 УПК). Термин этот звучен, но коварен в своём значении. А означает он предрасположенную, заведомую доказательственную силищу всех фактов и обстоятельств, установленных в Приговорах и равных решениях. Сама норма об этом в УПК лукаво отведена в сторону от основного перечня видов доказательств. О Приговоре, как о доказательстве напрямую не говорится, но мусора подводят именно к такому смысловому пониманию этого положения.

Суть вот в чём. Если каким-то судебным решением установлен некий факт (Петя бухал с Васей на вершине Эвереста рыбье молоко в тени эвкалиптов), то при рассмотрении другого уг. дела, где, среди прочего, обсуждаются важными для разрешения те же самые обстоятельства, они не требуют нового доказывания, не подлежат переоценке, а принимаются уже установленными – бесспорными. В новом разбирательстве ни судья, ни другие участники не могут выказывать сомнения в достоверности уже состоявшихся установлений и перепроверять те обстоятельства. И в большинстве случаев (и не только мусорам) очень удобно и легче прятаться за подобными утверждениями, какой бы абсурд в них не сквозил, какие бы вновь полученные данные это не опровергали. Что же касается возможных внутренних сомнений у мусоров, так они не будут обнародованы. Более того, доказательственная сила суд. решений является эффективным и надёжным средством доказывания. Это средство умышленно применяют при доказывании новых обвинений, как промежуточный резерв в достижении заглавных целей. Существует и применяется специальный тактический приём изощрённого надувательства и преодоления защиты.

Вот, например, зреет обвинение тебя в сбыте особо крупного размера наркоты. Обвинение дохлое, непроходное из-за отсутствия доказательств по обстоятельству твоего нахождения в определённом месте в определённое время. Ясен хрен, что без доков обвинение обречено на развал, защита такому обвинению имеет все шансы успешно сопротивляться, а ты можешь улизнуть от казни. Тогда мусора через подброс «дозы» возбуждают дело и предъявляют тебе обвинение в совершении какого-нибудь плёвого деяния, много меньшей тяжести, допустим по хранению наркосредств по ст. 228 ч.1 УК РФ, за которое максимально могут впаять 3 года несвободы. И то – вряд ли: по этому составу предусмотрены альтернативные виды наказаний, не связанные с лишением свободы, а по первому разу могут и вовсе освободить от угол. ответственности. Выказывая отказ от обвинений в сбыте, но закошмарив тебя по более «лёгкой» делюге, вследствие чего ты может быть даже и обрадуешься такому обороту, мусора обосновано рассчитывают, что ты можешь разменяться на меньшее наказание под угрозой много больших лишений, и обвинение «по хранению» состоится успешно. И будет суд, и будет Приговор. А по приговору тому станет, как бы между прочим, доказанным и обстоятельство по ранее проблемным времени и месту твоего пребывания, плюс – сам факт твоей связанности с наркотой. После этого тебе румяному пупсу самым подлым образом двинут первоначальное обвинение, – то самое – по особо тяжкому сбыту той же наркоты, и в суде уже не придётся мусорам рогом упираться, чтобы доказывать кривые обстоятельства. В подтверждение им будет представлен «бесспорный» преюдиционный Приговор о хранении. Усё, мыль жопу, овца!

Аналогичным образом поступают по многоэпизодным делюгам или групповым соучастиям. Опять же, при слабости доказательственной базы, среди подельников (соучастников) избирают «слабое» звено – более покладистую, беззащитную овцу. В отношении таковой под мнимым предлогом уголовное дело выделяют в отдельное производство, обвиняют, осуждают, может быть и с предоставлением льгот, и тем самым добиваются Приговора, содержащего установки по нужным обстоятельствам. А дальше уже начнут долбасить остальных соучастников с использованием уже «железно» установленных приговорошных фактов, обсуждать, тем более оспаривать которые не позволит преюдиционный полис. Такой же движ устраивают с выделением эпизодов.

Срамота это всё, конечно. Но кто вдруг решил, что и ты не можешь поступить той же поступью для своего куражу. А кули нет? Допустим, просто допустим: существует розовая угроза серьёзных обвинений тебя в преступлении, которое, якобы, ты совершил, якобы, в городе Н., якобы, в 1400 7 февраля 2000 года. К тому же звать тебя – Якоб. Но ещё до официальных обвинений или уже при них твоя жёнка, а лучше кто-либо посторонний в частном порядке обвиняет тебя в совершении против них какой-нибудь мелкой хулиганки. Весь прикол в том, что это хулиганство произошло оказывается того же 7 февраля, того же года, также в 1400 пополудни, но в городе С. Ты согласен с этим обвинением, частный твой обвинитель (жена?) настаивает на осуждении, доказательств достаточно, включая твои признательные показания, и мировой судья (О! он не знает о существовании иных обвинений) выносит Приговор о твоей виновности в совершении хулиганки при указанных обстоятельствах. Такой Приговор в рамках второго, как и любого другого обвинения станет мощным доказательством защиты. Железнее алиби не бывает. Такой Приговор может быть предъявлен на любой стадии, желательно в конце судебного следствия по второму делу (тут выдержка нужна), и отвертеться от его преюдиционного содержания мусорам будет крайне проблематично.

Отсутствие в «ином документе» чётких данных об его источнике (гражданин, организация, орган власти, их должностные лица) препятствует проверке существа доказательства по вопросу достоверности. Анонимность сведений, какими бы причинами это не объяснялось, лишает сведения надёжности и приравнивает их к разряду «слухи». Авторство не просто указывается прописным наименованием, но и удостоверяется подписью гражданина или представителя его, а в случае официальных форматов дополнительно требуется бланковый носитель и оттиск печати. Вся такая авторизующая атрибутика должна присутствовать на самом Документе. Сообщение авторства в сопутствующем порядке, например в сопроводительном письме или телефонным уведомлением, при отсутствии таких данных внутри самого Документа, однозначно не восполняют недостатков. Частенько в делах обнаруживаются, к примеру, материалы контроля переговоров в виде распечаток. В сопроводительном письме есть информация о сборщике и поставщике данных, и даже указания на прилагаемые распечатки. Но сами эти распечатки, которые только и могли бы являться доказательством, – они не содержат подписей и иных реквизитов. Это напроч лишает те распечатки признака документальности и исключает их доказательственную ценность. Мы понимаем, что такие бумажки можно прилепить и позднее, они могли быть изготовлены другим лицом, – то есть возможен подлог, а авторство сомнительно. Не исправят ситуацию даже допросные пояснения предполагаемого автора-изготовителя, когда он будет кивать: да-да, эти-эти, конечно моя стряпня. Здесь, как в общегражданском праве срабатывает механизм отторжения неустранимых сомнений – отсутствие обязательной письменной формы договора (документа) не может подменяться свидетельствами об этом. Всё то – будут только слова, сомнения не устраняющие.

Но и наличие полных данный об авторе может лишить Документ силы доказательства, если автором вдруг посмеет выступить некомпетентное лицо – тот, кто не вправе в силу своего должностного положения представлять орган (организацию) в определённом качестве, а в частности – собирать и представлять конкретного вида информацию. Так сомнительна будет информация электрика о медицинских показателях, а налоговика о лекарственной ценности пеницилина, а закоренелой домохозяйки о поддельности векселя.

Требование о соблюдении правил УПК при сборе и приобщении Документов означает только то, что весь порядок этого должен строго соответствовать специальным предписаниям, а материалы дела, как общий свод информации, должны содержать сведения о том, каким образом Документ попал в материалы. Это уже вопросы доказывания, которые регулируются нормами о проведении следственных и судебных действий. Документ не может появиться необъяснимым путём и образом. Его появлению всегда сопутствуют такие действия, как выемка, изъятие, представление, запросы, получение, осмотр, приобщение. Только в присутствии таких условий может происходить обмен документальными сведениями, когда одно лицо передаёт другому или принимающая сторона сама обнаруживает и захватывает в своё распоряжение Документ. При этом любое отступление от правил или невнятность происшедших процедур ставят под сомнение законность появления Документа в деле.

Ещё одно требование – подлинность, оригинальность оборотного Документа. В качестве доказательства могут быть использованы лишь сведения по оригиналам Документов. Приобщение и рассмотрение копий допускается только при наличии оригинала, при невозможности его длительного хранения в деле, будь-то из-за необходимости его использования в других операциях с условием сохранности оригинала до окончания производства и при условии должного удостоверения верности копии. В отсутствие оригинала обыкновенные копии и даже дубликаты отвергаться должны уже по той причине, что нет возможности их проверить всесторонне. А вместе с этим невозможно достоверно определить источник, время вылупления на свет божий и другие важные характеристика. Допустим, перед нами простая фотокопия рукописного текста. В случае претензий о принадлежности и времени составления самого (изначального) документа, по представленной копии эксперты не в состоянии будут определить соответствие почерка руке заявленного автора, время написания оригинала, тем более природу каких-либо исправлений, поправок по содержанию. Или же нам предлагают в копии цифровое видеоизображение. Такой формат не позволяет проверять материал на предмет монтажа или применения графической обработки. А оригиналом во всех вариантах считается только самый-самый первичный источник, регистратор исходной информации, на который эта информация поступала непосредственно. Вот на последний фактор отчего-то и не обращают внимания. А задуматься, так ведь тот же напечатанный посредством компа ПСЗ по сути является производным документом, так как информация изначально была скоплена во внутренней памяти компа. Выдайте нам тогда первичный накопитель – жесткач, по которому можно будет сконтролировать любые заштатные воздействия на текст. Но если же неизбежно применение удостоверенных копий, то и такие удостоверения допустимы только в случаях, когда верность оригиналу подтверждают уполномоченные на это лица – автор документа или нотариус. Тогда смешны попытки тех же следаков собственными росчерками и штампами заверяющих верность копий по документам из материалов уг. дела, по которым они не являются авторами. Пусть даже эти документы и находятся в самом деле оригинальными экземплярами.

И как уже отмечали, милиционерские службисты во множестве случаев путаются в правильном определении видов доказательств, а особенно блудят промеж двух сосен: вещдоками и «иными документами». И когда ты их вовремя вздрючишь по этому поводу, тем вскроешь сурьёзные нарушительства – невыполнение спец. правил УПК, для разных видов установленные в работу. Простейший пример – аудиодиск с записью переговоров. Здесь аудиодиск является только вещдоком, а вот аудиозапись – то и есть «иной документ». Ошибаются, когда эти составные части представляют единым доказательством – «иным документом», а вместе с этим упускают процедуры осмотра, признания и приобщения вещдока-диска. Или наоборот.

Такого рода доказательств, как результаты ОРД мы коснёмся следующим пунктом, а пока несколько слов. В статье 89 УПК сообщается об ещё одном подвиде «иных документов», а именно о «результатах оперативно-розыскной деятельности», которые могут применяться в доказывании, если они отвечают требованиям, предъявляемым УПК к доказательствам. Этакая двуликая расплывчатая формула допущения. Чушь полнейшая! К другим видам доказательств какие угодно результаты ОРД по своему облику и содержанию причисленны не могут быть даже гипотетически. Ну, разве что вещи и предметы можно натужно обрядить некоторыми свойствами вещдоков. Смотрим прищурясь. Одним из коренных и обязательных требований, которые УПК предъявляет к доказательствам является требование о получении их органом расследования (дознания, прокуратуры, судом – мусорами, одним словом) в порядке УПК, то есть путём проведения соответствующих следственных действий (статьи 75, 85, 86 УПК). Но опера – это менты, не являются они мусорами из-за ментовской сути своей. Но перечень возможных следственных действий строго ограничен (статьи 176–207 УПК). По этому перечню единственным приемлемым действием для получения результатов ОРД может быть только Выемка, когда мусора вправе получить от ментов какой-нибудь материал. (Возможность применения обыска по отношению к операм выглядит фантастичной и силовой). Только в этом случае можно говорить о некотором формальном соответствии порядка получения доказательств требованиям Кодекса, о том, что будущие доказательства получались законно. Все остальные, ныне активно применяемые способы передачи материалов от оперов мусорам, производимые по инициативе самих оперслужб, выемкой не являются ни в коей мере, допустимым порядком не урегулированы, а значит, всякий раз такие приобщения доказательств идут вразрез с требованиями УПК. Все предложенные и разрешённые процедуры по направлению результатов ОРД, как они прописаны в Законе об ОРД и Приказе от 13.05.1998 г. № 23 не являются законными по причине их несоответствия требованиям УПК. И нас не должно конфузить само наличие положений статьи 38.2.4 УПК о праве следователя давать органу дознания поручения о проведении оперативно-розыскных мероприятий и производстве отдельных следственных действий. Это не отменяет границ по перечню допустимых следственных действий и не может пониматься, как возможность следаков передавать свои полномочия ментам или подменять существо законных процедур. Указанная норма ст. 38.2.4 УПК и ей аналогичные, по моему мнению, ввинчена в УПК «на дуру», и ею мусора откровенно злоупотребляют.

Пожалуй, давай-ка, эту тему перетрём отдельными пунктами. Она стоит того.