Итак, перед нами легендарная Итака.

– Дети, слушай мою команду: на две группы живо раздели;сь, занять позиции по траншейкам и окопчикам в сугробах, налепить плотненьких снежков! Налепили? Следующая установка: снежки – це ж ваши доказательства. Начинаем прицельно швырять их в противника… Кидь их, кидь. Ага. Отставить смех, сделали суровые личики, лютость и отчаяние нарисовали под бровями. Марина, что за дерьмо, целься в морду… Ванюша, кули ты клювом щёлкаешь, уворачивайся.

– Ай, Полина Колаевна, Стёпке нос разбило.

– Ничевось, злее будет.

Доказательства различают шестью видами: показания; заключения; вещественные доказательства; протоколы; иные документы (статья 74 УПК).

И вновь нас грузят нормативными неясностями, нечёткими формулировками. Когда указывается последним пунктом перечня доказательств «иные документы», следует логический вывод, что все предшествующие по перечню разновидности – тоже документы. Но ясно, что вещдоки – суть, вещи и предметы не являются документами. Так же как и устные показания или заключения (голосовой продукт, сигнальное сотрясание эфира). Хрень какая!

Говоря о доказательствах, перво-наперво нужно чётко различать для себя два понятия: собственно доказательство и источник этого доказательства. Доказательства по содержательной стороне – это сведения, информация, данные, содержащие сообщения по обстоятельствам дела. Такие информативные сведения отражают мысль и знание человека или результаты его действий-деятельности. Так, показания и заключения отражают информацию, исходящую от лица физического, в том числе, если это лицо голосит от имени организации. Информация такая выражается речью устно или на письме. Вещественные доказательства несут на себе (внутри себя) информацию от воздействий человека на объекты материального мира – то есть это информативная составляющая вещей, предметов, природных или искусственных созданий. Как например, следы источения протекторов на шинах – они несут информацию об износе и употреблении по назначению колёсному.

Сами же материальные носители информации, будь то человек, иная живность, документ, вещь или предмет – это только источники доказательств. Поэтому неверны будут утверждения, что доказательством по делу является протокол допроса свидетеля. Глупости, протокол допроса – это только источник. Доказательством в этом случае являются показания – сведения, сообщённые свидетелем. Не менее абсурдно будет сообщение о вещественном доказательства, допустим, изъятом с места происшествия ноже. В этом случае доказательством будет являться какая-либо информация, связанная с этой колюще-режущей штуковиной, например, сведения того, что у преступника был этот нож и он кое-что им сделал, а на ноже отразились следы этих действий или состояний, либо действием этого ножа образованы какие-либо отметены на других объектах, в сознании людей. В некоторых случаях доказательства могут выступать и в двояком значении. Например, тот же протокол допроса, с одной стороны, может приниматься во внимание как носитель показаний, а с другой стороны и при необходимости, как источник – вещественное доказательство того, что такой документ существует в природе, им зафиксирован имевший место быть допрос, процессуальные действия участников допроса, или же на протоколе отображены следы каких-либо внешних воздействий.

Не различение, смешение двух, пусть и взаимосвязанных, но автономных понятий "сведения" и "источник сведений" в обобщающем понятии "доказательство" приводит к серьёзным нарушениям, процессуальному блуду. В том числе такое искажённое понимание присуще и профессиональным юристам самых широких кругов. Вот пример массового мракобесия. С лета 2002 года по новому УПК (статья 220) было введено требование указывать в Обвинительных Заключениях перечни доказательств сторон. Органы расследования в этом разделе Объебонов стали приводить перечнями только источники доказательств – сухо перечисляли наименования протоколов, документов, заключений, вещдоков. Но сами сведения, содержащиеся в этих источниках, оставались без изложения, не раскрывались. Фактически, доказательства не приводились вовсе. Конечно, это было выгодно мусорам, так как сама доказательственная информация оставалась сокрытой. Соответственно нарушалось и Право на защиту, в частности право знать о фактических основаниях обвинения. И такое безобразие продолжалось вплоть до 2004 года, пока, кряхтя, Верховный Суд отдельной директивой не уточнил действительное содержание Закона. Так ведь и до настоящего времени встречаются аналогичные нарушения, когда, например, в тех же Перечнях Объебонов или даже в Приговорах мусора делают ссылки на вещдоки и некоторые документы, на их доказательственное наличие, но не приводят информативное содержание.

Перечисленные в Законе виды доказательств мусора не вправе своим усмотрением дополнять другими видами. И имеющиеся виды не могут быть подменены между собой или вне перечня иными видами доказательств – из тех, что не предусмотрены с самом УПК. Не будут допущены, например, предсказания гадалки, видения, сообщения говорящего ворона, результаты гипнотических воздействий, заключения парапсихолога. Неприемлемы в качестве вещдоков неустойчивые объекты: снег, пламена, энергетический субстант; или любые живые организмы: муравейка, бурундучок, слоник; или человек, хоть живой, хоть дохлый, так же, как и любой его организменный фрагмент. Зафиксированные в протоколе осмотра места происшествия сообщения обвиняемого являются только показаниями, а не просто сведениями по протоколу. Допросные показания свидетеля не могут воспроизводиться через показания другого свидетеля, например, следователя, производившего допрос этого свидетеля, а показания потерпевшего через показания его представителя. Надписи не стенке клозета не принимаются как "иной документ".

Для каждого вида доказательства (а иногда и подвида) установлены свои правила их получения, фиксации, хранения и передачи. Даже при внешней схожести форм выражения доказательств, их свойства определяются чёткими критериями, позволяющими обособлять их друг от друга. А путём подмены видов между собой мусора пытаются обойти наиболее муторные правила, преодолеть запреты или получить дополнительные доказательства дублирующего характера. И эти выкрутасы у них, в условиях слепоты контролёров, практикуются успешно. Например, распространён приём, когда процедуру опознания подменяют получением показаний, в которых допрашиваемый сообщает об узнавании им другого лица или предмета – то есть опознаёт объект выяснения.

Доказательства подразделяются на: допустимые и недопустимые.

Допустимые – те из доказательств, что получены в строгом соответствии с установленными в Законе правилами и соответствуют одному из разрешённых видов. Недопустимые – когда законодательные предписания не выполнены – когда нарушен Закон в ходе получения, фиксации, исследования доказательств. Установление факта нарушения Закона при формировании доказательства влечёт, вернее может, должно бы повлечь признание доказательства недопустимым и его исключение из общей совокупности доказательств.

Одна из серьёзных проблем отделения зёрен от плевел порождена самим Законом (УПК РФ), который отчётливо не регламентирует порядок отбора и различения. Судебная практика попёрлась по накатанному пути презумпции допустимости доказательств – то есть любое доказательство заранее считается допустимым, пока не будет доказано, установлено обратное – его недопустимость. Такая положуха выгодна только стороне обвинения, так как основная масса доказательств по уголовному делу – это доказательства стороны обвинения. Их сбор осуществляли представители обвинения и не в интересах мусоров устраивать ревизию собственного добра, что может повлечь разоблачение их нарушений, уничтожение их же изысков и достижений. Обвинитель породил этих чудовищных деток и ревниво оберегает их от поклевания. При этом выявление признаков недопустимости всегда связано с глубокой проверкой всех процедур получения доказательства или даже с необходимостью проведения дополнительных следственных действий, с принятием новых решений. Возможность осуществления этих процедур всецело во власти органов расследования и суда, и как всякая мусорская власть они не позволяют, страстно препятствуют проверочным процедурам своими волей и усмотрением, страхуясь от негативного исхода для себя.

Следуя указанной презумпции допустимости, следствие и суд априори принимают законными любые доказательства обвинения, слепо им доверяют и запускают их в процесс доказывания без предпроверок и ограничений. Это происходит в свободном режиме, но до тех пор, пока заинтересованная сторона (защиты) не заявит о недопустимости того или иного доказательства, не инициирует его проверку и не будет добиваться исключения. Только при таких условиях, с пробуксовками, но включается механизм оценки на предмет допустимости, и только тогда компетентный орган обостряет (или делает вид) внимание не на содержание существа сведений, а на их внешнюю оболочку – на законность порядка получения и закрепления.

Однако существует общее требование, связанное с оценкой доказательств: Каждое доказательство ПОДЛЕЖИТ оценке с точки зрения допустимости (ст.88 УПК). Предписание "подлежит" определяет обязательность и безусловность осуществления действия, в данном случае по оценочной проверке. Из чего следует прямая обязанность тех же следователя, прокурора и суда такую проверку проводить. Но они делают это вяло и редко, и даже в Приговорах мы находим лишь формальные отписки, что все собранные и исследованные доказательства являются допустимыми. Тот же суд не утруждает себя сколь-либо глубоким анализом и следует негласному правилу: Кому надобно, тому и обыгрывать свои сомнения. Через такую постанову разбирательство в данной части упрямо соотносят с принципом состязательности. Кое-кто опять нас с тобой пытаются вздрючить в очередной раз? Кого пать-пать, вся попа в шрамах!

На самом деле в данном направлении оценочная деятельность должна следовать «презумпции недопустимости»: до тех пор, пока компетентный орган не утвердит допустимость доказательства через его тщательную проверку, это доказательство не может быть допущено к процессу доказывания обстоятельств уголовного дела по существу обвинения. Более того, следуя Презумпции Невиновности, обвиняемый не должен доказывать свою невиновность, в том числе и путём выявления и исключения недопустимых доков, доказывая тем самым незаконность собранных против него сведений. Мы в вновь сталкиваемся с профессиональной склеротичностью мусоров. Они напроч забывают, не желают помнить о своей функции защиты личности от безосновательных гонений, наслаждаясь лишь конкурирующими принципами разделения функций сторон и невмешательства суда в спор между сторонами. И если "подлежит" лишь созвучно с "подлый жид", значит должны родиться мотивированные заключения (решения) по вопросам допустимости. Да, органы расследования избегают самоинициатив по обсуждению допустимости собственных доказательств, а суд, как уже отмечено, ограничивается формальными декларациями на этот счёт. Тогда твоя работа – напрягать и напоминать, теребить эту гадину.

Вторая проблема. Процесс проверки и решения вопросов о признании и исключении доказательств ввиду недопустимости завязаны на заявлениях заинтересованной стороны о нарушении порядка при получении доказательств. Отказывая в удовлетворении таких заявлений (ходатайств) мусора применяют ссылки на несущественность нарушений, даже если они (нарушения) и нашли своё подтверждение. Доводы о несущественности выводят из степени влияния допущенных нарушений на доброкачественность самих доказательств. Протестуем. При видимой логичности подобных рассуждений, применение критериев "существенности" выходит за рамки действительного содержания норм Закона. Статья 75 УПК указывает основой недопустимости единственное условие: нарушение законного порядка. В норме нет оговорок о существенности или влиятельности. То есть, должны приниматься безоговорочно любые нарушения. Действительно, невозможно влезть в бо; шки и выяснить доподлинные мотивы "добытчиков" доказательств и ясно воспроизвести все обстоятельства получения доказательств с учётом мотивации «нарушителей порядка» по их сознанию, примеряя их умыслы и направленности к мышлению других на последнее время. Закон категоричен, и до; лжно следовать буквальной его установке. Есть нарушение – доказательство в топку. Всё остальное – измышление, искусственное создание путей отступления, преодоление нарушений и самого Права на устранение недопустимых доказательств.

Заранее мявкну: процедура исключения доказательств – значимое средство защиты. Можно мятежно и нужно натужно добиваться преимуществ в разбирательстве с использованием и этой процедуры. Мне известны случаи, когда именно таким путём позицию обвинения вымораживали насквозь. Данной теме будут заданы отдельные главки (см. п. 5.3.3.; 5.4.2. «В» и др.).

В процессуальном Законе нет предписаний, но условно доказательства подразделяют на: прямые и косвенные. Прямыми считаются такие сведения, которые напрямую указывают на факты и обстоятельства, подлежащие доказыванию, могут служить однозначным их подтверждением или опровержением. Так, показания свидетеля, личным наблюдением, слухом и прочей локацией воспринявшего действия по причинению телесных повреждений, то есть способного непосредственно описать картинку происшедшего, – такие показания считаются прямыми. А сам такой очевидец обзывается прямым свидетелем. Одно отступление: свидетель, будучи свободен характеризовать обстоятельства, не вправе давать им юридическую квалификацию. Не его компетенция. Потому, когда в показаниях свидетель вдруг плеснёт: «я видел, как мужик убил мужика», это ещё не означает, что произошло именно убийство потерпевшего (ст.105 УК РФ), а, допустим, не причинение смерти по неосторожности или какой другой схожий по смертным последствиям состав.

Всегда прямыми доказательствами являются показания потерпевшего по деяниям против его личины. В таких случаях ему достаётся достоверная информация о совершённом против него преступлении. Он непосредственно воспринимает всеми своими рабочими органами чувств, а порой и "на собственной шкуре" всё происходящее вокруг. Естественно, что прямыми будут и показания самого преступника, так же, как и его подельников, если последние присутствовали и очевидцами являются. Прямыми следует считать и сведения по любым другим первоисточникам, будь-то видеокадры, тексты оригинальных документов или след на грунте, данные исследований тел, вещей и предметов при непосредственном контакте с ними. Но с последним иногда можно поспорить.

Косвенные доказательства дают опосредованную информацию о фактах и обстоятельствах, и по таким сведениям можно сделать только поверхностные, дополнительные, предварительные умозаключения в пользу какой-либо версии. Косвенные сведения принимаются с той степенью доверия, насколько сам источник этих сведений приближен был к фронту событий. Чем дальше отстоял источник, чем больше число промежуточных посредников в передаче данных, тем больше искажений могло проникнуть в исходную информацию (если вообще они были). Так, в любом случае, косвенными должны считаться показания свидетеля, который сам не наблюдал происшествия, но узнал о нём со слов прямого свидетеля. Косвенные доказательства менее надёжны по достоверности, а потому их требуется больший объём и по источникам и по характеру сведений. Такое необходимое количество называется «достаточной совокупностью доказательств».

Предпочтение отдаётся прямым доказательствам, хотя Закон и не позволяет обвинению ограничиваться их единственным числом, а требует всегда совокупность. (Без совокуплений не обойтись и в доказывании). Пропорционально количеству и качеству, тем более косвенных доказательств, обеспечивается та самая степень крепости позиции или обвинения или защитных построений. Совокупность должна, во всяком случае, позволять сделать выводы по обстоятельствам дела. Особенно это касается умышленных преступлений, так называемых неочевидных составов, которые всегда планируются и осуществляются злодеями с оглядкой на последствия, а значит, ими прилагаются силы к избежанию прямых улик и изобличений, в том числе и по созданию ложных доказательств. По некоторым делюгам, например, мокрухам в формате "рыло на рыло" может вообще не оказаться прямых доказательств. Тогда картинку деяния восстанавливают только по совокупности косвенных доказательств. Например, о факте и обстоятельствах причинения смерти, причастности и виновности укажут такие данные, как: наличие самого трупа с множественными проникающими ранениями в жизненно важные органы, целевая направленность повреждающий действий, прижизненный характер телесных повреждений и их прямая связь с наступившей смертью; сведения об орудии преступления и его принадлежности конкретному лицу; следы нахождения подозреваемого на месте и во время преступления, отсутствие данных о его же нахождении в другом месте на то же время; наличие мотивации у подозреваемого вследствие сложившейся обстановки, условий или отношений с терпилой; своеобразное поведение подозреваемого до и после совершения преступления; обнаружение на подозреваемом, его одежде, присутственных его местах следов о пребывании с потерпевшим; и прочие глупости. Совокупность может быть и любая другая, какая угодненькая и состоять только из косвенных доказательств. Но по ней, и в отсутствие достойных опровержений должно возникать твёрдое убеждение по всем аспектам происшествия.

Доказательства в порядке их оценки подразделяются на: достоверные и недостоверные.

Достоверные – то есть в достаточной степени, достойно верные. К достоверным доказательствам должно проявляться положительное отношение: вера в их правильность, правдивость, ясность и полноту. Эти качества определяются восприимчивостью того, кто исследует доказательство, когда по различным признакам в нём возникает и укрепляется доверие к сведениям. При этом достоверность сведений неразрывна с достоверностью их источников. В этом они едины. Немыслимо считать правдивой информацию по Протоколу опознания, полагая сам Протокол по порядку его составления фальшивкой. Сомнительны будут показания свидетеля уже по той причине, что свидетель параноидален. Глупо довериться письменным сведениям "иного документа", в то время как их автор предвзят, а носитель подвергался обработке. В любом случае "вера" в рамках "достоверности", в отличии, например, от боговерия, не может быть слепой, опираться лишь на интуитивные позывы, но иметь в основе очевидные фактические данные.

Каким образом уясняется достоверность, Закон не конкретизирует процедурно, так как это всё же связано с внутренними чуйками людей, осуществляющих ревизию доказательств. Единственный нормативный шаблон: "исходя из всей совокупности данных". По такой раскладке свои последовательные вопросы возникают: каким порядком "исходить"?; что значит "из всей" – из всей вообще, или из всей, но относящейся к конкретному обстоятельству? Оставим эти размышления потомкам. Однако каждый волен сам для себя решать и ощущать, верит он представленной информации или нет, или верит, но не очень. Логичность, последовательность, однозначность, прозрачность самой информации, её согласованность и связанность со сведениями по другим источникам, а также личные качества самого получателя информации, способного разумно, по совести, достаточными знаниями и опытом правильно воспринимать, анализировать информацию – такие свойства приводят к убеждениям о достоверности или плодят недоверие, сомнительность.

Соответственно сказанному, недостоверными должны считаться любые доказательства, которые воспринимаются отрицательно, как неправдивые или блудливые. Такие сведения искажают факты, события и обстоятельства, и создают порочное представление о существе и характере исследуемых процессов и людских данных, создают неопределённость в восприятии, противоречивые чувства. Недостоверность может быть порождена как намеренной ложью источника, так и его заблуждениями, болезненно-искажённым восприятием, ошибками, забывчивостью, впечатлительностью. Это что касается людского ресурса. Материальные носители информации сами по себе могут нести неправду, так как всё в этом мире подвержено порче, что саморазложением, что от соприкосновения с иными материями, а то и намеренным вмешательством в их судьбу всякого рода негодяев, негодность привносящих. К недостоверным (одновременно и недопустимым) относятся, в частности, и любые предположения, домыслы, догадки, слухи, которые не содержат категоричных высказываний и констатаций или не имеют источника, по которым их можно бы было проверить.

Когда любой из нас, не являясь очевидцем событий, получает некую информацию о них, то в нормальном режиме восприятия не может заранее судить о её верности или ложности. И после изучения той информации по одному сиротскому источнику так же сложно прийти к однозначным выводам о правдивости. Хотя и сама информация по содержанию уже после первичного с ней ознакомления может вызывать чувства доверия или наоборот, если зримы, например, явные противоречия. Для полноты и всесторонности требуется совокупность информации по одному и тому же вопросу и желательно от различных, независимых друг от друга источников. Одно дело, когда событие по подготовке сбыта наркосредств описано подозреваемым в "явке", протоколе его допроса, в протоколе очной ставки, пусть даже и несколькими свидетельствами от не вполне заслуживающих доверия оперов наркоконтроля, другое – если те же события, кроме подозреваемого, изъясняют независимые свидетели, результаты осмотров и экспертиз, кадры видеонаблюдений. Поэтому, при малости объёма самих предметных сведений или при крайней скудности источников рабочей информации может оказаться вообще не достаточно, чтобы оценить достоверность, сделать однозначные выводы об этом. Тогда вопрос достоверности зависает, остаётся как бы открытым, и достоверность не решается. Эта непонятка может протянуться сколь угодно долго, пока не будут обнаружены новые данные, полезные оценочным задачам.

Опять же, в Законе нет и, думаю, не может быть прописано подробных процедур по установлению достоверности. Общие требования справедливости разбирательства требуют критического отношения к любой выдаваемой "на гора" информации. Критическое не путать с кретиническим, как происходит у мусоров на деле. Критически относиться – не значит пропускать всё через шельмование и направленно изыскивать пороки, но только использовать подход большой осторожности, заранее не решая для себя о достоверности или недостоверности, удерживаясь как бы в нейтрале, оставляя в работе буфер для сомнений. В этом случае не годен принципиальный механизм презюмирования, здесь не может быть заведомых опорных предпочтений в пользу той или иной оценочной характеристики. Так должно быть в нормальном порядке, при порядочном производстве. Но как далека отечественная практика от подобного понимания (666 километров пёхом)!

Мусора культивируют обвинительные предпочтения: презюмируется достоверность любых доказательств стороны обвинения и недостоверность всяких сведений от защиты, не согласующихся с первыми. Тот же суд настроен слепо доверять доказательствам, представляемым от обвинения, принимает их "на верочку" и не обременяет себя не то чтобы тщательной, но проверкой вообще. А если имеются (вдруг) противоречия, то суд двинет булками по пути тупой выборки сведений, наиболее выгодных целям обвинения. Это происходит как бы программой установочных предпочтений по умолчанию, свободным парением топора до тех пор, пока не будут представлены жёсткие опровержения достоверности, не возбудятся глубокие, непреодолимые сомнения в чистоте информации. И, наоборот, в отношении доказательств защиты заранее предполагается их кривота. Этим доказательствам суд заведомо не доверяет, берёт их в тиски отторжения и любые сведения от защиты подвергает самой тщательной ревизии, а источники этих сведений – невероятному давлению. Нередко это происходит в самых агрессивных тонах. Мусора целенаправленно изыскивают любые формальные поводы, чтобы опорочить доказательства защиты. Весь помысел: обосрать и зарыть. При этом для переубеждения суда в пользу позиции защиты потребуется значительно больше опровержительной информации, так как при равности весовых чаш в Фемочкиных клешнях, чашу стороны обвинения откровенно подкручивают. Совокупности обвинительных доказательств должна противостоять кратно большая совокупность твои грузов.

Как при дележе добычи, пусть не всегда заслуженно, делят и доказательства: на доказательства обвинения и доказательства стороны защиты. Сведения фильтруют под позицию и интересы одной из сторон, выценивая в них обвинительные или оправдательные качества.

В прайде нет согласия, и уже при первом дербалове добычи нам с тобой на справедливость и понимание лучше бы не уповать. Само по себе заявление стороны об отношении того или иного доказательства к ней, к интересам этой стороны, не является определяющим. Мало ли кто и как доказательства расценил для себя своим разумением. Главное – существо доказательства и его реальное влияние во благо или во вред интересам каждой стороны. Поэтому, если сторона обвинения, например, ссылается как на своё доказательство на сведения по протоколу очной ставки, а реальное содержание сведений в этом протоколе противоречит версии обвинения, то сторона защиты вправе считать эти сведения доказательством защиты, вправе относить их к своей базе.

Размежевание вслед интересам сторон, бля буду – хлопотное занятие, и оное требует чёткого распознавания, установления ценности и массы доказательственного продукта. Всякая сторона и любой активный участник от сторон вправе давать собственную оценку по относимости сведений "за меня, за нас" или "против". Любые споры по этому поводу между сторонами или среди отдельных участников внутри сторон, хотя и состоятельны, а иногда и неизбежны, но фактически не подлежат разрешению каким-либо независимым арбитром в традиционном порядке рассмотрения дела по существу такого спора. Официальных актов о признании данных качеств не выносится, постановлений об этом не принимается. Меж тем такие мнения участников должны учитываться.

Кроме случаев, когда истинная ценность доказательства может и не совпадать с мнением стороны «моё», а право собственности на доказательство не закрепляется признанием и Свидетельством, случаются недоразумения и иного рода-племени. Какая бы из сторон не заявляла об относимости доказательства к её базе, это доказательство в действительности может статься и нейтральным. Ничейной будет, например, любая порожняя брехня – сведения, которыми ничто по обстоятельствам не подтверждается и не опровергается. Информационный хлам. Либо же одно и то же доказательство одновременно отражает позицию обеих сторон, то есть является доказательством и защиты и обвинения. Это характерно при спорной оценке зафиксированных обстоятельств, или при многозначности сведений. Например, сторона обвинения как на доказательство своей стороны может ссылаться на майку с тела потерпевшего, на которой выявлены следы порезов. Этими фактами, якобы, подтверждается версия об убийстве потерпевшего. На это же вещественное доказательство (майку) ссылается и сторона защиты, считая его своим доказательством, так как на краях порезов отсутствуют следы крови, а это, в свою очередь означает, что на время тканевых повреждений данный предмет одежды не был одет на потерпевшем, и сами рассечения не определяют наличие телесных повреждений в тех же местах на теле (сам труп не был обнаружен).

Не редки случаи, когда сведения по одному источнику, внутри него или отдельными частями информации отвечают разным интересам разных участников. Например, в одном протоколе допроса свидетеля часть его показаний направлены против обвиняемого, а другая их часть говорит в его пользу. Это может происходить как вследствие внутренней противоречивости показаний по одному и тому же обстоятельству, или может касаться разных обстоятельств дела при противоположной их полезности. Вот свидетель в одном разделе указывает, что ты треснул терпилу палкой по башке. Это доказательство обвинения о причинении тяжких телесных. Но далее тот же свидетель говорит, что ты – хромоножка, той же палкой пользовался в качестве опорной трости, а без неё не был устойчив на ногах. А вот эти сведения уже доказательство защиты по версии невозможности безопорного нанесения самим предметом опоры удара, значительной и повреждающей здоровье силы.

Разведение доказательств по базам сторон имеет практическое значение, стратегическую важность, и раздел этот реально применяется в процессе доказывания. Перечни доказательств отдельными блоками указываются в Обвинительном заключении (ст. 220 УПК). Так как те Перечни изначально составляет сама сторона обвинения, она по собственному усмотрению разгребает доки в две кучки. Естественно, всё более-менее лакомое и в собственном понимании мусоров значимое для доказывания своей позиции они отгребают в свою кладовку. Стороне защиты, как правило, достаются объедки и огрызки, а то и вовсе бубликова дырень. И тогда обвинитель в перечне доказательств защиты укажет, что таких "доказательств нет". Что может означать и полное отсутствие в природе, и не выявление вследствие каких-то причин. Защитники и их подопечные сквозь пальцы ног взирают на это безобразие, не чуя последствий. И в числе доказательств обвинения по результатам таких обособлений не вдруг оказываются даже оправдывающие обвиняемого сведения, которые при этом намеренно сокращаются или перефразируются.

Если ты, конечно, тактически не озадачен целью вообще не раскрывать свою позицию по делу, не желаешь указать своё отношение и оценку дать доказательственной базе, то следовало бы уже с этого этапа вцепиться молочными зубками в шкуру недобитого медведя, тягать её на свой нехилый задок. Движ такой: Непосредственно после окончания расследования и ознакомления с материалами дела, но до составления Обвинительного Заключения (Объебона), фиксировано передай следаку собственный перечень доказательств защиты (имеющихся в деле) с ходатайством о приобщении Перечня к Объебону. Будет сопротивляться и отнекиваться. Далее в зависимости от результатов и проанализировав содержание перечней по представленному тебе экземпляру Объебона, повторное ходатайство направляешь прокурору, кто будет утверждать Объебон. Здесь же можешь указать об ущербности перечней в редакции следака: подтасовка, искажение, неполнота, произвольность. В случае невыполнения твоих требований или неправильного их выполнения, свой Перечень настойчиво внедряй в дело и в предварительных слушаниях, и в подготовительной, и в исследовательской частях разбирательства по существу обвинения в суде. И при всяком упоминании, обсуждении доказательств акцентируй соответствующие из них по относимости к твоей стороне, если мусора обозначают такие доказательства иной принадлежностью.

Отсутствие должных усилий в указанном направлении приводит к таким последствиям:

Во-первых, затрудняется исключение как недопустимых тех из доказательств, что не заявлены перечнями от сторон для исследования в суде. Не заявление по Перечню может послужить основанием для отказа в исследовании и в исключении;

Во-вторых, возникают препятствия представить суду "новые" доказательства защиты. Такие будут подвергнуты жесточайшей формальной критике;

В-третьих, реальные по наличию и значению доказательства защиты, но представленные суду в числе и качестве доказательств обвинения от этой стороны, будут и интерпретированы в первую очередь обвинителем. Обвинитель оказывается в барышах уже когда, например, получает возможность первым ставить вопросы свидетелям (защиты) и оглашать фактически защитные материалы дела избирательным объемом сведений;

В-четвёртых, суд пренепременно воспрепятствует "повторному" исследованию доказательства (защиты), если оно в какой-либо форме уже было представлено суду и оглашалось в качестве доказательства (обвинения), хотя обвинитель представлял только ему выгодные выборки – часть сведений;

В-пятых, изначально заявив как о "своём" доказательстве, обвинение может вовсе не представлять его суду, например, по причине того, что в реальности эти сведения не выгодны обвинению, а могут пойти в зачёт интересам защиты. В том и расчёт. Сторона же защиты может оказаться не готова к такому повороту событий, уповая на исследование этих сведений обвинителем и не предложив их предусмотрительно к исследованию в числе защитных. Тогда какой-то из козырей защиты может оказаться "вне игры".

Конечно, и с подобными гадостями можно управиться. Есть к тому методы. Но зачем нам лишний геммор? А как конкретно мусора применяют гнилые приёмы работы с базовыми доказательствами, мы вскроем в главе о судебном следствии.

Кроме того. Исходя из положений статьи 74.2 УПК, доказательствами являются не только сведения по обстоятельствам, подлежащим доказыванию в рамках обвинения (при производстве по уголовному делу), но так же и сведения по иным обстоятельствам, собственно к обвинению не относящимся, но имеющим значение по тому же уголовному делу. Такими "иными" обстоятельствами, не относящимися к вопросам Приговора, являются, например, обстоятельства применения меры пресечения; обстоятельства, определяющие законность производства по делу и допустимость доказательств; обстоятельства по исковым взысканиям вследствие причинённого ущерба. Материалы и сведения, которые стороны представляют суду для установления или опровержения таких "второсортных" обстоятельств, как и для решения судом вопросов права, Закон также именует Доказательствами (см. ст. 108.7.3, 235.4, 309.1.1 УПК). А потому что с их помощью также осуществляется доказывание. Но процессуальное значение таких доказательств оставлено туманным, приниженным. Что, как уже не трудно догадаться, влечёт произвол мусоров при осуществлении процедурного оборота таких "доказательств".

Надо бы отметить то, что указанные обстоятельства сами по себе не включены в общий перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию (ст. 74 УПК), когда такой Перечень, по сути, является исчерпывающим. Формально, суд оказывается свободен от оценки доказательств по этим обстоятельствам. В частности, на такие доказательства как бы и не распространяются правила исключения по недопустимости. Эти доказательства со стороны обвинения приобщаются к материалам дела "автоматически" и на общее обсуждение могут не выноситься. Так и происходит. Например, при неявке свидетеля в суд поступает Рапорт от службы суд. приставов о результатах отыскания и препятствиях обеспечить явку свидетеля. Формально, сведения по рапорту расцениваются доказательством невозможности явки и участия (допроса). Так? Хорошо, если суд соизволит хотя бы огласить Рапорт, но обычно лишь сообщают о наличии такового. Собственно процедуры доказывания невозможности явки не происходит. Не позволяется обсуждение сведений по рапортине на предмет достоверности и допустимости. Однако на его основе далее может быть принято решение об оглашении ранее данных свидетелем показаний, со всеми последствиями от этого. А подтверждением обоснованности доводов стороны обвинения и решения суда в части проведения оглашения показаний свидетеля выступят как раз сведения по Рапорту.