Раннее мартовское утро плыло в тумане. В эти ранние часы в церкви в одном из северо-западных районов Парижа появился старик. Он достаточно уверенно и быстро продвигался к дальнему проходу, где были кабины для причастия. Без всяких колебаний нищий вошел в первую кабину и задернул за собой занавес.

– Слава Пресвятой Богородице…

– Ты принес это? – последовал требовательный и даже властный шепот из-за внутренней перегородки.

– Да. Он вкладывал это в мою руку, как будто бы находясь в столбняке, и выпроваживал меня как можно скорее. Он уничтожил записку, которую оставил для него Кейн, и сказал, что cтанет отрицать все, если когда-нибудь об этом будет упомянуто. – Старик просунул записку под занавес.

– Он использовал ее блокнот… – Из-за занавеса послышался приглушенный полустон.

– Я хочу, чтобы ты понял, Карлос, – заговорил нищий. – Почтальон не отвечает за новости, которые он доставляет. Я мог бы отказаться выслушивать все это, отказаться от доставки тебе этой дурной вести.

– Как? Почему?

– Лавьер… Он сопровождал ее до парка Монсю, затем их обеих до церкви. Я видел его в Нейл-сюр-Сьен, когда был твоим прикрытием. Я говорил тебе это.

– Знаю… Но почему? Ведь он мог использовать ее против меня сотнями различных способов! Почему так?

– Все это есть в записке. Он вошел в замкнутый круг убийств. Человек с двойным дном запросто может потерять рассудок. Ведь его труп жаждут заполучить обе стороны. Возможно, он дошел до такого состояния, что уже не понимает, кто он есть на самом деле.

– Он знает… – захрипел голос. – Подписавшись именем Дельта, он сообщил мне, кто он. Мы оба знаем, откуда все это вышло, откуда вышел он сам!

– Если это верно, то он все еще опасен для тебя. Он прав: Вашингтон не тронет его.

– Из-за бумаг, которые он упоминает?

– Да. В прежние времена в Берлине, Праге и Вене они назывались «последним взносом». Борн использует термин «последняя защита», что является лишь одной из разновидностей. Это несколько другое, чем то, что изучали вы в Новгороде. Советы не дают таких гарантий.

– Семьдесят одна улица в джунглях… – повторил Карлос, глядя на бумагу в руке. – Вилье не сказал, куда он мог направиться из его дома?

– Он не знает. Я уже говорил, что генерал был в ужасном состоянии и едва передвигался.

– В конце концов, это неважно. Первый рейс в Нью – Йорк будет через час. Я прилечу туда вместе с ним. И тогда они получат своего Борна, Дельту или как его еще называть!

На столе Александра Конклина зазвонил телефон. Звонок был тихим, но продолжительным. Этот телефон соединял его с компьютерным центром.

– Да? – буркнул он.

– Двенадцатый сектор вычислительного комплекса. У нас кое-что есть. Имя, которое вы дали нам несколько часов назад. Восборн…

– Что с ним связано?

– Джордж П. Восборн прилетел сегодня утром из Парижа в Нью-Йорк. Восборн – весьма распространенное имя. Он мог бы быть простым бизнесменом со связями, но поскольку на него был заявлен дипломатический статус на уровне НАТО, то мы решили его проверить. Но в отделе, куда мы обратились, о нем никогда ничего не слышали.

– Тогда кто же ему дал дипломатический ранг?

– Мы связались с Парижем. Ответ таков – это было согласовано с военной разведкой.

– Военной разведкой? С каких это пор?

– Может быть, это не имеет к нам никакого отношения, ведь паспорт у него английский.

«Есть врач-англичанин по фамилии Восборн…»

«Это он, Дельта! И французская разведка сотрудничает с ним! Но почему Нью-Йорк? Что означает для него Нью-Йорк?»

– Во сколько он прибыл?

– В 10:37. Почти час назад.

– Хорошо, – пробурчал Конклин. – Немедленно докладывайте мне обо всем, что будет связано с этим делом.

– Понятно, сэр.

Конклин положил трубку. Что ему нужно в Нью-Йорке? И почему он использовал имя Восборн? Ведь должен же он знать, что это имя рано или поздно будет обнаружено… После того, как он пройдет через ворота! Он становился опасным! Ведь так или иначе, но он был в особняке на семьдесят первой улице в Нью-Йорке. Отпечатки пальцев принадлежали ему. Теперь ясен способ: «Эйр-Франс», дипломатическое прикрытие…

Конклин закрыл глаза. Была какая-то фраза, какой-то очень простой код, который использовался с самого начала операции «Тредстоун». Что это было? Это шло из «Медузы», он должен это помнить. «Кейн для Чарли и Дельта для Кейна». Вот что это было. Кейн для Карлоса. Дельта-Борн должен заменить Карлоса. Это была постоянная стратегия «Тредстоун 71».

Борн… Джейсон Борн… Практически неизвестный человек, имя которого исчезло из памяти всех, но он существовал и был частью этой стратегии. Конклин переложил бумаги на столе и нашел необходимую папку. Сверху на ней была только одна надпись:

Т-71Х. Рождение: «Тредстоун 71».

Он открыл папку, боясь увидеть то, что он знал, там было.

«Дата уничтожения: Танкуанг, 25 марта…»

Конклин перевел глаза на календарь.

24 марта!

– О боже мой! – прошептал он, хватаясь за телефон.

Доктор Моррис Панов вошел через двойные двери психиатрической палаты, расположенной на третьем этаже здания клиники, когда его подозвали к телефону.

– Доктор Панов, – произнес психиатр.

– С вами говорит Александр Конклин.

– О-о-о-о… – Панов начал лихорадочно вспоминать. Александр Конклин был его пациентом около пяти лет назад. Потом все пришли к заключению, что здоровье Конклина соответствует норме. Возможно, ему срочно что-то понадобилось, поэтому он звонит в клинику, а не в кабинет.

– Мне хотелось бы получить у тебя несколько ответов на мои вопросы, Мо, и желательно как можно скорее, – проговорил Конклин.

– Я плохо справляюсь с быстрыми ответами, Алекс. Почему бы тебе не приехать и не увидеть меня после обеда?

– Это связано не со мной, это нечто другое.

– Прекрати говорить загадками! Прекрати эту игру!

– Это не игра. Эта срочность по индексу с четырьмя нулями, и я нуждаюсь в срочной помощи.

– Четыре нуля? Тогда звони специалистам из вашего персонала. Я никогда не давал ответов в такой ситуации.

– Не могу. Это слишком сложное и важное дело.

– Тогда лучше обратись напрямую к господу богу!

– Послушай, Мо, я не шучу. Человек, который находится где-то, где, мы еще не знаем, уже убил нескольких очень ответственных и ценных для нас людей. Я даже не уверен, что он знает это! Помоги мне, Мо!

– Если смогу. Продолжай…

– Он находился под мощным давлением свыше трех лет. Это была адская работа.

– И никаких срывов?

– Да, до сегодняшнего дня. Меня интересует, не может ли человек при таких обстоятельствах поверить в свою легенду, когда-то созданную для прикрытия?

– Конечно, такое могло случиться, но ведь на самом деле ты хотел спросить не об этом. Верно?

– Я продвинулся еще на шаг, – сказал Конклин.

– Нет! – прервал его Панов. – Лучше остановись там, где ты был. Ты хочешь описать мне случай, классический случай параноидной шизофрении с массой частных характеристик. Но твоя ситуация гораздо сложнее, Алекс. Ведь человек не только вжился в роль прикрытия, после этого его прикрытие, его новое «я» вжилось в объект, который он преследовал. Вот что произошло на самом деле, Алекс. Ты говоришь мне, что твой человек состоит из трех людей: сам человек, прикрытие и мишень. Так вот, я утверждаю, что в этом случае выхода нет. Однозначно ничего не просматривается.

– Но ведь я не прошу тебя делать заключение! Я хочу лишь узнать, возможно ли это. Человек убивает людей, про которых, как он утверждает, ничего не знает, хотя работал на них более трех лет. Но отрицает, что убийцей был он!

Панов задержал дыхание и тихо произнес:

– Это возможно. Если все твои факты точны, то это возможно. Возможно, но не более.

– Спасибо… – Конклин сделал паузу. – Последний вопрос. Итак, имелась некоторая дата, месяц и день, которая является важной частью поддельного досье, досье его прикрытия…

– Ты мог бы быть более откровенным.

– Ладно, попытаюсь. Это была дата, когда человек, чей облик использовался для прикрытия, был убит.

– Эта часть не является, однако, частью работающего досье, но так или иначе известна вашему человеку. Я правильно проследил ход твоих мыслей?

– Да, он это знает. Скажем даже так: он там был. Мог ли он это запомнить?

– В роли прикрытия – нет.

– А если в одной из двух оставшихся ролей?

– Тогда он должен совершить нечто самоубийственное, что именно – зависит от того, кем он является в данный момент.

– Предположим, что он является мишенью.

– И ему известно место, где было создано прикрытие?

– Да, потому что другая его часть знает об этом.

– Тогда он будет стремиться туда. Это будет подсознательное принуждение.

– Почему?

– Чтобы уничтожить прикрытие. Он убивал всех, кто оказывался в поле зрения из тех, кого он знал, но главной его целью должно было бы стать прикрытие, то есть он сам.

Александр Конклин положил трубку. У него вдруг заболела ампутированная много лет назад нога. Его мысли находились в таких страшных конвульсиях, что он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Он был неправ в Париже… точнее, на кладбище близ Парижа. Он хотел убить человека по ложным выводам, в то время как истинные причины находились вне понимания жертвы. Он имел дело с сумасшедшим. Сегодня или завтра Карлос будет уничтожен, и другой займет его место. Неужели мы допустим это… Дэвид?

«Когда-то мы были друзьями… Дельта. Я знал, Дэвид, твою жену и детей. Мы провели вместе очень много времени, находясь в Азии. Ты был лучшим офицером иностранного отдела на Востоке, и это знал каждый. И вот это случилось. Смерть с неба прошла над долиной Меконга… После этого ты переменился, Дельта… Теперь мы не сможем понять друг друга. И ты должен умереть. Никто из нас не может позволить, чтобы это продолжалось. Никто из нас».

– Пожалуйста, оставьте нас на некоторое время, – сказал генерал Вилье своему помощнику, усаживаясь напротив Мари Сен-Жак в одном из кафе в районе Монмартра. Помощник кивнул и направился к столу в десяти футах от кабины. Полностью опустошенный старый солдат смотрел на Мари. – Почему вы настояли на том, чтобы я пришел сюда? Ведь он хотел, чтобы вы уехали из Парижа. И я дал ему слово, что исполню его просьбу.

– Подальше от Парижа, подальше от суеты, – проронила она, глядя на изможденное лицо старика. – Весьма сожалею. Я не хочу быть для вас еще одной обузой. Я слышала сообщение по радио.

– Безумие, – буркнул Вилье, пробуя бренди, заказанное для него помощником. – Три часа лживых разговоров с полицией и обвинение невинного человека в преступлении, которое совершил лично я.

– Описание дано с ужасающей точностью. Никто не сможет потерять его след.

– Он сам дал мне его. Он сидел перед зеркалом моей жены и объяснял мне, что я должен буду говорить, как-то странно глядя на собственное лицо. Он считал, что это единственно верный путь. Карлос должен быть только доволен, объединяя усилия с полицией в этой охоте на человека. Безусловно, он был прав.

– Он был прав, – согласилась Мари, – но его нет ни в Париже, ни в Брюсселе, ни в Амстердаме.

– Прошу прощения, я вас не понял.

– Я хочу, чтобы вы сказали мне, куда он направился.

– Он же сам вам это сказал, и я это слышал.

– Он лгал.

– Почему вы в этом так уверены?

– Потому что я знаю, когда он говорит мне правду. Видите ли, этот разговор имел смысл только для нас двоих.

– Боюсь, что я снова вас не понял.

– Я и не думала, что вы смогли бы. Я была уверена, что он не сказал вам всего. Когда он лгал мне по телефону, то многие места разговора были весьма невнятными в расчете на то, что я не сразу пойму, что правда, а что нет. И я действительно не могла сложить одно с другим, пока не услышала сообщение по радио. Это описание его примет… такое полное, такое подробное, включая шрам на его левом виске. Потом я поняла. Он не собирался оставаться в Париже или поблизости от него. Он собирался уехать достаточно далеко, туда, где описание его внешности не имеет большого значения. Куда вслед за ним отправится Карлос и где, может быть, Карлоса удастся захватить тем людям, с которыми Джейсон имел соглашение. Я права?

Вилье опустил стакан на стол.

– Я дал ему слово. Вы должны перебраться в безопасное место за город. Я не понимаю вещей, о которых вы говорите.

– Тогда я попытаюсь дать более вразумительный ответ. – Мари наклонилась вперед. – По радио прозвучало еще одно сообщение, которого вы, вероятно, не слышали, потому что были заняты разговорами с полицией либо просто уединились для отдыха. На кладбище близ Рамбулье сегодня утром были найдены двое убитых. Один из них известный киллер из Се Гарва. Другой идентифицирован как бывший офицер американских спецслужб, проживающий в Париже. Человек весьма сомнительной репутации, которому в свое время был предоставлен выбор либо покинуть армию, либо предстать перед трибуналом.

– Вы считаете, что этот инцидент связан с Борном?

– Он был проинструктирован американским посольством относительно встречи на этом кладбище с человеком из Вашингтона, которая должна была состояться прошлой ночью.

– Вашингтон?

– Да. У него имелось соглашение с небольшой группой людей из американской секретной службы. Они пытались убить его прошлой ночью. Вероятно, они были уверены, что должны его прикончить.

– Бог мой, но почему?

– Потому что они ему не верят. Они не знают, что он делал и где он был длительный период времени, а он не мог сообщить им об этом. Человек из Вашингтона нанял людей, чтобы его убить. Что и должно было произойти прошлой ночью. Этот человек не захотел ничего слушать. Они считают, что он предал, украл миллионы и убил людей, о которых ничего никогда не слышал. Но он не делал этого. У него работают только фрагменты памяти, и каждый фрагмент действует на него уничтожающе. Он близок к полной амнезии, генерал.

Физиономия Вилье удивленно застыла, в глазах стояла боль воспоминаний.

– Как эти люди могут узнать, куда он направляется?

– Он должен был им сказать: это часть его стратегии. И когда он это сделает, они убьют его. Он направился в ловушку.

Некоторое время генерал сидел молча. Его переполняло чувство вины. Наконец он прошептал:

– Всемогущий бог, что я наделал! Он собирался написать мне подробно обо всем, что с ним произошло, все, что вспомнит… Боже, как мучительно будет для него вспоминать все это! Я не могу ждать этого письма, мадемуазель, мы не можем ждать. Я должен знать все, что он может рассказать. Сейчас!

– Что вы можете сделать?

– Пойти в американское посольство к послу. Сделаю все, что можно.

Мари Сен-Жак начала свой рассказ, ничего не видя из окружающей обстановки. Ее глаза застилал туман от внезапно нахлынувших слез.

– Он сказал мне, что его жизнь началась на маленьком острове в Средиземном море, называющемся Порт-Нойра…

Государственный секретарь вошел в кабинет директора оперативной дипломатической службы, которая являлась секцией Госдепартамента, занимающейся тайной разведывательной деятельностью.

Он не скрывал своего гнева и направился прямо к столу директора, который поднялся ему навстречу со странным чувством удивления и страха.

– Я не получал никаких сообщений из Госдепа. Я как раз собирался подняться туда… – невнятно пробормотал директор.

Госсекретарь бросил перед ним на стол блокнот для записей. Верхнюю половину страницы занимала колонка из шести имен, написанных через большой интервал:

– Что это все значит? – возмущенно осведомился он. – Что это такое, черт возьми?

Директор оперативной службы склонился над столом.

– Я не знаю этого, сэр, но это, несомненно, кодовые имена. Предполагаю, что имя Карлос означает убийцу. О нем мы можем получить много сведений из наших материалов. Дельта имеет отношение к «Медузе». Я кое – что об этом уже слышал. Но имена Борн, Кейн или «Тредстоун» я не слышал никогда.

– Тогда поднимитесь в мой кабинет и послушайте запись телефонного разговора, который я только что имел с Парижем, и вы восполните пробелы в своих знаниях! – вновь взорвался госсекретарь. – На этой ленте есть масса чрезвычайных вещей, включая убийства в Оттаве и Париже и весьма странные дела нашего первого секретаря на бульваре Монтегю с людьми из ЦРУ. Кроме того, имеется женщина из Канады, которая знает массу подробностей об этих событиях, и если она говорит правду, то мы находимся в положении осла на привязи. Я желаю знать, что на самом деле происходит, черт подери! Вы должны потратить остатки дня и ночи, но выкопать все это хоть из-под земли. Оказывается, есть человек, который бродит кругом земного шарика, не сознавая, кто он есть такой, и башка его набита информацией, которую не вместят и десять вычислительных машин!

Была уже глубокая ночь, когда опустошенный директор оперативного отдела службы Госдепа соединился с посольством в Париже. Первый секретарь посольства дал ему имя Александра Конклина, но того не удавалось обнаружить. В итоге длительных поисков удалось выяснить лишь одно: Конклин связан с операцией «Медуза».

Используя всю мощь связей Государственного департамента, директор затребовал расписание всех закрытых переговоров, которые проводил в течение последних пяти недель Александр Конклин. В записи одного из них упоминалось слово «Тредстоун». Затем директор вернулся к началу записи, где было сказано о переговорах Конклина с представителем армии. Зная давнюю неприязнь этих современных служб, директор заинтересовался этой пленкой. Далее он, используя свои связи в Пентагоне, выяснил, что беседа велась по поводу операции «Медуза».

Бригадный генерал Ирвин Артур Кроуфорд, когда-то командовавший войсками в Сайгоне, в настоящее время заведующий секретной информационной службой армии, был связан с операцией «Медуза». Директор позвонил по служебной спецсвязи, и через некоторое время генерал вышел на связь. Директор представился и попросил генерала позвонить в Госдепартамент, чтобы убедиться в достоверности абонента.

– Почему я должен это делать?

– Это касается дела, проходящего под грифом «Тредстоун».

– Ладно, я перезвоню вам.

Позвонил через восемнадцать секунд, и в течение последующих двух минут директор в общих чертах изложил содержание информации, полученной Госдепартаментом.

– Нет ничего такого, чего бы мы не знали об этом деле, – заявил генерал. – Мы сообщили Белому дому всю необходимую информацию по этому вопросу.

– Я хочу сделать некоторые уточнения! – воскликнул представитель Госдепа. – Это связано с происшествием в Нью-Йорке неделю назад. Эллиот Стивенс, майор Вебб и Дэвид Эббот… Вы полагаете, что этот… ваш человек Борн прилетел в Нью-Йорк вчера утром?

– Да, я уверен в этом! Мы оба уверены в этом – я и Конклин. Мы оба наследники этого запутанного дела.

– Вы можете связаться с Конклином? Я никак не могу его разыскать ни по одному из телефонов.

– Да, я в курсе. Он уехал из Лэнгли. Я разговаривал с ним сегодня днем. Ваша служба не должна вмешиваться в это дело. Это наши проблемы.

– Нет, генерал, вы ошибаетесь, теперь и мы завязаны в этом деле. Мы оказались вовлеченными в него по дипломатическим каналам, благодаря некой женщине из Канады.

– Ради бога, объясните, почему?

– Мы были вынуждены заняться этим делом. Фактически она вынудила нас заняться им.

– Она у вас и вы держите ее в изоляции? Она должна быть передана нам! Мы принимаем решения!

– Я думаю, что вы должны объяснить мне массу подробностей. Я не совсем вас понимаю.

– Мы имеем дело с безумным человеком. У него развитая шизофрения. Он может прикончить массу людей по каким-то даже ему неизвестным причинам, движимый взрывным импульсом подсознания, и при этом не сознавать, чем вызваны такие поступки.

– С чего вы взяли?

– Потому что он уже прикончил несколько человек! Та бойня в Нью-Йорке на прошлой неделе была устроена им. Он убил Стивенса, Монаха, Вебба и еще двух других, о которых вы ничего раньше не знали. Конечно, он не отвечает за свои поступки, но это ничего не меняет, поэтому оставьте это дело нам… Конклину.

– Вы сказали, на прошлой неделе? Борн?

– Да, у нас есть доказательства: его отпечатки. Они были подтверждены ФБР. Это его отпечатки.

– Ваш человек оставил отпечатки?

– Да, несомненно.

– Он не мог этого сделать, – заявил человек из Госдепа.

– Что?!

– Скажите, как вы пришли к заключению, что он безумен? Эта развитая шизофрения или какая еще чертовщина, про которую вы упоминали?

– Конклин разговаривал с психиатром, с одним из лучших специалистов по таким случаям. Алекс описал ему ситуацию, и врач подтвердил наши подозрения… подозрения, возникшие у Конклина.

– Врач подтвердил то, что сказал Конклин? – осведомился ошеломленный директор.

– Да.

– Только на основании того, что говорил Конклин?

– Других объяснений не было. Оставьте это дело нам. Этот человек – наша проблема.

– Вы самый последний болван, генерал! Вам бы следовало заниматься вашими банками данных или, что еще лучше, вашей артиллерией. Обижайтесь сколько вам будет угодно, но если вы сделали то, что я думаю, то вам больше ничего не остается, как только обижаться на свою тупую башку.

– Объяснитесь! – резко выпалил генерал.

– Вы имеете дело не с сумасшедшим или человеком, страдающим развитой шизофренией, о которой, я сомневаюсь, что вы знаете больше меня. Вы имеете дело с человеком, страдающим амнезией, с человеком, который уже больше полугода пытается выяснить, кто он такой и откуда он появился. Из телефонного разговора, запись которого у нас имеется, мы поняли, что он делал попытки все объяснить вам, объяснить Конклину, но тот отказался его выслушать. Никто из вас не захотел его выслушать… Вы послали человека под глубоким прикрытием почти три года назад на охоту за Карлосом, и когда стратегия начала ломаться, сразу же согласились с наихудшим вариантом.

– Амнезия? Нет, вы не правы! Я лично разговаривал с Конклином. Он пытался его слушать… Вы ничего не понимаете, мы оба знаем…

– Я ничего не желаю больше слушать о Конклине! – резко оборвал его директор.

Генерал сделал паузу и проговорил:

– Мы оба знали Борна… много лет назад. Я думаю, вы знаете где. Он выполнял самые сложные задания, за которые не брался никто.

– И это дает вам право записывать его кандидатом в психушку? Спустя десять лет?

– Семь лет, – поправил его Кроуфорд. – Я противостоял выбору его в качестве кандидата на эту роль в операции «Тредстоун», но Монах сказал, что он самый лучший.

– Вы продолжаете настаивать на чем-то своем, генерал? Мне кажется, что вы с упорством осла продолжаете сваливать всю вину на других. Я говорю это потому, что Монах был прав. Ваш человек самый лучший, с памятью или без нее. Он привел Карлоса, доставил его к вашему порогу. И сделал это, несмотря на то что вы собираетесь первым уничтожить его самого. – Генерал резко вдохнул, боясь, как бы директор не догадался о его состоянии. – Я спрашиваю, генерал, можете вы связаться с Конклином или нет?

– Нет.

– Он не готовится к тайной операции – потому что уже подготовил группы вооруженных людей, которым даны обещания об оплате через непрослеживаемые источники, и они не знают друг друга. У каждого из них имеется фотография объекта. Я верно обрисовал сценарий?

– Вам не нужен мой ответ, – пробурчал Кроуфорд.

– Вы и не должны отвечать. Я представляю отдел дипломатических операций, и вы можете передо мной в этом не отчитываться, но вы были правы по поводу одной детали: это действительно ваша проблема. Мы не собираемся нести ответственность за ваши делишки. Такова будет моя рекомендация государственному секретарю. Госдепартамент даже не сделает попытки вступиться за вас. Считайте этот разговор неофициальным.

– Да, я понял.

– Мне жаль, – проронил директор, слыша безысходность в голосе генерала. – Судьба иногда наносит весьма неприятные удары.

– Да, у нас есть опыт по «Медузе». Что вы собираетесь сделать с этой женщиной?

– Мы даже не знаем, что нам делать с вами.

– А вы уверены, вы совершенно уверены? – перебил его генерал.

– Насчет чего?

– Насчет амнезии. У вас есть достоверные сведения?

– Я прослушал запись по меньшей мере двадцать раз, стараясь вникнуть в ее рассказ и в ее тон. Никогда в своей жизни я не был так уверен, как сейчас. По случайному совпадению, ее только что доставили сюда, несколько часов назад. Сейчас она в отеле «Пьер» под охраной. Утром мы перевезем ее в Вашингтон, но после того, как завершим намеченную работу.

– Подождите минутку… – генерал повысил голос. – Не надо завтра! Она сейчас здесь? Вы разрешите мне увидеть ее?

– Не копайте себе яму, генерал, не старайтесь сделать ее еще глубже. Чем меньше имен она знает, тем лучше для всех нас. Она была вместе с Борном, когда он звонил в посольство. Она знает о первом секретаре и, возможно, о Конклине. Ему самому придется отчитываться за свои дела. Будьте хотя бы вы в стороне от этого!

– Но вы же только что предложили выйти из этого дела с честью.

– Но не таким путем. Вы порядочный человек, как и я. Мы оба профессионалы, и нам не следует идти на грязные подтасовки!

– Вы меня не поняли! У нас имеются фотографии, но они могут быть бесполезны, поскольку они трехлетней давности. Борн изменился за эти годы. Кроме того, Конклин разговаривал с ним ночью и под дождем. Теперь эта женщина может стать нашим единственным спасением. Она долгое время находилась рядом с ним и может опознать его раньше, чем любой другой человек.

– Я все еще не понимаю…

– Попробую объяснить. Среди многих талантов Борна есть способность изменять свой облик, растворяться в толпе или в лесу так, что вы ни за что его не заметите. Если вы говорите, что он почти ничего не помнит, то это еще ничего не значит. Мы использовали для него специальное слово в «Медузе». Его люди называли его… Хамелеоном.

– Это и есть ваш Кейн, генерал.

– Это был наш Дельта. В мире не было никого, подобного ему… И в этом женщина может нам помочь. Сейчас… Поверьте мне! Разрешите мне встречу с ней, разрешите поговорить!

– Доверяя вам, мы как бы подтверждаем ваше отношение к этому делу, а я не думаю, что мы можем это допустить.

– Ради бога, выслушайте меня! Вы только что сказали, что мы порядочные люди! На самом деле? Мы должны спасти ему жизнь! Если она будет со мной, то мы найдем его и сможем вывести из-под удара!

– Вы говорите так, как будто точно знаете, где он собирается быть.

– Да.

– Почему?

– Потому что никуда больше ему идти не надо.

– Может быть, вам известно и время? – удивился директор службы дипломатических операций. – И вы знаете, когда он собирается туда пойти?

– Да. Сегодня. Это день его собственного уничтожения.