Глава 30

В ночной мгле мигали свечи. За гробом, который несли на плечах шестеро мужчин, двумя шеренгами торжественно двигалась траурная процессия. Некоторые участники процессии спотыкались на влажном гравии кладбищенской аллеи. По бокам шли четыре барабанщика – по два с каждой стороны, – мерными ударами выбивая каденцию марша смерти.

Моррис Панов, наблюдавший за ночной траурной церемонией, облегченно вздохнул, когда заметил Алекса Конклина, который пробирался меж надгробий.

– Ну что, не видел? – спросил Алекс.

– Нет, – ответил Панов. – Похоже, тебе тоже не повезло.

– Хуже того. Я столкнулся с настоящим психом.

– То есть?

– Тут есть сторожка. Я подумал, Дэвид или Мари могли оставить там записку для нас. Я пошел туда. Какой-то клоун, который постоянно заглядывал в окно, заявил, что он здешний сторож, и предложил мне воспользоваться телефоном.

– Телефоном?

– Ну да... Ночная такса – двести франков, а ближайший телефон-автомат находится в десяти километрах отсюда.

– Ни дать ни взять сумасшедший, – согласился Панов.

– Я говорю ему, что ищу мужчину и женщину, спрашиваю насчет записки. А он талдычит свое: записки нет, но вы можете воспользоваться телефоном... Сумасшествие какое-то!

– Да, у меня здесь неплохо бы пошли дела, – засмеялся Мо. – И все-таки, может, он видел парочку?

– Я спросил его об этом, он сказал, что парочки бродят здесь десятками, и указал на этот парад со свечами. А потом опять уставился в это проклятое окно.

– Кстати, что это за парад?

– Сторож сказал, что это какая-то религиозная секта, которая хоронит своих покойников по ночам, и что, вероятно, это цыгане. Сказал и тут же перекрестился.

– Эти цыгане насквозь промокнут, – заметил Панов, приподняв воротник плаща, потому что дождь усиливался.

– Боже, почему же я забыл об этом?! – воскликнул Конклин, взглянув куда-то за Панова.

– О чем ты? – спросил психиатр.

– О большом надгробье на полпути вверх по холму, позади сторожки. Это произошло там!

– Где ты пытался... – Мо не закончил фразу, поскольку в этом не было необходимости.

– На самом деле это Дэвид мог убить меня, но не сделал этого, – сказал Алекс. – Пошли!

Они прошли мимо сторожки и растворились в темноте. Их путь лежал вверх по заросшему травой холму, на котором белыми пятнами выделялись блестящие от дождевых капель надгробия.

– Полегче, – взмолился Панов, тяжело дыша. – Ты успел привыкнуть к своей несуществующей ноге, а я вот все никак не свыкнусь ее своим изнасилованным телом.

– Извини.

– Мо! – раздался женский голос. Из-за колонны, украшавшей вход в склеп, размеры которого были под стать мавзолею, появилась женская фигура, размахивающая руками.

– Мари?! – крикнул Панов и, опережая Конклина, бросился вперед.

– Потрясающе! – зарычал Алекс, с трудом преодолевая подъем. – Услышал женский голос – и сразу забыл о «насилии».

Последовали объятия: семья опять была в сборе. Панов и Мари о чем-то шептались. Джейсон Борн отвел Конклина в сторонку, ближе к краю портика; дождь разошелся не на шутку. Траурная процессия внизу остановилась возле могилы. Свечи давно погасли, а количество присутствующих заметно уменьшилось.

– Я выбрал это место, Алекс, потому что увидел шествие внизу... С ходу я не мог придумать ничего лучшего, – пояснил Джейсон.

– Помнишь сторожку и ту аллею, что вела к автостоянке?.. Ты победил тогда. У меня кончились патроны, и ты вполне мог снести мне голову.

– Ты ошибаешься... Я не мог убить тебя. В твоих глазах были гнев и смущение, но прежде всего смущение. Я не мог это видеть, но знал, что это так.

– Послушай, Дэвид, это не причина, чтобы не покончить с человеком, который пытается убить тебя.

– Ты думаешь так, потому что не можешь ничего вспомнить. Бывают провалы памяти, но какие-то фрагменты событий остаются. Для меня эти отрывки были пульсирующими образами. Они жили во мне постоянно.

Конклин взглянул на Борна и улыбнулся.

– Пульсирующая информация, – сказал он. – Это термин Панова. Ты заимствуешь у него.

– Возможно, – сказал Джейсон. – Мари сейчас рассказывает Панову обо мне. Ты, наверное, догадываешься, не так ли?

– Скорее всего, так. Она обеспокоена, и он тоже.

– Меня мучает мысль о том беспокойстве, которое я им еще доставлю. И ты тоже...

– Что ты хочешь этим сказать, Дэвид?

– Только то, что сказал. Забудь о Дэвиде. Дэвида Уэбба не существует – во всяком случае, здесь и сейчас. Я играю роль Уэбба для его жены, но у меня это плохо выходит. Мне надо, чтобы Мари вернулась в Штаты к детям.

– Она на это не пойдет. Она прилетела, чтобы найти тебя, и нашла. Мари помнит, что творилось в Париже тринадцать лет назад, и не оставит тебя. Если бы не она, тебя не было бы в живых.

– Сейчас она помеха. Я найду способ заставить ее уехать. Алекс посмотрел в холодные глаза человека, известного под псевдонимом Хамелеон, и тихо произнес:

– Тебе уже пятьдесят, Джейсон. Париж уже не тот, что был тринадцать лет назад, тем более это не Сайгон... Сегодня тебе необходима любая помощь. Мари считает, что может помочь тебе, и я первый готов поддержать ее.

Борн упрямо тряхнул головой и взглянул на Конклина.

– Позволь мне самому решать, чья помощь мне нужна.

– Ты перегибаешь палку, приятель.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказал Джейсон, несколько смягчая тон. – Я не хочу, чтобы здесь повторился Гонконг. Это касается меня, но не тебя.

– Пусть так... Ладно, давай выбираться отсюда. Наш шофер знает один деревенский ресторанчик в Эперноне; это в шести милях отсюда. Нам надо все обсудить.

– Объясни мне еще одну вещь, – попросил Борн. – Почему ты привез Панова?

– Потому что если бы я этого не сделал, он вместо прививки от гриппа впрыснул бы мне стрихнин.

– Что это значит?

– Панов – один из нас. Ты это знаешь лучше, чем Мари и я.

– С ним что-то произошло, так ведь? И это случилось из-за меня?

– Не думай об этом... Он вернулся – вот и все...

– Это «Медуза»?

– Да. Но Моррис вернулся, и, хоть он немного устал, с ним все о'кей.

– Немного устал?.. Это напоминает мне кое о чем. Говоришь, деревенский ресторанчик в шести милях...

– Да, шофер знает Париж и его окрестности как свои пять пальцев.

– Кто он?

– Француз родом из Алжира, многие годы работает на Управление. Чарли Кэссет отрядил его нам в помощь. Этот парень видал виды, и за это ему хорошо платят. Похоже, ему можно доверять.

– Это было бы неплохо.

– У тебя нет оснований для сомнений.

Они сидели в задней комнате деревенской гостиницы, в которой присутствовали все атрибуты, соответствующие ее статусу: занавес не первой свежести, сосновые стол и скамьи, бесхитростное, но вполне приличное вино. Владелец гостиницы, цветущий толстяк, объявил во всеуслышание, что кухня в его заведении великолепна. Борн уплатил за четыре блюда, чтобы потрафить хозяину. Это возымело действие, и хозяин прислал два кувшина столового вина и бутылку минеральной воды. В дальнейшем он держался вдали от их столика.

– Хорошо, Мо, – сказал Джейсон, – ты не хочешь рассказывать о том, что с тобой случилось, но внешне ты по-прежнему энергичный многословный заносчивый лекарь; ты говоришь так, словно кашу жуешь, – таким мы тебя знаем многие годы...

– А ты, дружок, беглец-шизофреник... Если ты думаешь, что я выставляю себя героем, позволь тебе напомнить, что я здесь потому, что хочу защитить свои гражданские права. Мой интерес – это обворожительная Мари, которая сидит рядом со мной, а не с тобой. И у меня слюнки текут, когда я вспоминаю о гуляше, который она готовит.

– Мо, я тебя обожаю, – улыбнулась Мари, пожимая руку Панова.

– Приятно слышать, – ответил доктор, целуя ее в щеку.

– Хочу напомнить, что я тоже тут, – сказал Конклин. – Меня зовут Алекс, и мне надо обговорить пару вопросов, в которые не входит таинство приготовления гуляша... Хотя должен признаться, Мари, вчера я сказал Питеру Холланду, что твое коронное блюдо – великолепно.

– При чем здесь этот чертов гуляш?

– Все дело в красном соусе, – вмешался Панов.

– Может, мы наконец перейдем к делу, – напомнил Джейсон Борн.

– Извини, дорогой...

– Мы будем работать с Советами, – быстро проговорил Конклин, словно стремясь предотвратить возражения Борна и Мари. – Я знаю этого человека уже много лет, но наверху не знают, что мы знакомы. Его зовут Крупкин, Дмитрий Крупкин, и его можно купить... за пять сребреников.

– Дай ему тридцать один, – перебил Борн, – чтобы он наверняка был на нашей стороне.

– Я знал, что ты так отреагируешь. У тебя есть представление о максимуме суммы?

– Никакого.

– Не спешите, – попросила Мари. – Какова стартовая цена?

– Это речь экономиста, – заметил Панов, прихлебывая из своего бокала.

– Учитывая его положение в парижской резидентуре КГБ, думаю начать с пятидесяти тысяч... американских долларов.

– Предложи ему тридцать пять и доведи до семидесяти пяти, если он будет артачиться. Конечно, в случае необходимости можешь дойти и до ста тысяч.

– О Господи! Какой может быть торг? – закричал Джейсон, но тут же взял себя в руки. – Речь идет о нашей жизни... Дай ему все, что он попросит!

– Легко покупаемый легко поддается на контрпредложение, – заметила Мари.

– Она права? – спросил Борн, глядя на Конклина.

– Вообще-то да... Но в данном случае ставки несоизмеримо выше. Никто так яростно не хочет ликвидировать Карлоса, как Советы, поэтому человек, который покончит с ним, станет героем Кремля. Не забывайте о том, что Шакала готовили в «Новгороде». Для Москвы это очень важно.

– Тогда надо сделать все, чтобы купить его, – сказал Джейсон.

– Понял. – Конклин подался вперед. – Я позвоню ему сегодня же из телефона-автомата и обо всем договорюсь. Вероятно, о встрече на завтра. Может, пообедаем где-нибудь за городом, где не так людно...

– А почему бы не встретиться здесь? – спросил Борн. – Это вполне подходящее место, к тому же я знаю дорогу.

– Возможно, – согласился Алекс. – Тогда я договорюсь с хозяином. Будем только мы с Джейсоном.

– Само собой разумеется, – произнес Борн. – Мари не должна быть в этом замешана. О ней никто не должен знать, ясно?

– Дэвид, на самом деле...

– Да, на самом деле...

– Я останусь с Мари, – поспешил перебить Панов. – А как насчет гуляша? – прибавил он, обращаясь к Мари и нарочито стремясь снизить напряжение.

– Я бы с радостью, но у меня нет возможности, зато я знаю ресторанчик, где подают превосходную форель.

– Придется пойти на жертву, – вздохнул психиатр.

– А по-моему, вам придется обедать у себя в номере, – ледяным тоном произнес Борн.

– Я не пленница, – спокойно заметила Мари, не сводя глаз с Джейсона. – Никто не знает нас, и мне кажется, что тот, кто запирается в номере, привлекает к себе гораздо больше внимания...

– В этом что-то есть, – пробормотал Алекс. – Карлос безусловно раскинул свою сеть, и любой, кто ведет себя странно, привлечет его внимание. Далее, у нас есть еще запасной игрок – Панов. Прикинься доктором или кем-то типа этого, Мо. Конечно, тебе не поверят, но все равно попытайся: это придаст тебе оттенок респектабельности. По причинам, которые недоступны моему понимаю, врачи, как правило, выше подозрений.

– Психопат неблагодарный, – откликнулся Панов.

– Может, вернемся к делу? – сухо осведомился Борн.

– Это грубо, Дэвид.

– У нас мало времени, а я хочу все обговорить.

– О'кей, успокойтесь, – сказал Конклин. – Мы сейчас напряжены, но все должно проясниться. Как только у нас на борту окажется Крупкин, он первым делом выяснит, что это за номер, который Гейтс назвал Префонтену.

– Я ничего не понимаю, – сказал психиатр.

– Ты немного отстал, Мо. Префонтен – это разжалованный судья, который случайно наткнулся на связного Шакала. Тот дал нашему судье телефонный номер, здесь в Париже, по которому якобы можно выйти на Шакала, но этот номер не совпадает с тем, который узнал Джейсон. Однако нет никаких сомнений в том, что этот человек – юрист по фамилии Гейтс – связывался с Карлосом.

– Рэндолф Гейтс?! Бостонский талант, продавшийся «чингисханам» из советов директоров?

– Тот самый.

– Христос с вами – может, мне не следует этого говорить, потому что я не христианин. Черт побери, дело не во мне... но согласитесь, это – шок.

– Еще какой... Нам надо выяснить, кому принадлежит этот номер. Крупкин поможет нам. Он, конечно, мерзавец, в этом я могу вас заверить, но дело свое знает.

– Мерзавец?! – переспросил Панов. – Вы что, решили поиграть в кубик Рубика на арабском? Или вам больше по вкусу кроссворды из лондонской «Тайме»? Что такое этот Префонтен – судья, жюри присяжных или, может, еще что-нибудь? Все это звучит как называние скверного невыдержанного вина...

– Если сравнивать с вином, то можно сказать, что оно весьма выдержанно и высокого качества, – не дала ему договорить Мари. – Он понравится тебе, док. Ты можешь потратить несколько месяцев на изучение его личности. У него больше достоинств, чем у многих из нас. Кроме того, его интеллект по-прежнему в полном порядке, несмотря на злоупотребление алкоголем, развратный образ жизни и пребывание в тюрьме. Он большой оригинал, Мо; если большинство осужденных по таким делам винит кого угодно, кроме себя, то он этого не делает. У него великолепное чувство юмора. Если бы у представителей американской юридической системы было хоть немного мозгов – хотя министерство юстиции делает все, чтобы доказать обратное, – они дали бы ему возможность выступать в суде... Он отправился за людьми Шакала из-за того, что они хотели убить меня и моих детей. И если ему удастся на этом зашибить свой «доллар», то уверяю тебя, что он заработан до последнего цента. И я позабочусь о том, чтобы он получил их сполна!

– Весьма доходчиво. Похоже, он тебе нравится.

– Я обожаю его, так же, как тебя и Алекса. Вы все так рискуете...

– Может быть, наконец вернемся к тому, ради чего мы собрались здесь? – раздраженно сказал Хамелеон: – Это – прошлые дела, а меня волнует то, что будет завтра.

– Это не только грубость, дорогой, но и черная неблагодарность...

– Пусть так. На чем мы остановились?

– В данный момент на Префонтене, – ответил Алекс, посмотрев на Борна. – Но сейчас о нем можно забыть, он, вероятно, не переживет Бостон... Я позвоню тебе завтра в гостиницу в Барбизоне и назначу время обеда. Встретимся здесь. Возвращаясь в гостиницу, обрати внимание, сколько на это уйдет времени, чтобы завтра нам не болтаться тут без дела... Кроме того, если толстяк не соврал насчет своей кухни, Круппи она может понравиться и у него будет возможность похвастаться, что он нашел это местечко.

– Круппи?!

– Расслабься... Это долгая история.

– Даже и не пытайся расспрашивать об этом, – добавил Панов. – Пожалеешь, когда на тебя обрушатся россказни о Стамбуле и Амстердаме. Они оба – парочка отпетых негодяев.

– Оставим глупости соседям, – сказала Мари. – Продолжай, Алекс... Что еще предстоит завтра?

– Мы с Моррисом заедем к вам в гостиницу, а потом Джейсон и я на этом же такси вернемся сюда. После обеда мы вам позвоним.

– А как насчет вашего водителя, которого рекомендовал Кэссет? – поинтересовался Борн, холодно блеснув глазами.

– А что водитель? Ему заплатят вдвое больше, чем он зарабатывает за месяц, крутя баранку. Он отвезет нас и исчезнет. Больше мы никогда о нем не услышим.

– А вдруг он увидится с кем-нибудь еще?

– Не увидится, если хочет жить и помогать родственникам в Алжире. Я говорил уже, что за него ручается Кэссет. С ним все в порядке.

– Значит, завтра, – сказал Борн, взглянув на Мари и Панова. – После того как мы уедем в Париж, вы останетесь в Барбизоне в гостинице. Понятно?

– Знаешь, Дэвид, – ответила Мари. – Вот что я тебе скажу: присутствие Мо и Алекса меня не смущает – они близкие нам люди. Мы все стараемся щадить тебя, можно сказать, балуем, памятуя о том, что тебе пришлось пережить. Но ты не имеешь права распоряжаться нами, словно мы какие-то низшие существа, которым дозволено находиться возле твоей августейшей персоны. Ты это понимаешь?!

– Достаточно ясно, леди. Думаю, тебе лучше отправиться в Штаты... чтобы не страдать от причуд моей августейшей персоны. – Оттолкнув стул, Джейсон Борн поднялся. – Завтра будет тяжелый денек, мне надо выспаться – в последнее время я спал урывками. Один человек, который стоил нас всех, здесь присутствующих, как-то сказал мне, что отдых – это тоже оружие. Я согласен с этим... Я жду тебя в машине через две минуты, Мари. Решай. Алекс в состоянии помочь тебе выбраться из Франции.

– Ты просто ублюдок, – прошептала Мари.

– Пусть так, – произнес Хамелеон, отходя от стола.

– Ты должна идти, Мари, – вмешался Панов. – Видишь, что с ним начинается...

– Я не справлюсь с этим, Мо!

– Тебе не надо справляться. Ты должна быть рядом с ним. Ты – единственное, что у него осталось. Не надо никаких слов, просто будь рядом.

– Он превращается в робота-убийцу.

– Не бойся, тебе он не причинит вреда...

– Конечно нет, я знаю это.

– Тогда помоги ему почувствовать связь с Дэвидом Уэббом. Это ощущение должно в нем существовать, Мари.

– Господи, как же я люблю его! – вскрикнула Мари и побежала вслед за Борном, который в этот момент менее всего походил на ее мужа.

– Ты считаешь, что дал хороший совет, Мо? – спросил Конклин.

– Не знаю, Алекс. Думаю, что его нельзя оставлять наедине со своими кошмарами – мы не должны допустить этого. Это не медицинские выкладки, а просто здравый смысл.

– Удивительно! Иногда ты говоришь как настоящий врач...

Алжирский район Парижа расположен между Десятым и Одиннадцатым округами и занимает не больше трех кварталов. Застройка там вполне европейская, а вот звуки и запахи – восточные. В этом замкнутом мирке появился черный лимузин с эмблемой церковного иерарха. Он остановился перед трехэтажным домом. Из машины вышел старый священник. Найдя на двери нужную фамилию, он нажал кнопку. На втором этаже затренькал звонок.

– Oui? – раздалось из микрофона внутренней связи.

– Я есть посланец американского посольства, – ответил священник по-французски, с трудом преодолевая трудность грамматики. – Я не имею возможность оставить машину, но я имею для вас срочное сообщение.

– Сейчас выйду, – сказал алжирец. Это был тот самый водитель – человек Чарли Кэссета. Он вышел из подъезда и пересек узкий тротуар. – Что это вы так вырядились? – спросил он мнимого священника.

– Я – католический капеллан, сын мой. Военный атташе хочет переговорить с тобой. – Он распахнул дверцу машины.

– Что только не сделаешь для вас, парни, – засмеялся водитель, – только не надо обращаться со мной как с новобранцем... Чем могу быть полезен, сэр? – обратился он к человеку, сидевшему в машине.

– Куда вы отвезли наших людей?

– Каких людей? – недоуменно спросил алжирец. В голосе его прозвучали тревожные нотки.

– Тех, что вы забрали в аэропорту несколько часов назад. Инвалида и его друга.

– Если они захотят связаться с вами, они могут позвонить в посольство и сообщить все, что им нужно, не так ли?

– Болван! Ты выложишь все, что знаешь! – В это мгновение появился громила в униформе шофера. Он ударил алжирца по голове резиновой дубинкой и втолкнул внутрь автомобиля. Следом в машину вскочил старик священник и захлопнул за собой дверцу. Лимузин рванул вниз по улице.

Через час на пустынной улице Удон, расположенной не доезжая квартала до площади Звезды, из черного лимузина выбросили обезображенный труп алжирца. Сидевший сзади мужчина обратился к старику священнику:

– Поезжай к гостинице, в которой остановился калека. Следуй за ним повсюду и сообщай мне обо всех его передвижениях. Смотри, не подведи...

– Не сомневайтесь, монсеньер.

Дмитрия Крупкина нельзя было назвать человеком высокого роста, но казался он высоким. Точно так же его нельзя было назвать особенно мощным, и все же выглядел он весьма представительно. Голову он держал подчеркнуто прямо. Лицо его было приятное, хотя и несколько мясистое. Густые брови, ухоженная шевелюра, что называется «перец с солью», аккуратная бородка, внимательные голубые глаза, никогда не сходившая с лица улыбка. Он производил впечатление человека, довольного своей работой и своей жизнью. Он сидел в задней комнате загородного ресторанчика в Эперноне с Алексом Конклином и незнакомым ему Борном. Алекс предупредил, что он теперь не пьет...

– Ну, это конец света! – воскликнул русский. – Только посмотрите, что сделали с таким парнем на этом распрекрасном Западе! Твоим родителям надо было оставаться в России...

– Мы встретились не для того, чтобы сравнивать размах алкоголизма в наших странах...

– Ни за какие коврижки, – ухмыльнувшись, сказал Крупкин. – Кстати, о деньгах. Дорогой мой старый враг, как и когда я получу свои денежки, о которых мы договорились вчера по телефону?

– А как вы хотели бы? – спросил Джейсон.

– Так это вы – мой «благодетель», сэр?

– Да, платить буду я.

– Подождите! – прошептал Конклин. Он смотрел на входную дверь. Хозяин сопровождал приехавшую только что пару к столику слева от входа.

– Что там? – спросил Борн.

– Не знаю... Я как-то не уверен... Мне кажется, что я знаю его, но не могу вспомнить...

– Где он?

– Он сидит слева от входа. С ним женщина. Крупкин достал из бумажника маленькое зеркало и, пользуясь им как перископом, стал разглядывать сидящих в зале.

– Алекс, у тебя, должно быть, тайная страсть к светской жизни... – хихикнув, сказал русский, убирая зеркальце. – Этот тип – из итальянского посольства, он с женой. Паоло и Давиниа такие-то, разыгрывают из себя аристократов... Он входит в дипломатический корпус, на протокольном уровне, по-моему. От них прямо разит деньгами...

– Я не вращаюсь в дипломатических кругах, но где-то я его видел...

– Конечно видел. У него вид среднестатистического пожилого итальянца типа звезды экрана или владельца виноградника, который превозносит на телевидении достоинства «кьянти классике».

– Может, ты прав...

– Прав, не сомневайся. – Крупкин повернулся к Борну. – Я дам название банка в Женеве и номер счета. – Русский собрался было написать данные на бумажной салфетке, но не успел этого сделать. К столу быстро подошел мужчина лет тридцати.

– В чем дело, Сергей? – спросил Крупкин.

– Сдается мне, что за ним следят. – Он кивнул в сторону Борна. – Сначала у нас не было уверенности... Речь идет о старике, у которого не все в порядке с мочевым пузырем. Он дважды за короткое время вылезал, чтобы облегчиться, а потом стал звонить из машины по радиотелефону, явно продолжая наблюдать за рестораном. Это произошло всего несколько минут назад.

– Почему вы считаете, что он следит за мной?

– Потому что он прибыл вскоре после вас. Мы приехали еще за полчаса до встречи, чтобы контролировать ситуацию.

– Контролировать ситуацию! – взорвался Конклин. – Я думал, что, кроме нас, на встрече никого не будет.

– Дорогой мой Алексей, драгоценный мой Алексей, кто же спасет меня, кроме меня самого? Неужели ты мог предположить, что я явлюсь сюда, не позаботившись о своей безопасности. Я опасаюсь не тебя лично, старый друг, а твоих хозяев в Вашингтоне. Представь себе: заместитель директора ЦРУ предлагает мне работать с человеком и при этом делает вид, что не знает о нашем знакомстве. Дилетантский уровень...

– Черт подери, он действительно этого не знает!

– Вот как! Выходит, это моя ошибочка... Я сожалею.

– Не стоит, – перебил Джейсон. – Старик – человек Шакала...

– Карлоса? – воскликнул Крупкин. Его лицо вспыхнуло, а голубые глаза глядели теперь напряженно и зло. – Значит, Шакал охотится за тобой, Алексей?

– Нет, за ним, – ответил Конклин. – За твоим «благодетелем».

– Боже всемилостивый! Кто бы мог подумать!.. Разрозненные факты становятся на место. Значит, мне выпала честь встретиться со знаменитым Джейсоном Борном... Я испытываю истинное наслаждение, сэр! Насколько я понимаю, у нас одна цель – это Карлос, не так ли?

– Если ваши люди хоть чего-то стоят, мы достигнем своей цели в ближайшее время. Идем! Надо выбраться отсюда. Здесь должен быть еще один выход: кухня, туалет – неважно... Шакал выследил меня, и можете поспорить на что угодно, он явится сюда, чтобы рассчитаться со мной. Единственное, чего он не знает, – что нам известно об этом.

Когда все трое поднялись из-за стола, Крупкин дал указание своему помощнику:

– Подгони машину к черному ходу... Постарайся сделать это по возможности незаметно, Сергей. Действуй осмотрительно, понимаешь, о чем я?

– Пожалуй, мы проедем с полмили вниз по дороге, а потом через луг вернемся к ресторану с другой стороны. Старик не заметит нас.

– Прекрасно, Сергей. Резерв должен оставаться на месте, но быть в полной боевой готовности.

– Слушаюсь... – Помощник Крупкина направился к выходу.

– Резерв? – взорвался Алекс. – Какой еще резерв?

– Спокойно, Алексей, к чему этот треп. Ты сам отчасти это инспирировал, даже вчера по телефону ты ничего не сказал о заговоре против замдиректора ЦРУ.

– Господи, никакой это не заговор.

– Не хочешь ли ты сказать, что у штабной крысы и боевого оперативника прекрасные отношения? Нет, Алексей Николаевич Консоликов, тебе предложили использовать меня, и ты пошел на это. Не забывай, мой добрый старый противник, прежде всего ты – русский.

– Заткнетесь вы оба? Надо выметаться!

Они сидели в бронированном «ситроене» Крупкина, стоявшем на краю заросшего поля, в сотне футов за машиной старика – прямо напротив входа в ресторан. Борна раздражало, что Конклин и Круп-пи, как это свойственно старым профессионалам, ударились в воспоминания, анализируя операции прошлых лет, указывая на ошибки друг друга. Резерв Крупкина представлял из себя неприметный седан, стоявший по диагонали от ресторана в дальнем конце дороги. В нем сидели два вооруженных человека, готовые к решительным действиям.

В это время к гостинице подкатил «рено-универсал». Из него вышли три парочки и, оживленно переговариваясь, направились в ресторан. Водитель отогнал машину на стоянку.

– Надо остановить их, – сказал Джейсон. – Они рискуют жизнью.

– Да, рискуют, мистер Борн... Но если мы остановим их, то упустим Шакала.

Не в силах выговорить ни слова, Джейсон уставился на русского. Ярость, клокотавшая в нем, подавляла способность хладнокровно мыслить. Он хотел возразить, но слова застревали у него в глотке... К тому же было поздно: на дороге, со стороны Парижа, показался темно-коричневый фургон. В этот момент голос вернулся к Борну:

– Это фургон с бульвара Лефевр... Тот, которому удалось скрыться!

– Откуда?! – не разобрал Конклин.

– Недавно на бульваре Лефевр была заварушка, – объяснил Крупкин. – Там взорвали то ли легковушку, то ли грузовик... Вы ведь это имеете в виду?

– Это была ловушка. Для меня... Фургон, потом лимузин и двойник Карлоса... Это – второй фургон. На бульваре Лефевр они собирались изрешетить нас...

– Ты говоришь «нас». – Алекс взглянул на Джейсона и увидел нескрываемый гнев в глазах Хамелеона и его жестко сжатые губы, он медленно сжимал и разжимал кулаки.

– Я был с Бернардином, – прошептал Борн и тотчас повысил голос: – Мне нужно оружие. То, что у меня есть, это игрушка, черт возьми, а не оружие!

Помощник Крупкина, Сергей, достал из-под сиденья «АК-47» и протянул его через плечо Джейсону.

Темно-коричневый фургон, визжа тормозами, остановился прямо перед входом в ресторан. Два человека, вооруженные автоматами, бросились к дверям: они были в капроновых масках. Из машины вышел лысоватый мужчина в облачении священника. Он сделал знак рукой, и по этому сигналу его подручные приготовились к штурму ресторана. Водитель фургона остался за рулем, двигатель работал на холостых оборотах.

– Идем! – закричал Борн. – Это Карлос!

– Нет! – прорычал Крупкин. – Надо подождать. Теперь это ловушка для Шакала, и он должен в нее попасть...

– Но там люди! – заорал Джейсон.

– Войны без жертв не бывает, мистер Борн... Я вынужден вам напомнить, что это настоящая война. Моя и ваша. Кстати, ваша война более личная...

Шакал издал душераздирающий вопль, дверь с грохотом рухнула, и нападавшие открыли ураганный огонь из автоматов.

– Теперь пора! – крикнул Сергей, включая зажигание и вдавливая педаль акселератора в пол. «Ситроен» выскочил на дорогу и помчался к фургону. В этот момент справа раздался мощный взрыв. Неприметный серый автомобиль, в котором сидел старик, взлетел на воздух. От Ударной волны «ситроен» повело влево, и он врезался в старую проволочную ограду, окаймлявшую автостоянку. Темно-коричневый фургон Шакала вместо того, чтобы рвануться вперед, сдал назад и резко остановился: водитель выскочил из кабины и спрятался за машиной, потому что заметил советский резерв. Пока русские из резерва бежали к ресторану, человек Шакала успел прошить одного из них длинной очередью. Другой метнулся в высокую траву на обочине, наблюдая за тем, как шофер Карлоса расстреливает его машину, и не в силах что-нибудь сделать.

– Выметайтесь! – заорал Сергей, выталкивая Борна с его места.

Крупкин и Алекс Конклин пригнувшись последовали за Борном.

– Идем! – закричал Джейсон, сжимая в руках «АК-47». – Этот сукин сын сам взорвал машину со стариком...

– Я иду первым! – сказал русский.

– Заткнись! – Борн рванулся вперед. Он бежал зигзагами, стараясь вызвать огонь на себя, а когда шофер Карлоса наконец выстрелил в его сторону из-за фургона, Борн бросился на землю. Борн знал, что человек Шакала обязательно проверит, точны ли его выстрелы. И действительно: из-за машины высунулась голова водителя – и в то же мгновение Джейсон разнес ее автоматной очередью.

Второй русский из резерва, услышав последний стон из-за машины, поднялся с обочины и бросился к ресторану. Там шла беспорядочная стрельба: очередям сопутствовали вопли ужаса, снова и снова вспыхивала пальба. Внутри этой совсем еще недавно мирной гостиницы был ужасный, кровавый кошмар. Борн вскочил на ноги, рядом с ним оказался Сергей; они присоединились к другому помощнику советского резидента. По сигналу Джейсона русские ворвались внутрь.

Последующие шестьдесят секунд были столь же ужасны, как страдания грешников в аду, запечатленные Босхом. Официант и двое посетителей были мертвы: головы их были размозжены, вместо лиц – кровавое месиво. Один из мужчин, распростертый на скамье, с широко открытыми остекленевшими глазами, был весь изрешечен пулями. Женщины в полной панике, издавая то стоны, то визги, пытались найти укрытие за деревянной перегородкой. Итальянцев из посольства нигде не было видно.

Внезапно Сергей метнулся вперед, открыв огонь из «Калашникова»: в дальнем углу комнаты он заметил фигуру, которая ускользнула от внимания Борна. Из тени выступил один из нападавших в маске, но прежде, чем он успел воспользоваться оружием, русский срезал его... Еще один! За короткой стойкой, служившей баром, скрючился какой-то человек. Может, это Шакал? Джейсон отскочил к расположенной по диагонали стене, пригнулся, напряженно всматриваясь в полумрак ниши. Он метнулся к стойке бара, между тем как второй русский, оценив ситуацию, подбежал к истерически вопившим женщинам, намереваясь их защитить. Из-за стойки высунулась голова в маске, вслед за этим показалось дуло автомата. Борн вскочил на ноги и, отбив в сторону дуло автомата, выстрелил в упор из «АК-47» в искаженное гримасой лицо в капроновой маске. Это был не Карлос. Где же он?

– Там! – крикнул Сергей, словно в ответ на безмолвный вопрос Джейсона.

– Где?!

– За теми дверями!

Там было помещение кухни. Джейсон и Сергей подскочили к крутящимся дверям. Они уже собирались ворваться внутрь, когда их отбросило назад взрывной волной: в помещении кухни взорвалась граната, в двери вонзились осколки металла и стекла. В зал ресторана клубами повалил тошнотворный дым.

Тишина...

Джейсон и Сергей вновь бросились к дверям в кухню; их остановил новый взрыв, вслед за которым раздались автоматные очереди: пули насквозь прошивали тонкие решетчатые створки крутящихся дверей.

Тишина...

Чуть-чуть подождали.

Тишина...

Это уже было чересчур для нетерпеливого, разъяренного Хамелеона. Он перевел затвор автомата на стрельбу очередями, толкнул вертушку в дверях и, оказавшись внутри, бросился на пол.

Тишина...

Помещение кухни являло собой еще одну картину кромешного ада. Внешняя стена была разворочена взрывом, толстяк хозяин и шеф-повар были мертвы: они лежали привалившись к нижним полкам стеллажей с кухонной посудой; все вокруг было забрызгано кровью.

Борн медленно, с заметным усилием поднялся на ноги, нервы его были напряжены до предела, это была грань, за которой начинается истерика. Как в трансе смотрел он вокруг себя, пока взгляд его не выхватил из царившего везде сумбура клочок коричневой оберточной бумаги, пришпиленный к стене огромным ножом для разделки мяса. Он подошел ближе и прочитал слова, нацарапанные карандашом мясника: «Твое убежище в „Танненбауме“ сгорит дотла, а твои дети пойдут на растопку. Спи с миром, Джейсон Борн».

Джейсон чувствовал, что жизнь его разбивается на тысячи осколков, – и из его груди вырвался дикий вопль отчаяния. Сквозь проем в стене Борн выскочил наружу и открыл ураганный огонь из «АК-47» в безумной попытке уничтожить Шакала. Он стрелял куда-то в поле, пока не опустел магазин. Сергей и человек из резерва выскочили вслед за ним; Сергей вырвал у него автомат и отвел Борна к задней стене гостиницы: там их поджидали Алекс и Крупкин. С трудом удерживая Джейсона, они обогнули ресторан, и тут на Хамелеона вновь обрушился лавиной истерический припадок.