Глава 31

– Остановись, Дэвид!

– Боже мой, он совсем обезумел... Сергей, держи его... А ты помоги Сергею! Положите его на землю – я должен кое-что ему сказать. Надо сматываться отсюда!

Помощники русского резидента скрутили бившегося в истерике Борна и положили его на землю.

Фургон Шакала исчез. Карлос уже в который раз ускользнул, оставив Джейсона Борна в состоянии безумия.

– Держите его! – прорычал Крупкин, опускаясь на колени рядом с Джейсоном; его помощники прижали Борна к земле. Офицер КГБ наклонился над ним, положил ладонь на лицо американца и, надавив на его щеки большим и указательным пальцами, заставил агента «Тредстоун-71» смотреть на себя. – Я не собираюсь вас уговаривать, мистер Борн, и, если вы не в состоянии соображать, можете оставаться здесь. Возьмите себя в руки. Примерно через час мы свяжемся с соответствующими людьми в вашем правительстве. Я прочитал оставленное вам предупреждение и могу заверить вас, что в Штатах вполне способны защитить вашу семью. Но вы должны принять участие в этом сеансе связи. Или вы станете рассуждать рационально, мистер Борн, или можете отправляться к чертовой матери. Итак, что вы выбираете?

Хамелеон, чувствуя, как его придавливают к земле, вдохнул, словно это был последний глоток воздуха в его жизни: в глазах появилось осмысленное выражение.

– Вот что, ублюдки, для начала слезьте-ка с меня.

– Один из этих ублюдков спас тебя, – заметил Конклин.

– А я спас жизнь кого-то из них. Так что не будем считаться.

По проселочной дороге к трассе на Париж мчался бронированный «ситроен». По защищенному телефону, входящему в сотовую систему связи, Крупкин вызвал в Эпернон команду, которая должна была убрать все, что осталось от русского резервного автомобиля. Тело убитого погрузили в багажник «ситроена». Поэтому если бы потребовалось официальное объяснение, в нем говорилось бы о непричастности Советов к этому инциденту. Там было бы сказано, что дипломаты низшего ранга отправились в загородный ресторан и стали случайными свидетелями кровавой бойни. Убийцы были в масках, тех, кто отстреливался, дипломаты не успели рассмотреть. Спасая свою жизнь, они бежали через служебный вход. После перестрелки они возвратились в ресторан и пытались успокоить находившихся там женщин и единственного оставшегося в живых мужчину. Дипломаты позвонили в посольство, сообщили об этом трагическом инциденте и получили приказ позвонить в полицию и немедленно возвращаться в Париж. Престиж Советского Союза не может пострадать из-за случайного присутствия дипломатов на месте преступления, совершенного французами.

– Интересно, кто-нибудь поверит этому? – поинтересовался Алекс.

– Это не имеет значения, – ответил советский разведчик. – Все в Эперноне вопиет о том, что это дело рук Шакала. Разнесенный в клочья старик, два его подручных в масках – Сюрте хорошо знакома с почерком Карлоса. Если мы и были задействованы, все же наше дело правое, поэтому они будут смотреть на наше присутствие там сквозь пальцы.

Борн молча смотрел в окно. Крупкин сидел рядом с ним, а Алекс – на откидном сиденье. Джейсон отвел глаза от мелькавших за окном пейзажей и яростно стукнул кулаком по спинке сиденья.

– О Боже, мои дети! – воскликнул он. – Как сумел этот ублюдок узнать о поместье «Танненбаум»?

– Простите меня, мистер Борн, – перебил его Крупкин. – Понимаю, что мне гораздо легче говорить, чем вам воспринимать, и все же скоро вы будете разговаривать с Вашингтоном. Мне кое-что известно о способности Управления защищать своих людей, и могу гарантировать вам, что они чрезвычайно искусны в этом.

– Эта способность не может быть столь уж чертовски велика, если Карлосу удалось подобраться к секретной информации!

– Может быть, это не его заслуга, – заметил советский резидент. – Может быть, у него был какой-то иной источник.

– Это невозможно.

– Никогда нельзя быть в этом уверенным, сэр.

Они мчались по залитым ослепительным солнцем парижским улицам. Наконец они добрались до здания на бульваре Ланн и проскочили в ворота на территорию советского посольства – охранники взяли под козырек, узнав серый «ситроен» Крупкина. Они проехали по вымощенной булыжником аллее и остановились перед внушительным входом в здание.

– Будь под рукой, Сергей, – приказал офицер КГБ. – Если понадобится, вступишь в контакт с Сюрте. – Затем, словно бы эта мысль только что пришла ему в голову, он обратился к помощнику, сидевшему рядом с Сергеем: – Послушай, парень, за многие годы мой старый друг и шофер приобрел большой опыт в подобных делах. Но и для тебя найдется работенка. Займись всем необходимым для кремации нашего погибшего товарища. В службе внутренних операций тебе объяснят, какие нужны бумаги. – Кивком Дмитрий Крупкин пригласил Борна и Алекса Конклина выйти из машины.

Войдя внутрь, Дмитрий в грубой форме объяснил охраннику, что ему плевать на все процедуры просвечивания и прозванивания, обязательные для всех посетителей советского посольства. Обращаясь к своим гостям, он прошептал по-английски:

– Представляете, какой поднимется трезвон? Два вооруженных американца из зловещего ЦРУ бродят по коридорам этого бастиона пролетариата? Я почти чувствую своей жопой холодное дыхание Сибири.

Они пересекли холл, отделанный а ля XIX век, вошли в лифт с узорчатой решеткой и поднялись на третий этаж. Конклин шел впереди по ярко освещенному широкому коридору.

– Мы воспользуемся конференц-залом для сотрудников, – сказал Крупкин. – Вы будете единственными американцами, которые когда-либо видели его или увидят; это одно из помещений, где нет подслушивающих устройств.

– Ты ведь не станешь повторять сказанное на детекторе лжи? – усмехнувшись, спросил Конклин.

– Как и ты, Алексей, я давным-давно научился обманывать эти идиотские машины... Но в данном случае я говорю правду. Но если быть честным до конца, это нужно для защиты от своих же. Вперед!

Помещение конференц-зала по своим размерам напоминало апартаменты для больших приемов в загородных виллах. Здесь стоял длинный массивный стол и тяжелые, но вполне удобные стулья. Стены были обшиты темно-коричневым деревом. На торцовой стене висел неизбежный портрет Ленина, под ним – консольный столик, на котором расположились телефонные аппараты.

– Думаю, что вам немного не по себе, – заявил Крупкин, подходя к столику, – я сам закажу международную линию. – Подняв трубку, Дмитрий что-то быстро проговорил по-русски, после чего обратился к американцам: – У вас двадцать шестая линия, это – последняя кнопка справа, во втором ряду.

– Благодарю. – Конклин кивнул, вынул из кармана листок бумаги и протянул его офицеру КГБ. – Сделай еще одно одолжение, Круппи. Это местный номер. Предположительно, это – прямая связь с Шакалом. Но он не совпадает с тем номером, который раздобыл Борн. Мы не знаем, что это значит, но что бы это ни было, это связано с Карлосом.

– И вы не хотите им воспользоваться, чтобы не выдать, что он у вас есть... Понимаю, конечно. Это может вызвать сигнал тревоги... Но ведь есть способ обойтись и без этого? Я займусь этим. – Крупкин понимающе взглянул на Джейсона. – Желаю вам спокойствия и решимости, мистер Борн, как говаривали в старину. Несмотря на ваши опасения, я верю в возможности Лэнгли. Они нанесли такой ущерб моей не столь уж незначительной деятельности, что я даже не хочу вспоминать об этом.

– Думаю, что и вы немало им крови попортили, – бросил Джейсон, нетерпеливо поглядывая на телефон.

– Только это и вдохновляет меня в работе.

– Благодарю, Круппи, – произнес Алекс. – Или, говоря твоими словами, благодари тебя, добрый старый враг.

– Алекс, позор на голову твоих родителей! Представь, что было бы, если бы они остались в матушке-России... да мы с тобой могли бы сейчас возглавить Комитет...

– И у нас было бы два домика на берегу озера?

– Ты что, с ума сошел, Алексей? Все Женевское озеро было бы нашим! – Крупкин повернулся и, ухмыляясь, направился к выходу.

– Вы, ребята, все играете, не так ли? – спросил Борн.

– Попал в самую точку, – согласился Алекс, – но похищенная информация может привести к гибели человека – это меняет дело и касается обеих сторон. Тогда приходится пускать в ход оружие, забыв об «играх».

– Свяжись с Лэнгли, – резко велел Джейсон. – Надо кое-что объяснить Холланду.

– Сейчас слишком рано: в Штатах семь утра. Но я могу воспользоваться обходным путем. – Конклин вынул из кармана записную книжку.

– Обходным путем?! – пыхнул Борн. – Это звучит двусмысленно... Там мои дети, Алекс!

– Не принимай каждое слово так близко к сердцу! У меня есть его домашний номер. Он нигде не зарегистрирован. – Конклин поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Ты сказал: «обходным путем»... Ты настолько привык к кодам и шифрам, что разучился говорить по-человечески. «Обходным путем»... Надо же!

– Простите, профессор, привычка... Питер?! Это Алекс. Проснись, моряк! У нас тут кое-какие сложности.

– Я не спал, – ответил из Фэйрфакса, штат Вирджиния, спокойный голос. – Я вернулся с пятимильной пробежки.

– Ну конечно, вы, двуногие, все думаете, что вы такие умные...

– Прости, Алекс... Я не хотел...

– Разумеется, ты не хотел, гардемарин Холланд... У нас тут, неприятности.

– Надо понимать, что ты вошел в контакт, то есть ты в одной упряжке с Борном.

– Джейсон рядом со мной. Мы в советском посольстве в Париже.

– Что?! Это цирковой номер!

– Не удивляйся, это штучки Кэссета...

– Ах да... Как Мари?

– С ней сейчас Панов. Доктор в своей профессиональной стихии, за что я ему страшно благодарен.

– Я тоже... Какие у вас успехи?

– У нас все не так, как тебе хотелось бы, и все-таки: Шакалу известно... о «Танненбауме»!

– Ты с ума сошел! – вскрикнул директор ЦРУ. Казалось, что по кабелю, проложенному по дну океана, прошел металлический гул. – Об этом никто не знал! Кроме Чарли Кассета и меня. Мы использовали подложные паспорта на имя выходцев из Центральной Америки. Это так далеко от Парижа, что никто не мог бы проследить эту связь. Кроме того, не было даже упоминания о «Танненбауме»! Поверь, Алекс, утечки информации быть не могло, потому что мы не могли доверить проведение операции случайному человеку!

– Факты против тебя, Питер. Мой друг получил записку, в которой говорится, что «Танненбаум» будет испепелен и вместе с ним дети.

– Уму непостижимо! – взорвался Холланд. – Не вешай трубку, – приказал он. – Я позвоню Сен-Жаку, потом объявлю тревогу первой степени и сегодня же утром вывезу детей. Не вешай трубку! – Конклин взглянул на стоявшего рядом с ним Борна, который слышал весь разговор.

– Если и была утечка информации – а судя по всему, она была, – то не из Лэнгли, – пробормотал Алекс.

– И все-таки прокол был у них! Они недостаточно глубоко копали...

– Где, по-твоему, надо копать?

– Черт! Это вы эксперты: вертолет, его экипаж, люди, которые получали разрешение на пролет американского самолета над английской территорией. Бог мой! Карлос купил мерзавца губернатора и его главного спеца по борьбе с контрабандой наркотиков. Он мог получить информацию от человека, осуществлявшего связь между нашими военными и Плимутом...

– Но ты ведь все слышал, – возразил Конклин. – Фамилии фальшивые, маршрут сориентирован на Центральную Америку, и никто ничего не знал о «Танненбауме»... никто. И все же где-то не сходится...

– Будь добр, объясни попроще.

– В наших рассуждениях отсутствует необходимое звено. Куда уж проще...

– Алекс?! – раздался в телефонной трубке сердитый голос Питера Холланда.

– Слушаю, Питер!

– Мы их вывозим, и даже тебе я не скажу, куда мы их перебазируем. Сен-Жак начал было возникать, что, мол, миссис Купер и дети уже устроились, но я дал ему только час на сборы.

– Я хочу переговорить с Джонни, – произнес Борн, наклоняясь над столом и обращаясь достаточно громко в микрофон, чтобы его можно было услышать.

– Рад вас слышать... – промолвил Холланд.

– Благодарю вас за все, что вы для нас сделали, – сказал Джейсон тихим и искренним голосом. – Поверьте, я очень вам благодарен.

– Qui pro quo, Борн. Охотясь за Шакалом, вы извлекли из пустой шляпы жирного кролика-монстра, о котором никто не догадывался.

– Что вы имеете в виду?

– "Медузу"... Новую «Медузу».

– Как с этим обстоят дела? – перебил Конклин.

– Мы занимаемся сейчас перекрестным опылением «сицилийцев» и некоторых европейских банков. Все, что имеет к ним отношение, становится заразным... Но мы подвели в известную юридическую контору в Нью-Йорке больше проводов, чем НАСА во время запуска космических кораблей. Мы окружаем их.

– Удачной вам охоты, – пожелал ему Джейсон. – Вы не можете дать мне номер телефона в «Танненбауме», чтобы я поговорил с Джоном Сен-Жаком?

Холланд назвал, Алекс записал его и тут же повесил трубку.

– Теперь твой черед трубить в рог, – произнес Конклин, неловко поднимаясь со стула, стоявшего у пульта, и переходя на другой, справа от стола.

Борн сосредоточенно уставился на кнопки перед собой. Потом он поднял трубку телефона и, поглядывая в записную книжку, стал набирать номер.

После короткого приветствия Джейсон требовательно спросил:

– Кому ты рассказал о «Танненбауме»?

– Эй, Дэвид, полегче, – инстинктивно защищаясь, сказал Сен-Жак. – Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказал. Начиная с острова Спокойствия и кончая Вашингтоном – кому ты говорил о «Танненбауме»?

– После того, как Холланд сообщил мне о нем?

– Черт побери, Джонни, раньше ты не знал о нем, не так ли?

– Да, раньше не знал, мистер Шерлок Холмс.

– Тогда кому?!

– Тебе. Только тебе, многоуважаемый зять.

– Что?

– Что слышал. Все произошло так быстро, что, вероятно, все равно я бы забыл, как называется это поместье, а если бы и вспомнил, то, разумеется, не стал бы сообщать о нем каждому встречному и поперечному.

– И все же ты должен был кому-то сказать. Была утечка информации, но не из Лэнгли.

– Так же, как и не от меня. Слушай, академик, у меня, может, и нет ученых степеней, но я и не идиот. В соседней комнате сидят мои племянник с племянницей, и я очень надеюсь, что увижу, как они будут расти... Из-за этой утечки нас перебазируют, верно?

– Да.

– Насколько серьезно наше положение?

– В высшей степени. Шакал.

– Боже! – взревел Сен-Жак. – Если этот ублюдок объявится поблизости, я им займусь!

– Успокойся, «Канада», – смягчаясь, произнес Джейсон, в голосе которого теперь появились задумчивые, а не гневные нотки. – Я верю тебе. Ты только со мной разговаривал о «Танненбауме», и, насколько я помню, именно я тебе о нем сказал.

– Совершенно верно. Так все и было. Когда Причард сказал мне, что ты звонишь, я разговаривал по другому телефону с Генри Сайксом. Помнишь Генри, помощника губернатора?

– Конечно.

– Я объяснил ему, что мне надо уехать на несколько дней, и попросил его присматривать за «Транквилити»... Конечно, он и так знал об этом, потому что именно он дал разрешение на посадку американского вертолета. Я четко помню, что он спросил меня, куда я отправляюсь, и я сказал, что в Вашингтон. Мне бы и в голову не пришло говорить о «Танненбауме». Сайкс ни о чем не спрашивал, потому что, наверное, считал себя замешанным в этих ужасных событиях. Будь уверен, он знает толк в своем деле. – Сен-Жак помедлил, но прежде чем Борн успел отреагировать, пробормотал хриплым голосом: – О Боже!

– Причард, – дополнил Джейсон. – Он оставался на линии.

– Но почему?! Зачем он это сделал?

– Ты забываешь кое-что, – объяснил Борн. – Карлос купил с потрохами и губернатора, и его дружка «Савонаролу», борца с наркотиками. На это, наверное, ушли большие деньги, а Причарда он мог купить за гораздо меньшую сумму.

– Нет, ты не прав, Дэвид. Причард, конечно, напыщенный, самовлюбленный болван, но он не стал бы предавать меня из-за денег. Для жителей островов престиж важнее денег. Иногда, правда, я лезу от него на стенку, но при этом не могу не отдать ему должное: он чертовски хорошо работает.

– Кроме него, никого не остается, брат.

– Есть один способ, при помощи которого мы узнаем все наверняка. Я должен предпринять кое-что...

– Что ты задумал?

– Я хочу задействовать Генри Сайкса. Ты не против?

– Валяй.

– Как поживает Мари?

– Настолько хорошо, насколько это возможно в данных обстоятельствах... Да, Джонни, она не должна ничего знать обо всем этом. Понятно? Когда она свяжется с тобой – а в этом ты можешь не сомневаться, – скажи ей, что у вас все в порядке. И ни слова о переезде или Карлосе.

– Понятно.

– У вас действительно все в порядке? Как там дети? Как Джеми относится к происходящему?

– Может, тебе это и не понравится, но Джеми великолепно себя чувствует... Миссис Купер не подпускает меня к Элисон – вот вроде и все новости.

– Мне нравится любая информация.

– Спасибо. Как твои дела? Есть ли успехи?

– Я свяжусь с тобой, – пробормотал Борн, вешая трубку и поворачиваясь к Алексу. – Вот это не имеет смысла, а Карлос никогда не поступает бессмысленно, если проанализировать его действия. Он оставляет мне предупреждение, из-за которого я едва не схожу с ума, но у него нет реальной возможности осуществить свою угрозу. Как ты считаешь?

– Смысл заключается в том, чтобы довести тебя до безумия, – ответил Конклин. – Шакал и не собирался организовывать нападение на укрепленное поместье «Танненбаум». Его записка должна была напугать тебя, и своей цели он добился. Шакал хочет, чтобы ты начал делать ошибки. А он бы только дергал за ниточки...

– Именно поэтому Мари должна как можно скорее отправиться в Америку. Она обязана меня послушаться. Я хочу, чтобы она была защищена крепостной стеной, а не сидела за завтраком у всех на виду в Барбизоне.

– Сегодня я с большим пониманием отношусь к твоей точке зрения, чем прошлой ночью. – Алексу не дал договорить звук открываемой двери: в комнату вошел Крупкин с компьютерными распечатками в руках.

– Номер, который вы мне назвали, недавно поменял владельца, – сказал он.

– И кому он принадлежит? – спросил Джейсон.

– Вам это понравится не больше, чем мне... Но я обману вас, если скажу, что могу придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение всему этому, я не могу и, без всякого сомнения, вряд ли должен... Пять дней назад этот номер был переведен с одной явно подставной организации на имя Уэбба, Дэвида Уэбба, – слегка запинаясь, сообщил Крупкин.

Конклин и Борн уставились на советского разведчика: казалось, что их молчание насыщено электрическими разрядами.

– Почему ты думаешь, что нам не понравится эта информация? – тихо спросил Конклин.

– Дорогой мой старый враг, – мягким, не более громким, чем у Конклина, голосом начал Крупкин. – Когда мистер Борн выбрался из того ужасного ресторана с зажатой в руке запиской, им овладел истерический припадок. Пытаясь привести его в чувство, ты называл его Дэвидом... Поэтому я знаю имя, которое, честно говоря, мне не хотелось бы знать.

– Забудьте об этом, – сказал Борн.

– Приложу все усилия, но есть способы...

– Я не это имел в виду, – перебил его Джейсон. – Мне придется смириться с тем, что вы знаете то, другое мое имя... Кому раньше принадлежал этот номер? По какому адресу?!

– По данным компьютера, через который выписываются телефонные счета, он принадлежит одной организации, которая называется «Сестры милосердия Святой Магдалины». Явно подставной...

– Нет, не совсем так, – поправил его Борн. – Она существует на самом деле. Там все настоящее – вплоть до монашеских одеяний... И вместе с тем это явка Шакала. По крайней мере, была...

– Замечательно, – пробормотал Крупкин. – Еще один связанный с религией фасад, за которым укрывается Шакал. Великолепный, хотя и несколько избитый modus operand!. Говорят, он когда-то учился в семинарии и хотел стать священником.

– Выходит, церковь вас обошла, – пошутил Алекс, склонив голову. – Они вышвырнули его раньше, чем вы.

– Я всегда преклонялся перед Ватиканом, – засмеялся Дмитрий. – Это еще раз доказывает, что наш Иосиф Виссарионович никогда не углублялся в суть вещей, задаваясь вопросом о том, сколько батальонов в распоряжении Папы. Он не понимал, что его святейшеству они не нужны: Папа добивается своими методами большего, чем Сталин чудовищными партийными чистками. Власть у того, кто внушает страх, разве не так, Алексей? Все земные владыки необыкновенно искусно пользуются орудием страха. Все вращается вокруг страха смерти, так было и будет всегда. Когда же мы наконец очнемся и пошлем их всех к черту...

– Смерть, – нахмурившись, прошептал Джейсон. – Смерть на улице Риволи, в «Мёрисе», сестры Святой Магдалины... Боже мой, я совсем забыл! Доминик Лавье! Она же была в «Мёрисе»! Может, она и сейчас там. Она согласилась работать со мной!

– Работать? С какой стати? – резко спросил Крупкин.

– Карлос убил ее сестру, и у нее не было выбора – работать на него или умереть. – Борн подошел к телефонам. – Мне нужен номер телефона «Мёриса»...

– Сорок два, шестьдесят, тридцать восемь, шестьдесят, – продиктовал Крупкин; Джейсон записал номер в блокноте Алекса. – Приятное местечко, там когда-то останавливались короли; оно всегда славилось отличным приготовлением мяса на вертеле.

Борн нажимал на кнопки, стараясь унять дрожь в руке. Он попросил телефонистку соединить его с номером мнимой мадам Бриэль и, когда услышал: «Mais oui», – кивнул Алексу и Крупкину. Лавье подошла к телефону.

– Да?

– Это я, мадам, – сказал Джейсон, слегка коверкая слова на английский манер: Хамелеон был верен себе. – Ваша экономка подсказала, где найти вас. Платье готово. Извините за опоздание.

– Платье должны были доставить еще вчера, к полудню, болван вы этакий! Я собиралась появиться в нем вчера на приеме в «Гранд Вефуре». Вы меня погубили!

– Тысяча извинений. Мы доставим его в отель немедленно.

– Вы идиот! В этом отеле я только два дня. Доставьте платье в мою квартиру на бульваре Монтеня. Лучше, если вы успеете до четырех часов, иначе счет не будет оплачен и через полгода! – Разговор закончился убедительно громким щелчком на другом конце телефонной линии.

Борн положил трубку и вытер испарину, появившуюся на лбу.

– Давненько я не занимался этим. Она будет в своей квартире на бульваре Монтеня после четырех.

– Кто, черт подери, эта Доминик, как там ее фамилия? – зашипел недоумевающий Конклин.

– Лавье, – ответил Крупкин, – она пользуется именем своей умершей сестры Жаклин. Многие годы она играет ее роль.

– Вам все это известно? – удивился Джейсон.

– Известно, только это не принесло нам большой пользы. Об этом было легко догадаться: похожие друг на друга сестры, отсутствие в течение нескольких месяцев, пластическая операция – все это вполне нормально в этом ненормальном мире... Никто не обращает на такие вещи внимания... Мы следили за ней. У нее нет прямого доступа к Шакалу: ее сообщения Карлосу отфильтровываются... Это обычный стиль Шакала.

– Из этого правила бывают исключения, – сказал Борн. – Я знал одного человека по имени Сантос. Он был хозяином кафе «Сердце солдата», в Аржантей. Он дал мне прямой ход к Шакалу...

– Почему вы говорите об этом в прошедшем времени? – спросил Крупкин.

– Этот человек мертв.

– А это кафе в Аржантей?

– Оно закрыто, – признал Джейсон, но в тоне, которым он отвечал, не было ноток сожаления.

– Значит, этот ход больше не существует?

– Разумеется. Но я верю тому, что Сантос рассказал мне, потому что это стоило ему жизни. Видите ли, он пытался вырваться так же, как сейчас эта Лавье... Его отношения с Карлосом тянулись очень давно. Начало им было положено на Кубе, где Карлос спас такого же неудачника, как и он сам, от казни. Шакал понял, что этот человек – внушающий почтение своими размерами – сможет действовать среди отбросов общества и стать его главным связным. У Сантоса был прямой ход. Он дал мне номер телефона, по которому действительно можно было соединиться с Шакалом. Это было доступно не многим людям...

– Все это замечательно, мистер Борн, – произнес Крупкин. – Но к чему вы клоните, мистер Борн? Ваши слова двусмысленны и таят опасные обвинения.

– Для вас, а не для нас.

– Простите?

– Сантос сказал мне, что только четыре человека во всем мире имеют прямой ход к Шакалу. Один из них находится на площади Дзержинского. «Очень высоко в Комитете», – так сказал Сантос, и, поверьте мне на слово, он придерживался не слишком высокого мнения о вашем начальнике.

Эти слова произвели на Дмитрия Крупкина такое же впечатление, как если бы во время первомайской демонстрации его ударил по лицу член Политбюро. Кровь отлила от его лица, кожа стала пепельно-серой; не отводя глаз, он смотрел на Борна.

– Что еще сказал вам этот Сантос? Я должен знать!

– Что, мол, Карлос заводит связи только среди тех, кто занимает в Москве высокие посты. Это его страсть... Найдите этого-человека с площади Дзержинского, и мы сильно продвинемся вперед. А пока у нас есть Доминик Лавье...

– Черт возьми! – заорал Крупкин, прервав Джейсона. – Какое сумасшествие и какая великолепная логика! Вы, мистер Борн, дали ответы сразу на несколько вопросов, которые иглами впивались в мой мозг. Столько раз я подходил так близко, и всякий раз – ничего. Что ж, позвольте заметить, джентльмены, что игры дьявола не ограничиваются теми, кто заточен в аду. В них могут играть и другие. Боже мой, сколько раз меня обводили вокруг пальца и делали из меня идиота!.. Больше с этого телефона не звонить!

В Москве было 3.30 пополудни. Пожилой человек в форме офицера Советской армии настолько быстро, насколько ему позволял возраст, шел по коридору пятого этажа здания КГБ на площади Дзержинского. День был жаркий, а кондиционеры, как обычно, едва работали. Генерал Григорий Родченко позволил себе вольность, допустимую при его высоком положении: он расстегнул ворот кителя. Несмотря на это, по его изрезанному морщинами лицу на шею стекали капли пота, хотя отсутствие жесткого ворота с красной каймой уже было облегчением.

Он подошел к лифтам, нажал на кнопку и стал ждать, сжимая в руке ключ. Открылись двери правого лифта, и генерал с удовлетворением заметил, что тот пустой: значит, не надо просить людей покинуть кабину; по крайней мере, будет не так неловко. Он вошел, установил ключ в самый верхний замок над панелью с кнопками и вновь подождал. Лифт стремительно опустился на самый нижний, подземный этаж.

Двери отворились, и генерал вышел, мгновенно ощутив давящую тишину, царившую в коридорах. Через какие-то мгновения это изменится, подумал он. Он последовал по левому коридору до большой металлической двери, на которой висела табличка: «Запретная зона. Вход только по специальным пропускам».

Как глупо, подумал генерал, доставая из кармана пластиковую карточку и устанавливая ее в выемку с правой стороны. Без этой карточки-пропуска дверь не откроется. Послышались два щелчка, и Родченко вынул карточку. Тяжелая дверь подалась вперед, и монитор зафиксировал, как генерал вошел в помещение.

Огромное темное помещение с низким потолком, по размеру близкое к бальному залу (только без намека на декор), было наполнено шумом. Его производили тысячи черных и серых приборов и сотни сотрудников в девственно белых халатах, которые работали в десятках ярко освещенных и выкрашенных белой краской кабинок. Здесь было прохладно, поскольку это требовалось для нормальной работы приборов. В этом помещении находился центр связи КГБ, двадцать четыре часа в сутки принимавший информацию со всего мира.

Старый солдат поплелся по знакомому маршруту к проходу справа, затем влево к последней кабинке в дальнем конце огромного зала. Путь был долгий, у генерала участилось дыхание, ноги устали. Достигнув комнатки в конце зала, он вошел внутрь, кивнул оператору – мужчине средних лет, – который при виде посетителя снял Наушники. Он сидел перед пультом управления со множеством переключателей, индикаторов и кнопок. Родченко сел рядом с ним и, переведя дыхание, спросил:

– Вы получили сообщение из Парижа? От полковника Крупкина?

– У меня есть сообщение относительно полковника Крупкина, генерал. В соответствии с вашим указанием прослушивать все телефонные разговоры полковника, включая и международные, я несколько минут назад получил из Парижа пленку... Вас она может заинтересовать.

– Вы хорошо работаете, и я благодарен вам за это. И, как всегда, я уверен, что полковник Крупкин проинформирует нас о событиях... Но он, знаете ли, сейчас ужасно занят.

– Вы не должны мне ничего объяснять. То, что вы сейчас услышите, было записано около получаса назад. Наденьте наушники, пожалуйста.

Родченко надел наушники и кивнул. Оператор положил перед генералом блокнот и отточенный карандаш, нажал на несколько кнопок и откинулся назад. Всемогущий третий заместитель председателя Комитета подался вперед, вслушиваясь в магнитофонную запись. Поначалу генерал делал какие-то пометки в блокноте, потом стал быстро записывать все подряд. Пленка закончилась, и Родченко снял наушники. Узкие славянские глаза с набрякшими мешками сурово взглянули на оператора, морщины на лице казались еще более четкими.

– Уничтожить пленку вместе с катушкой, – приказал он, поднимаясь со стула. – Как обычно, вы ничего не слышали.

– Как обычно, генерал.

– И, как обычно, вы получите вознаграждение.

В 4.17 Родченко вернулся в свой кабинет и принялся просматривать записи. Невероятно! В это невозможно поверить, и тем не менее он сам слышал и слова, и голоса, которые их произносили!.. Не слова, которые касались монсеньера в Париже: он отходил на второй план – с ним при необходимости можно связаться в течение, нескольких минут... Это могло подождать, а вот другое не терпело отлагательства ни на одно мгновение! Генерал позвонил своему секретарю.

– Немедленно по спутниковой связи соедините меня с нашим консульством в Нью-Йорке. Включить все скремблеры.

Как это стало возможным?

«Медуза»!