Книга: Самая темная чаща
Назад: Глава 16
Дальше: Глава 18

Глава 17

Бен сидел за письменным столом, глядя на спящего Северина. Он никак не мог поверить, что мальчик, которому он шептал через стекло, теперь лежит в его кровати. Голова принца покоилась на подушке – один рог оставил в ней глубокую вмятину, – на которую Бен пускал слюни, в которую плакал, на которой оставались частички его кожи, и чем больше парень об этом думал, тем отвратительней это выглядело. Отчасти из-за этого казалось, что Северин просто не может здесь находиться. Комната Бена была совершенно обыкновенной, забитой барахлом, накопившимся за семнадцать лет, а Северин был совершенно необыкновенным.
Они проговорили несколько часов, сидя в темноте. Ближе к рассвету Северин опустился на пол; его голова откинулась назад, открывая длинную шею, глаза закрылись.
– Можешь лечь в кровать, – сказал Бен, перемещаясь на ее край и сминая стеганое одеяло. – Если ты, конечно, хочешь отдохнуть.
Глаза Северина распахнулись. Он быстро заморгал, словно позабыл, где находился:
– Благодарю. Но мне не пристало. Боюсь больше не проснуться.
Бен произвел в уме нехитрый подсчет.
– Ты спал с тех пор, как проклятие было снято? Это случилось два дня назад. Прошло около сорока восьми часов.
Северин неопределенно кивнул.
– Ты планируешь больше никогда не спать? – поинтересовался Бен, немного преувеличенно приподнимая брови.
Уголки губ Северина поползли вверх:
– Находишь, будто я так утомился, что не смогу уловить сарказм?
– Это не сарказм, – улыбнувшись, ответил Бен. – Во всяком случае, не совсем сарказм.
Северин со стоном заставил себя встать и растянулся на Беновом стареньком покрывале с картинками из «Звездного пути»; сестре Бен говорил, что оно нелепое, но втайне очень его любил.
– Неужто я недостаточно наспался? – спросил принц, но речь его стала неразборчивой, он потянулся и провалился в сон.
Он был красив, как никогда: тяжелые волны темных волос кудрявились вокруг рогов, брови выгнулись, ярко-розовые губы слегка приоткрылись. Теперь, когда принц больше не был заколдован, он спал, беспокойно ворочаясь; глаза двигались под веками. Может, с тех пор, как он был заперт в гробу, ему впервые снился сон.
Бен так и сидел, как одинокий страж, пока небо не начало светлеть и он не услышал скрип ступенек на лестнице. Парень подошел к двери и приоткрыл ее. В коридоре стояла его сестра, позади нее – Джек. Хэйзел выглядела, как будто вернулась с вечеринки: на ней был зеленый бархатный топ, которого она точно не надевала вчера утром. Джинсы были грязны, а топ разорван вдоль одного из швов. Из взъерошенных волос торчали веточки. Бен наблюдал, как они вошли в комнату Хэйзел.
– У тебя точно не будет проблем, что ты меня привела? – прошептал Джек, присаживаясь на край ее кровати.
Хэйзел покачала головой и пошла закрыть дверь:
– Маме будет все равно. Ты ей нравишься.
Где они были? Бен уставился на закрытую дверь, недоумевая, что именно он сейчас видел. Куда бы Хэйзел ни заставила Джека взять ее этой ночью, это явно имело отношение к тому, как у нее получилось освободить Северина, и всему остальному, о чем она врала в последнее время. Но то, что он увидел их вместе, причем выглядящих так, будто они собирались спать в одной кровати, беспокоило Бена по совершенно другим причинам.
Он любил свою сестру, но она стольким разбила сердца! И парень предпочел бы, чтобы Джек избежал их участи.
В коридоре снова стало темно. Через несколько секунд Хэйзел вышла из комнаты. Бен подумал, что она собирается в ванную. Он мог бы поймать ее по пути и расспросить, что происходит. Но девушка остановилась, прислонилась к стене и начала рыдать.
Ужасный, беззвучный плач заставил ее сложиться пополам, обхватив живот руками, как будто плакать было очень больно. Сползя по стене, она присела на пол – тоже почти бесшумно. Слезы бежали по щекам и капали с подбородка, а она все раскачивалась взад и вперед.
Хэйзел никогда не плакала. Она была выкована из железа и никогда не ломалась. Никто не был таким выносливым, как его сестра. Хуже всего оказалось то, как тихо она рыдала – словно училась этому, словно успела к этому привыкнуть. Бен помнил, как в детстве завидовал Хэйзел, свободной от обязательств или чужих надежд. Если она хотела учиться сражаться на мечах по роликам на Ютубе и книгам, взятым в библиотеке, мама с папой не говорили, что вместо этого она должна играть гаммы. Она не была мишенью для родительских лекций о том, что таланту не следует пропадать впустую, дар подразумевает обязательства, а искусство – самое главное в жизни.
Теперь Бен понимал, как они старались быть внимательны друг к другу, как боялись невзначай ударить в больное место. Но щадить другого человека не так-то просто. Легко посчитать, что ты преуспел, хотя на самом деле с треском провалился.
Через пару мгновений Хэйзел протерла глаза краем бархатного топа. Потом поднялась, еще раз судорожно вздохнула и вернулась в свою комнату.
Бен пошел следом и повернул ручку. Джек расшнуровывал ботинки, Хэйзел расчесывала волосы; ее глаза были красными и немного припухшими. Увидев Бена, оба замерли.
– Всего лишь я, – сказал он.
– Мы не… то есть не совсем… – начал Джек, делая жесты в сторону кровати, что, как расшифровал Бен, означало: «Я не пытаюсь обесчестить твою сестру, хотя, возможно, и надеюсь, что у нас будет секс». Хэйзел одновременно принялась извиняться, что бросила Бена.
Он поднял руку, призывая их помолчать:
– Пусть говорит кто-нибудь один – лучше Хэйзел. Я хочу знать, что на самом деле произошло. Прямо сейчас. Начиная с того, где вы провели прошлую ночь.
– Мы ходили на фейский пир, – ответила Хэйзел, с размаху садясь на кровать. Она выглядела изнуренной: под глазами залегли темные тени. Бен не ожидал, что после стольких отговорок сестра так легко признается. – Не все прошло так, как я надеялась, но кое-что выяснить удалось. Ольховый король предложил поймать его сына в обмен на безопасность города. Проблема лишь одна: он чокнутый. Окей, две проблемы: его представления о безопасности города – чушь собачья.
Бен вытаращился на нее. Он видел существ из Народца, но лишь нескольких, и все они были устрашающими. Парень даже представить себе не мог, как можно добровольно посетить их сборище. Особенно если бы он был Хэйзел – убившей, по крайней мере, троих из них. Смелость сестры всегда его удивляла, но сейчас он был просто поражен.
– Ольховый король хочет, чтобы ты привела ему Северина?
Хэйзел впилась в него взглядом:
– Откуда ты знаешь, что Северин его сын? Он нам этого не говорил.
Бен пожал плечами:
– Догадался. Кем еще он может ему приходиться?
Хэйзел покачала головой:
– Ты никудышный лжец. И все еще во вчерашней одежде. Очевидно, секреты есть не только у меня. Так где же ты был прошлой ночью?
Бен вздохнул, прошел через комнату и притворил дверь.
– Нигде. Здесь. Северин пришел сюда. Ему нужна моя помощь.
Брови Джека взметнулись вверх. Хэйзел словно окаменела: она сознавала, что должна что-то сделать, но понятия не имела, что именно. Бен с затаенным удовольствием подумал, что время от времени тоже может быть шокирующим.
– Он… что сказал рогатый мальчик? – спросила Хэйзел.
Джек сел на стул перед ее туалетным столиком, чувствуя себя ужасно неуютно: парень боялся, что его попросят занять чью-то сторону в еще не завязавшемся споре.
– Прежде всего, он хочет вернуть свой волшебный меч, – сказал Бен.
– Надеюсь, ты ему этого не пообещал, – ответила Хэйзел. – У меня его нет. И, предвосхищая твой вопрос, я не знаю, кто его взял или где он спрятан. Я искала зацепку на пире.
– И что тебе еще удалось узнать?
Хэйзел потерла лицо ладонями и взглянула на Джека. Он ответил ей выразительным взглядом.
– Не слишком много, – наконец ответила она. – Ты можешь снова связаться с Северином? Попросить его с нами встретиться?
– Не знаю. Ты же не собираешься выполнять приказ Ольхового короля? Не будешь причинить Северину боль?
– Я готова сделать все, что нужно, – ответила Хэйзел, вставая. Мускулы на ее челюсти дернулись: она стиснула зубы.
Мгновение Бен думал ничего не говорить – просто развернуться и уйти. Но потом вспомнил о ребятах, которых вытаскивали из школы на носилках, и о том, что рассказал Северин о своей сестре.
– А ты расскажешь мне все, абсолютно все, что скрывала?
Хэйзел посмотрела на Джека, и он приподнял брови в ответ. Должно быть, она что-то ему рассказала, раз они обмениваются такими взглядами, подумал Бен.
– Расскажу, – кивнула Хэйзел. – Мне следовало сделать это раньше. Ты хочешь услышать все прямо сейчас? Если честно, я ног под собой не чувствую, а рассказывать долго.
И хотя это звучало очередной отговоркой, на этот раз Бен поверил сестре. Она выглядела совершенно обессилевшей.
– Окей. Но учтите – он в моей комнате.
– Что? – Хэйзел вскочила с кровати и сделала несколько шагов к двери. – Ты издеваешься?
– Нет, – ответил Бен. – И ты не имеешь права на меня злиться, потому что сама врала мне и кучу всего скрывала. Навязалась моему лучшему другу и сделала его своим соучастником. Ты не имеешь права сердиться!
Хэйзел передернуло:
– Я пыталась защитить тебя.
Джек явно хотел что-то сказать. Но он тоже слишком устал: глаза парня казались прозрачными, щеки впали.
– Он спит. И я не собираюсь будить его ради допроса, – сердце Бена бешено колотилось. Увидев реакцию сестры, он начал подозревать: что бы она от него ни скрывала, это гораздо серьезней, чем он предполагал. Ему было немного страшно услышать правду.
– Ты обещаешь его удержать? – спросила Хэйзел.
Бен не имел ни малейшего представления, как это сделать.
– Да. Когда вы проснетесь, мы обо всем поговорим.
Джек поднялся, как будто только сейчас вспомнил, что оставаться в комнате девушки – не по-джентльменски, а вот у ее брата он ночевал миллион раз.
– Нет, не уходи, – тихо попросила Хэйзел, ловя его за руку.
И Джек не смог ей отказать.
Это заставило Бена предположить, что он напрасно считал, будто Хэйзел предопределена Северину.
– Крепких снов, – выпалил Бен, отступая к двери, пока Джек не передумал.
Он не был готов делить Северина с кем бы то ни было. Он только начинал узнавать его, только учился думать о нем как о ком-то, кого вообще можно узнать.
Вернувшись в свою комнату, Бен замер от окатившего его страха: Северина там уже не было. Как будто, произнеся его имя вслух, рассказав сестре о его полуночном визите, он разрушил некие чары. Окно было распахнуто, занавески колыхались на ветру. На полу валялись несколько сухих коричневых листьев.
Паникуя все сильнее, Бен выбрался на скат крыши. Несколько незакрепленных реек полетели на землю. Утреннее небо было светлым и ярким, роса еще не высохла.
Бен втянул прохладный воздух. В первое мгновение он увидел только деревья и дорогу. Затем, секунду спустя, заметил Северина, сидящего на ветке огромного платана, который рос неподалеку от водосточного желоба.
Бен с облегчением выдохнул и медленно пошел по крыше, пытаясь не поскользнуться.
– Эй…
– Я не вещь, чтобы за меня бороться, – отрезал рогатый мальчик.
Он снял Бенову толстовку с капюшоном и остался в позаимствованной футболке и джинсах; босые ноги опирались на кору. В тени ветвей платана он казался совершенно чужим.
– Я знаю, – пробормотал Бен, подходя ближе к дереву. – Прости. Я не в курсе, что ты услышал – могу только догадываться. Но она не причинила бы тебе вреда, даже если бы могла.
Северин улыбнулся:
– У меня тоже есть сестрица, ты же помнишь. Я разумею, каково это – не видеть родных братьев или сестер такими, какие они есть на самом деле. Ты оказал мне добрую услугу, которую я не скоро позабуду, Бенджамин Эванс. Этой ночью ты подарил мне утешение. Я не вправе просить у тебя чего-либо большего.
Бен взобрался на дерево, не зная, правда, куда деть ноги. На мгновение ему показалось, что он сейчас сорвется, но парень все-таки смог удержаться.
– Хэйзел ходила на пир и видела твоего отца. Он с ней говорил. Мы должны объединить знания и вместе продумать следующие шаги. К тому же, я знаю, тебе нравится Хэйзел, даже если ты притворяешься, будто это не так.
Северин взял Бена за руку и потянул вглубь кроны, где было легче сохранять равновесие:
– Ибо я подарил ей поцелуй?
– Потому что Хэйзел такая… Она всем нравится. Всем парням. Она идет по жизни, будто ничего ее не трогает и никто не может до нее дотянуться. Как будто она сосредоточена на чем-то лучшем и более важном, о чем она ни слова не собирается тебе рассказывать. Это сводит людей с ума. Это их очаровывает.
– А ты не очаровываешь? – поинтересовался Северин. Бен не смог понять, дразнит тот его или нет.
– Уверен, когда ты ее целовал, то заметил, что она не какой-то там раздражительный неуклюжий парень, – произнеся это, Бен почувствовал себя ужасно нелепым. Одно дело считать себя неуверенным, но показывать свою неуверенность – совсем другое.
Северин посмотрел на него долгим внимательным взглядом, а потом наклонился и прильнул к губам Бена. Это был проникновенный, голодный поцелуй. Рука, которой принц до этого держался за дерево, обвила голову Бена. Тот зарылся пальцами в волосы Северина и провел по рогам, твердым и холодным, как морские ракушки. Отстранившись от Северина несколько мгновений спустя, Бен затрепетал от гремучей смеси вожделения, ярости и страха. Да, он этого хотел. Но не желал, чтобы это швыряли ему в лицо.
– Плохо ли то, что мне по нраву, как ты дрожишь и отшатываешься? – спросил Северин.
Бен сглотнул:
– Уверен, что не слишком хорошо.
Рогатый мальчик приподнял брови:
– Как ты думаешь, что я заметил, когда целовал тебя?
Бен вздохнул, глядя вниз, на разношерстный газон. Он хотел, чтобы Северин рассказал ему. О чем тот думал, когда его пальцы впились в кожу над бедром Бена? Что чувствовал, когда, задыхаясь, его целовал? Но парень повел себя, как ребенок:
– До меня дошло: нелепо ревновать, когда у тебя есть настоящие проблемы с сестрой-чудовищем и отцом-убийцей.
Зашелестели листья – Северин отодвинулся. Его глаза были зелеными, как густые рощи и заросшие овраги.
– Мои, как ты говоришь, проблемы – также и твои. Весь Фэйрфолд «осчастливлен» моими проблемами, но они не умаляют твоих собственных. Вы с сестрой очень дорожите друг другом. И, чтобы выказать заботу, обмениваетесь изысканными букетами лжи.
– Не совсем так.
– Я знаю тебя, Бенджамин Эванс, – возразил Северин. – Помнишь?
Бен поскользнулся, почти потеряв равновесие. Он думал о Северине как о ком-то ненастоящем, как об истории, волшебном принце – прекрасном и недосягаемом. И все еще не мог привыкнуть, что Северин знал о нем больше, чем кто-либо в этом мире.
– Ты множество раз говорил, что любишь меня, – тихо заметил мальчик. Щеки Бена горячо вспыхнули, стоило ему это услышать. – Но, возможно, больше всего ты любил собственное лицо, отражавшееся в стекле.
Было что-то несправедливое в том, как принц знал Бена. Несправедливо, что он мог сыграть на всех Беновых комплексах столетней давности, и как заправский хирург, препарировать его душу рядом стремительных хирургических надрезов – таких тонких и уверенных, что Бену казалось: он истечет чувствами еще до того, как осознает, насколько глубоки раны.
– Нет… это не так, – ответил Бен. – Но да, мне бы хотелось любить, как в сказках, песнях и балладах. Любовью, что поражает, словно удар молнии. И мне жаль, что я добился лишь того, что ты считаешь меня прибабахнутым. Смешным. Это понятно по тому, как ты надо мной подшучиваешь. Я знаю, насколько глуп, но хотя бы не строю иллюзий на этот счет.
Северин плавно вернулся на крышу и учтиво подал Бену руку, помогая слезть с дерева, как мог бы предложить даме в длинной юбке помочь спуститься с лошади.
– Я тоже знаю, Бенджамин Эванс. Ты вовсе не такой глупый, как считаешь.
Бен протянул руку, принимая помощь. Они уже подходили к окну, когда на подъездную дорожку въехал грузовик. Он принадлежал Сьюзи, маминой знакомой; эта татуированная скульпторша лепила лица маленьких зеленых человечков для украшения окон и дверей. Она была в юбке, со стянутыми в хвост волосами, как будто собиралась в церковь или вроде того.
– Странно, – заметил Бен, неподвижно ожидая, пока Сьюзи скроется в доме. – Надо выяснить, что там происходит.
– Ты задаешься вопросом, останусь ли я, – заключил Северин.
Бен кивнул.
– Я буду там, где ты меня покинешь, – заявил принц, усаживаясь на крутящийся стул перед компьютером и изучая Бена непостижимыми мшисто-зелеными глазами.
Бен мысленно составил список смущающих вещей, которые увидит Северин, если посмотрит по сторонам, а потом понял: там нет ничего и вполовину такого же смущающего, что Северин уже знал.
Рогатый мальчик усмехнулся, будто читая его мысли.
Бен спустился по лестнице.
– О боже, ты проснулся, – всплеснула руками мама. Она была очень необычно одета: джинсы без пятен краски, свободный топ в цветочек и три нитки серебряно-бирюзовых бус. Если бы не проблески седины в волосах, издалека ее можно было бы принять за Хэйзел. – Я слышала, как твоя сестра вернулась на рассвете. Скажи ей, чтобы собиралась. Как только я вернусь, мы отправимся в путь.
– А куда ты идешь?
– Весь город собирается у Гордонов. Поговорить о Джеке.
– О Джеке? – эхом повторил Бен.
– Ты знаешь, он мне нравится. Но одни говорят – он заодно с Народцем. А другие, что если он вернется к феям, то все эти ужасные вещи, происходящие в последнее время, прекратятся.
– Но ты ведь в это не веришь, правда? – Бен подумал о Джеке, примостившемся рядом с Хэйзел в ее комнате, и почувствовал вспышку чистой ярости к каждому человеку в Фэйрфолде, который думал так, как озвучила мама.
Она вздохнула и потянулась за термосом с кофе и старым коричневым кошельком с вышитыми на нем голубыми птицами.
– Я не знаю. Не думаю, что он в сговоре с Народцем, но Джек был у них украден. Может, они жаждут его возвращения. А может, хотят отомстить. Я бы так и сделала, будь его матерью.
– Джек ни в чем не виноват.
– Послушай, никто еще ничего не решил. Мы просто идем к Гордонам, чтобы все как следует обсудить. А когда я вернусь, надеюсь, мы сможем уехать из города на некоторое время.
– Мам, – сказал Бен. – Если ты позволишь им сделать что-нибудь с Джеком, я тебе никогда не прощу. Он такой же, как мы. Он такой же человек, как и все остальные люди.
– Я просто хочу, чтобы вы с Хэйзел были в безопасности, – возразила мама. – Это все, чего каждый из нас хочет для своих детей.
– Тогда, возможно, вам не следовало воспитывать нас здесь, в Фэйрфолде, – ответил Бен.
Мама мрачно на него посмотрела:
– Мы вернулись сюда из-за тебя, Бенджамин. Мы могли бы остаться в Филадельфии, если бы ты шел по своему пути, делая то, о чем остальные могут только мечтать. Но ты не выдержал отъезда из Фэйрфолда. У тебя был шанс зажить другой жизнью, а ты даже не обеспокоился тем, чтобы как следует разработать руку.
Бен был слишком потрясен, чтобы ответить. Они никогда не говорили о Филадельфии, а если и говорили, то не так: обычно никто из них не подавал виду, что произошло что-то плохое. Они никогда не упоминали о грозных событиях его детства. О трупе, который Хэйзел нашла в лесу, или о том, что мама с папой разрешали им бродить где угодно. Бен всегда считал, они связаны негласным семейным соглашением: у каждого был собственный источник печали, и припадать к нему следовало, никого не беспокоя.
По-видимому, что-то изменилось.
Подойдя к двери, мама обернулась и пронзила его взглядом:
– Скажи сестре, чтобы собиралась, окей?
Дверь закрылась. Задержавшаяся на кухне Сьюзи подошла к Бену и похлопала его по плечу:
– Ты сказал, он такой же человек, как и мы. Откуда такая уверенность? Как можно узнать, что скрыто в их сердцах?
Прежде чем Бен успел ей ответить, она поспешила на улицу. Несколько мгновений спустя парень услышал, как по гравию зашуршали шины грузовика.
Бен уронил голову на стол. Его мысли пребывали в полнейшем беспорядке. Затем, не зная, что еще сделать, он достал четыре кружки и принялся разливать кофе.
Всем им предстояло адское утро.
Назад: Глава 16
Дальше: Глава 18