Глава 16
– Проснись! – голос Джека плыл где-то над Хэйзел, его рука похлопывала ее по щеке. Голос был хриплым, как будто он долго кричал. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Пожалуйста, проснись.
Хэйзел изо всех сил пыталась открыть как будто склеенные глаза. Когда девушке наконец удалось моргнуть, она увидела нависающего над ней Джека – сердитого, как никогда раньше. Он вдарил кулаком по земле и надолго закрыл глаза, переводя дух.
– О чем ты только думала? – прокричал он. Слова эхом заметались между деревьев.
Только тогда Хэйзел поняла, что они все еще в лесу, она лежит на траве, а над головой занимается бледно-серый рассвет.
Девушка попыталась сесть, но голова кружилась слишком сильно.
– Не знаю, – растеряно пробормотала она. – Я была… не знаю. Прости. Что… что случилось?
– До или после того, как ты пыталась утопиться в подземном озере? – Джек перестал вышагивать взад-вперед по ковру из сосновых иголок, уперся затылком в ствол и посмотрел на облака, будто не мог до конца поверить, что отягощен столь ужасным бременем. – А как насчет того, что ты перечисляла простые числа вместо того, чтобы нормально разговаривать? Или угрожала гигантскому гриму рыцарским мечом? Кстати, понятия не имею, как тебе удалось его выцыганить. Или потеряла сознание, а я не мог тебя разбудить и по-настоящему волновался, потому что вокруг столько всего происходит?
– Прости, – слабо повторила Хэйзел, потому что честно не могла придумать, что еще сказать. Девушка мало что помнила после того, как эльфийка ее поцеловала, и она почувствовала вкус меда и вина. Все остальное застилала тьма.
– Не извиняйся, – сказал Джек, проводя ладонью по лицу. – Я… не в себе. Не слушай меня.
Хэйзел заставила себя сесть и осмотрелась по сторонам. Головокружение и туман перед глазами немного отступили.
– Как мы здесь очутились? – спросила она, не узнавая лес. – Мы гуляли?
– Я тебя нес, – ответил он, улыбнувшись одним уголком губ.
Она, должно быть, ужасно тяжелая – как мешок муки, который к тому же порет всякую чепуху. Хэйзел и вообразить не могла, что можно испытать еще большее унижение; но оказалось, что как бы низко ты ни пал, всегда можно упасть еще ниже.
– Спасибо, – пробормотала она, стараясь не показать, как раздосадована. И только потом спохватилась: Народец ведь не любит благодарностей. Раньше она никогда не думала, что с Джеком нужно соблюдать их правила, но после пира все изменилось. – Прости.
Это было уже третье извинение, и ей хотелось извиниться и в четвертый, и в пятый раз, бесконечно бормоча прости-прости-прости.
– Хэйзел, – произнес он с тяжелым вздохом. – Я не сержусь, окей?
– Окей, – девушка не поверила ему, но какой был смысл спорить?
Она снова повалилась на землю. Ноги были мокрыми – ботинки отсырели. Она не помнила, но догадывалась, как это произошло. Подземное озеро. Хэйзел хотелось сбросить их, но еще больше ей не хотелось шевелиться, а только лежать на спине и жалеть себя.
Джек присел на корень рядом. Куртку он, должно быть, где-то потерял; футболка была немного порвана на груди, будто ее кто-то сильно дернул.
– Во всяком случае, на тебя я не сержусь. Только на себя.
– Почему? – спросила она, недоверчиво фыркнув. – Я знала правила, но нарушила их.
– Ты вела себя, как любой человек, испивший волшебного вина. Любой человек с начала времен. Мне следовало тебя остановить. Я видел, что ты делаешь и что делает она: поймал момент, но ничего не предпринял. Иногда, когда я с ними, то чувствую себя другим человеком. Другим существом, отличным от человека. Но ты… ты должна была находиться под моей защитой. Я тебя не уберег, а потом еще и наорал. Я вел себя просто омерзительно. Обе мои матери велели бы просить у тебя прощения. Мне очень жаль, Хэйзел.
В его голосе по-прежнему слышался странный призвук. Как ни странно, так он звучал более знакомо. Так полусонные люди иногда говорят с акцентом, который пропадает, стоит им полностью проснуться.
Солнечные лучи, просачиваясь сквозь кроны деревьев, согревали папоротники и траву вокруг Хэйзел. Птицы в небе перекликались друг с другом, воздух наполнял аромат раздавленной ежевики.
Близился рассвет.
– Я в порядке, – сказала она, приподнявшись, чтобы потянуть его за руку. Джек плюхнулся рядом.
– Но не благодаря мне, – заметил он.
– Во многом благодаря тебе я по-прежнему в порядке. У меня было настоящее приключение, – она вздохнула. – Только Ольховый король кое-что мне сказал. Велел привести ему Северина.
– Северина? – эхом повторил Джек.
– Принца, – пояснила Хэйзел. – У меня есть два дня. Если я не смогу этого сделать, Ольховый король грозится наслать свой народ на город.
Брови Джека поползли вверх:
– Но ты сказала, что ничего не выяснила, когда с ним разговаривала.
– Я солгала, – пробормотала Хэйзел, скривив губы.
Джек выглядел скорее заинтригованным, чем рассерженным:
– Почему?
Не задавай вопросов, да не услышишь лжи. Откуда это? Фраза эхом отдавалась у нее в голове – народная мудрость, которую заучивают еще детьми. Девушка глубоко вдохнула и попыталась быть настолько честной, насколько могла.
– Не хотела видеть выражение твоего лица, потому что была уверена, что это будет ужас – ты и сейчас выглядишь напуганным. А я должна была признаться, как нас всех надули.
– Ты не должна делать это одна, – сказал Джек, перекатываясь на спину и глядя на небо, светлеющее над макушками деревьев.
Хэйзел вспомнила, каково это – иметь напарника. Тогда она считала, что нет ничего страшнее, чем если Бен откажется от их игры, и что ее предназначение – быть рыцарем. Рыцарем Бена. Рыцарем, который идет впереди, держа меч над головой и защищая барда – чтобы тот мог защитить всех остальных и потом рассказать историю.
– А ты не обязан так говорить, – ответила девушка Джеку.
– Если бы я был обязан, не многого бы это стоило, – он коротко улыбнулся. – Я тут подумал – а почему Ольховый король выбрал тебя? Почему он считает, что ты сможешь привести ему Северина? И почему ты не задала ему этих вопросов? Хэйзел, ты что-то недоговариваешь.
– Ты о чем? – Вопрос загнал Хэйзел в тупик. Сердце заколотилось.
Джек был достаточно умен, чтобы понять: она опускает кое-какие вещи. И даже догадаться, какие именно.
Одна мысль об этом побуждала сдаться и все рассказать. Девушка слишком устала от одиночества.
– Мне страшно. Сердце отбивает миллион ударов в час. Посмотри. Просто дай мне руку.
Он покачал головой, но затем, казалось, смягчился, позволив взять свою руку и прижать к ее груди. Его ладонь раскрылась, прохладные пальцы осторожно легли на ее сердце.
– Кто угодно бы испугался, – сказал он. – Это нормально.
– Я никогда не хотела быть нормальной, – тихо ответила Хэйзел. Это было больно – признаваться в подобном кому-то, кто, возможно, никогда не испытывал ничего похожего. Потом, еще тише, она попросила: – Отвлеки меня.
– Отвлечь тебя? – он посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. Рука по-прежнему лежала на ее груди.
– Что? – спросила она, непроизвольно улыбаясь. Девушка не могла прочитать выражение его лица, но не могла не видеть, как его тело тянется к ней.
– Ты правда хочешь, чтобы я…
– Больше всего на свете, – ответила она уверенно.
Не говоря больше ни слова, он наклонился и приблизил губы к ее губам. На мгновение девушка испугалась: хочет ли он ее? Ее – и не только так.
Сперва поцелуй казался мечтательно-безумным продолжением ночных танцев. Джек целовал ее, будто был убежден, что она в сознании и в порядке, только пока они прикасаются друг к другу. Целовал, будто думал, что она обратится в дым, как только он остановится.
Девушка пододвинулась к Джеку, и его руки обвили ее, прижимая ближе, а пальцы спустились к талии. Все вокруг казалось текучим и замедленным. Хэйзел принялась возиться с рубашкой Джека, пытаясь стянуть ее через широкие плечи и прижимаясь щекой к его гладкой коричневой коже. С губ парня сорвался тихий горловой стон, словно прикрывающий какие-то другие, более дикие звуки, которые девушка так отчаянно хотела услышать. Хотя она и не могла перестать думать, как странно заниматься этим с другом.
Хэйзел чуть отстранилась, глядя на него: припухшие губы, неровное дыхание, глаза полузакрыты.
– Хэйзел… – начал парень, и она вдруг поняла: что бы он ни собирался ей сказать, она не желает слушать. Не желает извинений, не желает отговорок – и не желает останавливаться.
Хэйзел поцеловала Джека, снова повалив его на землю, а потом еще раз – для закрепления эффекта. Руки парня скользнули под ее топ, нежные пальцы пробежали по ребрам. Джек выглядел бесстыдным и прекрасным с расстегнутыми и приспущенными джинсами. Ее руки легли ему на живот, и бедра толкнулись к ней.
– Хэйзел, – снова позвал парень, на сей раз положив руки ей на плечи, чтобы удерживать на небольшом расстоянии. Первые слова Джек произнес медленно, будто ему стоило больших усилий сосредоточиться, но только он заговорил, как речь полилась бурным потоком. – Хэйзел, я просто хочу сказать – ты мне нравишься. И… может, я с ума сошел, но я не уверен, захочешь ли ты продолжать, зная это. Мне думается, что нет, поэтому и решил уточнить. Но если ты по-прежнему хочешь, я готов сейчас же заткнуться.
Лицо Хэйзел потемнело; всего на мгновение на нем проступила паника. И хотя девушка попыталась улыбнуться, чтобы скрыть ее, было уже поздно. Джек знал Хэйзел лучше, чем она думала. Лучше, чем ей хотелось бы, чтобы ее знали. Парень коротко кивнул, и его руки соскользнули с ее плеч, чтобы застегнуть джинсы.
– Я нравлюсь тебе? – переспросила Хэйзел, желая удостовериться, что Джек имел в виду именно то, что сказал.
Он потер ладонями лицо.
– Да. Ты удивлена? Мне казалось, все уже догадались. Почему, думаешь, Картер постоянно поливает тебя грязью?
– Не знаю, – пробормотала Хэйзел. – Но уж точно не из-за этого!
Джек посмотрел на девушку голодным и немного отчаянным взглядом: она не была уверена, что когда-либо прежде видела на его лице подобное выражение.
– На вечеринках я постоянно думал, как бы тебя поцеловать. Воображал, как прижму тебя к дереву, отпихнув всех этих парней, на которых тебе плевать. Но думал, ты только посмеешься надо мной, ведь я лучший друг твоего брата – и все.
– Думаешь, я хочу обидеть Бена?
Джек пожал плечами:
– Я думаю, вы оба всегда хотите маленький кусочек того, чем обладает второй, вот и все.
То, как он был близок к истине, лишало присутствия духа.
– Но почему тогда ты этого не сделал? Почему не поцеловал меня?
Он почти беззвучно рассмеялся:
– Последнее, что мне нужно, так это еще один повод для притворства. Я не хочу вести себя так, будто ничего к тебе не чувствую. Ты нравишься мне уже очень давно. Однажды мама… она показала мне девочку с твоим лицом.
Хэйзел отстранилась от Джека, чтобы не чувствовать тепла его тела, затуманивающего мысли:
– С моим лицом?
– Ну да. Ты ведь знаешь, мой Народ может принимать разные обличья. Они просто играли со мной, – он нахмурился. – Хэйзел? Что такое?
К ее горлу подступила тошнота.
– Хэйзел? – повторил Джек, на этот раз громче. Он помахал рукой у нее перед лицом. – Слушай, я совсем не хотел тебя пугать. Давай забудем, что я сказал.
– Не в этом дело, – тихо пробормотала она, приводя свою одежду в порядок. – Мне нужно тебе кое-что рассказать. То, что я должна была рассказать раньше.
Он терпеливо ждал, пока девушка сядет.
Джек догадывался о многом, и Хэйзел надеялась, что парень поймет, почему она скрывала остальное. Хэйзел начала говорить прежде, чем успела все получше обдумать.
Она рассказала ему обо всем. От охоты с братом – до ее сделки и пробуждения с землей на ногах и осколками стекла в ладонях; от загадок в орехах – до чудовища и всего, что Ольховый король сказал ей этой ночью.
Джек смотрел на нее в изумлении:
– Так он сказал, что ты служила ему все это время? Была рыцарем?
Она вздохнула:
– Понимаю, это звучит глупо, когда ты…
Не успела она договорить, как Джек схватил с земли длинную палку, с воплем подскочил и замахнулся на девушку.
Пораженная, она отреагировала, не задумываясь. Пнула его в живот и вырвала ветку из рук такими быстрыми движениями, что казалось, будто это произошло одновременно. Джек со стоном повалился в мешанину грязи, листьев и сосновых иголок. Хэйзел шагнула вперед, бессознательно переворачивая ветку и остановившись лишь за мгновение до того, как нанести удар.
Джек перекатился на спину и вдруг захохотал.
– Ты спятил? – закричала Хэйзел. – Что ты делаешь? Почему смеешься?!
Он затряс головой, прижимая одну ладонь к животу, а на другую опираясь, чтобы подняться.
– Не знаю. Подумал, что мы, возможно, разберемся, если… Ох, это действительно больно. Похоже, Ольховый король сказал правду. Тебя многому научили.
Она протянула руку, помогая ему встать.
– Ты в порядке?
– Контужен, но заслуженно, – ответил он, пошатнувшись. – Это был блестящий план, правда?
– Так ты не знал, что я его рыцарь? Тебе не запрещали меня об этом предупреждать?
Джек покачал головой:
– Если бы я знал, то рассказал бы. Нашел бы способ. Хэйзел, клянусь.
Несмотря ни на что, Хэйзел улыбнулась.
– Я просто… боюсь, что все разрушила.
– Это невозможно, – возразил он, сжимая ее пальцы. – Не все рушится, так что ты не могла разрушить все.
Одно мгновение Джек выглядел так, будто собирался сказать нечто большее, и она заметила тот переломный момент, когда он решил сменить тему:
– Ладно, нам обоим нужно поспать. Если мы не пойдем сейчас, то уже не сможем пробраться домой незамеченными.
– Да, ты прав. – У Хэйзел было столько всего, чтобы поломать голову, что перспектива вздремнуть казалась невероятно прекрасной. Просто на время отключиться от всего происходящего было лучшим, что она могла вообразить.
Они брели по лесу, пока не вышли к опушке рядом с домом Джека и не пересекли лужайку. Бледный мягкий свет едва начинал пробиваться сквозь деревья.
– Сможешь добраться до дома? – спросил Джек. Воспоминания о его прикосновениях не давали Хэйзел покоя. Ее легкие помнили его запах, а пальцы жаждали снова прикоснуться к его коже – чтобы увидеть, как он улыбается, почувствовать, что она по-прежнему ему нравится, и наконец-то успокоиться. – Я могу тебя проводить.
Хэйзел покачала головой:
– Я дойду.
Он засунул руки в карманы и отступил на шаг с рассеянной прощальной улыбкой:
– Тогда увидимся через пару часов.
В следующую секунду задняя дверь дома Гордонов открылась, и на пороге показалась его мама в голубом махровом халате. Она была босиком, волосы перетягивал шелковый шарф.
– Картер! Иди сюда немед… Джек?!
Они оба уставились на нее, слишком потрясенные, чтобы двигаться или тем более отвечать.
– Джек! – повторила мама, направляясь к ним через газон. – Я бы поверила, будь это твой брат, но чтобы ты… И Хэйзел Эванс. Что скажет твоя мать, когда узнает, что ты провела ночь с мальчиком… – она замолчала, как только получше их разглядела.
Лицо Хэйзел залила краска.
– Где вы были? – требовательно спросила миссис Гордон.
– Ну, вы знаете, – выпалила Хэйзел. – Как вы и сказали. Проводили ночь.
– В лесу? В полнолуние? – она произнесла эти слова гораздо тише – будто не им, а самой себе. Потом повернулась к Джеку: – Ты водил ее к ним? Да как ты мог?
Джек отшатнулся, словно от удара.
– Ты знаешь, что говорят в городе? Будто все это происходит из-за тебя.
– Но это не значит… – начала было Хэйзел.
Миссис Гордон подняла руку, обрывая девушку на полуслове:
– Достаточно, вы оба. Джек, ты должен уйти. Тебе пока нельзя домой. Можешь пойти к Эвансам или в любое другое место, где тебя примут на какое-то время. И не возвращайся, пока я не скажу. Ты понимаешь?
Хэйзел никогда не думала, что миссис Гордон выгонит Джека вот так, ни за что. Посадить под домашний арест – пожалуйста. Заставить заниматься домашними делами, или отобрать мобильник, или лишить карманных денег – но не это. Не выгонять из дома, будто он никогда не был ей сыном.
На скулах Джека заходили желваки, глаза вспыхнули ярким светом. Но он не протестовал и не просил, даже не объяснился. Только коротко кивнул. Потом развернулся и зашагал прочь. Хэйзел побежала за ним.
– Пойдем ко мне, – предложила она.
Джек снова кивнул.
Ничего не говоря, они пошли, держась края дороги. Хэйзел наслаждалась утренним воздухом, и хотя ноги все еще болели после танцев, идти по асфальту было приятно. Солнце быстро карабкалось по небу, пригревая спину, но для автомобилей было еще слишком рано, так что Хэйзел пошла прямо по разделительной полосе.
Джек шагал с ней в ногу, будто они были наемниками, направляющимися в неизвестный новый город в поисках неприятностей.