5
Белов проснулся, когда в окно кабинета брызнули солнечные лучи. Что-то ему показалось странным, и он сразу осознал — что. На диване появились одеяло и подушка. И то и другое — простые, без изысков. А еще в кабинете появилась табуретка, на которой сейчас сидела молодая женщина. Она подняла голову, протерла глаза:
— Проснулся?
— Да… А вы кто?
Но женщина уже выскочила в дверь, и Белов услышал ее громкий голос: «Проснулся! Ребята, он проснулся!», а потом — удаляющийся топот сапог.
Он встал, потянул затекшие со сна мышцы, и принялся за разминку. Когда он выполнял очередное ката, в кабинет вошли Сталин и Власик.
— Александр, как вы смотрите на то, чтобы вместе позавтракать? — спросил Сталин.
— Положительно, товарищ Сталин. Только я бы сначала умылся, а уж душ — вообще предел мечтаний…
— Товарищ Власик, обеспечьте.
Николай Сидорович кивнул, а Сталин между тем продолжал своим спокойным глуховатым голосом:
— Завтрак будет часа через полтора, но если вам хочется есть…
— Чашку кофе… то есть, стакан чая, если можно?
— Можно. А вот то, что вы сейчас делали, это?.. Я что-то подобное видел у китайских красноармейцев, но не такое…
— Совершенно верно, товарищ Сталин. Это комплекс разминочных упражнений, в основе которого действительно лежит китайская гимнастика у-шу. С изменениями, конечно, и с дополнениями…
— Интересно… — Сталин пристально посмотрел на Белова и повернулся к двери. — Ну не будем вам мешать, товарищ Белов. Или лучше — Ладыгин?..
На завтрак Александр бежал, мучая своего охранника, которому были в новинку эти резкие перемены темпа. В конце концов окончательно задохнувшийся парень взмолился:
— Товарищ пионер… будь такой… добрый: потише бежи, а то уже сил никаких нетути…
Не снижая темпа, Саша резко развернулся, подбежал к охраннику финишным спуртом и остановился перед ним. Парень как парень, с неплохой физподготовкой, кстати, а поди ж ты…
— Тебе как звать? — спросил Белов задумчиво. И прибавил. — Ты — рязанский?
— Рязанский. А зовут Алексеем. А ты как узнал, что я — с рязанской губернии?
Саша хмыкнул:
— Ну, это же не сложно, Леха. Во-первых, выговор. Во-вторых, тип лица, характерный для уроженцев именно тех мест. У меня в… — Тут он осекся, чуть не ляпнув «в подразделении», и своевременно выправился. — В звене были трое из ваших мест.
— Да? Откуда? Мож, землячки?
— С Рыбного был один, с Касимова…
— О, землячок… А кто? Фамилия какая?
Белов пожал плечами:
— Кошкин, вроде…
— Это который же Кошкин? Не мельника Кошкина сын?
Саша отвечал, а сам думал: «Во попал парень! Во попал! Власик из него душу на допросе вынет. Во всяком случае — постарается…»
Завтрак накрыли все в той же малой столовой. Здесь уже собрались все те, кто имел право сидеть со Сталиным за одним столом. Василий, которого частенько называли «Красным» за способность краснеть словно помидор, его сестра Светлана — дети от Надежды Алилуевой. И приёмный сын, Артём Сергеев — сын знаменитого большевика Артема погибшего при испытании новой техники. Кроме них ещё был Власик, и вот теперь — Александр Белов.
Иосиф Виссарионович подтолкнул Сашу к остальным:
— Знакомьтесь, кто не знаком. Это — Александр Белов. Он немец. Я знал его отца — вместе сражались под Царицыным. Его родители погибли в Германии. Они были настоящие коммунисты, настоящие большевики. Сашу сумели переправить к нам, в Советский Союз… — Он помолчал и закончил. — Он будет жить с нами.
Василий — ровесник Сашки подошёл и по-мужски протянул руку:
— Василий.
— Александр.
Подростки пожали друг другу руки. Следом подошёл Артём, и тоже представился, и последней, словно мышка появилась Светлана и, глядя на нового в их окружении человека, словно взрослая протянула руку.
— Света.
— Саша. — Александр едва заметно поклонился, и улыбнулся девочке, которая даже потянулась на носочках чтобы казаться выше.
За столом у Сталина не было особых разносолов, питались в семье скорее скромно, но сытно.
— Ну, как дела в школе? — Сталин, неторопливо евший гречневую кашу, посмотрел на Василия.
— Так… — Василий недовольно поморщился.
— А мне рассказывали, что совсем не так… — Сталин нахмурился. — Опять хулиганил, опять на тебя жаловались…
На это Василий предпочёл отмолчаться.
— А ты Артём? Тоже совсем не образец советского школьника.
Артём склонился над тарелкой так, что носом едва не касался супа.
— А мы по естествоведению проходили Антарктиду! — Выпалила Светлана, отвлекая отца от опасной для брата темы. — Было очень интересно. А вы, Саша, что думаете об экспедиции в Антарктиду?
— Экспедиция? — Александр задумался. — Там такое место, что кавалерийским наскоком ничего не сделать. Антарктида это кухня погоды нашей планеты, одна из, конечно, но тоже очень важная. Там конечно со временем будут наши полярные станции, и исследовательские городки, но всё это очень сложно. А вообще, да. Место интересное. Там кстати находится самое сухое место на планете.
— Там же вроде лёд кругом? — заинтересовался Сталин.
— Не везде. Совсем не везде. Например, каменистая пустыня Мак-Мердо. Там осадков не было почти миллион лет или более. Кроме того, там дуют такие ветра — почти триста пятьдесят километров в час. Как пуля на излёте. И довольно холодно. Доходит до минус девяносто градусов. В общем, не лучшее место для отдыха. — Александр рассмеялся. — Но для науки конечно клад. Кроме того, под трёхкилометровым слоем льда, находятся реликтовые озёра, в которых могли сохраниться организмы с которых началась жизнь на Земле.
— Вы так интересно рассказываете, словно были там… — Светлана даже забыла про еду от удивления.
— Не был, — Александр покачал головой. — Просто всегда любил учиться и читать книги. Книги это же пища для мозгов. Каша — вот еда для желудка. А книги… — это книги. Когда тяжело было, без родителей… ну… в общем, чуть не одичал. Газеты зачитывал до дыр, даже эсэсовские и штурмовиков. Так читать хотелось.
— А твои родители…
— Погибли, я же сказал, — вмешался Сталин. — Спартаковцы. Их пытались захватить на конспиративной квартире, но они отстреливались до последнего… — Он чуть помедлил и погладил Белова по голове. — Но ведь это — не конец истории, я уверен. Правда, Саша?
— Да, товарищ Сталин, — кивнул Александр, внутренне восхищаясь игрой вождя. — Я уверен, Советская Россия даст мне случай рассчитаться с долгами. Как говорят арабы: «Эд дуюн эд дуюн эдден ас шараф…», — произнёс он с характерным выговором. — «Долг крови — долг чести».
— Ты знаешь арабский? — изумился Власик.
Василий и Артем смотрели на новичка во все глаза, а Света даже рот от удивления приоткрыла.
— Нет, конечно, — поспешил соврать Белов, знавший арабский вполне прилично. Во всяком случае — в объеме военной необходимости. — Просто эту поговорку часто повторял мой отец.
— Это верно, — поспешил на выручку Иосиф Виссарионович, тоже сообразивший, ЧТО сейчас произошло.
— Сашин отец Генрих Белов долго жил в Османской Империи. Еще до Империалистической войны. Вот там и выучил язык. А тебя он не учил?
— Совсем немного. — Александр покачал головой. Лучше чем китайский, но в целом плохо.
— А Китайский зачем? — Удивился Иосиф Виссарионович.
— Это сейчас, Китай — деревня на задворках цивилизации. А если у них появится сильный лидер, который сможет переплавить идеологию буддизма с коммунистической идеей, да дать им лет пятьдесят спокойного развития, это будет очень мощная и динамичная страна, задающая тон во многих областях науки и культуры. Всё же несколько тысяч лет культурного развития это очень сильная стартовая платформа. Да, сейчас они нищие и страшноватые, но так было не всегда, и будет совсем не долго. Китайцы очень трудолюбивы, дисциплинированны, и отличаются коллективистским мышлением. В чём очень похожи на нас. Вообще весьма перспективная страна.
Тем временем все закончили есть и принялись за чай, к которому подавальщицы принесли варенье в хрустальных вазочках. Сталин, не особенно любивший сладкое попивал чай, внимательно поглядывая на детей и своего удивительного гостя, с сегодняшнего дня вошедшего в семью. Вот Красный заспорил с Беловым, Артем присоединился к названному брату, а Светлана… Светлана помалкивает, но явно болеет за Сашу. Иосиф Виссарионович прислушался…
— …Нет, Василий. Авиация это конечно очень, очень важно. Но она никогда не решала всех военных задач. Она только таран для взлома обороны противника, а заканчивают работу простые пехотинцы. И кстати, если ты планируешь стать боевым лётчиком, то тренироваться нужно уже сейчас. Перегрузки в авиации уже сейчас достигают пяти — шести единиц, а с появлением новых видов самолетов будут до десяти и больше.
— Ну да! Это с какой же скоростью будут, по-твоему, летать?
— Выше скорости звука, — бухнул Саша. И, подумав немного, добавил. — В два — два с половиной раза быстрее.
— Не-а, — с чувством собственного превосходства покачал головой Василий. — Не выйдет такого. Концы лопастей у пропеллера при такой скорости будут крутиться со скоростями в несколько раз выше скорости звука, а такой нагрузки ни один металл не выдержит. Я знаю, я читал — добавил он покровительственно. — Я тебе потом эти книжки дам почитать, хочешь?
— Хочу. Только, видишь ли, Василий, летать самолет может и без винта.
— Это как же?! — вскинулся Василий.
— Без пропеллера только со службы вылететь можно, — засмеялся Артем.
Саша хмыкнул:
— Вы ракеты… ну, шутихи видали? Вот, они же летают, а пропеллеров у них нет. Вот и с самолетом также. Авиация станет реактивной.
Василий вопросительно посмотрел на отца, и Сталин, чуть подумав, кивнул.
— Есть такие разработки. Пока конечно выглядит не очень, но утверждают что за реактивной авиацией будущее.
Сталин умолчал, что пока, разработки реактивных самолётов выглядят не просто «не очень» а прямо сказать плачевно. И что споры в профессиональных сообществах о перспективе реактивной авиации не стихают до сих пор. Но увидев стремительный силуэт Су-27 нарисованный Беловым, Сталин уже сделал свой выбор, и на четверг уже назначено большое совещание авиационных конструкторов, посвящённых перспективам развития военной авиации. Ему было, что сказать товарищам конструкторам и директорам заводов…
Едва завтрак окончился, как дети тут же взяли нового «брата» в оборот. Им хотелось узнать все и сразу: как он попал в СССР, где он жил в Германии, в какой школе или гимназии он там учился? А еще о том, где он был все время от приезда в Союз до приезда на Сталинскую дачу? Задавали тон, разумеется, Василий и Артем, но Светлана тоже не утерпела и внесла свою лепту в этот водопад вопросов. Она дернула Сашу за карман и, когда он повернулся к ней, спросила, широко открыв глаза:
— А вот так, как ты — все немецкие мальчики ходят?
— В смысле? — опешил Белов. — А я, что, как-то по-особому хожу?
— Ну, я про одежду спросила…
— А-а, — успокоился Саша. — Нет, это мне уже здесь, в Мосторге купили…
— Иди ты!.. — вскинулся Василий. — Здорово! А я тоже такой хочу!
— И я, — присоединился к нему Артем.
— И я, и я тоже! — закричала Светлана. — Красный, чего ты лезешь?! Я же первая спросила! Хитренький какой!
И она надула губы, явно собираясь воспользоваться древнейшим оружием женщин — слезами.
— Ну-ну, Света… — Александр слегка наклонился к ней. — Ну, если тебе так хочется, то постараемся, раздобыть… — Тут он посмотрел на раскрасневшегося Василия и набычившегося Артема и махнул рукой. — На всю компанию!
— Да? — раздался слегка глуховатый голос Иосифа Виссарионовича. — А можно мне спросить, Александр: у тебя есть деньги на то, чтобы делать такие подарки? Потому что у меня таких денег сейчас нет. Мне оклад только в конце месяца заплатят, а это — через две недели.
И он буквально вонзился глазами в Сашу. Минуту или даже больше Белов и Сталин мерялись взглядами. Александр держался, хотя и чувствовал нестерпимое желание отвести глаза, держался изо всех сил. Странно, но обе его части: и мальчишка, и старый оперативник спецназа, чувствовали себя под этим взглядом довольно неуютно. Такой взгляд Ладыгин видел у хищников перед броском и у тех бойцов, у которых не осталось в душе ничего, кроме желания, если не победить, то уничтожить врага. Пусть даже ценой собственной жизни…
— Я хотел поговорить с вами, товарищ Сталин, — услышал Александр свой голос, доносившийся словно издалека. — Если это возможно — с глазу на глаз.
И вдруг все кончилось. Разом, словно топором отрубили. Взгляд Сталина стал обычным взглядом обычного уже немолодого человека. Умного, даже очень, но — обычного.
— Хорошо, Саша, пойдемте в мой кабинет.
Войдя, Иосиф Виссарионович сел за стол и жестом указал Белову место напротив, в кресле под белым полотняным чехлом. Саша уселся и Сталин вопросительно посмотрел на него.
— Товарищ Сталин, у меня к вам два вопроса и одна просьба.
Сталин улыбнулся в усы. Улыбка вышла хитрой, лукавой.
— Какой вы счастливый человек, Александр. У вас ко мне только два вопроса, а у меня к вам столько вопросов, что я даже сосчитать их сейчас не могу! — Он набил трубку, закурил и предложил. — Давайте начнем с ваших вопросов. Так будет проще.
— Вопрос первый, — Белов поднялся. Достал из прорезанного кармана браунинг и положил его на стол перед Сталиным. — Вот.
Тот взял пистолет в руки, внимательно осмотрел его, а потом спросил у Саши:
— Я его уберу, ладно? Мне кажется, что оружие — не самая подходящая игрушка для молодого человека ваших… — тут он чуть запнулся, но тут же продолжал. — Ваших нынешних лет. А вы как считаете?
— А я считаю, что вас охраняют не просто плохо, а преступно плохо. А если бы это был не я, и вся история с покушением — хитрый ход, рассчитанный на то, чтобы подобраться к вам? Ведь меня даже не обыскали.
Иосиф Виссарионович молчал. Очень долго молчал. Затем спросил спокойно:
— Патроны запасные есть?
— Нет, — честно ответил Белов. — Было всего три обоймы, две истратил в Калинине…
— Где?
— Это — потом, честно. Это не так важно. Важно то, что я мог пронести и больше, а вообще-то любому человеку вполне достаточно одного патрона. Смотря куда попадешь, а попадать я умею. И, к сожалению, не только я…
Снова долгое молчание.
— Хорошо, товарищ Саша. Я скажу Власику.
Белов вздохнул и покачал головой. Они снова чуть-чуть померились взглядами, потом Сталин снова улыбнулся, но это была улыбка охотящегося тигра:
— Хорошо, товарищ Саша. Я передам Власику, чтобы он внимательно выслушал ваши советы и принял их на вооружение. Второй вопрос?
— Товарищ Сталин, я очень хотел бы поговорить с человеком, который покушался на вас. Есть один очень странный момент…
— Вы хотите сказать, товарищ Саша, что до самого последнего момента никто не знал, что я буду выступать на заводе, а этот человек заранее пробрался и подготовился, да?
Белов молча кивнул.
— Я тоже об этом думал, — Иосиф Виссарионович глубоко затянулся и выпустил клуб дыма. — И тоже хотел бы поговорить с этим человеком.
— Товарищ Сталин, а можно мне…
— Полагаю, что это будет полезно, — Сталин кивнул и взял трубку телефона. — Соедините меня с ГУГБ.
Последовали несколько секунд ожидания.
— Товарищ Ягода? Скажите мне, товарищ Ягода: как продвигаются дела по расследованию попытки покушения на ЗИСе?
На другом конце провода что-то заговорили, но видимо это не удовлетворило Сталина, потому что он прервал собеседника:
— Я бы хотел ознакомиться с протоколами допросов задержанного на месте преступления. Кстати, кто он, как его имя, и откуда он родом?.. ЧТО?!!
Должно быт невидимый собеседник ответил нечто такое, от чего Иосиф Виссарионович утратил свою обычную холодную невозмутимость и буквально проорал последнее слово. Он еще несколько минут слушал, что отвечают ему из ГУГБ, затем коротко бросил ледяное «Нет», еще через пару минут добавил: «Благодарю вас, товарищ Ягода», повесил трубку и повернулся к Белову.
— Нам не удастся поговорить с задержанным, товарищ Саша, — произнес Сталин с какой-то странной интонацией. — С ним никому не удастся поговорить, если конечно придерживаться материалистических взглядов на окружающий мир…
— Убили? — быстро спросил Белов. — Попытка к бегству или автокатастрофа?
Глаза Сталина остро блеснули из под лохматых бровей:
— Папитка к бэгству, — от волнения его кавказский акцент усилился. — Ви уже аб этом думалы, таварищ Саща?
Белов кивнул:
— Да, товарищ Сталин. И поясню, почему.
Он кратко изложил историю падения Ягоды, взлета и крушения Ежова, приход к руководству Берии. А в конце, не удержавшись, добавил:
— Самое главное, вы тогда сказали, что вас пригласил ваш друг Хрущев. Но после вашей смерти, простите, товарищ Сталин, именно Хрущев уничтожит всю команду Берии, выпустит всех троцкистов, и до последнего будет очернять ваше имя. Он — не ваш друг, он ненавидит и боится вас. И по его дальнейшему поведению: его назвали «волюнтаризм», но по факту это — обычный троцкизм.
Нависла долгая и тяжелая пауза. Сталин ходил по кабинету, нервно отмахивая одной рукой и пуская клубы дыма из трубки. Наконец он снова сел, аккуратно выбил трубку в старенькую чугунную пепельницу в виде виноградного листа и поднял глаза на Белова:
— А о чем вы меня хотели попросить, товарищ Саша? — спросил он совершенно спокойно. — У вас, как я помню, была просьба?
Александр рассказал о Вере Степановне и попросил разрешения с ней связаться. Иосиф Виссарионович, подумав, кивнул головой:
— Хорошо. Я думаю, будет лучше, если вы съездите к ней сами. Думаю, что завтра, в выходной день это будет легко устроить. А теперь, — он вздохнул, — если вы не против, давайте вместе подумаем: что нам делать с бывшим ОГПУ в котором окопались троцкисты?..
Белов просидел в сталинском кабинете до самого обеда. После того, как все снова сошлись за одним столом и поели простой ухи и котлет с картофельным пюре — все, правда, отменного качества и вкуса! — Сталин уехал в Кремль, предоставив Александру самому вживаться в коллектив сверстников. Вернее тех, кто по виду был его сверстниками — о том, как вживается Белов-Ладыгин в коллектив сверстников по истинному возрасту Иосиф Виссарионович уже составил свое мнение.
День был жарким, но не душным. Дети вышли из дома и, найдя какую-то опушку, развалились на траве. Василий и Артем затеяли, было, возню, в которую попробовали втянуть и Белова, но тот легко увернулся раз-другой, и мальчики оставили свои бесплодные попытки. Светлана, занявшаяся каким-то своими девичьими хлопотами, с надеждой посмотрела на Сашу: вдруг он проявит к ней интерес и присоединится к ней? Но, увы, этим надеждам не суждено было сбыться, и, печально вздохнув, девочка вернулась к своим делам.
Александр лежал на траве, раскинув руки, смотрел в бездонное пронзительно голубое небо, грыз травинку и думал о том, чем можно еще помочь Сталину и что надо сделать в первую очередь. Как и большинство своих настоящих сверстников, Александр Ладыгин относился к Сталину с глубоким уважением, считая его организатором великой Красной Империи — той самой, что выстояла в войне, подняла человека в космос, создала мощную промышленность и могучую науку. Ну а если и были недочеты, недогляды и недосмотры, так на то Иосиф Виссарионович и человек, а не господь-бог…
Василий о чем-то заговорщицки пошептался с Артемом и аккуратно пихнул в бок Белова:
— Сашка, айда с нами? На Сетунь, купнемся!
Александр посмотрел в хитрые глаза названного братца. Вот и первое испытание в детском теле, причем куда как круче тех, что были до сих пор. Сактировать — ума много не надо, особенно, если от тебя ничего такого не ждут. И говорить о том, что в твоем времени любой первоклашка знал — тоже. А вот теперь…
— Охрана ж не пустит, — произнес он, лениво растягивая слова, а на самом деле — стараясь выиграть время. — А потом от товарища Сталина ой как влетит…
Василий усмехнулся с видом много пожившего и повидавшего человека:
— Да даже если и поймают — отцу не скажут. Не дрейфь, Немец. Если бы каждый раз о всех моих делах отцу сообщали, он бы с меня давно шкуру спустил. Или к Яшке отправил. Ну? Пошли?
В его глазах читался вызов, и Саша поднялся:
— Пошли, — просто сказал он.
Просто Белову вспомнилось, что он читал когда-то о Василии Сталине. Вспыльчивый, заносчивый, он, тем не менее, был человеком честным, не боявшимся отвечать за свои грехи, а самое главное — глубоко и искренне уважавшим тех, кто умел делать что-то лучше него. Пожалуй, сын вождя это — Том Сойер: такой же непоседливый, живой выдумщик, но смелый и порядочный. И вот теперь Александру представилась возможность показать Василию Сталину, чего он стоит, и кто тут будет независимым…
