6
…Поликарпов сидел в приемной Сталина и пытался догадаться: зачем его вызвали.
Так уж получилось, что Иосифу Виссарионовичу он никогда не нравился, хотя надо отдать должное: вождь всегда уважал его за глубокий ум и высокий профессионализм.
Вроде бы вины за ним никакой не было, наоборот: только что новейшие истребители И-15 и И-16 пошел в серию, и даже особых проблем с ними нет. И новый ЦКБ-15 тоже — в норме. Скоро Чкалов его облетает…
— Товарищ Поликарпов, пройдите, — сообщил Поскребышев, и Николай Николаевич вошел.
Сталин сидел за длинным зеленым столом, и читал какой-то документ. Но услышав шорох открывающейся двери, он поднял голову, отложил бумагу в сторону и поднялся навстречу.
— А, здравствуйте, товарищ Поликарпов, здравствуйте. Проходите, — хозяин кабинета сделал приглашающий жест рукой. — Присаживайтесь.
Николай Николаевич напрягся: Сталин был слишком гостеприимен, а это, по опыту, не сулило ничего хорошего. Впрочем, он все равно не помнил за собой никакой вины, а потому просто не знал, чего ожидать?
— Может быть, чаю? — радушно предложил Сталин. — Мне тут, знаете ли, товарищи с Кавказа привезли замечательный чай, вы такого не пробовали!
Поликарпов собирался сказать «Нет», но вместо этого зачем-то кивнул. Сталин велел принести, и через минуту перед «королем истребителей» стоял исходящий ароматным паром стакан в серебряном подстаканнике.
Сталин расспрашивал о том, как продвигаются работы по новым проектам, угощал чаем, Поликарпов машинально отвечал, все еще не понимая: неужели ради этого его вызвали к Самому?!!
— …Значит, все у вас, товарищ Поликарпов, хорошо? — глуховатый голос вернул его в реальность.
— Да, товарищ Сталин. Все идет так, как должно… — И, смешавшись под пристальным взглядом, поправился. — Ну, почти…
— Вот и хорошо. Значит, если отвлечь вас для решения одного интересного вопроса, текущие дела не пострадают, так, товарищ Поликарпов?
Николай Николаевич понял, что вот сейчас он и узнает причину своего вызова, и кивнул.
Сталин положил перед ним тоненькую, всего в несколько листов, стопку бумаги:
— Что вы об этом думаете, товарищ Поликарпов.
Николай Николаевич взял верхний и прочитал:
«Многоцелевой всепогодный истребитель Су-27».
Дальше шли характеристики:
Максимальная скорость на высоте (около 10–11 км) — 2500 км/ч
Максимальная скорость у земли — около 1400 км/ч
Скорость сваливания — 200 км/ч (по-моему)
Длина — 18–19 метров
Высота — 5 метров (и еще вроде бы сантиметров 20)
Размах крыльев — 14,5 м (примерно)
Масса пустого — 17,5 тонн (были какие-то версии с меньшей массой, до 16 300 кг)
Разбег — 300 м.
Пробег при посадке — 600 м.
Радиус действия — 1400 км у земли, 3900 км — на высоте.
Вооружение:
Пушка автоматическая ГШ-30-1, 30 мм — 1 шт. (300 или 150 снарядов)
Подвесок для оружия — от 8 до 12
Варианты вооружения:
Ракеты «воздух-воздух» — до 8 шт. Марки вам ничего не скажут, а характеристики точно не знаю.
Ракеты «воздух-поверхность» — до 8 шт. Аналогично.
Бомбы:
8 × 500 кг или
31 × 250 кг или
38 × 100 кг или
6 × КАБ-500 или
3 × КАБ-1500
Примечание: КАБ — корректируемая авиабомба (см. лист 152 г)
Поликарпов перечитал текст еще раз, потом взял второй лист. На нем четкими линиями от руки был набросан эскиз удивительной машины. Стремительный силуэт, оттянутые назад крылья, два киля, отсутствие воздушных винтов. Даже непонятно, где у него двигатели?..
В голове Николая Николаевича бешенным галопом пронеслось: «Как?! Где?! Кто?! Когда?!» Потом все заслонила одно ясная и страшная мысль: «И КТО ЗА ЭТО ОТВЕТИТ?!!», сменившееся мрачным и безнадежным «И как же это меня угораздило?!». Поликарпов опустил голову, приготовившись услышать самый страшный приговор…
— И что вы скажете об этой машине, товарищ Поликарпов? — терпеливо повторил Сталин.
Николай Николаевич глубоко вздохнул и ответил:
— Я не понимаю как и где могли создать такое, товарищ Сталин. Догадываюсь, что это — машина на реактивном принципе движения, но… радиус действия!!! Это чудовищно много. Про скорость я уж и не говорю… — Он еще ниже опустил голову и произнес с отчаянием обреченного. — Я не смогу повторить такое, товарищ Сталин. Я бы с уверенностью сказал, что и никто не сможет, но вот это, — он показал рукой на листы, — неопровержимо свидетельствует, что такой аппарат есть. Причем, не один…
Сталин молча смотрел на него, и Поликарпов почувствовал, как проваливается в какую-то глухую, безбрежную черноту. Словно сквозь толстый слой ваты до него донеслось…
— Скажите, товарищ Поликарпов, а принципиально такая машина возможна? С указанными характеристиками?
— Нет, товарищ Сталин, — приходя в себя, Николай Николаевич отрицательно мотнул головой. — При нынешнем развитии авиапрома, двигателестроения, производства соответствующих материалов…
Но Сталин решительно прервал его:
— Я знаю о состоянии нашего авиапрома, товарищ Поликарпов. Я спрашиваю вас о принципиальной возможности.
Поликарпов задумался. Он еще раз внимательно просмотрел все чертежи, прикинул в уме значение средней аэродинамической хорды, и мощность двигателя. Получалось, что…
— Принципиально такая машина возможна. Товарищ Люлька из Киева занимается реактивными двигателями и у него есть перспективные решения. Вызывают некоторое недоумение обводы фюзеляжа, но не с точки зрения аэродинамики — тут, на первый взгляд все логично, а с точки зрения общего веса аппарата. Должны быть использованы принципиально новые материалы. Вероятно, особо прочный дюраль или какой-то легкий, но прочный сплав.
Сталин слушал, кивая головой. Поликарпов, почувствовав одобрение вождя, пошел дальше, расписывая требования к профилю крыла, управляемости, автоматики, даже к покрытию аэродромов, одновременно гадая: откуда Сталин получил ТАКИЕ сведения? Откуда?!
А Иосиф Виссарионович говорил, и одновременно пытался решить: можно ли рассказать Поликарпову о том, что он узнал? Авиаконструктор не нравился ему как человек, — Сталин считал его чересчур мягким, каким-то рафинированно-интеллигентным, и эти качества раздражали его. Но Поликарпов — это Поликарпов. Это основа военно-воздушной мощи молодого советского государства. Пока Туполев и Поликарпов — это и есть все ВВС. Когда еще появятся новые молодые конструкторы? А вот, кстати…
— Товарищ Поликарпов, скажите: вам знакома такая фамилия — Сухой?
— Да-а… — удивленно ответил Поликарпов. — Конструктор. Павел Осипович Сухой. Работает у Туполева, начальник бригады. Конкурент…
Он усмехнулся, вспомнив не слишком удачный И-4 и проигравший его «шестнадцатому» И-14. И вдруг его точно обухом по голове ударили: «Сухой?! А марка этого чуда — «Су»?! Неужели у Туполева?.. Нет! Не может такого быть!!!»
Сталин видимо понял, до чего додумался Поликарпов и, усмехнувшись, отрицательно покачал головой:
— Этот самолет полетит еще очень не скоро, — просто сказал он. — Тот… от кого были получены эти сведения, назвал год принятия на вооружение такой машины. Почти пятьдесят лет пройдет до принятия ее на вооружение. Ни я, ни вы не доживем до этого времени. Но вот одна мысль не даёт мне покоя, — Сталин спокойно, но пристально посмотрел на собеседника. — Мы же можем как-то сократить это время? Смотрите, у нас есть примерный облик машины, значит, не нужны долгие эксперименты с формой, и обликом. Потом мы точно знаем, какие двигатели здесь будут стоять, и значит не тратить время на тупиковые пути. Ну и самое главное, мы знаем конечную точку маршрута, а значит весь путь намного проще.
А тем временем на «Ближней Даче» начиналась тихая паника, уже вот-вот готовая перейти в грандиозный скандал. Из-под наблюдения пропали дети: Василий, Артем, Светлана и Александр. Причем не удрали через дырку в заборе, как обычно делали первые двое, не попытались незаметно пробраться мимо замаскированных постов у задней калитки, не пролезли с шумом треском через кусты у ограды. Нет! Они просто испарились, как будто их никогда и не было.
Власик поставил всю охрану на уши. Он заставил их прочесать сад и парк при даче буквально по миллиметру, два раза. В довершении всего наорал на всех охранников, диким матом, чего обычно никогда не бывало — Николай Сидорович даже голос повышал крайне редко. Более того — он точно так же наорал на обслугу, от чего с двумя подавальщицами и поварихой случилась истерика. Но Власику было не до них: он сам был на грани истерики. Перед его мысленным взором рисовалась красочная картина: вот сейчас приедет Сталин, а он…
Николай Сидорович вызвал с Лубянки две группы со служебными собаками, но, откровенно говоря, он не надеялся на их помощь. И не ошибся: собаки покрутились по участку, подбежали, было, к одиноко стоящей сосне, но тут же зачихали и сбились со следа. Тщательный осмотр показал, что трава вокруг засыпана смесью тонко смолотого кофе и сухого боярышника. Власик только сплюнул: товарищ Белов показывает свои умения! Причем подобрал такую смесь, что бы собаки только прочихались, а не лишились обоняния. Любитель животных, мать его!
Белов — это вообще, отдельная песня! Пистолет пронес, знает столько, что остается только надеяться — не применит он эти свои знания против своих. Хотя, кажется, уже применил…
— Товарищ Власик, можно к вам?
Кого там еще нелегкая принесла? А, этот… Алексей Глудов. Рязанский комсомолец. Ну, и что ему надо?
— Я, товарищ Власик, вот чего… Может, оно и не важно, только вот этот вот пионер новый… товарищ Белов… он…
— Что?! — Власик подскочил со стула и чуть только не схватил парня за грудки. — Говори, что?!!
— Так он, это… веревку искал. — Глудов нервно сглотнул. — Прочную, говорит… чтобы как парашютная стропа…
Час от часу не легче! Ну, и зачем ему эта веревка?!
— Нашел?
— Чего? А, да… я ему как раз шнура шелкового метров десять дал. Именно, парашютный…
И что это дает? Что они — все вместе повесились на этом шнуре? И куда, тогда делись трупы?..
— Спасибо, товарищ Глудов, это очень важно. — Власик хотел добавить «Можете идти», но на всякий случай спросил. — А больше он ничего не просил?
Алексей задумался, замялся…
— Нет, вроде больше ничего, товарищ Власик. Вот только…
— Что? Да говори же ты, что ж я из тебя все клещами тянуть должен?!
— Василий какую-то доску выстругивал, — ответил Глудов задумчиво. — А Артем петлю какую-то вывязывал, а Александр… он его «безруким» обозвал и сам перевязал.
— Петлю из того же шнура? — поинтересовался Власик, ожидая ответа «да». И ошибся…
— Вот то-то и оно, что нет, товарищ Власик. Он петлю из какого-то куска троса вывязывал… Еще и Светлана рядом с ними крутилась…
В голове Власика царил полный кавардак. Шнур, петля из троса, выструганная доска и… и дети исчезли! Ну, и как это все связано между собой?..
Речка Сетунь была скорее широким ручьем, чем настоящей речкой. Но в одном месте — там где Сетунь делала крутой поворот, образовался широкий, метров пятнадцать-двадцать, затон, с песчаным дном и таким же пляжиком. На нем и расположились «беглецы». Они только что вылезли из воды и теперь сохли на мягком теплом песочке.
— Ловко ты, немец, придумал, — вздохнул Василий. — Р-р-раз — и в дамках! Прямо, как на самолете… Молодец!
— Тоже мне «молодец», — хмыкнул Сашка. — Угол правильно прикинуть — и то не сумел. Светланка-то застряла. Вот кто молодец, так это — она! — Он приподнялся на локте и посмотрел на покрасневшую от удовольствия девочку. — Ведь молчала!
Для «побега» Александр применил простенький аналог канатной дороги. Залезть на сосну, набросить на стоявшее за забором дерево шнур с самодельной «кошкой», завязать «альпийский» узел и перелететь над забором в веревочной петле с доской-сиденьем — что может быть проще? Дернул потом за свободный конец, развязал узел, и — ищи ветра в поле!
Вот только Светлана — самая легкая из компании, не доехала до конечного пункта, зависнув точно над забором. Она качалась на высоте метров пять-шесть, крепко зажмурив глаза и открыв рот. Хорошо, что Александр быстро обмотал ладони разорванным напополам носовым платком, и по шнуру дополз до застрявшей «воздухоплавательницы». Дальше он полз, толкая девочку перед собой, и за все время пути Светлана не издала ни звука. Даже тишайшего писка…
— Молоток! — согласился Артем. — Я уж думал — хана! Попались! Сейчас ка-а-ак заорет! Молоток!
Василий, чуть помедлив, поддержал его:
— Героиня! — И добавил гордо. — Моя сестра, эти все сказано!
Девочка подошла к Белову и села рядом с ним:
— Не только твоя, Красный! — сказала он самым независимым тоном, на какой только была способна. — Еще Артемки и Саши… теперь.
Василий было нахмурился, но тут же остыл. Он вообще не умел долго сердиться. Перекатившись по песку, он толкнул Сашу пяткой:
— Немец, давай бороться? — И видя, как Белов чуть поморщился, продолжил. — Ну, так — в полсилы. Давай, а? Мне тут пару приемчиков показали…
Александр вздохнул:
— Василий, ты понимаешь… Тут такое дело… Я бороться не умею.
— Как это? — опешил Красный. — Как так: не умеешь?
— Ну вот так. Я ведь не очень играл… Понимаешь?
— Так ведь отец сказал — ты воевал… — Василий ошарашено замотал головой. — А он никогда не врет!
Саша прыжком поднялся на ноги:
— Понимаешь… Воевать — это не бороться. Борьба — это правила: так — можно, а так — нельзя. А бой… — Он на мгновение замешкался, тщательно подбирая слова. — Бой, это не спорт. Даже случайно я могу порвать тебе связки или переломать кости.
— Ну, и?..
Василий все еще не понимал, но в разговор вмешался Артем:
— Вась, он имеет ввиду, что в шутку бороться его не научили. Он может только убить… — Тут Сергеев-Сталин замешкался. — Ну, или победить. Любой ценой и любым способом. Так?
Александр молча кивнул и, считая тему исчерпанной, потянулся:
— Может, еще окунемся, или — домой?
— Ага, пошли! — радостно ответила Светлана и подскочив к нему схватила его за руку. — Саша, а вы плаваете хорошо? А научите… научишь? А то Красный все обещает-обещает, а никак не соберется…
— А где мне тебя учить? — вскинулся Василий. — Дома, в корыте? Когда на море ездили, ты еще маленькая была, а теперь… — Он повернулся к Александру. — Сашка, ну хоть ты ей скажи: негде тут учить!
— Вообще-то можно прямо здесь, — сказал Белов, подумав. — Давай-ка так сделаем: вы с Артемом тут встанете, а я — у того берега.
Ребята вошли в воду по грудь и встали метрах в семи друг от друга. Затем Саша скомандовал:
— Давайте, берите Светлану и запускайте ее ко мне. Как торпеду. А ты, — обратился он к девочке — ляг на воду и вытяни вперед руки. Вот так… Раз, два… Три! Пускай!
Подняв каскад брызг, Светлана с радостным визгом влетела в Сашины объятья. Она подняла на мальчика сияющие глаза:
— Еще! Еще!
— Братцы, теперь вы ее ловите! Раз, два… Три!
— И-и-и-и!!! Еще!
— Давай Санька, лови! Темка, пускаем на счет «три»… ТРИ!!!
— Еще! Еще!! ЕЩЕ-О-О-О!!!
— Раз, два…
— Три, но это — последний раз, — раздался с берега спокойный глуховатый голос.
— АЙ! — Василий и Артем, услышав голос Сталина, как по команде обернулись, и Светлана, запущенная Сашей, проскочила между ними, чуть не врезавшись носом в песчаный берег. На котором стоял Сталин, бесшумно вышедший из прибрежного ракитника.
Иосиф Виссарионович стоял и, улыбаясь, смотрел на детей. Он сразу заметил и довольную физиономию Василия, и радостные глаза Артема, и восторженное, сияющее лицо дочери. И нужно отметить ему это очень понравилось. Вот разве чуть лукавая улыбка Белова… Нет, это тоже очень хорошо, но вот куда ее отнести? Ведь Александр старше своих «сверстников» на добрых полвека с хвостиком…
— Значит, обманули охрану, и выбрались с дачи по веревке, — не спросил, а утвердил Сталин. — Да, товарищу Власику такое незнакомо. А мы, помнится, так через ущелья переправлялись… — Он по-доброму усмехнулся. — И устроил это, конечно, товарищ Белов. Ай-яй-яй, придется нам Сашу наказать. Сейчас вернемся на дачу, и Саша отправляется в мой кабинет. На два часа. Один.
Белов изо всех сил постарался придать своему лицу огорченное выражение, но чувствовал, что получается плохо. А Сталин тем временем продолжал:
— Сейчас вам принесут сухое белье, переоденетесь и — марш. Только на это раз — через калитку.
— Пап, а это не Сашка придумал! — вдруг подал голос Василий. — Это я! Меня и наказывай.
Сталин посмотрел на сына, хитро прищурился:
— Ты? А откуда про такое узнал?
— Так ты же и рассказывал, — безапелляционно заявил сын и отчаянно покраснел.
Сталин никогда и ничего не забывал и точно помнил: эту историю из своей бурной молодости абрека детям он не рассказывал. Он уже собирался сказать Василию об этом и добавить, что обманывать отца нельзя, но тут вмешалась Светлана. Она подбежала к нему, обняла руками за бедро:
— Папа, ну это мы все вместе придумали! Я тоже эту историю слыхала. И Артемка, — тут она набычилась и вдруг стала удивительно похожа на свою мать, упрямую и своенравную. — Наказывать, так уж всех!
Сталин помолчал, покачал головой, потом широко улыбнулся:
— Вот, Саша, какие у тебя братья и сестра. Неслухи. Боюсь, что и ты таким же станешь…
— Я постараюсь, — серьезно ответил Белов, и Сталину вдруг расхотелось смеяться…
…Тем же вечером «наказанный» Белов, Сталин и Власик сидели в кабинете. Собственно говоря, сидели только Иосиф Виссарионович и Александр, а Николай Сидорович бегал по кабинету и взвизгивал севшим голосом:
— Товарищ Белов, ну вот от вас я этого не ожидал! — Он взмахнул руками, точно взволнованная наседка — крыльями. — Никак не ожидал! Не мог ожидать, товарищ Белов! Никак не мог!
Сталин с легкой усмешкой посмотрел на мечущегося Власика, потом перевел глаза на Сашу. Тот сидел спокойно, чуть расслабленно и, казалось, не обращал никакого внимания на происходящее вокруг него. Иосиф Виссарионович кивнул своим мыслям, а потом сделал рукой легкое, почти незаметное движение. Но Власик его заметил и тут же оборвал свои причитания, замолчал.
— Товарищ Саша, — негромко, но твердо произнес Сталин, — объясните: что на вас нашло? Вы — взрослый человек и не могли не понимать: это — плохая шутка… — Он помолчал и коротко продолжил. — Почему?
Александр поднял голову. Он не смотрел ни на Сталина, ни на Власика — его взгляд был устремлен куда-то в пространство. Что он там видел — об этом Иосиф Виссарионович и Николай Сидорович могли только догадываться…
— Как оказалось, я — не совсем взрослый, товарищ Сталин, — ответил он наконец. — Я уже и раньше это замечал, но как-то не придавал этому значения, а вот теперь…
Повисла долгая пауза. Власик хотел было что-то спросить, но под взглядом Сталина сник и промолчал. Иосиф Виссарионович терпеливо ждал продолжения…
— Я взрослый только наполовину. А вторая половина — пацан в возрасте вашего, товарищ Сталин, Василия, максимум. И эта половина не желает быть все время под спудом, — Белов вытер лоб характерным жестом смертельно уставшего человека. — Мальчишка во мне рвется наружу. Ему хочется дурачиться, хулиганить, играть, и я, как выяснилось, не в состоянии полностью контролировать его своей взрослой половиной. Стоит мне задуматься о чем-то, ослабить самоконтроль, и этот сопляк снова и снова выскакивает на свет божий…
Он улыбнулся виноватой улыбкой взрослого, много пожившего и повидавшего мужчины, и Сталину, которого никто и никогда не мог обвинить в мягкотелости, вдруг стало остро, до боли в сердце жаль этого странного человека. Повинуясь этому внезапно возникшему чувству, он подошел к Белову и неожиданно для себя погладил его по белобрысой голове.
— Не надо держать его в заточении, товарищ Саша, — произнес он почти ласково. — Не надо. Отпускай его на волю — пусть живет сам… — Тут он улыбнулся. — Только попроси его предупреждать. Хотя бы товарища Власика, а?
Александр усмехнулся, молча кивнул и, дождавшись разрешительного знака Сталина, вышел из кабинета. За дверями тут же раздались возбужденные детские голоса. Иосиф Виссарионович усмехнулся: встречают своего героя. Судя по радостным возгласам, встреча носит бурный характер. Он прислушался: сквозь общий шум прорезался звонкий голосок Светланы. Ой как радуется дочка, очень радуется…
Власик тоже вышел, и голоса поутихли, раздался дробный стук каблуков. Убежали. Сейчас опять кинутся вытворять что-нибудь эдакое… Как же давно он не видел у Светланы таких сияющих глаз, как сегодня, на пляже? Пожалуй, это даже хорошо, если у Белова прорезается мальчишка. Он сам не может уделять детям достаточно времени, а этот «престарелый мальчуган»… Белов и займет своих новых «родственников», и проследит за ними, и даже безопасность обеспечит такую, какая Власику и не снилась… СТОП! О чем это он?! Это ведь мальчишка! Мальчишка! И у него тоже должно быть детство! Хоть немного, хоть чуточку…
В дверь раздался осторожный стук, и звонкий мальчишеский голос твердо произнес: «Разрешите?»
— Да.
В кабинет снова вошел Белов:
— Я по поводу переодевания, товарищ Сталин… — И, предваряя готовую сорваться с губ Иосифа Виссарионовича отповедь, продолжил. — Деньги у меня есть. — По его лицу проскользнула ироничная улыбка. — Примерно на тысячу таких костюмов…
Сталин снова не успел спросить, откуда у Александра такие деньги, как тот кратко описал свои похождения в Калинине. Дослушав до конца, Иосиф Виссарионович крякнул, и глубоко вздохнул. Затем спросил:
— Как собираетесь тратить остальные, товарищ Саша?
— А куда прикажете, — легко ответил Белов. — Могу — в Наркомат финансов, например. Как Остап Бендер собирался. Или в ДОСААФ пожертвовать…
— Куда? — заинтересовался Сталин, услышав незнакомую аббревиатуру.
Белов объяснил.
— А, это так у вас Осавиахим переименовали? А что, неплохая идея… — и тут вдруг Сталин понял, отчего Белов ТАК легко расстается с деньгами. Он посмотрел на Александра в упор. — Но больше так деньги добывать нельзя. Понятно, товарищ Саша?
Он давил Александра взглядом такой силы, что у того закружилась голова. Он силился выдержать этот взгляд, но его «младшая половина» — тринадцатилетний мальчишка был просто в ужасе. Ему очень хотелось заплакать и сжаться в комок, и хотя «старшая половина» — отставной полковник, сопротивлялась яростно и упорно, все равно: Саша чувствовал, что проигрывает. И от этого злился еще больше и сопротивлялся еще отчаяннее. Нет, не то, чтобы он собирался продолжать «экспроприации экспроприаторов», но подчиниться чужой воле! Вот просто так: взять и признать чужую силу сильнее своей! Нет, на это он был не согласен, хотя уже темнело в глазах. В глазах Сталина светилась злая сила матерого хищника — тигра или медведя гризли, но была еще и другая сила — сила Великого Вождя, который ради конечной цели перешагнет через кого угодно. Как в свое время перешагнул через своего старшего сына. У Александра дико кружилась голова, и казалось, что этот твердый, холодный, страшный взгляд, словно обруч, стискивал ему грудь. «Гипноз — неожиданно понял Белов. — Сталин — гипнотизер. Не очень умелый, но очень сильный!»
Неожиданно он хлюпнул носом, и удивленно осознал, что у него пошла кровь. Ноги стали совсем ватными…
…И вдруг все кончилось. Саша лежал на диване, на который его уложил Сталин. Иосиф Виссарионович увидел, что мальчик теряет сознание, и успел подхватить обмякшее легкое тельце.
— А вы — очень сильный человек, товарищ Саша, — одобрительно произнес вождь, обтирая бледное лицо мальчика намоченным из графина платком. — Очень сильный. Только я вас все равно очень прошу: не надо больше так деньги м-м-м… доставать. Договорились?
Белов смог только кивнуть. Сталин поднялся и принес ему стакан воды.
— У меня будет еще одно… предложение, — проговорил он негромко. — Будет неправильно, если приемный сын товарища Сталина продолжит называть его «товарищ Сталин». Давайте мы вместе придумаем, как приемному сыну товарища Сталина называть товарища Сталина?
Саша молчал. Такого вопроса он как-то не ожидал. Интересно, и как он должен называть Сталина? «Папа»?
По-видимому, Иосиф Виссарионович мучили подобные размышления. Он прекрасно понимал, что обращение «товарищ Сталин» явно не подходит, но что можно принять взамен? «Папой» его называла только Светлана, Василий предпочитал слово «отец». Его же, правда, крайне редко, использовал и Артем. Обычно он обходился обращением «вы»…
— А если я буду называть вас по имени-отчеству? — спросил Белов.
— Иосиф Виссарионович? — Поинтересовался в свою очередь Сталин и скривился. — Нет, товарищ Саша, это как-то долго и очень уж официально.
Александр задумался:
— Может быть, я буду называть вас по-немецки? «Фатер»?
— Нет, товарищ Саша — ответил Сталин после раздумья. — Извините, но это слово похоже на еврейское. Как-то это будет… Я — не антисемит, но…
— Понятно, — кивнул Саша. — Есть евреи, а есть жиды. И, к сожалению, и те, и другие говорят на одном и том же языке.
Сталин одобрительно кивнул:
— Правда я заметил, что жиды есть в любой национальности. Еще когда занимался национальностями вплотную…
Они снова замолчали. Надолго…
— Я еще ирландский знаю, — сказал вдруг Белов. — Приходилось с Ирландской Республиканской Армией общаться. Может, «дайде»?
Сталин попробовал слово «на вкус», произнеся несколько раз вслух, то громче то тише. Слово ему понравилось, он улыбнулся в усы:
— Хорошее слово, товарищ Саша. Доброе слово… — Он снова улыбнулся, — на грузинское «мать» похоже. Называй меня так, гхмацвило…
