Книга: Рокировка в длинную сторону
Назад: 3
Дальше: 5

4

Саша шагал рядом с крепышом, и пытался решить: это — какой-то известный человек или просто очередной охранник? Лицо его было ему незнакомо… или он просто забыл? Вроде на память он не жаловался. Хотя… — нет, пожалуй это — не простой охранник. Простые охранники так с особоуполномоченным разговаривать не станут. Приехал вместе с товарищами из ЦК… какого лешего?!! Приехал вместе со Сталиным, значит…
— Товарищ Власик, — как можно более невинно спросил Александр своего сопровождающего. — А куда вы меня ведете?
Тот вздрогнул, сбился с шага и остановился, пристально глядя в лицо мальчишки.
— Ты меня откуда знаешь, малый?
«Угадал, — удовлетворенно подумал про себя Белов. — Будем давить дальше».
— Ну, если приехал товарищ Сталин, значит, вместе с ним должен прибыть и начальник его охраны. Я прав?
Власик мотнул головой:
— Ну да, и каждый пацан в Москве знает начальника охраны товарища Сталина, — последние слова он произнес с каким-то восхищенным придыханием, — в лицо и по фамилии. Так?
Саша посмотрел Власику прямо в глаза:
— Нет, конечно, но и я — не каждый…
И уверенно зашагал вперед, оставив изумленного и слегка растерявшегося Власика. Тот несколько секунд приходил в себя от услышанного, а потом бросился догонять странного мальчишку. Через несколько минут они оба стояли перед Сталиным.
Иосиф Виссарионович молча и внимательно смотрел на стоявшего перед ним мальчика. Потом негромко спросил, указав на разбитую коленку:
— Больно?
Тот кивнул.
— Очень больно?
— Нормально.
Сталин снова надолго замолчал, затем очень медленно, растягивая слова, спросил:
— Этот — он хотел стрелять?
— Да.
Сталин оживился и следующий вопрос задал очень быстро:
— Как определил?
— Плечо вверх, значит, — достает из кармана… — Саша пожал плечами. — Не портсигар же он доставал. А потом уже увидел оружие.
— И ты… Почему?.. Почему вы это сделали?.. — Сталин запнулся на секунду, подбирая определение четырнадцатилетнему подростку, стоявшему перед ним. Но не подобрал и просто повторил. — Почему?
Под этим пронзающим взором Александр не успел среагировать и одернуть себя, как уже выпаливал строчки служебной инструкции:
— «В радиусе зоны ноль первого лица, любое движение оружия является попыткой нападения»… — Подумал и добавил. — Ликвидировать без приказа…
С минуту Иосиф Виссарионович молчал, осмысливая услышанное. От этих слов веяло каким-то жутким, леденящим холодом, который его старый приятель и однокашник по семинарии Гурджиев без улыбки звал «Холодом ада». Словно наяву, он увидел нескладную фигуру, горящие близорукие глаза, а в ушах зазвучал убедительный, уверенный голос: «…в мире иногда возникает нечто, совсем чужое, точно выломанное из другого мира, и брошенное в наш мир. Иногда это бывают и люди. Перерожденные… Тибетцы, которые достигли удивительных высот в медицине, верят, что один человек может вселиться в тело другого. Занять, так сказать, чужое место… Гурджиев облизал пересохшие губы. — Я видел одного такого… или одну. Девушка пятнадцати лет утверждала, что она — сорокалетний купец». Тогда он посмеялся над словами своего друга, и сказал, что в скорбном доме, могут встретиться и более занятные экземпляры. Но старый друг настаивал: «Понимаешь, сказать можно, что угодно, но она ходила, говорила, садилась и вставала, как мужчина. И это было странно и страшно…» На мгновение Сталину тоже стало страшно, при виде мальчика с глазами умудренного жизнью бойца, но он быстро справился с собой. Колебания были отброшены и, указав Власику на мальчика, Сталин коротко приказал:
— Мы с ним едем вместе. На дачу… — И повернулся к Саше. — Родители знают, где ты?
Белов мотнул головой:
— Сирота. Я потом позвоню, можно?.. — И спохватившись, добавил. — Товарищ Сталин…
— Кому?
— Не скажу, — упрямо сказал Александр, на этот раз выдержав тяжелый пристальный взгляд вождя. — Ее потом затаскают, а она ничего не знает.
Сталин усмехнулся:
— Своих не сдаешь? Правильно… — Потом чуть приобнял мальчика здоровой рукой, и спросил неожиданно ласково. — Пошли?..

 

…Два человека сидели за столом в малой столовой Ближней Дачи. Один из них был главой первого в мире социалистического государства, другой… Другой выглядел мальчишкой, разве что взгляд у него был не совсем детский. А вернее — совсем не детский…
— Чаю хочешь, товарищ Белов? — спросил Сталин, и не дожидаясь ответа приказал куда-то в пространство. — Чаю нам.
— Спасибо, — сказал Саша, принимая стакан, принесенный горничной. Отхлебнул. — Вкусно, спасибо.
Иосиф Виссарионович молчал, мешая чай ложечкой. Ситуация складывалась — глупее не придумаешь: Сталин не понимал о чём можно разговаривать с таким странным мальчишкой, который совсем не напоминал ребёнка, а Белов, который в жизни никогда не встречался с первыми лицами государства, не представлял о чём можно вести беседу с самим Сталиным.
— Ты кто? — внезапно спросил вождь, вперив в Белова тяжелый, давящий взгляд. — Говори. И правду говори: мне врать нельзя.
— Все равно не поверите, — ответил Саша и отвел глаза. — Я бы не поверил.
— Говори, я попробую поверить.
— Александр, только не Белов, а Ладыгин. Шестьдесят восемь лет, полковник в отставке, подразделение специального назначения внешней разведки. Погиб в две тысячи тридцать четвертом году. И вот… — Он развел руками и повторил. — Вот…
Сталин молчал. Очень долго молчал. Потом тряхнул головой:
— Значит, ты в шестьдесят шестом родился?
— Да.
Снова долгое молчание.
— Когда я умер?
На этот раз Белов не отвел взгляд:
— В тысяча девятьсот пятьдесят третьем.
Сталин покачал головой, затем принялся обстоятельно набивать трубку, ломая в нее папиросы. Взял со стола спички, закурил, выпустил клуб дыма, потом вдруг спохватился:
— Сам курить не хочешь?
Белов усмехнулся и покачал головой:
— Вообще-то, я — курящий… был. Но новый организм портить не хочу.
— Правильно…
Снова повисло долгое молчание. Белов не знал, что сказать Сталину, Сталин не знал, что спросить у Белова.
— Война будет?
— Да. С немцами, — предваряя очевидное продолжение, сказал Саша. — Начнется двадцать второго июня сорок первого года.
— А когда победим? — быстро спросил Сталин, и Александр восхитился его уверенностью.
— В сорок пятом. В мае. Восьмого числа они подпишут капитуляцию, через двадцать четыре часа мы ее признаем.
— Долго, — покачал головой Сталин.
— Еще бы. Потеряем Киев, Севастополь, Одессу, Минск, Смоленск, — Белов запнулся, пытаясь вспомнить основные города, которые потом освобождали с таким трудом. — Еще Харьков, Ростов, всю Прибалтику. В сорок первом немцев с большим трудом остановили у Москвы, а они в сорок втором снова как поперли! Под Сталинградом только остановили… Ленинград в блокаде с сорок первого, прорвут только в сорок третьем… Двадцать миллионов человек…
— Как же это вышло? — после паузы спросил Сталин. — Что было не так?
Саша задумался. Потом решительно ответил:
— Да, в общем-то, все! Связь, транспорт… Танками пользоваться не умели… Предателей было много… С двигателями авиационными — засада. Для них хороший бензин нужен, высокооктановый, а у нас… В общем, получилось, как получилось. Немцы к нападению на нас — два года воевали, а у нас только пограничные конфликты. Ну и вообще…
— Про предателей — поподробнее, — попросил Сталин.
— Так ведь товарищ Сталин, я же — не историк. Генерал Власов, но про него у нас все знали… Был кто-то еще, только уж извините — не помню…
Они снова молча смотрели друг на друга. Потом Сашка решился:
— Товарищ Сталин, Иосиф Виссарионович, давайте я Гитлера сактирую. Мне это будет несложно: во-первых, я знаю немецкий язык в совершенстве, во-вторых — на меня никто не подумает. Мальчишка, что с него возьмешь?
Сталин чуть-чуть улыбнулся и отрицательно покачал головой. Снова повисла пауза.
«Что я еще могу ему предложить? Что?! — Калаш? А толку? Пока на другие патроны перейдут — может еще хуже получиться…» И тут вдруг в его голове, будто искра, проскочила ИДЕЯ…
— Товарищ Сталин. Можно попросить несколько листов бумаги, и карандаш?
— Рисовать будете? — усмехнулся Иосиф Виссарионович и, открыв ящик стола, достал небольшую пачку бумаги. Поднялся, обошел стол и положил её перед Сашкой. Потом подхватил со стола металлический стаканчик с карандашами и поставил его рядом с бумагой. — Прошу…
«Как же там?..» Естественно Александр прекрасно помнил, как именно устроена установка для риформинга прямогонного бензина, потому что это как минимум было его специальностью, а в институте имени Губкина учили на совесть. Тонкие линии ложились на бумагу, словно сами собой, и чётким «чертёжным» шрифтом он делал поясняющие надписи. Потом собственно формулы, которые возможно советским химикам были и не нужны, но для солидности — не помешает. Затем — параметры процесса, которые были, безусловно, неизвестны советским спецам. Да и несоветским — тоже…
Затем последовало скрупулезное описание установки каталитического крекинга. Саша поколебался, описывать ли установку пиролиза, и решил оставить ее «на потом». Полиэтилен и полипропилен пока могут подождать…
— Что это? — поинтересовался Сталин когда на стол перед ним легла стопка листов с текстом и чертежами.
— Вот это — установка для риформинга прямогонного бензина. Позволяет получить высокооктановый бензин без тетраэтилсвинца. Можно и «сотку».
Он остановился, и посмотрел на Сталина, определяя его реакцию. Да и просто: понимает ли его вождь, или нет? Вроде понимает…
— Из того же количества бензина мы получим куда больше топлива, причем двигатели не будут освинцовываться. Меньше нагара, больше срок службы. Нефти нужно почти вдвое меньше. Правда требуется некоторое количество — около трехсот килограмм, платины, но она пока ведь в промышленности не используется. Да и тут она почти не теряется, просто потом потребуется регенерация.
Он перевел дух, и показал на следующие листы:
— А вот это — установка каталитического крекинга темных нефтепродуктов. Можно получать бензин и дизельное топливо из мазута. Выход светлых из нефти повышается для бакинских нефтей в полтора, а из татарских и башкирских — в два с лишним раза! Тут тоже потребуется платина, примерно с полтонны. Но и безвозвратные потери составят не больше пяти-шести килограмм за три года. Можно показать это товарищу Губкину? Он насколько я знаю, лучший специалист в этой области, — добавил Александр после паузы.
Сталин молча смотрел на разложенные пред ним веером листки сероватой писчей бумаги, и тискал в руке свою старую трубку. Просто бензин. Просто вдвое больше чем раньше. Дада шени! Да если это заработает, они золотом выстелят эту трубу.
— В два слоя, — произнёс Сталин вслух и поднял трубку телефона. — Товарищ Поскрёбышев? Товарища Губкина ко мне, срочно!
— Он сейчас в командировке, товарищ Сталин — услышал Саша.
— Найти! Выслать самолет и доставить сюда!

 

…Карандаш скользил по бумаге, и только чистые листы сменяли исписанные. На бумагу ложились вещи, которые Александр хорошо знал, или знал неплохо, чтобы объяснить как оно работает. И, первым делом, конечно оружие. Стрелковое, мины, взрывчатка и смеси. Потом твёрдой рукой изобразил несколько танков. Тридцатьчетвёрку, в самом позднем варианте, с пушкой в 85 миллиметров и ИС-3 с литой башней. Надписал как помнил характеристики, лишний раз помянув добрым словом преподавателя по тактике военной академии, и сделав пометку в лежащем рядом листке — «Уставы» потом подчеркнул это слово, и поставил восклицательный знак.
После изобразил несколько типов глушителей звука выстрела и много другого, что в его время было обыденным и привычным. Тут же набрасывал список приоритетных направлений в разработках и указывал тупиковые пути…
Через час, в комнату заглянул Власик, и поднял один из листов к глазам.
— Это что?
— А? — Александр привстал и заглянул в документ. — Схема работы автомата заряжания для танка. Не знаю, сможем ли сделать, но штука довольно перспективная. Можно будет ставить тяжёлую пушку, и не ворочать снаряды вручную, и стрелять куда быстрее.
— И много тут такого? — Власик кивнул на стопку исписанных листов.
— И такого, и получше, — Александр кивнул. — Напишу что… — он чуть было не сказал «вспомню», но вовремя перехватил слово. — Знаю…
Он помедлил, не зная можно ли озаботить начальника Сталинской охраны бытовыми проблемами, но в животе уже урчало невыносимо.
— Николай Сидорович, а можно чего-нибудь поесть?
— Чёрт, прости, забыл. — Власик покачал головой. — Сейчас всё организуем.
Он вышел из кабинета, прикрыл дверь, и опёрся на неё спиной, закрыв глаза.
«Не приведи господи, потеряется хоть один листок — хозяин в пыль сотрёт и прав будет тысячу раз». Он глубоко вздохнул, встряхнулся, и посмотрел на встревоженных его поведением охранников.
— Значит так, товарищи. Через этот порог не должен перейти никто кроме меня и сами знаете кого. Сейчас я пришлю ещё двух сотрудников, распределитесь так, чтобы не меньше трёх человек здесь у дверей находилось постоянно. И никого, понятно? Ни членов ЦеКа, ни уборщицы, ни единой живой души кроме меня и товарища Сталина. Вас это тоже касается. Ясно?
— Ясно, товарищ Власик, — уполномоченный ГУГБ Ковалёв, спокойно кивнул и оглянулся на напарника, словно проверяя, насколько тот проникся задачей.
А ещё через пятнадцать минут, люди Власика наблюдали как тот сам, лично, тащит поднос с едой, не доверив этого дела даже сто раз проверенной официантке из местного пищеблока. И новую пачку импортной белоснежной английской бумаги фабрики Ватмана тоже принёс лично, а позже сел тихо в углу, и лично пронумеровал каждый исписанный лист, и сшил их в несколько тетрадей, опечатав личной печатью каждую, и упаковав в папку из плотного картона, которую в свою очередь тоже опечатал.
— Вот так вот, товарищ Белов… — Он поднял усталые глаза на такого странного паренька, и вновь подивился молчаливому одобрению в его глазах.
— Правильно Николай Сидорович. Режим секретности есть основа для крепкого сна у себя дома, а не на лагерной шконке. А что до записей, так можно наверное сразу заказать на бумажной фабрике пронумерованные тетради? Мне будет не очень удобно, но вам-то точно проще так чем сшивать каждый лист.
— Это дело. — Власик кивком дал понять, что оценил заботу Белова.

 

На другой день Сталин принимал самого крупного в СССР специалиста по переработке нефти — академика Губкина. Его прямо-таки вырвали из экспедиции в Татарии, где он искал новые месторождения нефти, которые называл «вторым Баку».
Высокий широкоплечий мужчина с плотной шапкой светлых волос, прямо в самолете переодетый в новый тёмный костюм и белоснежную рубашку, он слегка робел в кабинете Сталина, но вёл себя достойно и не заискивал, а держался уверенно и спокойно.
Когда Сталин положил перед ним четыре листка исписанные твёрдым мужским почерком, академик, сначала не торопясь, а постом всё быстрее и быстрее начал просматривать чертежи. Химические формулы, написанные явно для того, чтобы тому, кто будет просматривать документ, было понятно, что писал специалист, он вообще пролетал взглядом, надолго задерживаясь на цифрах параметров. В какой-то момент он зашарил по карманам, ища что-то, потом поднял умоляющий взгляд на Сталина:
— Товарищ Сталин, можно листок бумаги и карандаш?
Получив и то и другое, он быстро написал несколько уравнений, подставляя буквы, потом завел глаза в потолок, пошевелил губами, а потом несколько удивленно произнес: «Ну да, ну да. Так и должно быть», и снова взялся за чертежи.
Наконец он отложил в сторону последний лист, и сняв очки, начал тщательно протирать большие круглые стёкла.
Собственно ничего особо революционного в том, что предложено не было. Каталитическое терморазложение тяжелых углеводородов было известно. Пусть и не так давно, но в лабораториях уже опробовано. Не у нас, правда — за океаном. В периодике уже описали.
Но вот так — полные чертежи установки, да ещё и с необходимыми рабочими параметрами и оптимальными режимами?.. Да такого во всем мире еще нет! И, тем не менее — документ существовал, и ему видимо придётся сделать заключение о возможности данного процесса.
Не отвечая на вопросительный взгляд Сталина, Иван Михайлович снова взялся просматривать документ, обращая внимание на любые мелочи, но чертежи не несли никаких артефактов, по которым можно было бы судить о происхождении. Бумага — обычная из Мосторга. Такая и у него самого есть, и, возможно — у товарища Сталина. Карандаш, ну он карандаш и есть. Рука твёрдая, опытная. Рисунок делали от руки, но выглядит так, словно начерчен по линейке.
— Надо пробовать, товарищ Сталин — твёрдо произнес академик. — На Московском Керосиновом Заводе можно сделать. Сразу я ничего не скажу, но на правду очень похоже. В выкладках ошибок не вижу… — Подумал и добавил. — Если всё заработает, наши потребности в нефтехимии эта установка закроет почти полностью. А это и взрывчатка, и топливо, и многое другое…

 

Саша сидел за столом и старательно записывал все то, что мог вспомнить. Вот, например: генерал Понеделин. Что-то там с этим генералом нехорошее стряслось… А что? Вроде бы его после войны, того… сактировали. Но за что? Расстреливайте, не помню!
Вот еще «например»: крупнокалиберный пулемет Владимирова. Штука роскошная, как он устроен — примерно могу накидать, но как этого Владимирова звали? Кстати, а боеприпасы к нему уже есть, или как?..
Белов как мог подробно описал ход войны, хотя купюр получилось, по его ощущениям, преизрядно. На всякий случай добавил воспоминания своего деда — офицера-фронтовика, который никогда не называл маршала Жукова иначе, как «Жорка-мясник».
Вместе с тем на всякий случай указал успехи Жукова в налаживании дисциплины, отметил его операцию по очистке Одессы от уголовников. Затем снова взялся за описание оружия: автоматический гранатомет, РПГ-7 и «Муха», ПТУРСы и вертолеты… Фамилии вертолетчиков он, слава Аллаху, помнил, благо их и было всего две — Камов и Миль. Из глубин памяти выплыла фамилия Грабин. Вроде бы пушки делал…
Начертил в трех проекциях «калаш», начал рисовать его изометрию и плюнул, поняв, что тут без чертежных инструментов не обойтись.
Написал все, что помнил по ядерному оружию. Оказалось, что его познания совсем невелики: саму бомбу он представлял себе вполне прилично, а вот как получить уран-235? По нулям… Только слова «гексафторид» и «центрифуга».
Неожиданно вспомнил читанные когда-то чьи-то мемуары. И тут же записал на отдельный лист: «Королеву и особенно Яковлеву воли не давать! У обоих — очень скверный характер, из-за которого они не уживаются с большинством коллег конструкторов. А с неугодными — ведут войну, не гнушаясь никакими методами!» Подумал и добавил: «Однако оба — талантливые люди и как конструкторы — на своем месте».
Вот тут ему приспичило пройтись в уединенное местечко. Он подошел к двери, осторожно ее приоткрыл… Двое здоровенных парней в защитной форме и синих фуражках сидевших в коридоре резко оглянулись на тихий звук и синхронно поднялись со стульев. Ближний к двери спросил Сашу:
— Тебе чего? — И уточнил. — Чего надо?
— Мне в туалет…
Охранники переглянулись и первый коротко скомандовал:
— Пошли.
А второй, демонстративно расстегнул кобуру и предупредил:
— Смотри не вздумай удрать. Я стреляю без предупреждения и могу в подброшенный пятак попасть.
Белов-Ладыгин испытал странное двойственное ощущение. Та часть, которая была тринадцатилетним Сашей, очень испугалась. Аж до озноба по спине. Другая же его часть — шестидесятивосьмилетний Александр тихо улыбался про себя над пыжащимся, надутым словно индюк, охранником. Если учесть, что его никто не удосужился обыскать, и при нем был «браунинг»… Да он бы и без пистолета сактировал бы их легко и непринужденно. Они ж дурачки, не ожидают от мальчишки ничего страшного…
Туалет был чистеньким, но каким-то примитивным. Да и слишком далеко от столовой. А впрочем, у Сталина, наверное, есть свой, личный…
Он помыл руки в простом деревенском умывальнике со смешным литым петушком на крышке и оглянулся в поисках полотенца. Один из охранников — тот самый «грозный стрелок», открыл какую-то тумбочку и протянул ему холщовее серое полотенце. Спасибо, что хоть чистое…
Когда Саша уже входил обратно в кабинет, «попадающий в пятак» вдруг широко улыбнулся и спросил:
— Чайку хочешь? Товарищ Власик распорядился.
— Спасибо…
Он с удовольствием выпил чаю, съел два бутерброда с потрясающе вкусной колбасой, еще поработал, расписывая параметры известных ему установок нефтехимического производства, и вдруг… Он почувствовал, как у него слипаются глаза. Молодой растущий организм, который по воле нового хозяина пережил две бессонные ночи, настоятельно требовал отдать то, что ему положено. Он буквально вопил: «Восемь часов на сон! И сейчас же!»
Белов огляделся, перешел на кожаный диван стоявший в углу, свернулся калачиком и мгновенно заснул…

 

Губкин давно ушёл. И теперь в кабинете Сталина шло обсуждение стратегических планов развития СССР на ближайшее полугодие. Присутствовавшие говорили громко, иногда перебивая друг друга, горячо отстаивая свои интересы. Сталин слушал, иногда кивал, соглашаясь, иногда тщательно скрывал свое недовольство и несогласие, а вместе с тем все время напряжённо размышлял: что теперь делать с этим мальчишкой шестидесяти восьми лет отроду?
Парня конечно нужно держать рядом, причём так, чтобы не возникло никаких вопросов. Конечно, жаль, что Белов — не историк, но… уже немало. И очень важно. Делиться даже с соратниками, некоторыми данными он не собирался. Возможно лишь ближний круг особо доверенных людей, и то…
После совещания он ещё долго сидел размышляя пока сумбурный поток мыслей не прервали.
— Товарищ Сталин? — Это в кабинет просочился Власик. — Время ужинать…
— Да, — Сталин встал, одёрнул френч, пошёл вперёд, и вдруг дернулся назад. Вцепился в начальника охраны взглядом. — Мальчик… он все еще в кабинете?
— Так точно, товарищ Сталин! — Возбуждение вождя передалось и Власику. Он вытянулся во фрунт и даже каблуками щелкнул. — Товарищ Белов оставлен мною в кабинете, под охраной четверых самых надежных товарищей!
Сталин вздохнул, ссутулился. Хороший человек Николай Сидорович, хороший. Верный, преданный, исполнительный… И абсолютно несамостоятельный! Решения принимать может только по приказу…
— Вы его хоть покормили?
— Да, товарищ Сталин. Я лично принес ему с кухни нормальный обед: первое, второе, компот и два яблока. И… — Тут Власик несколько потупился. — Я еще приказал его сопровождать, если оправиться захочет. И чаю с пряниками и бутербродами, если мало будет…
Иосиф Виссарионович покачал головой, вздохнул. Мальчика держат как арестанта… Хотя, какой он мальчик: шестьдесят восемь лет! Больше, чем ему самому!
Он снова вздохнул и скомандовал:
— На дачу! И предупредите секретариат, что завтра меня не беспокоить. Только если война начнется, — и хмыкнул про себя: «Не начнется. Есть еще семь лет…»

 

Ворота распахнулись, и, прорезая ночь светом фар, на Ближнюю Дачу влетел фаэтон «Паккард Твелв» Сталину очень нравился этот автомобиль, напоминавший ему то авто, что было у него под Царицыным. Следом мчался закрытый «Кадиллак» с охраной.
Вихрем пролетев по коридорам, Сталин буквально подбежал к пустовавшему ранее кабинету. Охранники при виде вождя вскочили.
— Он там? Все нормально?
Охранники отрапортовали дуэтом:
— Он там, товарищ Сталин. Все нормально. Несколько часов тому назад выходил в туалет, потом чаю попил. С тех пор — все тихо.
Сталин распахнул дверь, ступая мягко, по-кошачьи, вошел и замер. Кабинет был пуст. Только на столе лежала большая стопа исписанных листов. На мгновение ему стало дурно…
— А где? — начал было вошедший следом Власик, но Иосиф Виссарионович уже нашел глазами спящего на диване мальчика.
Вождь тихо хмыкнул, улыбнулся, затем повернулся к начальнику охраны:
— Возьми-ка одеяло, и накрой его. Только осторожно, не разбуди…
— Будет сделано, товарищ Сталин — прошептал Власик.
Он аккуратно собрал все бумаги, и оба вышли из кабинета.
— Значит так, — Сталин закрыл дверь и говорил теперь не таясь. — Человека к нему в кабинет, лучше — женщину. Как только проснется — сразу же мне сообщить. Буду спать — будить.
Назад: 3
Дальше: 5

Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(812)454-88-83 Нажмите 1 спросить Вячеслава.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(812)454-88-83 Нажмите 1 спросить Вячеслава.