Что станет определяющим фактором в будущем Африки – оружие и взяточничество или мирное развитие и добросовестное управление? На этом огромном континенте встречается рост благосостояния и ужасная нищета, ответственные правительства и полнейшая беззаконность, пышные поля и леса и страны, страдающие от засухи. Один и тот же регион объединяет все эти крайности. Это наводит на мысль, которой мы и руководствовались в своей работе в Государственном департаменте: что можем мы сделать, чтобы поддержать тот огромный прогресс, который идет во многих странах Африки, и как помочь переломить ситуацию в тех странах, где по-прежнему царят нужда и хаос?

Наследие истории висит тяжким грузом и мешает осуществлению этих намерений. Многие проблемы и военные конфликты на континенте связаны с колониальной эпохой, когда были приняты решения провести границы без учета этнических, племенных или религиозных различий. Плохое управление и ошибочные экономические теории в постколониальный период усугубили раскол и способствовали расцвету коррупции. Лидеры повстанцев, как это часто бывает повсюду, умели воевать, но не умели управлять. Холодная война превратила значительную часть Африки в идеологическое, а иногда и настоящее поле битвы между прозападными силами и теми, кого поддерживал Советский Союз.

Проблемы континента по-прежнему стоят очень остро, в этом нет сомнений, но в XXI веке Африка стала проявляться и в другой своей ипостаси. В Африке, к югу от Сахары, находятся несколько стран с самыми быстро развивающимися экономиками в мире. С 2000 года объем торговли между Африкой и остальным миром увеличился в три раза. Частные иностранные инвестиции превысили официальную помощь и продолжают расти. В период с 2000 по 2010 год объем экспорта продукции Африки в Соединенные Штаты, не связанной с нефтедобычей и нефтепереработкой, вырос в четыре раза: с 1 миллиарда до 4 миллиардов долларов. Это и одежда, и изделия народного промысла из Танзании, и цветы в срезке из Кении, и ямс из Ганы, и элитные кожаные изделия из Эфиопии.

За тот же период снизился уровень детской смертности, а распространение начального образования увеличилось. Больше людей получили возможность пить чистую воду, меньшее количество погибло в кровопролитных конфликтах. В Африке теперь больше пользователей мобильных телефонов, чем в США или Европе. По прогнозам экономистов, потребительские расходы в Африке к югу от Сахары вырастут с 600 миллионов долларов в 2010 году до 1 триллиона долларов к 2020 году. Все это означает, что здесь можно создать другое будущее. И во многих странах такое будущее уже наступило.

Мы с президентом Обамой понимали, что, помогая Африке сделать выбор в пользу мирного развития вместо военных конфликтов, мы, скорее всего, не получим громкого признания за эту свою деятельность у себя в стране, но эта деятельность может принести большие выгоды для Соединенных Штатов в дальнейшем. С этой целью Обама совершил свою первую президентскую поездку в Африканский регион, расположенный к югу от Сахары, значительно раньше, чем другие американские президенты в течение своих сроков правления. Президент Обама поехал в Гану в июле 2009 года. В Аккре, в своей речи в парламенте, в которой он раскрыл новое видение американской поддержки демократии и расширения торговли в Африке, президент проникновенно сказал: «Африке не нужны отдельные сильные личности. Ей нужны сильные государственные институты». Он также признал, что исторически западные державы слишком часто рассматривали Африку в качестве источника ресурсов для себя или как объект благотворительности, нуждающейся в покровительстве. Президент сформулировал актуальную задачу и для африканцев, и для Запада: «Африка нуждается не в патронаже, а в партнерстве».

Несмотря на достигнутый прогресс, во многих африканских странах рабочие по-прежнему зарабатывали меньше доллара в день, родители в семьях умирали от таких заболеваний, которые легко поддаются профилактике, а дети получали образование с помощью оружия вместо книг, насилие над женщинами и девушками применялось как тактика ведения войны, а жадность и взяточничество были доминирующей валютой.

Администрации Обамы следовало строить свою деятельность в Африке на четырех основных направлениях: содействие развитию и повышению потенциала, стимулирование экономического роста, торговли и инвестиций, укрепление мира и безопасности и демократических институтов.

Наш подход резко отличался от подхода других стран. Китайские компании, многие из них государственные, стремясь удовлетворить огромный внутренний спрос на природные ресурсы, скупали концессии по разработке африканских рудников и вырубке лесов. Начиная с 2005 года объем их прямых инвестиций по всему континенту увеличился в тридцать раз. В 2009 году Китай стал крупнейшим торговым партнером Африки вместо Соединенных Штатов. Схема действий была четко отработана: китайские компании выходят на рынок и заключают выгодные контракты на добычу ресурсов, а затем отправляют их к себе в Азию. Взамен они строят какие-нибудь заметные инфраструктурные объекты, например футбольные стадионы и автострады (часто ведущие от шахты, находящейся в собственности Китая, до морского порта, также в собственности Китая). Китайцы даже построили крупное здание новой штаб-квартиры Африканского Союза в Аддис-Абебе, Эфиопия.

Нет никаких сомнений в том, что многие лидеры африканских стран поддержали эти проекты, которые помогают модернизировать инфраструктуру на континенте, где только 30 % дорог имеют твердое покрытие. Но для строительства этих объектов китайцы привозят собственную рабочую силу вместо того, чтобы нанимать местных рабочих, которым необходимы рабочие места и стабильные доходы. Они обращают мало внимания на проблемы здравоохранения и развития, которыми так озабочены западные страны и международные организации. Они также закрывают глаза на нарушения прав человека и антидемократическое поведение. Большая поддержка, которую Китай оказал режиму Омара аль-Башира в Судане, например, значительно снижает эффективность международных санкций и давления, что заставило некоторых активистов, обеспокоенных геноцидом в Дарфуре, призвать к бойкоту Олимпийских игр в Пекине в 2008 году.

Меня все больше и больше беспокоили негативные последствия иностранных инвестиций в Африке, и я часто поднимала этот вопрос в беседах с китайскими и африканскими лидерами. Когда я была с визитом в Замбии в 2011 году, один тележурналист спросил меня, каковы последствия такого рода инвестиций.

– На наш взгляд, в долгосрочной перспективе инвестиции в Африке должны быть направлены на устойчивое развитие и во благо африканского народа, – ответила я.

Мы находились тогда в построенном и оборудованном на деньги США педиатрическом медицинском центре, специализирующемся на лечении детей от ВИЧ/СПИДа. Я только что познакомилась с ВИЧ-инфицированной молодой матерью. Благодаря лечению, которое было проведено в этом центре, ее одиннадцатимесячная дочь не была ВИЧ-инфицирована. Для меня это явилось прекрасным примером того, какие инвестиции делает Америка на этом континенте. Мы сделали это, чтобы заработать деньги? Нет. Мы сделали это, потому что хотим, чтобы население Замбии было здоровым и процветающим, что в конечном счете будет в интересах Америки.

– Соединенные Штаты инвестируют в народ Замбии, не только в элиту, мы инвестируем в долгосрочной перспективе, – сказала я.

Журналист задал следующий вопрос, конкретно о Китае. Может ли экономическая и политическая система Китая служить моделью для африканских стран, спросил он, «в отличие от понятия добросовестного управления, которое навязывает Африке Запад, как представляется многим африканцам?». Я первой поаплодирую той работе, которая проделана Китаем в вопросе выведения миллионов людей из нищеты, но с точки зрения хорошего управления и демократии она оставляет желать лучшего.

Например, китайская политика невмешательства во внутренние дела страны означала игнорирование или соучастие в коррупции, которое стоило экономике африканских стран, по некоторым оценкам, 150 миллиардов долларов в год, отпугнув потенциальных инвесторов, задушив инновации и замедлив торговлю. Подотчетное, прозрачное и эффективное демократическое управление – намного лучшая модель. Но, отдавая должное китайцам, необходимо отметить: у них есть потенциал для выполнения больших проектов как у себя в стране, так и за рубежом. И если мы ставим своей целью превзойти их, создавая возможности для развития и снижая уровень коррупции, то мы должны были сделать больше в направлении повышения потенциала страны для достижения необходимых результатов.

О некоторых из этих проблем я уже говорила в своем выступлении в Сенегале летом 2012 года. Я подчеркнула, что Америка последовательно внедряет «модель устойчивого партнерства, которое добавляет стоимость, а не извлекает ее». Я надеялась, что африканские лидеры станут умными покупателями и будут в состоянии определить приоритетность долгосрочных потребностей их населения над краткосрочными преимуществами быстрого получения выгоды.

В большинстве стран Африки демократия преследуется. В период с 2005 по 2012 год число африканских стран к югу от Сахары, в которых существует выборная демократия, снизилось с двадцати четырех до девятнадцати. Этот показатель тем не менее был намного выше, чем в 1990-х годах, когда таких стран практически не было, но тенденция все же не обнадеживает. За годы моей работы в качестве госсекретаря мы стали свидетелями переворотов в Гвинее-Бисау, где законно избранный президент ни разу успешно не прослужил свой полный пятилетний срок, а также в Центрально-Африканской Республике, в Кот-д’Ивуаре, Мали и на Мадагаскаре.

Соединенные Штаты направляют значительные дипломатические усилия для разрешения этих кризисов. В июне 2011 года я посетила штаб-квартиру Африканского Союза в Эфиопии и обратилась с прямым призовом к политическим лидерам континента:

– Статус-кво нарушен, старые способы управления уже не приемлемы, настало время, когда лидеры должны управлять ответственно, относиться к своим народам с уважением, уважать их права и обеспечивать экономические возможности. И если они не будут поступать именно так, то им пора оставить свои посты в руководстве.

Я напомнила им про потрясения «арабской весны», которая смела застойные правительства по всему Ближнему Востоку и Северной Африке. Я заявила, что если не будут обеспечены позитивные подвижки и взгляд на будущее не изменится в лучшую сторону, то волны революций могут прокатиться также и по всей Африке к югу от Сахары.

К тому моменту, когда я посетила Сенегал, который традиционно рассматривался как образец африканской демократии, где еще ни разу не было военных переворотов, там как раз незадолго до этого произошел конституционный кризис. В 2011 году президент Абдулай Вад, восьмидесятипятилетний лидер страны, который болезненно воспринимал свое возможное отстранение от власти, предпринял попытку обойти конституционные ограничения и баллотироваться на третий срок, что вызвало широкие протесты.

Эта проблема хорошо известна в Африке: стареющие лидеры, особенно бывшие герои национально-освободительных движений, которые считали себя отцами своих народов, отказывались уходить на покой, когда подходил срок, и не позволяли своей стране двигаться вперед, в будущее, без них. Самый знаменитый пример – это Роберт Мугабе в Зимбабве, который цепляется за власть, в то время как его страна терпит ущерб.

Когда правитель Сенегала Вад решил остаться у власти, горстка музыкантов и молодых активистов помогла создать массовое движение одним простым лозунгом: «Нам надоело!» Джонни Карсон, помощник госсекретаря по африканским делам, пытался убедить Вада поставить благо страны на первое место, но этот руководитель не желал ничего слышать. Общественность Сенегала потребовала, чтобы президент страны уважал конституцию и ушел в отставку. Началась регистрация и подготовка избирателей. По улицам проходили марши студентов, провозглашая: «Бюллетень для голосования – вот мое оружие». Сенегальская армия, верная своей традиции, оставалась в стороне от политики.

На выборах в феврале 2012 года граждане выстраивались в длинные очереди, дожидаясь возможности проголосовать. Активисты присутствовали в качестве наблюдателей на более одиннадцати тысяч избирательных участков. О ходе подсчета голосов и о нарушениях они отправляли текстовые сообщения независимому пункту обмена информацией в Дакаре. Сенегальские женщины, которые руководили работой этого пункта, назвали его Ситуационной комнатой. В целом это была, пожалуй, самая сложная программа мониторинга выборов, которая когда-либо проходила в Африке. В конце дня Вад был побежден. Он наконец прислушался к воле избирателей. Состоялась мирная передача власти. Я позвонила вновь избранному президенту Маки Саллу, чтобы воздать ему должное за его победу, и сказала ему: «Мирная передача власти – это не только ваша личная победа. Это значительно больше. Это историческая победа для демократии». На следующий день после голосования Салл побывал в Ситуационной комнате, чтобы поблагодарить активистов, которые так много сделали, чтобы защитить конституцию Сенегала.

В августе того же года в своей речи в Дакаре я поздравила народ Сенегала и подчеркнула, что содействие демократическому прогрессу в Африке занимает центральное место в политике Америки:

– Я знаю, иногда приводят такой аргумент, что демократия – это привилегия богатых стран и что развивающиеся страны должны ставить экономический рост превыше всего, а о демократии беспокоиться попозже. Но это не урок истории. В долгосрочной перспективе невозможно провести эффективную либерализацию экономики без политической либерализации… Соединенные Штаты будут отстаивать демократию и всеобщие права человека, даже когда проще или выгоднее избирать иные пути, чтобы сохранить приток ресурсов. Не всякий партнер делает такой выбор, но мы делали и всегда будем делать именно такой выбор.

Как и в любой африканской стране, в Либерии постоянно идет противоборство между болезненным прошлым и многообещающим будущим, между вооружением или развитием.

Американцы часто беспокоятся о незримой позиционной войне, которая идет в Вашингтоне между партиями, и удивляются, почему наши избранные народом лидеры, похоже, никак не могут ужиться. Но наши распри в конгрессе меркнут по сравнению с боями, которые ведут между собой представители законодательной власти Либерии. Когда я побывала там в августе 2009 года, палата была полна законодателей, которые долгие годы буквально воевали одни против других с оружием в руках. Здесь была сенатор Джуэл Тейлор, бывшая жена бывшего либерийского диктатора Чарльза Тейлора, который находился в то время на скамье подсудимых в Гааге за военные преступления. Был также бывший военачальник, ставший сенатором, Адольф Доло, известный на поле боя как Генерал Арахисовое Масло (многие либерийские генералы носят яркие и необычные прозвища). Он вел свою избирательную кампанию под лозунгом «Пусть он намажет твой хлеб маслом». То, что они теперь, наконец, мирно заседали вместе как избранные народом представители нации, было трудно себе представить во время долгой и кровавой гражданской войны в Либерии. С 1989 по 2003 год около двухсот пятидесяти тысяч либерийцев были убиты, миллионы были вынуждены покинуть свои дома. История о том, как Либерии все-таки удалось оставить эту темную главу в истории, – это повествование, полное надежды, и свидетельство той роли, которую женщины могут (и часто должны) играть в установлении мира, латая разорванную ткань общества и сотрудничая ради лучшего будущего.

В 2003 году либерийские женщины стали говорить друг другу: «Довольно. Хватит». Активисты, такие как будущий лауреат Нобелевской премии мира Лейма Гбови, организовали движение для агитации за мир. В ту весну тысячи женщин из всех слоев общества, христианки и мусульманки, заполонили улицы, шли демонстрациями, пели и молились. Одетые во все белое, они сидели на рыбном рынке под палящим солнцем под плакатом, на котором было написано: «Женщины Либерии хотят мира немедленно». Военачальники пытались их игнорировать. Затем они попытались разогнать их. Но женщины не уходили. Наконец военачальники согласились начать мирные переговоры. Однако переговоры тянулись бесконечно, поэтому группа женщин приехала на мирную конференцию в соседнюю Гану и устроила там сидячую забастовку. Они взялись за руки и перекрыли все выходы и входы, двери и окна до тех пор, пока мужчины внутри не достигли соглашения. Эта история запечатлена в замечательном документальном фильме «Молитвой загоняю дьявола обратно в ад», который я очень рекомендую посмотреть.

Мирный договор был наконец подписан, и диктатор Чарльз Тейлор бежал. Но женщинам Либерии было не до отдыха. Они направили свою энергию на то, чтобы гарантировать, что мир будет прочным, и добиться конкретных результатов для своих семей, а для своего народа – примирения. В 2005 году они помогли избрать одну из своих представительниц, еще одного будущего лауреата Нобелевской премии, Эллен Джонсон-Серлиф, первой женщиной-президентом в Африке.

Как и Нельсон Мандела, президент Джонсон-Серлиф выросла в семье вождя, была его внучкой. В молодости она изучала в США экономику и государственное управление, получив в 1971 году диплом магистра государственного управления в Гарвардской школе имени Кеннеди. Ее карьера в политике Либерии похожа на выступление канатоходца. Она занимала должность помощника министра финансов, но бежала из страны в 1980 году, когда правительство было свергнуто в результате переворота. Поработав во Всемирном банке и в Ситибанке, она вернулась в 1985 году и баллотировалась на пост вице-президента. Однако вскоре она попала в тюрьму за критику репрессивного режима диктатора Сэмюэла Доу. В результате международных протестов против этого решения она была помилована, после этого продолжила участие в избирательной кампании и победила в ней, получив место в сенате. Однако она отказалась от него в знак протеста. Ее снова арестовали и заключили в тюрьму, после чего в 1986 году она эмигрировала в Соединенные Штаты. В 1997 году она вернулась и на этот раз баллотировалась на пост президента Либерии одновременно с Чарльзом Тейлором. На выборах она была второй и с большим отрывом по количеству голосов от лидера президентской гонки – и вновь была вынуждена эмигрировать. После того как в 2003 году окончилась гражданская война, а Тейлор ушел в отставку, Джонсон-Серлиф вернулась и наконец-то победила на выборах президента в 2005 году, а в 2011 году была переизбрана на второй срок.

Под руководством Джонсон-Серлиф страна начала восстанавливаться. Правительство приняло более ответственную налогово-бюджетную политику, стало бороться с коррупцией и за прозрачность деятельности властных структур. Либерия достигла успеха по вопросу списания части долга, провела земельную реформу и, несмотря на глобальный экономический кризис, добилась роста экономики. Вскоре в Либерии было организовано бесплатное и обязательное образование для детей младшего школьного возраста, включая девочек. Джонсон-Серлиф многое сделала для реформирования службы безопасности и организации такого правопорядка, которому граждане могли бы доверять.

К тому времени, когда я стояла на трибуне перед законодательным органом Либерии в 2009 году, я могла поздравить народ Либерии и заверила их, что, если они продолжали делать такие же успехи, их страна станет, возможно, «образцом не только для Африки, но и для остального мира».

В августе того же года я также побывала в Кении. Вместе с торговым представителем США Роном Кирком мы прилетели в Джомо Кениата, международный аэропорт Найроби, названный в честь основателя современной Кении. В день создания нового государства Кении, 12 декабря 1963 года, он произнес знаменитую речь, в которой прозвучало слово «харамби», что на суахили означает «все вместе», и обратился к независимым гражданам новой страны с призывом стать единым народом. Эта фраза все время вспоминалась мне по дороге из аэропорта в город. Вдоль шоссе стояли сотни маленьких семейных ферм, затем показались многоэтажные офисные здания центра Найроби.

Мы с Роном приехали туда, чтобы принять участие в ежегодном заседании, посвященном торговле и инвестициям, в рамках закона «Об обеспечении роста и расширении возможностей в Африке», который был подписан моим мужем в 2000 году для увеличения экспорта африканских стран в Соединенные Штаты. Объем нашего импорта нефти из Нигерии и Анголы составлял сотни тысяч баррелей в день, и мы направляли большие усилия на то, чтобы обеспечить усиление прозрачности и подотчетности доходов от поставок нефти. Однако мы также стремились содействовать и увеличению экспорта товаров, не связанных с нефтедобывающей промышленностью, особенно продукции малого и среднего бизнеса.

Коррупция является главным препятствием для роста в большинстве стран Африки. Вот почему, въезжая на территорию кампуса университета Найроби и увидев толпы студентов с приветственными транспарантами, на одном из которых было написано: «Внимание! Свободная от коррупции зона», я улыбнулась. В кампусе у нас прошла бурная дискуссия со студентами и активистами, модератором которой выступил американский журналист Фарид Закария.

В нашей дискуссии приняла участие Вангари Маатаи, лауреат Нобелевской премии мира из Кении, возглавившая общественное движение женщин из малообеспеченных семей, которые в ходе акций этого движения сажали деревья в различных странах Африки. Целью этого движения было оказание содействия восстановлению лесных массивов континента. Я поклонница и друг Вангари и была рада ее видеть, и я горевала, когда она преждевременно умерла в 2011 году. В какой-то момент дискуссии Закария попросил ее высказаться по поводу растущего влияния Китая и увеличения его инвестиций в Африке, заметив попутно, что именно она делала в прессе заявления о том, что Китай «готов делать бизнес, не обращая внимания на такие условности, как соблюдение прав человека». Отвечая ему, Вангари высказала мысль, которую невозможно забыть.

– Континент, на котором мы живем, невероятно богат. Африка – не бедный континент. На этом континенте есть все, что угодно. Похоже, боги были на нашей стороне, когда создавали мир, – сказала она под гром аплодисментов. – А нас тем не менее все еще причисляют к беднейшим народам планеты. Тут что-то не так.

Вангари призвала всех африканцев требовать от своих руководителей, а также от иностранных инвесторов и партнеров, которые хотят заниматься бизнесом в Африке, надлежащего управления и подотчетности.

Я была полностью с ней согласна и привела в пример Ботсвану как образец того, как правильно сделанный выбор может привести к хорошим результатам. В середине XX века эта страна, расположенная чуть севернее ЮАР и не имеющая выхода к морю, была одной из беднейших стран в мире. Когда в 1966 году она получила независимость от Великобритании, были заасфальтированы только порядка трех километров дорог в стране, на всю страну была лишь одна общественная средняя школа. В следующем году, с открытием крупных залежей алмазов, будущее страны изменилось навсегда. Новое правительство Ботсваны под руководством президента Серетсе Кхамы столкнулось с притоком нового богатства и мощных внешних сил, преследующих свои интересы.

В такой ситуации многие страны становятся жертвами «ресурсного проклятия» и растрачивают впустую свои потенциальные сверхдоходы из-за коррупции и плохого управления. Лидеры либо набивают свои карманы, либо гонятся за краткосрочной прибылью в ущерб долгосрочному устойчивому развитию. Иностранные правительства и корпорации пользуются слабостью национальных государственных институтов такой страны, и большая часть ее населения остается неимущей, как и прежде. Но в Ботсване было не так. Ее лидеры создали национальный целевой фонд, который инвестирует доходы от добычи алмазов в национальные инфраструктуры страны и повышение благосостояния ее народа. В результате Ботсвана процветает. Агентство США по международному развитию и Корпус мира получили возможность свернуть здесь свою деятельность и вернуться домой. Произошло надежное укрепление демократии, в стране регулярно проводятся свободные и честные выборы, хорошо обстоит дело и в сфере защиты прав человека. Страна может гордиться своей сетью автодорог, одной из лучших в Африке. Мы с Биллом имели возможность убедиться в этом лично, когда вместе побывали в Ботсване в 1998 году. Население страны почти поголовно охвачено всеобщим начальным образованием, имеет возможность получать чистую питьевую воду, показатель продолжительности жизни в Ботсване – один из самых высоких на континенте. Лидеры Ботсваны подтвердили свою приверженность следующим принципам: демократия, развитие, достоинство, дисциплина и распределение.

Если бы больше африканских стран последовали примеру Ботсваны, можно было бы окончательно преодолеть многие стоящие перед континентом проблемы. Я сказала собравшимся на дискуссию в Найроби:

– Впереди Африку ждут лучшие времена, если удастся комплексно решить вопрос использования природных ресурсов, а также вопросы о том, кто будет извлекать из этого выгоду и куда пойдут доходы от их использования.

После обсуждения еще многих вопросов о проблемах, стоящих перед народами Африки, Закария решил обратиться к более легкой теме. Пятью годами ранее один из членов городского совета одного из кенийских городов написал Биллу письмо, предлагая сорок коз и двадцать коров в обмен на руку и сердце нашей дочери. Когда я готовилась к визиту в Найроби, он привел местную прессу в ажиотаж, заявив, что его предложение остается по-прежнему в силе. К восторгу толпы, Закария захотел узнать, что я думаю об этом предложении. Я немного помолчала. Мне приходилось отвечать на самые разные вопросы во многих странах мира, но такой вопрос я слышала впервые.

– Что ж, моя дочь – самостоятельная личность. Она очень независима, – ответила я. – Я передам ей это любезное предложение.

Студенты засмеялись и зааплодировали.

Несмотря на доброжелательный настрой в этом зале, настроения снаружи были сложнее и неопределеннее. Взрыв насилия, который последовал за спорными выборами в декабре 2007 года, завершился заключением непростого союза между бывшими противниками, президентом Мваи Кибаки и премьер-министром Раилой Амоло Одингой (эта должность была только что создана). В состав их правительства вошли заместитель премьер-министра Ухуру Кениата, который впоследствии сам будет избран президентом, несмотря на предъявленное Международным уголовным судом обвинение в совершении насилия.

Президент Кибаки и премьер-министр Одинга пригласили весь свой кабинет собраться, чтобы провести встречу со мной, надеясь, что я сообщу им, что президент Обама намерен совершить визит в Кению в самое ближайшее время. Но я вместо этого вынуждена была сказать им, что и президент, и я очень были обеспокоены тем, как прошли выборы в Кении, политическим насилием и разгулом коррупции в стране, а также то, что президент ожидал от них большего. Мои комментарии вызвали оживленную дискуссию, и я выступила с предложением, чтобы США помогли Кении улучшить свою избирательную систему. Соединенные Штаты совместно с Великобританией предложили свою помощь в организации регистрации избирателей и проведении подсчета голосов избирателей в электронном виде, что смогло бы очень помочь стране на референдуме по принятию новой конституции Кении в 2010 году и в ходе президентских выборов 2013 года, в результате которых к власти пришел Кениата. Соединенные Штаты также активизировали поддержку кенийским вооруженным силам, которые вступили в борьбу против группировки «Аш-Шабаб» в Сомали, террористической группы, связанной с «Аль-каидой».

Кения является экономическим и стратегическим центром в Восточной Африке, поэтому все, что происходит в этой стране, имеет большое значение не только для народа Кении. Залогом стабильности и процветания для них было бы совершенствование государственного управления и развития экономики, а одним из ключевых приоритетов явилось бы повышение продуктивности сельского хозяйства. Вот почему я вместе с министром сельского хозяйства США Томом Уилсаком посетила кенийский Институт сельскохозяйственных исследований. Мы прошли по почвоведческим лабораториям и экспозициям, демонстрировавшим усовершенствования в сельскохозяйственном производстве, которые были осуществлены за счет средств американской помощи на цели развития. За три десятилетия экспорт сельскохозяйственной продукции снизился, несмотря на то что земледелие оставалось доминирующей формой занятости по всей Африке. Отсутствие дорог, недостаточность ирригации, нехватка складских помещений и неэффективность методов ведения сельского хозяйства, в том числе плохое качество семян и удобрений, – все это сводило на нет огромные усилия фермеров на полях и ставило под угрозу поставки продовольствия. До тех пор пока эта проблема не решена, ни Кения, ни Африка в целом никогда не смогут полностью реализовать свой экономический и социальный потенциал.

Уже не одно десятилетие американское правительство направляет большие объемы продовольственной помощи для борьбы с голодом в развивающихся странах Африки и по всему миру. Поставки бесплатного риса и пшеницы и других предметов первой необходимости помогли накормить голодающие семьи, но это также подрывало жизнеспособность сельскохозяйственного рынка коренного населения, поощряло его зависимость и не способствовало поиску эффективных путей решения проблем обеспечения продовольствием на национальной основе. Мы решили использовать новый подход, больше ориентированный на наращивание потенциала местных фермеров и обеспечение наличия инфраструктуры, необходимой для поставок их продукции потребителям. В результате была разработана программа, которую мы называли «Продовольствие во имя будущего». Позднее я побывала на местах успешной реализации таких программ в Танзании, где президент Джакайя Киквете оказывал большую поддержку этой деятельности, и в Малави, где президент Джойс Банда с особым вниманием относилась к повышению производительности сельского хозяйства в стране, придавая этому большую важность. На сегодняшний день в программе «Продовольствие во имя будущего» принимают участие уже более 9 миллионов семей, а программы обеспечения питанием охватили более 12 миллионов детей в возрасте до пяти лет. Я надеюсь, что мы доживем до того времени, когда африканские фермеры (большинство из которых составляют женщины) смогут производить достаточно, чтобы прокормить весь континент, а излишки направлять на экспорт.

Наряду со значительным прогрессом в Африке по-прежнему есть множество стран, которые становятся предостерегающим примером того, как ситуация может начать скатываться к хаосу и конфликтам. И во всем мире, вероятно, нет более мрачного места, чем восточные районы Конго.

В мае 2009 года сенатор Барбара Боксер, давний защитник прав женщин, вела слушание сенатского Комитета по иностранным делам о насилии в отношении женщин в зонах боевых действий. Она сосредоточила основное внимание на положении дел в Демократической Республике Конго (ДРК), где уже много лет продолжается гражданская война. Обе воюющих стороны используют насилие над женщинами как способ доминирования в обществе и получения тактического преимущества. За пятнадцать лет ведения боевых действий погибло не меньше 5 миллионов человек, покинули свои дома миллионы беженцев, дестабилизировав ситуацию в районе Великих озер в Центральной Африке. Находящийся на востоке страны город Гома, который наводнили беженцы, получил печальную известность как мировая столица изнасилований. Об изнасиловании делают заявления примерно тридцать шесть женщин в день, 1100 в месяц, и трудно сказать, сколько пострадавших не сообщают о совершенном над ними насилии.

По итогам слушаний сенатор Боксер и двое ее коллег, Расс Файнгольд и Жанна Шахин, направили мне письмо с целым рядом предложений, какие меры могут предпринять Соединенные Штаты, чтобы занять более ответственную позицию в отношении ДРК. Меня ужаснули сообщения, поступающие из Гома. Кроме того, более широкомасштабные стратегические задачи также требовали моего внимания, поэтому я спросила мнение Джонни Карсона, может ли мой личный визит способствовать достижению ощутимых перемен в бедственном положении женщин в Гома.

Он считал, что поездка имела бы смысл, если бы мне удастся убедить президента Конго Жозефа Кабилу, уже давно возглавлявшего боевые действия в стране, принять помощь, чтобы пресечь насилие над женщинами. Это был бы лучший способ, плюс ко всему, привлечь внимание всего мира к этой проблеме и стимулировать более активный отклик со стороны международных учреждений и организаций по оказанию помощи. Поэтому мы решили, что мне нужно ехать.

В августе 2009 года я приземлилась в Киншасе, постоянно растущей вширь столице ДРК, расположенной на реке Конго. Звезда Национальной баскетбольной ассоциации Дикембе Мутомбо, возвышаясь надо мной, сопровождал меня во время моего посещения детской палаты больницы имени Биамба Мари Мутомбо. Эту больницу он выстроил и оборудовал за свой счет, назвав в честь своей покойной матери.

На встрече с общественностью в школе Сент-Джозеф я почувствовала, что молодежь Киншасы испытывает угрюмую безнадежность. И у них были все основания испытывать обреченность. Правительство было безответственным и коррумпированным, дорог практически не было или по ним почти невозможно было проехать, остро не хватало больниц и школ. Многие годы богатые ресурсы их страны расхищались, сначала бельгийцами, затем печально знаменитым диктатором Мобуту (который, к сожалению, получил большую выгоду, манипулируя американской помощью), а затем всеми последующими правителями.

В аудитории было жарко и душно, что лишь усугубляло мрачный настрой. Встал молодой человек и задал вопрос о вызывающем большие нарекания китайском кредите, взятом правительством ДРК. Он нервничал и чуть заикался, и в переводе, который я услышала, его вопрос был таким: «Что думает об этом господин Клинтон, насколько об этом может сообщить госпожа Клинтон?» Получалось, что он хотел спросить меня о том, что думает мой муж, а не о том, что думаю я. В стране, где слишком многие женщины подвергаются насилию и не имеют никаких прав, этот вопрос взбесил меня.

– Погодите, так вы хотите, чтобы я сказала, что думает мой муж? – резко ответила я. – Мой муж не является госсекретарем. Госсекретарь – это я. Вот спросите, каково мое мнение, я его и выскажу. А передавать вам мнение своего мужа я не собираюсь.

Модератор быстро перевел дискуссию на другую тему.

В конце мероприятия этот молодой человек подошел ко мне и извинился. Он сказал, что хотел спросить о том, что думает президент Обама, а не президент Клинтон и что перевод был искажен. Я пожалела, что резко ответила ему, не в последнюю очередь и потому, что этот момент широко отразился в заголовках газет и заслонил собой то, что я стремилась донести в первую очередь, – о необходимости совершенствования управления и обеспечения защиты женщин в Конго.

На следующий день я покинула Киншасу на транспортном самолете ООН и направилась на восток в город Гома, который располагался более чем в трех часах полета. По прилете туда я сначала встретилась с президентом Кабилой. Встреча проходила в шатре позади губернаторского дома на берегу озера Киву.

Кабила был рассеян и с трудом сосредоточивал внимание на теме нашего разговора. Казалось, его одолевают заботы о многочисленных проблемах его страны. Но важнее всего было придумать, как платить военным, находившимся на службе у государства. Не имея должной дисциплины и не получая свое жалованье, они становились такой же угрозой для населения региона, как и повстанцы, которые нападали из джунглей. Выделить необходимую сумму денег в Киншасе было недостаточно. К тому времени, когда она доходила до низов, просачиваясь от старших по званию к младшим, почти все оседало в карманах коррумпированных старших офицеров, а рядовому и сержантскому составу уже ничего не оставалось. Я предложила помочь его правительству создать систему мобильного банкинга, чтобы было легче напрямую переводить деньги на личный счет каждого солдата. Кабила был поражен возможностями этой технологии и согласился. К 2013 году систему мобильного банкинга здесь с радостью воспринимали как «настоящее чудо», но проблема коррупции стояла по-прежнему остро.

После встречи с Кабилой я направилась в лагерь Мугунга, где были размещены жители ДРК, вынужденные покинуть свои дома, беженцы в своей собственной стране. Длящаяся более десяти лет война опустошила города и деревни, и люди покидали свои дома и целыми семьями искали где-нибудь укрытия, хотя бы относительно безопасного. Однако, как это часто бывает в ситуациях, связанных с появлением беженцев, в этом лагере и других подобных лагерях было множество проблем. Постоянно не хватало питьевой воды, средств личной гигиены и поддержания общей чистоты и других предметов первой необходимости. Персонал службы безопасности уже полгода не получал жалованья. Быстро распространялись болезни, люди голодали.

Для начала я встретилась с социальными работниками, чтобы получше узнать, как им живется в лагере. Затем два конголезца, мужчина и женщина, которых мне представили как «избранных населением лагеря лидеров», провели меня по длинным рядам палаток, небольшому рынку и поликлинике. И я вновь поняла, почему в последнее время с таким неприятием отношусь ко многим лагерям беженцев. Я осознаю, что предоставить людям временный кров в ходе конфликта или после бедствия необходимо, но слишком часто лагеря превращаются в почти постоянное место проживания, по существу, в места заключения, где царят болезни, нищета и безысходность.

Я спросила у женщины, которая сопровождала меня по лагерю, в чем люди нуждались больше всего.

– Ну, мы бы хотели, чтобы наши дети ходили в школу, – ответила она.

– Как? – потрясенная, спросила я. – Здесь нет школы? А как давно вы здесь?

– Почти год, – сказала она.

Это просто поразило меня. Чем больше я узнавала, тем больше вопросов у меня возникало: почему, когда женщины идут за дровами и водой, их насилуют? Почему не организовать, чтобы мужчины в лагере сопровождали и охраняли женщин в это время? Почему младенцы умирают от диареи, когда в наличии все необходимые медикаменты, чтобы это предотвратить? Почему страны-спонсоры не могут лучше поставить дело и провести обучение и обмен имеющимся опытом организации подобной деятельности в других странах по оказанию помощи беженцам из других государств и гражданам, вынужденным в своей стране искать другое убежище?

Жители лагеря, в своих ярких, красочных одеяниях, энергичные и нисколько не утратившие присутствия духа, толпились вокруг, куда бы я ни шла, махали мне, улыбались и выкрикивали свои комментарии. Сила их стойкости перед лицом такой боли и разрухи была поистине вдохновляющей. Сотрудники неправительственных организаций, врачи, консультанты и представители ООН делали все, что было возможно, в невероятно трудных условиях. Они ежедневно трудились, врачуя израненные тела и души женщин, которые подверглись насилию, зачастую групповому и такому бесчеловечному, что после этого они не могли больше ни рожать детей, ни работать, ни даже ходить. Несмотря на мое критическое отношение к условиям содержания в лагере, я восхищалась примерами стойкости, которые там увидела.

Из лагеря я направилась в больницу для лечения жертв сексуального насилия Альянса за здоровье и окружающую среду Африки. Там, в небольшой комнате, я разговаривала с двумя женщинами, которые поведали мне душераздирающие истории пережитого ими жестокого сексуального насилия, после чего они страдали от ужасных физических и психических травм.

Во время этой поездки мне довелось увидеть самые ужасные проявления человеческой натуры, но наряду с этим я увидела и лучшие ее проявления, особенно среди тех женщин, которые, оправившись от изнасилований и избиений, пошли обратно в лес, чтобы спасти других женщин, которые остались там, умирающие. Во время этого визита в ДРК я услышала старую африканскую пословицу: «Как бы долго ни длилась ночь, день обязательно наступит». Эти люди сделали все возможное, чтобы приблизить наступление дня, и мне хотелось сделать все от меня зависящее, чтобы помочь им.

Я объявила, что на борьбу с сексуальным насилием в Демократической Республике Конго Соединенные Штаты выделяют более 17 миллионов долларов. На эти деньги должно быть осуществлено финансирование оказания медицинской помощи, а также консультирование, экономическое содействие и правовая поддержка жертв насилия. Около 3 миллионов долларов будет направлено на подбор кадров и подготовку сотрудников полиции по защите женщин и девочек, проведение расследований случаев сексуального насилия, а также командирование группы технических экспертов для того, чтобы обучить женщин и социальных работников использованию сотовых телефонов для фиксирования улик и сообщения о насилии.

В Америке в это время велась работа по подготовке законодательной базы, направленной против добычи и продажи «конфликтных полезных ископаемых», средства от которых шли на финансирование боевиков, участвующих в различных военных конфликтах. Некоторые из этих минералов в конечном счете использовались для производства высокотехнологичных потребительских товаров, в том числе мобильных телефонов.

В конце сентября 2009 года, чуть больше месяца после моей поездки в Гома, я в качестве председателя проводила заседание Совета Безопасности Организации Объединенных Наций, посвященное женщинам, миру и безопасности. Я выступила с предложением сделать защиту женщин и детей от разгула сексуального насилия, подобного тому, свидетелем которого я стала в Конго, приоритетом для миротворческих миссий ООН по всему миру. Все пятнадцать членов Совета согласились. Это не решит проблему в одночасье, но начало было положено.

Еще одна страна, которая воплощала собой надежды на будущее, но, похоже, оказалась под грузом своего тяжелого прошлого и настоящего, – это Южный Судан. Это самая молодая страна в мире, которая завоевала свою независимость от Судана в июле 2011 года, после десятилетий борьбы и вооруженных конфликтов. Однако, когда я побывала там в августе 2012 года, Южный Судан и Судан вновь вступили в конфликт, ведущий к человеческим жертвам.

С середины XX века Судан раздирали религиозные, этнические и политические разногласия. Начиная с 2000 года геноцид в провинции Дарфур и ожесточенные бои за землю и ресурсы между арабским Севером и христианским Югом унесли более 2,5 миллиона жизней. Гражданские лица подвергались неописуемым зверствам, а множество беженцев искали спасения в соседних странах. В 2005 году было наконец подписано Соглашение о всеобщем мире. В него был включен и пункт, согласно которому Юг Судана имел право провести референдум о независимости. Однако в 2010 году переговоры были прерваны и подготовка к референдуму зашла в тупик. Казалось, что условия мирного договора так и не будут выполнены, а открытый конфликт готов был вот-вот разгореться вновь. При большой поддержке со стороны США, Африканского Союза и других членов международного сообщества обе противоборствующих стороны удержались на грани и не дошли до развязывания полномасштабного конфликта. В январе 2011 года состоялось голосование по вопросу о независимости Южного Судана, который в июле стал пятьдесят четвертой независимой страной в Африке.

К сожалению, мирное соглашение 2005 года оставило нерешенными несколько важных вопросов. Обе стороны претендовали на определенные приграничные территории и были готовы занять их силой. Еще более важным был вопрос о нефти. По причуде природы Южный Судан располагает большими запасами нефти, в то время как собственно Судан их не имеет. При этом Южный Судан не имеет выхода к морю и не располагает нефтеперерабатывающими предприятиями и нефтеналивными судами, которые есть на севере. Это означало, что два непримиримых соперника остро нуждались один в другом, запутавшись во взаимозависимых, но неналаженных отношениях.

Суданское правительство в Хартуме, которое до сих пор болезненно переживает потери своих южных владений, потребовало от Южного Судана заоблачные суммы за переработку и транспортировку его нефти, а получив отказ от оплаты, конфисковало сырую нефть, предназначенную для переработки. В январе 2012 года Южный Судан принял ответные меры и свернул все производство в целом. В течение месяца обе стороны стояли на своем. Обе экономики, и без того хрупкие, начали разрушаться. Резко подскочил уровень инфляции. Миллионы семей стали испытывать нехватку продовольствия. Армии пришли в готовность возобновить боевые действия, а на богатых нефтью приграничных территориях начались столкновения. Это было похоже на сценарий взаимоотношений, при котором обе стороны оказываются в проигрыше.

Поэтому в августе я полетела в Джубу, столицу нового государства Южный Судан, чтобы попытаться достичь соглашения между сторонами. Для прекращения гражданской войны и содействия рождению новой нации потребовались годы терпеливой дипломатии, и мы не могли позволить, чтобы все эти достижения были теперь разрушены. Более того, прилагая огромные усилия по всему миру, направленные на то, чтобы убедить нуждающиеся в энергоносителях страны сократить потребление иранской нефти и перейти на поставки от новых источников, мы не могли себе позволить спокойно наблюдать за тем, как суданская нефть уходит с мирового рынка.

Однако новый президент Южного Судана Салва Киир не желал изменять свою позицию ни на йоту. Я слушала, как он излагал различные причины, почему Южный Судан не может идти на компромисс с Севером по вопросу о нефти. За всеми аргументами о ценообразовании и нефтепереработке стояла простая человеческая реальность: эти покрытые боевыми шрамами борцы за свободу не могли заставить себя отойти от ужасов прошлого, даже если это означало, что новое государство будет совершенно лишено столь необходимых для благополучия ресурсов. Когда президент замолчал, я решила попробовать применить иную тактику. Я достала экземпляр «Нью-Йорк таймс», вышедший пару дней назад, развернула его на колонке комментатора и передала его через стол.

– Прежде чем мы продолжим, я бы хотела, чтобы вы прочитали вот это, – сказал я ему.

Президент Киир заинтересовался. Это было необычно для дипломатических встреч на высоком уровне. Как только он начал читать, его глаза раскрылись от удивления. Показывая на строчку с именем автора статьи, он сказал:

– Мы с ним вместе воевали.

– Да, – ответила я, – но теперь он мирный человек. И он помнит, что вы вместе сражались за свободу и честь, а не за нефть.

Епископ Элиас Табан – это один из самых замечательных людей, которых я когда-либо встречала. Он родился в 1955 году в городе Йеи в Южном Судане, когда страна еще находилась под британским колониальным господством. В тот же день войска с Севера убили десятки людей в этом городе, а мать Элиаса со своим истошно кричащим новорожденным младенцем укрылась в джунглях. Ему только что перерезали пуповину, и она еще кровоточила, поэтому его мать останавливала кровотечение перетертыми листьями. Они прятались в течение трех дней и только потом отважились вернуться домой. Когда он подрос, Элиас не раз становился участником боев бесконечной гражданской войны. В возрасте двенадцати лет он стал солдатом вместе со своим отцом. В конце концов старшему Табану удалось довести Элиаса до границы с Угандой, где отец велел ему бежать на другую сторону границы. Там его обнаружили представители сил ООН по оказанию чрезвычайной помощи.

В 1978 году Элиас вернулся в Южный Судан и поселился в Джубе. Он встретил группу евангелистов из Кении и почувствовал потребность стать священником. У него есть диплом по гражданскому строительству и теологии, он говорит по-английски, по-арабски, на языке нгала, бари и суахили. Когда в 1980-х годах снова вспыхнула война, епископ Табан и его жена, Эннгрейс, вступили в ряды народно-освободительного движения Судана и боролись за независимость Южного Судана. После заключения мирного соглашения в 2005 году он посвятил себя делу примирения и устойчивого развития страны. Он и его последователи строили школы, приюты, больницы и колодцы.

В июле 2012 года, возмущенный продолжающимся конфликтом между Севером и Югом, епископ Табан опубликовал призыв к заключению мира. Его статья в колонке комментатора произвела на меня большое впечатление. «Обязательно должен наступить момент, – писал он, – когда мы посмотрим вперед и признаем необходимость прекратить борьбу из-за прошлых обид, чтобы можно было построить новое будущее». Это один из самых трудных уроков для людей на любом уровне, личном и политическом, но его чрезвычайно важно усвоить в современном мире, где еще так много стран отброшены назад в своем развитии в результате старой вражды и конфликтов.

Я наблюдала, как президент Киир читал статью своего старого товарища по оружию, и его непримиримость, казалось, стала смягчаться. Похоже, теперь можно было перейти к делу. Я постоянно обращала внимание президента на то, что «малая толика чего-то лучше, чем малая толика ничего». Наконец президент Киир согласился возобновить переговоры с Севером, чтобы попытаться найти компромисс по ценообразованию в области нефтепереработки. Глубокой ночью, в 2 часа 45 минут следующих суток, после длительных и изматывающих переговоров, проходивших в Эфиопии, стороны пришли к соглашению о том, что нефть можно снова начать поставлять для переработки.

Это был шаг в правильном направлении, но еще не конец истории. Продолжала сохраняться напряженность между соседними странами, а также в самом Южном Судане. В конце 2013 года в результате племенных разногласий и личных междоусобиц вновь возник очаг военного конфликта, который угрожал целостности страны. По состоянию на 2014 год будущее самой молодой страны Африки полно неопределенности.

Прежде чем покинуть Джубу тем августом, я попросила организовать для меня встречу с епископом Табаном, чтобы я могла лично поблагодарить его за столь значимые слова. Когда он и его жена пришли в посольство США, они показались мне еще более динамичными и вдохновляющими, чем я ожидала. Их очень порадовал мой рассказ о том, как я показывала статью Элиаса в президентском дворце.

В сентябре 2013 года мне выпала честь пригласить епископа Табана принять участие во встрече Глобальной инициативы Клинтона в Нью-Йорке. На этом мероприятии я вручила ему премию «Гражданин мира» за его миротворческие усилия. Он сказал присутствующим в зале, что американское содействие в решении спора о нефти было «ответом на молитвы» и что, несмотря на множество еще нерешенных проблем в его стране, хрупкий мир сохраняется. Затем он указал на восьмимесячного ребенка, сидящего на руках своей жены. Мальчика обнаружили в джунглях возле города Йеи в феврале. Из полиции позвонили епископу Табану и Эннгрейс с просьбой о помощи. После некоторых душевных терзаний Эннгрейс сказала: «Если это божий промысел, то у нас нет выбора. Пусть принесут ребенка». Полицейские облегченно вздохнули, а потом вдруг сказали: «Епископ, погодите минутку. У него пуповина не перевязана. Нам нужно срочно ехать в больницу и сделать все как следует». Епископ и его жена восприняли это как отражение истории его собственного рождения, как знак, и забрали маленького Джона домой, где он теперь живет вместе с четырьмя другими приемными детьми в стране, которая тоже по-прежнему пытается преодолеть тяжкий этап своего рождения.

Десятилетиями Сомали была одной из беднейших, наиболее пострадавших от войны стран мира, классическим примером государства, которое так и не смогло состояться. Непрерывные конфликты между соперничающими военачальниками и экстремистами, длительная засуха, массовый голод и периодические вспышки болезней привели к тому, что примерно 40 % населения нуждались в экстренной гуманитарной помощи. У американцев название Сомали вызывает в памяти болезненные воспоминания о многострадальной гуманитарной миссии ООН, инициированной президентом Джорджем Бушем в конце 1992 года. Миссия была призвана обеспечить доставку продовольственной помощи напрямую голодающим сомалийцам, не привлекая к этому конфликтующих военных. Когда мой муж стал президентом, он продолжил эту миссию. Трагический инцидент в Могадишо, «падение „Черного ястреба“», в котором погибли восемнадцать американских солдат, стал непреходящим символом того, какую опасность несет Америке участие в конфликтах в горячих точках мира. Билл вывел наши войска из Сомали. Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, но все это время Соединенные Штаты не были склонны использовать свои войска в Африке, хотя мы по-прежнему активно продолжали там свою политическую и гуманитарную деятельность.

Однако к 2009 году проблемы Сомали стали слишком значительными, и США не могли оставаться в стороне. Экстремистская группировка «Аш-Шабаб», которая имела связи с «Аль-каидой», представляла собой растущую угрозу для всего региона. Террористические атаки 11 сентября 2001 года научили нас, что несостоявшиеся государства могут стать плацдармом для нанесения ударов далеко за пределами своих границ. Пираты, базирующиеся в Сомали, также представляли собой растущую угрозу для международного судоходства в Аденском заливе и Индийском океане. Это еще раз доказал захват судна «Маерск Алабама», совершенный в апреле 2009 года. История этого захвата была показана в 2013 году в фильме «Капитан Филлипс». В связи с этим Соединенные Штаты и международное сообщество в высшей степени заинтересованы в том, чтобы остановить скатывание Сомали в пропасть небытия и помочь созданию какого-то подобия порядка и стабильности на Африканском Роге. Здесь ответ на вопрос «Вооружение или развитие?» имел важные последствия для нашей собственной национальной безопасности.

В весенне-летний период 2009 года группировка «Аш-Шабаб» перешла в наступление и получила подавляющее превосходство над вооруженными силами слабого переходного правительства Сомали в столице Могадишо, поэтому Африканский Союз ввел свои подразделения, чтобы обеспечить его защиту. Экстремисты находились уже в нескольких городских кварталах от президентского дворца. Я сказала Джонни Карсону: «Мы не можем допустить, чтобы правительство Сомали пало, и не можем позволить, чтобы „Аш-Шабаб“ победил». Позже Джонни говорил мне, что в ту ночь он лежал без сна, ломая голову над тем, что можно предпринять, чтобы быстро и эффективно предотвратить победу террористов. Самое главное было добыть для правительства деньги для оплаты своей армии и на закупку боеприпасов, чтобы отбить атаки экстремистов. Я просила Джонни придумать, как предоставить то, что необходимо, осажденным сомалийским войскам. За это лето Джонни нашел, как можно было доставить необходимые средства, и нанял бухгалтеров, чтобы отследить прохождение средств. Государственный департамент также сделал заказ одному из подрядчиков на поставку несколькими грузовыми самолетами стрелкового оружия и боеприпасов из Уганды. Это было не так много, но такой поддержки оказалось достаточно для осажденных сомалийских войск для того, чтобы противостоять группировке «Аш-Шабаб» и отбросить ее.

В августе я решила встретиться с президентом переходного правительства Сомали Шейхом Шарифом Ахмедом. Он вылетел в Найроби, чтобы провести со мной встречу в посольстве США. Шейх Шариф был глубоко религиозным исламским ученым. Он провел не увенчавшуюся успехом кампанию, целью которой было заменить светское правительство системой религиозных судов (наряду с этим он добился признания необходимости переговоров об освобождении похищенных детей). Проиграв в этой кампании, он выиграл президентскую и на данный момент, похоже, ставит своей главной целью защиту шаткой демократии в Сомали и улучшение жизни ее народа. Правда, это вряд ли имело большое значение, если бы группировка «Аш-Шабаб» нанесла поражение его правительству.

Моложавый сорокапятилетний Шейх Шариф показался мне умным и откровенным человеком. На нем была белая исламская шапка для совершения намаза и синий деловой костюм, на лацкане которого был приколот значок, изображающий флаги Сомали и США. Я подумала, что это точно подмеченное изображение того хрупкого равновесия, которого он пытался достичь. В нашем разговоре он искренне говорил об огромных проблемах, с которыми сталкивается его страна и нестабильное государство. Я сказала ему, что Соединенные Штаты будут готовы продолжать направлять миллионы долларов военной помощи его измотанным вооруженным силам, активизировать их обучение и оказывать другую поддержку. Но взамен от его правительства требовалось приступить к созданию всеобъемлющей демократии, которая охватила бы всю страну. Для этого требовалась немалая политическая воля, в том числе от самого Шейха Шарифа.

Пока мы разговаривали, я спрашивала себя: пожмет ли он мне руку? Этот вопрос я не часто вынуждена была себе задавать, будучи главой дипломатического ведомства одной из самых влиятельных стран на земле, несмотря на то что сексизм все еще процветает во многих странах мира. Даже в самых консервативных странах, где женщины редко общаются с мужчинами за пределами своей семьи, ко мне почти всегда проявляли должное почтение. Но не рискует ли этот консервативный исламский ученый оттолкнуть от себя своих сторонников, публично пожимая руку женщине, пусть даже она и является государственным секретарем США?

Закончив беседу, мы вышли наружу и провели совместную пресс-конференцию. Я высказала убеждение, что правительство Шейха Шарифа олицетворяет собой «лучшие надежды, которые мы уже долгое время лелеяли» о будущем Сомали. (В частном порядке я сказала Джонни, что мы собираемся удвоить наши усилия, чтобы помочь стране вернуться на правильный путь.) Когда мы прощались, к моей радости, Шейх Шариф схватил меня за руку и восторженно встряхнул ее. Сомалийский журналист в толпе выкрикнул вопрос, не является ли такой жест нарушением исламских законов. Шейх Шариф просто отмахнулся от него и продолжал улыбаться.

В течение 2009 года администрация Обамы усилила поддержку переходного правительства и союзных сил Африканского Союза. Почти 10 миллионов долларов адресной помощи смогли кардинально изменить ход событий не в пользу «Аш-Шабаб». Госдепартамент и Пентагон совместными усилиями активизировали подготовку тысячи сомалийских военнослужащих в Уганде и направляли их в Могадишо, обеспечив продовольствием, палатками, бензином и прочими предметами первой необходимости. Мы также расширили обучение и оказание содействия африканским миротворцам, которые сражались бок о бок с сомалийскими войсками. Мы направляли самолеты подкрепления напрямую из Уганды, Бурунди, Джибути, Кении и Сьерра-Леоне.

Для борьбы с пиратством мы создали рабочую группу с участием министерства обороны и других ведомств и совместно с нашими союзниками и партнерами по всему миру сделали многое для создания международных военно-морских сил для ведения патрулирования в наиболее опасных водах. К этой акции присоединился даже Китай, который, как правило, неохотно принимает участие в подобных мероприятиях. К 2011 году пиратские нападения у берегов Африканского Рога сократились на 75 %.

Чтобы поддержать по-прежнему относительно слабое переходное правительство, мы внедрили в состав аппарата технических консультантов, в задачи которых входило наблюдение за распределением усиленной экономической помощи в целях развития. В конце концов в Могадишо снова зажегся свет, опять стали убирать улицы. Наша экстренная гуманитарная помощь помогла сохранить жизнь голодающим сомалийцам и дала людям надежду и силу, необходимую для того, чтобы отбить наступление экстремистских повстанцев и начать восстанавливать свою страну.

Для выработки плана действий на будущее мы развернули дипломатическое наступление с целью объединить восточноафриканских соседей Сомали и международное сообщество в поддержку единой «дорожной карты» для политического примирения и создания постоянного демократического правительства, в котором были бы представлены все кланы и регионы страны. («Переходное» правительство оставалось у власти в течение многих лет, поскольку признаков прогресса было немного.)

В последующие годы Сомали пережила несколько кризисов и достигла незначительного прогресса в укреплении демократических институтов и реализации международной «дорожной карты». Бывали времена, когда казалось, что этот процесс совершенно заглох, а группировка «Аш-Шабаб» оправилась от поражения и достигла тактических успехов на поле боя. Экстремисты продолжали совершать террористические акты, в том числе теракт в Могадишо в октябре 2011 года, когда погибло более семидесяти человек. Многие из них были молодыми студентами, стоявшими в очереди, чтобы получить результаты теста. Но в сентябре 2011 года руководители всех фракций политического спектра Сомали обязались придерживаться «дорожной карты», доработать новую конституцию и к середине 2012 года избрать новое правительство. За короткий промежуток времени предстояло сделать очень многое, но, по крайней мере, был составлен план и были приняты обязательства.

В августе 2012 года, всего за несколько недель до того, как в Сомали должны были пройти выборы, в результате которых власть должна была быть передана новым руководителям, я в очередной раз встретилась с Шейхом Шарифом в Найроби. К нам присоединились и другие лидеры различных кланов и группировок Сомали. Я воздала должное за достигнутый ими прогресс, но подчеркнула, как было важно, чтобы выборы и передача власти прошли в мирной обстановке. Это должно было стать мощным сигналом о том, что Сомали находится на пути к миру и демократии.

В сентябре президентом нового, постоянного правительства Сомали был избран Хасан Шейх Мохаммед. Шейх Шариф был вторым на президентских выборах с большим отставанием в количестве голосов и, что не может не вызывать восхищения, достойно покинул свой пост.

Наша дипломатическая работа по поддержке Сомали и координирование военной кампании против «Аш-Шабаб» также обеспечила дополнительные преимущества в регионе. Это помогло нам развивать более тесные связи с восточноафриканскими партнерами и укреплять потенциал Африканского Союза, чтобы он мог играть ведущую роль, предлагая африканские решения африканских проблем.

В августе 2012 года я побывала на военной базе Касеньи, недалеко от озера Виктория в Уганде, и поговорила там с американскими военными, которые занимались подготовкой и обучением, а также обеспечением африканских военных. Они показали мне небольшие беспилотные разведывательные летательные аппараты «Рейвен», которые помогали войскам Африканского Союза отслеживать перемещения боевиков «Аш-Шабаб». Беспилотники были похожи на детские модели самолетов, а когда я взяла один такой в руки, он оказался на удивление легким. Тем не менее на нем были установлены современные сложные камеры, и угандийцы были рады иметь такие аппараты в своем распоряжении.

Я была довольна, что американские инновации вносят свой вклад в эту важную борьбу. Я также сказала американским и угандийским военным, что надеюсь, что это поможет нам поскорее схватить небезызвестного военачальника Джозефа Кони. Он и его безжалостная группировка «Армия сопротивления господа» (АСГ) уже многие годы сеяли хаос по всей Центральной Африке. Джозеф Кони занимался похищением детей, продавая девочек в сексуальное рабство, а мальчиков принуждая становиться солдатами его повстанческой армии. Его кровавые преступления заставили обратиться в бегство десятки тысяч африканцев и жить бесчисленное множество людей в вечном страхе. Злодеяния Кони приобрели печальную известность во всем мире, когда в 2012 году им был посвящен документальный фильм, который стал сенсацией в Интернете. Меня уже давно приводили в негодование и ярость деяния этого монстра в отношении детей в Центральной Африке. Мне очень хотелось, чтобы его привлекли к ответственности. Я призвала Белый дом оказать помощь в координации дипломатических, военных и разведывательных ресурсов для поимки Кони и ликвидации АСГ.

Президент Обама решил направить сто американских спецназовцев для обеспечения поддержки и проведения подготовки африканских военнослужащих, которые занимались выслеживанием Кони. Для совместной работы с ними я направила экспертов Госдепартамента из нашего нового Бюро конфликтов и операций по стабилизации, которое я создала, чтобы повысить эффективность работы Департамента в горячих точках. Наша гражданская команда прибыла на место событий за несколько месяцев до военных и начала устанавливать отношения с местными общинами. Благодаря их деятельности деревенские старейшины и другие лидеры начали активно способствовать дезертирству из АСГ, в том числе с помощью новой радиостанции, которую мы им предоставили. Это была небольшая миссия, но думаю, что она показала, каких результатов можно достичь, когда военные и дипломаты живут в одном и том же лагере, питаются одинаковыми сухими пайками и преследуют одну и ту же цель. Это «умная сила» в действии. А теперь, если бы удалось использовать эти беспилотники, чтобы увидеть, что происходит под густым пологом джунглей, мы смогли бы наконец обнаружить Кони и пресечь его зверства. В марте 2014 года президент Обама объявил, что США направляют дополнительные подразделения войск специального назначения и авиацию на поиски этого боевика. Международное сообщество не имеет права успокаиваться, пока его не найдут и не ликвидируют.

Между тем группировка «Аш-Шабаб» оставила бóльшую часть территории, которую она когда-то контролировала в Сомали. Однако эта группировка по-прежнему представляла собой огромную опасность и для Сомали, и для региона в целом. В этом, к сожалению, пришлось вновь убедиться во время трагических событий в сентябре 2013 года, когда террористы «Аш-Шабаб» совершили нападение на торговый центр в Найроби, где погибло более семидесяти человек. Среди погибших была Элиф Явуз, тридцатитрехлетняя голландская медсестра, которая работала в организации «Инициатива Клинтона по вопросам доступа к услугам здравоохранения». Она была на девятом месяце беременности. Погибли также гражданский муж Элиф, австралиец Росс Лэнгдон, и их нерожденный ребенок. Лишь за полтора месяца до этого мой муж познакомился с Элиф во время поездки по Танзании и помнил, с какой любовью относились к ней все коллеги. «Эта красивая женщина подошла ко мне, а она была тогда на последних месяцах беременности. И поскольку она уже была на таком сроке, я сказал ей, что я когда-то проходил курсы для будущих отцов и могу оказать ей необходимую помощь, если потребуется», – позже вспоминал он. Когда Билл позвонил скорбящей матери Элиф, чтобы выразить свои соболезнования, она сказала ему, что семья решила дать имя своему неродившемуся ребенку и они остановили свой выбор на словах на языке суахили, которые означают «жизнь» и «любовь». Это потрясло до глубины души всех нас, сотрудников «Инициативы», и еще раз напомнило нам, что терроризм по-прежнему остается актуальной проблемой для нашей страны и для всего мира.

Как и многие сотрудники Агентства США по международному развитию, Элиф Явуз посвятила свою жизнь, помогая остановить распространение эпидемии ВИЧ/СПИДа и других заболеваний, в том числе и малярии. Это одна из самых серьезных проблем Африки, которая оказывает пагубное влияние на долгосрочное развитие, процветание и мир. В 2003 году президент Джордж Буш объявил о начале работы по ставящему высокие цели президентскому плану экстренной помощи по борьбе со СПИДом. В мире насчитывается более 35 миллионов ВИЧ-инфицированных людей, более 70 % из них живут в Африке в тропических районах южнее Сахары.

Когда я стала госсекретарем, я была полна решимости поддерживать и расширять деятельность президентского плана экстренной помощи. Я начала с того, что убедила доктора Эрика Гусби возглавить эту программу, став нашим Глобальным координатором по СПИДу. Еще в начале 1980-х годов в Сан-Франциско терапевт доктор Гусби начал лечить пациентов с загадочной болезнью, которая позднее получила название СПИД. Затем он стал сотрудником аппарата в администрации Клинтона и руководил федеральной программой имени Райана Уайта, юного американца, который заразился вирусом СПИДа при переливании крови.

В августе 2009 года мы с Эриком поехали в ЮАР, в работающую по этой программе клинику, которая находилась в пригороде Йоханнесбурга. Там мы провели встречу с недавно назначенным министром здравоохранения ЮАР доктором Аароном Мотсоаледи. Его назначение, возможно, ознаменовало собой отход президента ЮАР Джейкоба Зумы от политики своего предшественника по отказу правительства ЮАР от решения остростоящей в стране серьезной проблемы заболеваемости ВИЧ/СПИДом и было свидетельством перехода к активным действиям по борьбе с распространением этого заболевания и к лечению заболевших. В ту первую встречу Мотсоаледи сказал мне, что у ЮАР недостаточно средств на приобретение лекарств для лечения больных во всех девяти провинциях, и обратился к нам за помощью.

Эта проблема была мне знакома. С 2002 года Билл и сотрудники «Инициативы», которой руководил Айра Магазинер, проводили, привлекая фармацевтические компании, работу по снижению стоимости препаратов от ВИЧ/СПИДа и помогали миллионам людей приобрести необходимые им лекарства. По состоянию на 2014 год более 8 миллионов пациентов по всему миру имели возможность проходить лечение от ВИЧ/СПИДа, причем расходы на лечение значительно снизились в немалой степени благодаря усилиям сотрудников этой организации. И это было не просто существенное снижение – лечение стало на 90 % дешевле.

Еще в 2009 году правительство ЮАР по-прежнему делало большие закупки патентованных антиретровирусных препаратов, несмотря на то что Южная Африка является крупнейшим производителем дженериков, непатентованных препаратов. Представители «Инициативы Клинтона по вопросам доступа к услугам здравоохранения», президентского плана экстренной помощи по борьбе со СПИДом и Фонда Гейтсов вели с ЮАР совместную деятельность по завершению перехода на дженерики, которые в настоящее время составляют основную статью их закупок. С 2009 по 2010 год администрация Обамы инвестировала 120 миллионов долларов в оказание помощи ЮАР в переходе на закупки менее дорогостоящих лекарств. В результате количество людей, которые прошли лечение, увеличилось более чем вдвое. К концу моего срока пребывания в должности госсекретаря еще множество людей в Южной Африке стали получать антиретровирусные препараты, а правительству при этом удалось сэкономить сотни миллионов долларов, которые оно инвестировало в улучшение здравоохранения. Когда я вернулась в Южную Африку в августе 2012 года, правительство готовилось взять на себя контроль над проведением всех программ по ВИЧ/СПИДу в стране и самостоятельно руководить лечением больных СПИДом, чтобы добиться масштабного увеличения количества получивших такое лечение. Планируется, что к 2016 году им будет охвачено 80 % всех нуждающихся.

Я понимала, что нам придется наращивать успех президентского плана экстренной помощи по борьбе со СПИДом, располагая меньшими ресурсами, поскольку наступила эпоха сокращения бюджетов в фонды помощи. Благодаря использованию непатентованных антиретровирусных препаратов, консолидации клиник и более эффективному управлению и распределению программа президентского плана экстренной помощи по борьбе со СПИДом помогла сэкономить сотни миллионов долларов, что позволило нам расширить программу, не запрашивая у конгресса дополнительного финансирования. Значительно увеличилось количество пациентов, получавших антиретровирусные препараты, которые были закуплены на средства программы президентского плана, а также на средства, выделенные для ЮАР, в том числе при поддержке Всемирного фонда. В 2008 году их было 1,7 миллиона, а в 2013 году их объем возрос почти до 6,7 миллиона.

Результаты превзошли все мои ожидания. По данным ООН, с 2000 года число новых случаев заражения ВИЧ сократилось во многих странах Тропической Африки более чем наполовину. Продолжительность жизни больных увеличилась, возросли качество и объем получаемого лечения. ВИЧ/СПИД, болезнь, от которой раньше умирало 100 % заболевших, больше не является смертным приговором.

Благодаря этим успехам и достижениям науки во Всемирный день борьбы со СПИДом в 2011 году я смогла обозначить новую амбициозную цель, которую мы поставили перед собой: поколение, свободное от СПИДа. Это означает такое поколение, в котором ни один ребенок не получит заражения вирусом на этапе внутриутробного развития, молодежь будет иметь значительно меньший риск заразиться этой болезнью в течение всей жизни, а те, кто все-таки окажется ВИЧ-инфицированным, будут иметь возможность лечения, что позволит предотвратить развитие у них СПИДа и передачу вируса другим людям. ВИЧ, возможно, сохранится в будущем, но не обязательно в форме СПИДа.

Для достижения этой цели мы должны сосредоточить свою деятельность на ключевых группах населения, на выявлении людей, подверженных риску, и предоставлении им профилактики и необходимого ухода в кратчайшие сроки. Если мы будем и далее снижать количество вновь инфицированных людей и увеличивать количество тех, кто прошел лечение, в конечном итоге медицинскую помощь, получат больше людей, чем будет ежегодно впервые заражаться этим заболеванием. Это станет переломным моментом. Это станет лечением в форме профилактики.

В августе 2012 года я побывала в Уганде, в центре здоровья «Преодоление» Мбуйя в Кампале. Там я разговаривала с одним из пациентов по имени Джон Роберт Энголе. Восемь лет назад, заразившись СПИДом, Джон Роберт был почти при смерти, похудев на сорок пять килограммов и страдая туберкулезом. Он стал первым человеком в мире, который стал получать жизненно необходимые лекарства через программу президентского плана. И случилось чудо: он и теперь жив и здоров, являя собой наглядное подтверждение тому, что американская поддержка может принести народам мира. А еще он с гордостью представил мне двоих своих детей.

Нельсон Мандела, как никто другой, воплощает боль прошлого Африки или ее надежды в будущем. Манделу по праву считают героем на все времена. Но он был, по сути, глубоко гуманной и очень сложной личностью: борцом за свободу и защитником мира, узником и президентом страны, он был гневом и прощением. Мадиба, как называли его члены его клана, семья и друзья, все годы, проведенные в тюрьме, учился примирять эти противоречия и стал тем лидером, в котором, как он знал, нуждалась его страна.

Впервые я побывала в Южной Африке в 1994 году на инаугурации Манделы. Для тех из нас, кто стал свидетелем этой церемонии, это был незабываемый момент. Перед нами был человек, который двадцать семь лет провел в тюрьме как политический заключенный, и вот теперь его приводят к присяге как президента. Его путь, по сути дела, представлял собой нечто большее: долгое, но неуклонное продвижение к свободе для всех людей Южной Африки. Его нравственный пример помог общественной системе, возникшей на основе насилия и разделения, прийти к установлению истины и примирению. Это было поистине лучшим решением дилеммы «вооружение или развитие».

В тот день я завтракала с покидающим свой пост президентом Ф. В. де Клерком в его официальной резиденции, а затем поехала на ланч с новым президентом. За какие-то несколько часов вся история нации изменилась. В ходе ланча президент Мандела встал, чтобы поприветствовать многочисленных высокопоставленных представителей многих стран мира. То, что он рассказал нам затем, я не забуду никогда (я перефразирую его слова): «Здесь, среди такого огромного собрания, находятся трое мужчин. Это три самых важных для меня человека, которые были моими тюремщиками на острове Роббен. Я хочу, чтобы они поднялись». Мандела назвал их по именам, и трое белых мужчин среднего возраста встали. Он пояснил, что в тех ужасающих условиях, в которых его держали столько лет, каждый из этих людей видел в нем человека. Они относились к нему с достоинством и уважением. Они с ним разговаривали, они его слушали.

В 1997 году я вновь приехала в ЮАР, на этот раз я была с Челси, и Мандела отвез нас на остров Роббен. Когда мы следовали за ним, шаг за шагом, по камерам, он сказал, что, когда его наконец освободили, он понимал, что ему нужно было сделать выбор. Он мог продолжать держать в душе горечь и ненависть, и тогда он навсегда был бы по-прежнему в тюрьме. Или же он мог начать примирять свои чувства. То, что он выбрал примирение, было великим наследием Нельсона Манделы.

До этой поездки моя голова была занята различными политическими баталиями и враждебностью в Вашингтоне, но, слушая, как Мадиба говорил, я почувствовала, как все эти невзгоды отдаляются. Мне очень нравилось видеть, как светится лицо Челси, когда она была рядом с ним. Между ними установилась особая связь, которая продолжалась до конца его жизни. Всякий раз, когда он с Биллом разговаривал по телефону, Мадиба просил позвать к телефону Челси. Он поддерживал с ней связь, когда она уехала в Стэнфорд и Оксфорд, а затем переехала в Нью-Йорк.

Во время моего первого визита в Южную Африку в качестве госсекретаря, в августе 2009 года, я навестила Мадибу в его офисе в пригороде Йоханнесбурга. Ему было уже девяносто один год, и он был более хрупким и слабым, чем мне запомнилось, но его улыбка по-прежнему озаряла комнату. Я пододвинула свой стул поближе и взяла его за руку, и мы проговорили полчаса. Я также была рада видеть замечательную жену Мадибы, с которой мы были дружны, Грасу Машел. До того как выйти замуж за Манделу, она была политическим деятелем и членом кабинета министров в правительстве Мозамбика, супругой Саморы Машела, президента Мозамбика, который помог привести истерзанную войной страну к миру. Он погиб в вызывающей подозрение авиакатастрофе в 1986 году.

Мы вместе с Грасой прошли по экспозиции Центра памяти и диалога, основанного Нельсоном Манделой, где я увидела некоторые тюремные дневники и письма Мадибы, фотографии времен его молодости и даже его членский билет Методистской церкви, выданный в 1929 году. Я тоже принадлежу к Методистской церкви, и меня поразила его готовность к самосовершенствованию (он часто говорил на эту тему) и его непоколебимая дисциплина.

Преемники Манделы, Табо Мбеки и Джейкоб Зума, боролись за то, чтобы его наследие стало действительностью для народа, который по-прежнему страдал от насилия и бедности. Оба они не очень доверяли Западу. Это недоверие тянулось десятилетия, со времен, когда Соединенные Штаты поддерживали правительство апартеида в ЮАР как оплот против коммунизма в период холодной войны. Они хотели, чтобы ЮАР стала самой влиятельной страной в регионе, чтобы к ней относились всерьез и на мировой арене. Того же желали и мы, и я надеялась, что сильная и процветающая Южная Африка станет фактором мира и стабильности. Но уважение приходит в результате принятия на себя ответственности.

Порой ЮАР становилась несговорчивым партнером. Президент Мбеки отказался применять достижения медицинской науки для лечения и профилактики ВИЧ/СПИДа, и это стало трагической ошибкой. ЮАР обычно выступала против международной гуманитарной интервенции, даже в сложных случаях, таких как в Ливии и Кот-д’Иву-аре, когда подвергались нападению мирные жители. Иногда бывало трудно понять подоплеку действий правительства ЮАР. Буквально перед моим последним визитом в эту страну в августе 2012 года южноафриканцы в последнюю минуту не дали разрешения службе безопасности моей дипломатической команды на ввоз в страну необходимых им транспортных средств и оружия. Мой самолет стоял уже на взлетно-посадочной полосе в Малави, ожидая, чем закончатся эти переговоры. В итоге вопрос был решен, и мы смогли наконец взлететь. Я тогда возглавляла делегацию американских бизнесменов из компаний «Федерал экспресс», «Шеврон», «Боинг», «Дженерал электрик» и других, которые хотели расширить свои инвестиции в Южной Африке.

Эту поездку мы организовали вместе с Торгово-промышленной палатой США, поскольку расширение торговли между Америкой и Южной Африкой давало возможность создать рабочие места и открывало простор для деловой активности в обеих странах. Более шестисот американских компаний уже вели бизнес в Южной Африке. В 2011 году, например, кампания «Амазон» открыла новый центр клиентского обслуживания в Кейптауне, в котором работало пятьсот человек, и планировала нанять еще тысячу работников. Компания возобновляемых источников энергии, расположенная в Луисвилле, штат Кентукки, под названием «Чистая энергия для уникального мира», подписала контракт на 115 миллионов долларов на строительство завода по производству биотоплива в Южной Африке, на котором можно было одновременно производить электричество, природный газ, этанол и биодизель из органического материала. Производственные мощности этого завода были подготовлены в Соединенных Штатах и в 2012 году переправлены в Южную Африку. Сейчас на заводе занято 250 человек в Южной Африке и около ста квалифицированных работников торговли в Кентукки. Американские руководители этих компаний, которые приехали со мной, смогли встретиться с двумястами южноафриканскими руководителями компаний, чтобы поговорить о перспективах подобных взаимовыгодных инвестиций.

Когда мы прибыли на торжественный обед в Претории, природа нас встречала редким в тех местах снегопадом (август – это зимний месяц в Южном полушарии), и некоторые южноафриканцы стали с тех пор называть меня Нимкита, «та, что принесла снег». Нам нужно было многое обсудить с моей коллегой, министром международных отношений и сотрудничества Маите Нкоана-Машабане. Эта сильная женщина с хорошим чувством юмора и твердыми взглядами на прерогативы ее страны, которая стала моим другом. Маите устраивала обеды в честь обоих моих визитов. Гости были преимущественно женщинами, в том числе Нкосазана Дламини-Зума, которая стала первой женщиной, избранной главой Африканского Союза. А во время визита 2012 года талантливая южноафриканская джаз– и поп-певица заставила всех нас подняться со своих мест. Тем снежным вечером мы танцевали, пели и все вместе смеялись.

В ту поездку я также в последний раз навестила своего старого друга Мадибу, который жил в родовой деревне Куну в Восточной Капской провинции Южной Африки. Там он провел бóльшую часть своего детства, и, согласно его автобиографии, здесь прошли его самые счастливые годы. Как только я вошла в его скромный домик среди холмов, меня поразила, как всегда, его невероятная улыбка и необыкновенное благородство. Даже когда здоровье уже подводило его, Мандела оставался воплощением достоинства и целостности. Он до конца был на высоте своего «непокоренного духа», как сказано в его любимом стихотворении «Непокоренный» Уильяма Эрнеста Хенли.

В душе по-прежнему поднимался восторг, как только мне вспоминалось о нашей встрече и проведенном вместе времени, когда я приехала выступить с речью в университете Западной Капской провинции в Кейптауне. Темой моего выступления было будущее Южной Африки и Африканского континента. В заключительных словах я старалась донести до собравшейся молодежи, как многое им, да и всем нам, удалось достичь благодаря Манделе. Напомнив о его человечности по отношению к своим бывшим тюремщикам, я обратилась с призывом помочь нам создать мир взаимопонимания и справедливости, где каждый мальчик и девочка будут иметь шанс на успех. Я напомнила им, что очень непросто быть родом из страны, которая вызывает восхищение остального мира, такой страны, как Соединенные Штаты или Южная Африка. Это огромное бремя ответственности, поскольку человеку нужно соответствовать более высоким стандартам, чем другие. Готовность принять на себя это тяжелое бремя всегда выделяла Нельсона Манделу.

5 декабря 2013 года Нельсон Мандела скончался в возрасте девяноста пяти лет. Как и многие во всем мире, меня глубоко опечалила кончина одного из величайших государственных деятелей нашего времени и потеря близкого друга. Он так давно и так много значил для всей нашей семьи. Президент Обама попросил меня и Мишель, а также Джорджа и Лору Буш сопроводить его на похороны Манделы. Я полетела вместе с ними, а Билл и Челси, которые были в это время в Бразилии, направились в ЮАР прямо оттуда.

Во время перелета на «борту номер один» ВВС США президент и миссис Обама заняли свою каюту в передней части самолета. Там есть две кровати, душ и небольшой кабинет, что позволяет семье любого президента США чувствовать себя более комфортно при длительных перелетах. Для семьи Буш был выделен отсек, который обычно занимает медицинский персонал. Я расположилась в отсеке для старших руководителей администрации. Обама с супругой пригласили Буш и меня присоединиться к ним в большом конференц-отсеке. Мы с Джорджем и Лорой разговаривали о «жизни после Белого дома», Джордж рассказал нам, что недавно стал увлекаться живописью. Когда я попросила его показать нам фотографии своих работ, он принес свой интернет-планшет и показал нам свои недавние эскизы, изображавшие отбеленные черепа животных, которые он находил на своем ранчо. Он объяснил нам, что на этих эскизах отрабатывал передачу разных оттенков белого цвета. Было видно, что у него есть талант и что он много работает, изучая живопись. Атмосфера была теплой и непринужденной. Оказавшись на время вне политики, мы получили уникальную возможность для общения. Сойдясь все вместе, мы рассказывали друг другу свои истории – это было неизменно познавательно и нередко очень весело.

Церемония прощания проходила на стадионе в Соуэто. Шел непрерывный дождь. Нынешние и бывшие короли, королевы, президенты, премьер-министры и высокопоставленные лица со всего мира, а также тысячи жителей ЮАР пришли, чтобы отдать дань уважения человеку, которого президент Обама назвал «великаном истории».

После публичной церемонии Билл, Челси и я в частом порядке поехали к Грасе, другим членам семьи и близким сотрудникам в доме Манделы в Йоханнесбурге. Мы оставили запись в памятной книге, посвященной Манделе, вспоминали истории его замечательной жизни. Другой наш друг, рок-звезда и активист Боно, также приехал на церемонию прощания. Он стал страстным и успешным поборником борьбы с нищетой во всем мире, у него сложились товарищеские отношения и завязалась крепкая дружба с Манделой. Вернувшись в отель, где мы остановились, он сел за большой белый рояль и сыграл песню в память о Мадибе. Я не Конди Райс и играть на фортепиано, как она, не умею, но Боно великодушно разрешил мне посидеть рядом с ним и даже понажимать несколько клавиш, что очень порадовало моего более музыкального мужа.

Я вспомнила об инаугурации Мадибы в 1994 году и вновь с восхищением подумала обо всех свершениях Манделы и его народа. Наряду с этим я также надеялась, что ЮАР воспользуется этим печальным моментом, чтобы вновь подтвердить свою приверженность курсу, который проложил для них Мандела к более сильной, более всеобъемлющей демократии и более справедливому, равноправному и гуманному обществу. Я надеялась, что и весь мир поступит так же.

Получая Нобелевскую премию мира, Мандела поделился своей мечтой о «мире, где существует демократия и уважение прав человека, мире, свободном от ужасов нищеты, голода, лишений и невежества». С таким представлением о будущем все становится возможным. Моя самая радужная мечта – чтобы Африка XXI века стала таким континентом, который обеспечивает возможности развития для молодежи, демократию для своих граждан и мир для всех. Это была бы Африка, достойная долгого пути Нельсона Манделы к свободе.