Вот вопрос, ответ на который может вас очень удивить: для какой части света предназначается более чем 40 % всего экспорта США? Это не Китай, на долю которого приходится всего 7 %. И не Европейский союз, на который приходится 21 % всего американского экспорта. Это Америка. Фактически два крупнейших отдельных направления нашего экспорта – это наши ближайшие соседи: Канада и Мексика.

Если это для вас новость, то вы такой не один. Многие граждане Соединенных Штатов плохо представляют, что происходит в нашем полушарии, основываясь на устаревших данных. Мы все еще представляем себе Латинскую Америку как страну переворотов и уличной преступности, а не как регион, где свободные рынки и свободные люди процветают, мы склонны представлять ее как источник мигрантов и наркотиков, а не как место, прекрасно подходящее для торговли и инвестиций.

В течение последних двадцати лет наши южные соседи добились значительного экономического и политического прогресса. На территории Латинской Америки находятся тридцать шесть стран, большинство из которых являются демократическими, проживает около 600 миллионов человек, стремительно расширяется прослойка среднего класса, находятся большие запасы энергоресурсов, а суммарный ВВП этого региона составляет более 5 триллионов долларов США.

Из-за нашей географической близости экономики Соединенных Штатов и наших соседей очень тесно переплетены. Маршруты поставок в регионе неоднократно пересекаются. То же самое можно наблюдать в семейных, социальных и культурных связях. Некоторые усматривают в этом переплетении угрозу суверенитету и самобытности стран и народностей региона, но я вижу в нашей взаимозависимости сравнительное преимущество единства, особенно необходимое в то время, когда мы должны стимулировать экономическое развитие наших стран. Мы можем многому научиться из истории преображения Латинской Америки и его значения для Соединенных Штатов и всего мира, особенно если мы хотим извлечь максимальную выгоду из этой «единой силы» в будущем.

Многие из наших нынешних заблуждений относительно Латинской Америки появились в сложный исторический период. Латинская Америка стала «яблоком раздора» в идеологической войне между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Куба была и остается широко известной кульминацией холодной войны, но подобные конфликты в той или иной форме возникали по всему Западному полушарию.

Распад Советского Союза и окончание холодной войны ознаменовали начало новой эры для региона. Долгие и кровопролитные гражданские войны постепенно стихали. В результате выборов к власти пришли новые демократические правительства. Рост экономики позволил многим людям выбраться из нищеты. В 1994 году мой муж пригласил все демократические страны региона на первый Саммит Америк, который мы организовали в Майами. Мы все договорились собираться раз в четыре года для того, чтобы продолжать наше общее дело экономической интеграции и политического сотрудничества.

Саммит был лишь одним из примеров широкомасштабных усилий администрации президента Клинтона на пути к прочному партнерству с нашими соседями. США оказали существенную помощь Мексике и Бразилии во время финансового кризиса в этих странах. Мы разработали и субсидировали проект под названием «План Колумбия», который был поддержан обеими партиями в конгрессе. Это была кампания, направленная на спасение старейшей в Южной Америке демократической страны от наркоторговли и бандитизма. Этот проект помог также противостоять государственному перевороту в Гаити и восстановить там конституционную демократию. Признанием того, насколько успешно продвигалось наше сотрудничество и насколько эффективной была взаимопомощь в регионе, стало присоединение многих демократических государств Латинской Америки к миссии ООН в Гаити. По данным исследовательского центра «Пью», в 2001 году 63 % населения Южной Америки одобряли действия Соединенных Штатов.

Как губернатор штата Техас, который содействовал расширению торговли и продвижению иммиграционной реформы, президент Джордж У. Буш завоевал в регионе хорошую репутацию. Он был в неплохих отношениях с президентом Мексики Висенте Фоксом и его преемником Фелипе Кальдероном. Администрация президента Буша поддержала и усовершенствовала проект «План Колумбия», а также создала многолетнюю программу сотрудничества «Мерида» для того, чтобы помочь Мексике в борьбе с наркокартелями. Однако своеобразный подход администрации Буша к внешней политике, который характеризовался активными и решительными действиями, не получил безусловной поддержки в регионе. Не способствовала этому и ее склонность рассматривать Западное полушарие через призму противостояния левых и правых политических течений, что было явным пережитком холодной войны. По данным на 2008 год, всего 24 % мексиканцев и 23 % бразильцев положительно относились к политике Соединенных Штатов. А средний показатель по региону, по данным Института общественного мнения Гэллапа, составлял 35 %. Когда администрация Обамы в начале 2009 года приступила к работе, мы понимали, что пришло время начинать все заново.

Президент Обама изложил суть идеи «равноправного партнерства» в своей речи на Саммите Америк, который в 2009 году проходил на Тринидаде и Тобаго. Он пообещал, что принцип «старшего и младшего партнеров в наших отношениях» будет оставлен в прошлом. При этом страны Латинской Америки могут ожидать «сотрудничества на основе взаимного уважения, общих интересов и ценностей». Как и до этого, президент осветил в своей речи необходимость положить конец «череде ошибочных решений» в этом вопросе и выйти за рамки «бесконечного противостояния» между «жесткой экономикой, контролируемой государством, и безудержным и нерегулируемым капитализмом, между взаимными обвинениями ультраправых военизированных формирований и леворадикальных повстанцев, между сторонниками жесткой политики в отношении Кубы и сторонниками полного отрицания прав человека в отношении жителей Кубы». Что касается конкретно Кубы, то он заявил о своем намерении начать новые отношения с этой страной. В качестве первого шага к изменению политики, которая «не смогла обеспечить кубинскому народу свободу или даже надежду на нее», Соединенные Штаты разрешили американцам кубинского происхождения посещать остров и отправлять крупные суммы денег своим семьям в этой стране. Президент также заявил, что готов напрямую взаимодействовать с кубинским правительством по широкому кругу вопросов, включая осуществление демократических реформ и совместную работу по пресечению незаконного оборота наркотиков и решению проблем миграции так долго, сколько потребуется для обеспечения прогресса на этих направлениях.

– Я прибыл сюда не для того, чтобы обсуждать прошлое, – сказал он. – Я прибыл сюда ради будущего.

Я вместе с группой высококвалифицированных экспертов Госдепартамента по Латинской Америке приступила к выполнению обещания президента. Я решила начать со смелого жеста, чтобы продемонстрировать, что мы были серьезно настроены на изменение нашей политики в Западном полушарии. Самой подходящей для этой цели страной была Мексика, наш ближайший южный сосед, который одновременно являлся и надеждой, и угрозой для всего региона.

Соединенные Штаты и Мексика имеют общую границу протяженностью около двух тысяч миль, и наши экономики и культуры характерны высокой степенью интеграции, особенно в приграничных районах. Дело в том, что значительная часть юго-западной территории Соединенных Штатов когда-то принадлежала Мексике, а десятилетия иммиграции лишь укрепили родственные и культурные связи между нашими народами. Свой личный опыт в этой области я впервые получила в 1972 году, когда Национальный комитет Демократической партии поручил мне зарегистрировать избирателей, поддерживающих кандидатуру Джоржа Макговерна на президентских выборах, в долину Рио-Гранде в Техасе. Некоторые жители, по понятным причинам, вначале опасались белокурой девушки из Чикаго, которая не знала ни слова по-испански, но вскоре меня стали тепло принимать в домах и общинах, где граждане мексиканского происхождения были готовы в полной мере участвовать в нашей демократической жизни.

Я также совершила несколько поездок через границу, чтобы присоединиться к ужину и потанцевать вместе с моими новыми друзьями. В те времена пересечь нашу общую границу (в обоих направлениях) было гораздо проще, чем сейчас. В итоге я стала работать вместе с парнем из Йельского университета, с которым мы встречались и раньше и которого звали Билл Клинтон. После того как Макговерн проиграл на выборах из-за того, что подавляющее большинство голосов было подано против его кандидатуры, мы с Биллом решили снять стресс на небольшом курорте на тихоокеанском побережье. Мы обнаружили, что нам очень понравилось в Мексике, поэтому мы не раз возвращались сюда в последующие годы, в том числе во время свадебного путешествия в Акапулько в 1975 году.

Из-за горячей риторики нашего национального диалога по вопросам иммиграции многие американцы все еще считают Мексику доведенной до нищеты страной, которую люди отчаянно пытаются покинуть ради благополучной жизни за ее северной границей. Однако правда состоит в том, что экономика Мексики в последние годы процветает, прослойка среднего класса значительно увеличилась, а ее демократия добилась значительных успехов. Вот пример, который немало меня впечатлил и который прекрасно иллюстрирует вышесказанное: под руководством президента Фелипе Кальдерона в Мексике для удовлетворения потребностей растущей экономики страны построено 140 бесплатных вузов.

В самом начале работы администрации президента Обамы одной из самых больших преград, стоящих на пути развития мексиканской демократии и экономики, была волна насилия, связанного с наркотиками. Соперничающие картели сражались друг с другом и со службой охраны национального правопорядка. Порой целые районы Мексики превращались в поле боя. После вступления в должность в декабре 2006 года президент Кальдерон приказал армии направить свои силы против этих картелей. Конфликт обострился еще больше, и, несмотря на определенные успехи правительства, картели продолжали свою деятельность. К тому моменту, когда я стала госсекретарем США, банды наркоторговцев переросли в военизированные формирования, каждый год гибли тысячи людей. Несмотря на то что уровень преступности в районах, не затронутых незаконным оборотом наркотиков, снизился, в районах, которые оказались в зоне влияния картелей, взрывы автомобилей и похищения людей стали обычным явлением. Такие приграничные города, как Тихуана и Сьюдад-Хуарес, напоминали зону военных действий. То же самое угрожало Эль-Пасо и другим близлежащим американским городам.

В 2008 году боевики напали на американское консульство в городе Монтеррей. Они были вооружены стрелковым оружием и гранатометами. К счастью, никто не пострадал. Однако в марте 2010 года были убиты три человека, связанные с нашим консульством в Сьюдад-Хуаресе. Служащая американского консульства, Лесли Энрикес, была застрелена в своей машине вместе с мужем, Артуром Редельфсом. Почти в то же время, на другом конце города, был застрелен Хорхе Альберто Сальсидо Сенисерос, муж местной служащей консульства. Эти убийства стали еще одним напоминанием о том, как рискуют мужчины и женщины, представляющие нашу страну по всему миру, не только в таких опасных местах, как Ирак, Афганистан или Ливия. Эти инциденты подтверждали тот факт, что Мексике было необходимо помочь восстановить порядок и безопасность.

Основной причиной войны между картелями была борьба за право на экспорт наркотиков в Соединенные Штаты. По приблизительным оценкам, 90 % всех наркотиков, употребляемых в США, поставлялось из Мексики, а примерно 90 % оружия, используемого картелями, поставлялось из Соединенных Штатов. (Запрет на применение стрелкового оружия, который был подписан Биллом в 1994 году, истек через десять лет и не был продлен, открыв тем самым возможность увеличения оборота оружия через границу.) Исходя из этих фактов, нельзя было не сделать вывод, что США тоже несли ответственность за те события, которые происходили в Мексике, и были обязаны ей помочь. В марте 2009 года, в одну из первых моих поездок в качестве госсекретаря, я вылетела в Мехико, чтобы обсудить, как мы можем расширить наше сотрудничество на фоне возросшего насилия.

Я встретилась с Кальдероном и его министром иностранных дел Патрисией Эспиносой, профессиональным дипломатом, которая стала одной из моих хороших коллег и прекрасным другом. Они обозначили свои потребности, которые включали также дополнительные вертолеты «Блэк хоук», необходимые для противостояния все более хорошо вооруженным картелям. Кальдерон искренне желал остановить насилие против своего народа. Он излучал энергию человека, для которого это было очень личным делом. Наглость наркокартелей оскорбляла его и подрывала его планы по созданию новых рабочих мест и развитию образования. Он был недоволен неоднозначной, как он считал, позицией Соединенных Штатов. Как я могу остановить хорошо вооруженных наркоторговцев, когда вы не останавливаете на границе оружие, которое они покупают, а некоторые ваши штаты начали легализовать употребление марихуаны? Почему граждане моей страны, правоохранительные органы, военные должны рисковать своей жизнью при таких обстоятельствах? Это были неудобные, но справедливые вопросы.

Я сказала Кальдерону и Эспиносе, что мы хотим прибегнуть к созданному администрацией Буша плану «Мерида» для того, чтобы помочь правоохранительным органам. Мы попросили конгресс выделить более 80 миллионов долларов на вертолеты, приборы ночного видения, бронежилеты и другое снаряжение. Мы также запросили финансирование для развертывания сотен новых пограничников на нашей стороне границы, чтобы покончить с торговлей оружием и контрабандой наркотиков. Это был результат совместной работы всей администрации, включая усилия министра внутренней безопасности Джанет Наполитано, генерального прокурора Эрика Холдера и Джона Бреннана, помощника президента по вопросам внутренней безопасности и борьбы с терроризмом.

После нашей встречи Эспиноса и я провели совместную пресс-конференцию. Я объяснила, что администрация Обамы рассматривает наркобизнес как «общую проблему» и что мы поставили перед собой задачу сокращения использования в Соединенных Штатах незаконных наркотиков и пресечения незаконного провоза оружия через границу в Мексику. На следующий день я полетела на север, в Монтеррей. В своей речи в университете Текмиленио я подтвердила ранее данные обязательства.

– Соединенные Штаты признают, что незаконный оборот наркотиков является проблемой не только Мексики, – заявила я аудитории, – но также и нашей проблемой. В связи с этим США обязаны оказать всяческое содействие в решении этой проблемы.

Я считала, что говорю совершенно очевидные вещи. Было очевидно, что все это не противоречит истине. Это был основополагающий принцип нового подхода администрации президента Обамы на латиноамериканском направлении. Но я понимала, что такая откровенность не могла остаться незамеченной в США. От некоторых средств массовой информации можно было ожидать негативной реакции и обвинений в том, что мы «извинялись за Америку». Политические соображения не могут не иметь никакого отношения к внешней политике страны. Мы сильнее, когда мы противостоим угрозам внешнего мира вместе, поэтому так важно всегда обращать пристальное внимание на общественное мнение в своей стране относительно нашей политики. Но в данном случае я была готова игнорировать критику ради того, чтобы выполнить то, что было необходимо, и то, что уже было обещано. Мои опасения подтвердились: заголовок в «Нью-Йорк пост» гласил: «Хиллари шокирована информацией о наркотиках». Я уже давно перестала принимать такую критику на свой счет. Я совершенно четко понимала, что если мы хотим укрепить свои позиции на международной арене и действительно решать важные проблемы, то нам придется говорить неприятную правду во всеуслышание и принимать мир таким, как он есть.

Вскоре наше активное сотрудничество стало приносить свои плоды. В 2009 году Мексика выдала Соединенным Штатам более ста лиц, скрывавшихся от правосудия. Почти два десятка крупных наркоторговцев были захвачены в плен или убиты благодаря улучшению мер по их поиску. Администрация президента Обамы более чем на 10 миллиардов долларов США в год увеличила финансирование программы по сокращению использования в Соединенных Штатах нелегальных наркотиков, а ФБР расширило масштабы задержания членов картелей, действующих в южных приграничных районах. Мы помогли обучить тысячи мексиканских полицейских, судей и прокуроров и создать новые взаимовыгодные союзы со странами в Центральной Америке и в зоне Карибского бассейна. Все это стало возможным потому, что безопасность граждан являлась приоритетом нашей дипломатии в Латинской Америке.

Наши отношения с Мексикой стали натянутыми в конце 2010 года, когда секретные доклады нашего посла в Мексике Карлоса Паскуаля были опубликованы в рамках проекта «Викиликс». Когда я вернулась в Мексику в январе 2011 года, Кальдерон был в ярости. Газета «Нью-Йорк таймс» сообщила, что он был особенно расстроен из-за одного выложенного в сеть доклада, «в котором Паскуаль усомнился в искреннем желании мексиканской армии содействовать американской разведке в операции против лидера наркокартеля». Кальдерон сообщил прессе, что утечка нанесла «серьезный ущерб» отношениям Мексики и Соединенных Штатов. В своем интервью для «Вашингтон пост» он пожаловался, что «очень огорчился, когда мужество его солдат [поставили под сомнение]. Мексиканцы, вероятно, потеряли около 300 солдат… и вдруг кто-то в американском посольстве заявляет, что мексиканские солдаты были недостаточно храбрыми». Эспиноса посоветовала мне встретиться с президентом, чтобы объясниться и извиниться перед ним. Когда я это сделала, Кальдерон сказал мне, что он больше не хочет работать с Карлосом, и настоял на том, чтобы его заменили. Это была одна из самых напряженных встреч, в которых я когда-либо участвовала. В последующем я сказала Карлосу, что у меня нет другого выбора, кроме как отозвать его домой. Однако я заверила его, что найду ему новую должность, которая позволит использовать его навыки и опыт. В марте он официально подал в отставку со своего поста, а вскоре после этого возглавил наше новое бюро по глобальным вопросам энергетики. Эспиноса и я упорно работали, чтобы возместить ущерб, причиненный отношениям между нашими странами, и наше сотрудничество продолжилось.

Колумбия была прекрасным примером того, как такие же масштабные усилия, как в Мексике, могут привести к впечатляющим результатам. Эта страна поразила мое воображение еще тогда, когда мой брат Хью служил в Корпусе мира в начале 1970-х годов. Он описывал это как самый полезный опыт в его жизни. После своего возвращения он нередко рассказывал о своих приключениях. Билл считал, что все эти рассказы были поразительно похожи на сюжет его любимого романа «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса, но Хью уверял нас, что все это – чистая правда. К сожалению, в 1990-х годах Колумбия была одной из самых жестоких стран в мире. Там всем распоряжались наркоторговцы и партизаны, которые контролировали обширные участки территории и могли напасть на любой крупный город. Внешнеполитические эксперты обычно называли эту страну несостоявшимся государством.

Билл, сотрудничая с президентом Андресом Пастраной, предоставил более 1 миллиарда долларов США для финансирования кампании против наркокартелей Колумбии и леворадикальной повстанческой группировки, известной как ФАРК. В течение следующего десятилетия преемник Пастраны, президент Альваро Урибе, чей отец был убит партизанами ФАРК в 1980-х годах, расширил рамки проекта «План Колумбия». Администрация президента Буша оказывала ему всяческую поддержку в этом начинании. Но даже когда правительству удавалось добиться значительного прогресса, возникли новые опасения: относительно нарушений прав человека, насилия против профсоюзных организаторов, практики физических ликвидаций и зверств, совершаемых ультраправыми военизированными формированиями. Когда администрация президента Обамы приступила к работе, мы решили продолжить оказывать поддержку согласно поддержанному обеими партиями проекту «План Колумбия». Более того, мы расширили наше партнерство с колумбийскими властями за рамками обеспечения безопасности и стали больше работать над проблемами управления, образования и социально-экономического развития страны.

Когда я в следующий раз побывала в Боготе в июне 2010 года, фактов насилия стало гораздо меньше, повстанческое движение было почти ликвидировано, и граждане впервые за долгое время могли наслаждаться принятыми беспрецедентными мерами по обеспечению безопасности и повышению благосостояния. По счастливому стечению обстоятельств Билл тоже был в Колумбии по делам нашего фонда. Мы встретились в Боготе и решили пойти на ужин с друзьями и сотрудниками в местный ресторан, чтобы поднять тост за процветание Колумбии. Мы гуляли по улицам и поражались тому, насколько далеко вперед продвинулась страна за это небольшое время. Несколько лет назад нельзя было даже представить себе тихую прогулку по этим улицам.

На совещании с президентом Урибе мы обсудили нерешенные проблемы, касавшиеся безопасности Колумбии, но это было лишь частью повестки дня. Мы разрабатывали концепцию, согласно которой Колумбия и Соединенные Штаты могли бы работать вместе в Совете Безопасности ООН по таким глобальным вопросам, как развитие торговли и подготовка к предстоящему Саммиту Америк. Урибе был сугубо практичным и энергичным руководителем. Срок его полномочий на посту президента страны подходил к концу, и он вспоминал о том долгом пути, который проделала Колумбия под его началом.

– Знаете, когда восемь лет назад я вступил в должность президента страны, – сказал он, – мы не могли даже провести церемонию инаугурации вне здания из-за того, что шли уличные бои, свистели пули и взрывались бомбы. Мы проделали весьма большой путь к благополучию Колумбии.

Преемник Урибе, Хуан Мануэль Сантос, который учился в Соединенных Штатах в 1980 году и был стипендиатом программы Фулбрайта, завершил процесс, начатый его предшественником. В 2012 году он начал переговоры с оставшимися к тому времени лидерами группировки ФАРК. Эти переговоры гарантировали установление прочного мира в Колумбии. В телефонном разговоре с президентом Сантосом я поздравила его.

– Это чрезвычайно важно и символично для всех нас, и я надеюсь на то, что мы сможем достичь благополучного окончания этого нелегкого для нашей страны этапа, – ответил он.

Все эти успехи в Колумбии были достигнуты благодаря мужеству и упорству ее граждан. Но я также горжусь и той ролью, которую сыграли в этом Соединенные Штаты. В результате работы трех администраций президентов США мы способствовали обращению вспять дезинтеграции страны, установлению в ней института прав человека и верховенства права, ускорению ее экономического развития.

После моего заявления о совместной ответственности в Мексике в марте 2009 года и речи президента Обамы о равноправном партнерстве на Тринидаде и Тобаго в апреле того же года появилась надежда на то, что мы заложили фундамент для нового этапа взаимодействия, который мы искренне хотели начать для всего Западного полушария. Тогда мы еще не знали, что июнь самым неожиданным образом станет проверкой на прочность наших усилий и намерений.

Для меня июнь начался в самой маленькой стране Центральной Америки, Сальвадоре, где я принимала участие в инаугурации нового президента страны, а затем в региональной конференции по развитию и всеобщему экономическому росту, уменьшению экономического неравенства. На оба этих мероприятия возлагались большие надежды, поскольку мы предполагали, что они должны были определить наши отношения с Латинской Америкой.

Совместно экономики стран Латинской Америки по своему уровню почти в три раза превышали экономику Индии или России и по показателям приближались к экономике Китая и Японии. Регион был готов ускорить мероприятия по выходу из глобальной рецессии. На 2010 год экономический прирост составлял почти 6 %, а к 2011 году уровень безработицы упал до самого низкого показателя за два десятилетия. По данным Всемирного банка, прослойка среднего класса в Латинской Америке с 2000 года выросла на 50 %. При этом в Бразилии этот показатель увеличился на 40 %, а в Мексике – на 17 %. То есть благосостояние населения значительно возросло, и более 50 миллионов новых потребителей среднего класса стали покупать больше американских товаров и услуг.

С учетом этого мы упорно трудились, разрабатывая и ратифицируя торговые соглашения с Колумбией и Панамой. Мы призывали Канаду и группу стран, которая стала известна как Тихоокеанский альянс (Мексику, Колумбию, Перу и Чили), являвшихся демократиями со свободным рынком и стремлением к процветанию, вступить в переговоры с азиатскими странами и стать частью Транстихоокеанского партнерства. Альянс резко контрастировал с Венесуэлой, с ее более авторитарным политическим курсом и государственным регулированием экономики.

Но, несмотря на весь этот прогресс, экономическое неравенство в Латинской Америке по-прежнему было одним из самых существенных в мире. Вне зависимости от стремительного развития во многих областях, для некоторых регионов Латинской Америки по-прежнему была характерна постоянная нищета. На конференции в Сальвадоре, организованной под эгидой региональной инициативы, которой администрация президента Буша дала название «Пути к процветанию Америки», я говорила о том, что ключевая проблема для Латинской Америки в предстоящие годы будет заключаться в том, чтобы равномерно распределить выгоды от экономического роста между всеми демократическими странами региона. Более того, им было необходимо продемонстрировать положительные результаты такой политики своим гражданам.

– Мы должны определять экономический прогресс не по размеру прибыли и ВВП. Нашим критерием должно быть качество жизни людей, – утверждала я. – Поэтому мы должны проверять, хватает ли среднестатистическим семьям их доходов для обеспечения своих нужд, имеют ли молодые люди свободный доступ к школьному образованию с раннего детства и до университета, получают ли рабочие достойную заработную плату и безопасные условия на своих рабочих местах.

Ряд латиноамериканских стран, в частности Бразилия, Мексика и Чили, уже добились определенных успехов в борьбе с неравенством и нищетой. Одним из наиболее эффективных методов явилась программа «обусловленных денежных пособий». В 1990-х годах под руководством президента Бразилии Фернандо Кардозо миллионы бедных семей получали регулярное денежное пособие при условии, что они следили за тем, чтобы их дети посещали школу. Позже президент Луис Инасиу Лула да Силва расширил программу, включив регулярные медицинские осмотры и информирование населения о нормах питания и профилактике заболеваний. Эта система льгот и поощрений улучшила положение женщин, увеличила посещаемость школ, улучшила здоровье детей и стимулировала экономический рост. Как только программа стала широко применятся, она сразу же дала свои плоды. В Бразилии доля населения, живущего за чертой бедности, снизилась с 22 % в 2003 году до 7 % в 2009 году. Аналогичные программы стали практиковаться по всему Западному полушарию.

Я считала, что самой важной сферой экономического сотрудничества является энергетика. Более 50 % энергетического импорта Соединенные Штаты получали из Западного полушария. Дальнейшее расширение сотрудничества в области энергетики и климатических изменений могло служить средством для преодоления разногласий между странами, создания экономических возможностей и в то же время улучшения окружающей среды. Моя команда разработала концепцию «Партнерства Америк по энергетике и климату» для поддержки инновационной деятельности и совершенствования сильных сторон региона. У многих стран региона было чему поучиться в этих областях. Бразилия являлась лидером по биологическому топливу. Коста-Рика генерировала почти всю необходимую энергию от ГЭС. Колумбия и Перу разрабатывали системы чистого массового транзита энергии. Мексика закрывала городские свалки, использовала метан для выработки электроэнергии и улучшения качества воздуха в Мехико, озеленяла крыши и стены зданий, обеспечивала посадку огромного количества новых деревьев в регионе. Барбадос раскрыл потенциал солнечных водонагревателей. А такие островные государства, как Сент-Китс и Невис и Доминика, разрабатывали геотермальные ресурсы.

В ближайшие годы мы планировали развивать эту сферу. Особое внимание необходимо было уделить объединению различных национальных и региональных электрических сетей от северных районов Канады до южной оконечности Чили, а также на островах Карибского бассейна. Этот регион был вынужден расходовать на электроэнергию самые большие средства в мире. С учетом того, что издержки были настолько высоки, страны Карибского бассейна могли бы облегчить себе независимый доступ к электроэнергии с помощью солнечной и ветровой энергии, а также в результате производства топлива из биомассы с минимальными затратами, при условии, что правительства перераспределят свои расходы на импортируемую нефть в пользу выработки экологически чистой электроэнергии. То же самое было справедливо и для Центральной Америки. Все это было особенно важно, потому что 31 миллион человек во всем Западном полушарии по-прежнему не имел доступа к надежной и доступной электроэнергии. (Во всем мире этот показатель составляет 1,3 миллиарда человек.) Этот фактор сдерживает прогресс во многих отношениях. Как можно начать успешный бизнес или построить школу в XXI веке без электричества? Чем легче доступ граждан к энергии, тем выше их шансы на преодоление черты бедности, качественное воспитание своих детей и поддержание своего здоровья. Именно поэтому мы поставили перед собой задачу обеспечить каждой стране в регионе доступ к электричеству до 2022 года.

Другой важной причиной моего визита в Сальвадор в начале июня 2009 года стала инаугурация нового президента Маурисио Фунеса. Это был повод отреагировать на глубокие политические изменения, которые произошли в Латинской Америке с момента окончания холодной войны. Конституционная демократия прочно укоренилась там, где когда-то позиции на политической арене всецело занимали военные диктаторские режимы с крайне правыми взглядами и либеральные демагоги. В 2013 году неправительственная организация «Фридом хаус» заявила, что страны Америки, в том числе США и Канада, «по уровню свободы и уважения прав человека уступают только Западной Европе».

Политический и экономический успех региона (за исключением некоторых стран) сделал его примером для развивающихся демократий в других странах, в том числе на Ближнем Востоке. И, к моему большому удовлетворению, Латинская Америка демонстрировала, что у власти может стоять и женщина. В той части мира, которая была широко известна своей мужской шовинистической культурой, сильные и независимые женщины руководили Аргентиной, Бразилией, Чили, Коста-Рикой, Гайаной, Ямайкой, Никарагуа, Панамой, Тринидад и Тобаго, они были также значимыми лидерами в Эквадоре и Боливии.

Я покинула Сальвадор и вылетела в Гондурас на ежегодную встречу Организации американских государств (ОАГ). В Гондурасе, который по размерам сравним со штатом Миссисипи, проживает около 8 миллионов самых бедных людей в Латинской Америке. Его история характеризуется бесконечными раздорами и бедствиями. Президентом Гондураса был Мануэль Селайя, который походил на карикатуру силача из Центральной Америки с его белой ковбойской шляпой, черными усами и преклонением перед Уго Чавесом и Фиделем Кастро.

Я проснулась рано утром 2 июня и стала готовиться к долгому дню многосторонней дипломатии, который, из-за официальных речей и протокольной чепухи, обещал быть чрезвычайно скучным. Однако он был чрезвычайно важен для ОАГ. Мы ожидали от некоторых стран подтверждения резолюции 1962 года, согласно которой Куба была исключена из рядов нашей организации. По традиции ОАГ действует на основе консенсуса, что означает, что даже одного голоса против принятия резолюции достаточно для того, чтобы решение не было принято. Однако технически большинства голосов за было достаточно для принятия резолюции. Все, кто проводил подсчет голосов, знали, что большинство государств поддержали бы снятие запрета с Кубы. Практически все страны Западного полушария воспринимали это как анахронизм холодной войны и считали, что восстановление Кубы в рядах организации было бы наилучшим способом стимулирования преобразований на острове. Некоторые страны, включая Венесуэлу, Никарагуа, Боливию и Эквадор, отнеслись к резолюции 1962 года резко отрицательно, увидев в этом проявление открытой агрессии со стороны США. В воссоединении с Кубой в рамках ОАГ они видели возможность объединения против США и ослабления демократических норм в регионе. Это немало тревожило меня. В 2001 году ОАГ приняла Межамериканскую демократическую хартию, которая кодифицировала важные демократические принципы и была первой вехой на пути прощания с диктаторским прошлым. Мы не могли позволить Чавесу и его соратникам демонстративно обесценить эту хартию.

Для новой администрации президента Обамы это было первым серьезным испытанием. Мы могли бы придерживаться нашей старой политики и отказаться от поддержки исключения Кубы из ОАГ, поскольку диктатуре нет места в сообществе демократических государств, но тогда мы оттолкнули бы от себя многих наших соседей. США оказались бы в изоляции от союза стран Западного полушария, который сами же и создали. Либо мы могли уступить и признать, что принудительное отстранение Кубы от совместной деятельности в регионе было анахронизмом холодной войны. Однако это решение могло обесценить с трудом достигнутые в регионе демократические нормы и спровоцировать новую волну насилия. Ни один из вариантов мне не нравился.

Пока я готовилась в своем гостиничном номере, я включила канал Си-эн-эн и увидела сюжет про колумбийского мужчину, который жил и работал в Соединенных Штатах и поэтому не видел своего маленького сына уже полтора года из-за ограничений на поездки между двумя странами. Благодаря администрации президента Обамы ограничения были сняты, и отец и сын смогли воссоединиться. Вслед за этими переменами мы предложили начать переговоры с правительством Кубы о восстановлении прямого почтового сервиса и о сотрудничестве по иммиграционным процессам. В преддверии этого саммита в Гондурасе кубинцы приняли мое предложение. Соединенные Штаты действовали в соответствии с обещанием президента о начале новых шагов. Однако принять Кубу в ОАГ без серьезных демократических реформ в этой стране было плохой идеей.

В течение пятидесяти последних лет Кубой руководил коммунистический диктатор Фидель Кастро. Он и его режим отрицали фундаментальные свободы его народа и права человека, репрессировали инакомыслящих, контролировали экономику и работали над распространением «революции» в других странах региона и за его пределами. Несмотря на преклонный возраст и ухудшающееся здоровье, Кастро и его брат Рауль продолжали пользоваться абсолютной властью на Кубе.

С 1960 года США установили полное эмбарго против острова в надежде отстранить Кастро от власти, но это только предоставило ему возможность обвинить нас во всех экономических бедах Кубы. В конце 1995 года администрация президента Клинтона предложила Кастро негласные переговоры, чтобы изучить возможность улучшения отношений. Переговоры были в самом разгаре, когда в феврале 1996 года кубинские ВВС сбили два небольших гражданских самолета. Погибли четыре члена экипажа. Самолеты принадлежали группе кубинских эмигрантов, проживавших в Майами и называвших себя «Братьями во спасение». Они периодически совершали полеты с тем, чтобы разбросать над Кубой листовки с критикой режима Кастро. Мой муж назвал этот инцидент «вопиющим нарушением международного права». Совет Безопасности ООН осудил действия Кубы. Конгресс США большинством голосов и при двухпартийной поддержке принял решение об усилении эмбарго против Кубы. Любые изменения этого решения требовали одобрения конгресса. Этот опыт научил меня всегда быть настороже, когда речь идет о братьях Кастро.

Поскольку братья Кастро были непримиримыми противниками любых демократических принципов, закрепленных в уставе Организации американских государств, и нисколько этого не скрывали, было непонятно, каким образом их членство в ОАГ могло положительно отразиться на демократических процессах или на деятельности ОАГ. На самом деле, учитывая традицию принятия решений путем консенсуса, это могло дать Кубе эффективное право вето при проработке важных региональных вопросов.

Братья Кастро, отсутствуя на форуме в Гондурасе, не могли лично отстаивать свои интересы. На самом же деле они не выразили никакой заинтересованности в присоединении к ОАГ. Их позицию защищали власти Венесуэлы во главе с Уго Чавесом (хотя кубинское руководство пользовалось широкой поддержкой со стороны и других своих сторонников). Диктатор, постоянно занимавшийся самовосхвалением, который был скорее обузой, чем реальной угрозой, Чавес на протяжении многих лет плел интриги против Соединенных Штатов, подрывал основы демократии в своей собственной стране и во всем регионе. Он был в значительной мере воплощением того негативного в истории региона, которое эта часть мира стремилась преодолеть. Чавес подавил в Венесуэле политическую оппозицию и свободную прессу, национализировал компании и завладел их активами, растранжирил нефтяное богатство страны, настойчиво вел страну к диктаторскому типу правления.

В апреле на Саммите Америк пути президента Обама и Чавеса пересеклись. Чавес казался весьма обрадованным представившейся ему возможностью пожать руку президенту Обаме. Он устроил настоящее шоу из вручения президенту подарка как жеста доброй воли. Это оказалась книга об американском империализме и эксплуатации в Латинской Америке – так что жест оказался не очень уместным.

Я постоянно выступала с критикой в адрес Чавеса и защищала тех в Венесуэле, кто находил в себе достаточно мужества, чтобы противостоять ему. Я старалась также воздерживаться от упоминания того, что могло бы дать Чавесу повод кичиться своими деяниями и разъезжать по всему региону с высоко поднятой головой, жалуясь на давление и издевательства со стороны США. Как-то, выступая на венесуэльском телевидении, он развлекал огромную толпу, распевая: «Хиллари Клинтон меня не любит… да и я ее не люблю» – на мотив популярной местной песни. С этим было трудно поспорить.

Мой день в Гондурасе начался с раннего завтрака с министрами иностранных дел из стран Карибского бассейна. Нам нужно было многое обсудить, в первую очередь планы по обузданию возрастающего насилия под воздействием наркотиков и расширению сотрудничества в области энергетики. Большинство стран Карибского бассейна испытывали крайнюю нехватку энергоносителей и были подвержены воздействию последствий изменения климата, повышения уровня моря в экстремальных погодных условиях. В этой связи они стремились к сотрудничеству с нами, чтобы найти решение данных проблем. И, конечно, разговор зашел о Кубе.

– Мы с нетерпением ждем того дня, когда Куба сможет вступить в ОАГ, – заверила я министров. – Однако мы считаем, что членство в ОАГ должно сопровождаться принятием на себя определенной ответственности. И ради нашей взаимной выгоды и процветания мы обязаны поддерживать наши стандарты демократии и управления, которые принесли так много успехов в нашем полушарии. Это не ради прошлого, но ради будущего и сохранения верности основополагающим принципам нашей организации.

После завтрака следовало главное событие – Генеральная Ассамблея ОАГ.

Генеральный секретарь Хосе Мигель Инсульса, чилийский дипломат, и президент Селайя, хозяин мероприятия, провели нас в зал и предложили всем министрам сфотографироваться, сделать, так сказать, «семейную фотографию». Многие ли из этих лидеров будут вместе с нами отстаивать демократические принципы организации?

Ключевую роль в данном вопросе играла Бразилия. Под руководством президента Луиса Игнасио Лулы да Силвы Бразилия превратилась в крупного игрока на мировой арене. Лула, как известно, являлся бывшим харизматичным профсоюзным лидером, избранным на пост президента в 2002 году. Он был воплощением новой Бразилии, которая могла гордиться тем, что ее экономика является одной из самых динамично развивающихся в мире, что в стране быстро растет количество людей среднего класса. Экономический рост Бразилии, возможно, более, чем какой-либо другой страны, символизировал трансформацию Латинской Америки и ее многообещающее будущее.

Когда я в качестве первой леди впервые побывала в Бразилии в 1995 году, это была еще относительно бедная страна с неустойчивой демократией и значительным экономическим неравенством. Годы военной диктатуры и левых повстанческих движений сменились чередой слабых гражданских правительств, которые не смогли обеспечить народу больших результатов. Преобразование Бразилии началось с избрания президента Фернанду Энрике Кардозу, инаугурация которого состоялась за несколько месяцев до моего визита. Он привел экономику страны в движение, а его жена, Рут, опытный социолог, учредила агентство по сокращению масштабов нищеты и обеспечению денежных переводов для улучшения жизни женщин и бедных семей, которые предоставлялись им на определенных условиях. На посту главы государства Кардозу сменил пользовавшийся широкой популярностью Лула да Силва, который продолжил его экономическую политику, расширив систему социальной защиты для сокращения масштабов нищеты и снизив на 75 % ежегодные темпы уничтожения тропических лесов Амазонки.

По мере роста экономики Бразилии возрастала агрессивность и напористость в поведении да Силвы на международной арене. Он предвидел, что Бразилия станет крупной мировой державой, и его действия вели как к развитию конструктивного сотрудничества, так и к некоторым разочарованиям. Например, в 2004 году да Силва направил свои военные подразделения в миротворческую миссию ООН на Гаити. Они возглавили эту миссию и отлично справились с обеспечением порядка и безопасности в сложных условиях. С другой стороны, он настаивал на проработке с Турцией возможности заключения с Ираном неофициальной договоренности по его ядерной программе, хоть такая договоренность не соответствовала требованиям международного сообщества.

И тем не менее в целом я приветствовала растущее влияние Бразилии и тот значительный потенциал, который позволял ей заниматься решением насущных проблем. Позже я с удовольствием поработала с протеже да Силвы, Дилмой Русеф, которая возглавляла администрацию президента и рассматривалась как его возможная преемница на посту президента страны. 1 января 2011 года я присутствовала на ее инаугурации в столице Бразилиа. Был дождливый, но праздничный день. Десятки тысяч человек выстроились вдоль улиц, когда первая женщина – президент страны проезжала мимо в «Роллс-Ройсе» 1952 года выпуска. Она дала присягу и приняла традиционную зелено-золотую президентскую перевязь из рук своего наставника, да Силвы, пообещав продолжать свою деятельность по искоренению бедности и неравенства. Она также признала, что создала прецедент в истории страны: «Сегодня все бразильские женщины должны испытывать гордость и счастье». Дилма – серьезный руководитель, я искренне восхищаюсь ею. В начале 1970-х годов она была членом леворадикальной повстанческой группы, сидела в тюрьме, где военная хунта ее пытала.

Возможно, как утверждают некоторые наблюдатели, у нее нет яркой харизмы да Силвы или технических знаний Кардозу, однако она обладает сильным интеллектом и железной хваткой – двумя характеристиками, необходимыми для руководства в эти трудные времена. Свое мужество она проявила в 2013 году, когда бразильцы, разочарованные снижением темпов экономического роста, повышением цен и осознанием того, что правительство больше сосредоточено на подготовке к громким событиям, чемпионату мира по футболу 2014 года и Олимпийским играм 2016 года, чем на улучшении жизни рядовых граждан, вышли в знак протеста на улицы. Вместо того чтобы подавлять их выступления, прибегать к насилию и арестам демонстрантов, как это делается во многих других странах, включая Венесуэлу, Дилма встретилась с ними, признала их проблемы и попросила их сотрудничать с правительством для решения этих проблем.

Я знала, что по вопросу о Кубе придется выдержать непростое сражение, чтобы убедить бразильскую сторону в моей правоте. Да Силва был склонен поддержать решение о восстановлении членства Кубы в ОАГ. Однако я предполагала, что в нашу пользу может сыграть его желание проявить себя в качестве видного государственного деятеля региона. Возможно, это вынудило бы его помочь нам достичь компромисса. Мне нужно было прозондировать позицию его министра иностранных дел Селсу Аморима, чтобы понять, на что можно рассчитывать.

Еще одним важным игроком могли бы выступить Чили. Как и Бразилия, Чили являлась успешной страной Латинской Америки, которая в 1990-х годах совершила переход от жестокой военной диктатуры генерала Аугусто Пиночета к демократии. Роль Соединенных Штатов в военном перевороте 1973 года, в результате которого Пиночет пришел к власти, а также поддержка, которую мы оказывали его правому режиму, – это темные страницы нашего прошлого участия в событиях региона. В дальнейшем наши отношения стали крепкими и продуктивными. Мишель Бачелет, избранная в 2006 году на пост президента страны, первая женщина-президент Чили, была по специальности врачом-педиатром. Как и Дилма Русеф в Бразилии, она подвергалась в своей стране преследованиям со стороны военной диктатуры и в конце концов по политическим причинам вынуждена была эмигрировать. После падения режима Пиночета она вернулась в Чили и начала свое восхождение в политической карьере. Как президент, она стремилась объединить страну. Свидетельствуя о том, что она помнит о нарушениях прав человека в прошлом своей страны, она открыла Музей памяти и создала Национальный институт по правам человека. Деятельность Бачелет в интересах женщин своей страны получила широкое признание, и после окончания президентского срока в 2010 году она была назначена исполнительным директором недавно созданной в Организации Объединенных Наций структуры по вопросам гендерного равенства и расширения прав и возможностей женщин, которая получила название «ООН-женщины». Мы с ней стали союзниками и друзьями в продолжающейся борьбе за права женщин и девочек. Она вернулась в Чили и в конце 2013 года была успешно избрана президентом на второй срок.

Чили выступала за ослабление международной изоляции Кубы и призывала США отменить введенное нами эмбарго. В начале 2009 года Бачелет стала первым президентом Чили, посетившим в последние несколько десятков лет Гавану. Она встретилась с братьями Кастро. Позже Фидель опубликовал статью, в которой он принимал сторону Боливии в территориальном споре 1870-х годов с Чили и критиковал «чилийскую олигархию», эксплуатирующую боливийцев. Это являлось напоминанием о том, каким капризным и невыносимым он мог быть. Я надеялась на то, что Чили, отстаивая свои демократические принципы, поможет нам предотвратить возможный кризис.

Моим главным советником по Латинской Америке был помощник госсекретаря по делам Западного полушария Том Шеннон, весьма уважаемый старший сотрудник дипломатической службы, который служил в пяти администрациях. Том был главным советником по Латинской Америке при госсекретаре Райс, и я попросила его остаться, пока не подтвержу его назначение на пост посла в Бразилии. С тех пор Том проанализировал все плюсы и минусы возвращения Кубы в ОАГ и прояснил мне, в какое сложное дипломатическое положение мы попали. Мы с ним потратили очень много времени и сил, обдумывая пути выхода из сложившейся кризисной ситуации. В конце концов мы смогли выработать план необходимых действий.

Учитывая то, что президент Обама говорил о возвращении к бесконечным спорам времен холодной войны, было бы лицемерием продолжать настаивать на том, чтобы Куба была лишена членства в ОАГ по причинам, которые были озвучены в 1962 году. В то время она была исключена за свою приверженность «марксизму-ленинизму» и «принадлежность к советскому блоку». Было бы более эффективно и разумно обратить свое внимание на нынешние нарушения прав человека на Кубе, которые были несовместимы с Уставом ОАГ. Что, если нам выдвинуть условием снятия наложенных ограничений на полноправное членство Кубы в ОАГ проведение ею достаточно демократических реформ, соответствующих положениям Устава организации? И, чтобы сбить спесь с братьев Кастро, почему бы не потребовать у Кубы официального прошения о вступлении в наши ряды? Возможно, это был компромисс, который бы устроил Бразилию, Чили и другие страны. Мы не обязательно должны были победить таких сторонников жестких политических мер, как Венесуэла, потому что сохранение статус-кво было бы победой уже само по себе. Возможно, если бы они убедились, что регион движется в сторону компромисса, даже они захотели бы присоединиться к нашей позиции.

После того как торжественная и пышная церемония открытия сессии закончилась, я пошла на дополнительное заседание с несколькими министрами иностранных дел и представила им нашу компромиссную резолюцию в качестве альтернативы ее предыдущей редакции, в которой не упоминалось никаких условий. Предложение было встречено с немалым удивлением, поскольку оно сильно отличалось от политической доктрины Соединенных Штатов (хотя, на мой взгляд, это компромиссное решение все равно позволяло нам достичь своих целей). Мы с Томом провели второй тур переговоров, в ходе которого осаждали министров иностранных дел, приводя убедительные доводы в пользу нашего плана. В полдень я обратилась к Генеральной Ассамблее и подтвердила, что дипломатические принципы нашей организации и демократический прогресс Латинской Америки являются слишком важными, чтобы отказываться от них. Я напомнила моим коллегам, что администрация президента Барака Обамы уже предпринимает шаги, чтобы привлечь непосредственно Кубу к решению этого вопроса.

Сторонники Кубы также приводили веские аргументы в пользу своей позиции. В частности, Селайя заявил, что голосование 1962 года, исключившее Кубу из рядов ОАГ, «ущемило ее законные права», поэтому он призвал Ассамблею «исправить эту ошибку». Президент Никарагуа Даниэль Ортега сказал, что ограничения были «наложены тиранами», и, показав свое истинное лицо, заявил, что «ОАГ остается орудием господства Соединенных Штатов». Присоединившись к Венесуэле, руководитель Никарагуа потребовал голосования, которое поставило бы все на свои места. В противном случае он пригрозил выйти из организации.

Эти переговоры тянулись целый день, однако я следила за временем. Я должна была покинуть Гондурас в начале вечера для того, чтобы вылететь в Каир. Там я должна была провести совещание вместе с президентом Обамой перед его важным обращением к мусульманскому миру. Перед своим отъездом я должна была удостовериться в том, что не будет большинства, то есть двух третей голосов, которые бы позволили признать Кубу равноправным членом нашей организации без каких-либо условий. Мы спорили с каждым, кто готов был слушать, что такое решение не будет отвечать интересам ОАГ. В какой-то момент президент Обама напрямую призвал Лулу поддержать нашу идею, заключавшуюся в определенном компромиссе. Я отвела Селайю в небольшую отдельную комнату и попыталась сыграть на его чувстве ответственности как организатора конференции. Если бы он поддержал наш компромисс, он мог бы спасти не только себя, но и этот саммит ОАГ. Если же нет, то он остался бы в памяти поколений как лидер, который способствовал коллапсу нашей организации. Мне показалось, что мои доводы возымели действие. Хотя к концу дня мы были далеки от консенсуса, я была уверена в том, что дела движутся в правильном направлении. Даже если бы наша резолюция не прошла, та же судьба ожидала бы и другую. Я полагала, что теперь было маловероятно, чтобы голоса участников форума ОАГ разделились. Я направилась в аэропорт и попросила Тома держать меня в курсе событий.

– Держи их в правильном русле, – сказала я ему и села в машину.

Спустя несколько часов Том позвонил мне, чтобы сообщить, что, судя по всему, наше дело близко к разрешению. Наша команда вела переговоры об окончательной формулировке условий, но было похоже, что наш компромиссный вариант получил поддержку. К концу вечера только Венесуэла, Никарагуа, Гондурас и еще некоторые их сторонники придерживались мнения о необходимости восстановления членства Кубы. Вместо Соединенных Штатов (как мы изначально опасались) изолированными оказались Чавес и его команда, которые пошли против единого мнения региона. По некоторым сообщениям, Селайя позвонил Чавесу и предложил ему подчиниться воле большинства, принять компромисс. Какой бы ни была причина, но утром упомянутые руководители поменяли свою позицию, и мы смогли достичь консенсуса по предложенной нами резолюции. Когда она была принята, министры разразились аплодисментами.

В Гаване режим Кастро отреагировал весьма резко и отказался подавать прошение о восстановлении членства в ОАГ или принимать какие-либо условия или демократические реформы. С учетом такой позиции ограничения никуда не делись. Но мы все же добились замены устаревшей аргументации более современной, что должно было способствовать дальнейшему укреплению ОАГ и обеспечению ее приверженности идеалам демократии.

Верный своим принципам, в декабре 2009 года Кастро создал новые проблемы, арестовав сотрудника Агентства США по международному развитию Алана Гросса по обвинению в том, что он пронес компьютерную технику в небольшую, существовавшую с давних времен еврейскую общину в Гаване. Кубинские власти подвергли его скорому суду и приговорили к пятнадцати годам тюрьмы. Одной из моих крупных неудач на посту госсекретаря была наша неспособность вернуть Алана домой. Госдепартамент и я поддерживали тесный контакт с его женой, Джуди, и его дочерями. Я публично призывала множество других стран начать переговоры с Кубой по данному вопросу. Однако, несмотря на прямые контакты с кубинскими чиновниками и многочисленные усилия третьих лиц, кубинцы согласились освободить его лишь при условии, что Соединенные Штаты освободят пятерых осужденных кубинских разведчиков, отбывающих у нас срок. Не исключено, что сторонники жесткого курса в кубинском руководстве использовали инцидент с Гроссом как возможность избежать любого возможного сближения с Соединенными Штатами и тех внутренних реформ, которые в этом случае потребовалось бы проводить. Если это так, то это двойная трагедия, обрекающая миллионы кубинцев на своего рода продолжение тюремного заключения.

Встретив стену непонимания при попытках организовать переговоры с режимом в Гаване, мы с президентом Обамой продолжили обращаться непосредственно к кубинскому народу, а к не правительству. На основе уроков предыдущих противостояний мы верили, что лучшим способом изменить Кубу будет приобщение ее граждан к ценностям, информации и материальным благам внешнего мира. Изоляция лишь укрепляла режим тоталитарной власти, а вдохновение и обновление сил кубинского народа могло произвести обратный эффект. В начале 2011 года мы объявили о новых правилах, которые должны были упростить процедуру посещения Кубы американским религиозным группам и студентам и разрешить аэропортам США принимать чартерные рейсы из Кубы. Мы также подняли лимит на денежные переводы, которые американцы кубинского происхождения могли высылать членам семьи, оставшимся на Кубе. Сотни тысяч американцев ежегодно посещали остров. Они были своеобразной ходячей рекламой Соединенных Штатов и преимущества более открытого общества.

На каждом этапе этого пути мы сталкивались с резкой оппозицией со стороны некоторых членов конгресса, которые хотели сохранить Кубу в глубокой изоляции. Однако я по-прежнему была убеждена в том, что такое взаимодействие (напрямую с народом) было лучшим способом стимулировать реформы на Кубе и что это было в интересах как Соединенных Штатов, так и всего региона в целом. Поэтому я была рада, когда мы увидели, как изменения медленно проникали в страну, независимо от того, насколько жесткий режим изоляции пытались установить консерваторы. Блогеры и участники голодовок внесли свой вклад, требуя свободы для Кубы. Я была особенно тронута мужеством и решимостью кубинских женщин, известных как «Дамас де Бланко», то есть «Дамы в белом». Начиная с 2003 года они каждое воскресенье после католической мессы устраивали марш несогласных с содержанием под стражей политических заключенных. Они подвергались преследованиям, избиениям и арестам, но продолжали начатое дело.

Ближе к концу своего пребывания в должности я рекомендовала президенту Обаме, чтобы он еще раз пересмотрел вопрос о введенном нами эмбарго в отношении Кубы. Оно уже не способствовало достижению поставленных нами целей, и это сдерживало нас на других направлениях наших отношений со странами Латинской Америки. Я решила, что после двадцати лет попыток наладить продуктивный диалог с Кубой мы могли себе позволить переложить бремя ответственности на Кастро, чтобы объяснить, почему кубинские власти остались такими недемократичными и негуманными.

Окончание саммита в Сан-Педро-Суле не было завершением наших июньских испытаний. Всего несколько недель спустя призраки неспокойного прошлого Латинской Америки ожили в Гондурасе. В воскресенье, 28 июня 2009 года, Верховный суд Гондураса вынес постановление об аресте президента Селайи на основании обвинений в коррупции и опасений, что он собирался в нарушение конституции продлить свой срок на президентском посту. Селайя был схвачен и, прямо в пижаме, посажен на самолет, который доставил его в Коста-Рику. Власть в стране захватило временное правительство во главе с председателем Национального конгресса Роберто Мичелетти.

В это тихое воскресное утро я была дома в Чаппакуа, когда получила известие о возникшем кризисе от Тома Шеннона. Он рассказал мне о том, что уже было известно на тот момент. Однако информации было недостаточно, и мы обсуждали, как было бы необходимо отреагировать. Самым важным моментом был вопрос о жене и дочерях Селайи, которые обратились с просьбой об убежище в резиденции нашего посла в Гондурасе. Я попросила Тома убедиться в том, что они были в безопасности и что о них позаботятся до тех пор, пока кризис не будет преодолен. Я также переговорила с генералом армии США Джонсом и Томом Донилоном в Белом доме и созвонилась с министром иностранных дел Испании для срочной консультации.

Насильственное изгнание Селайи поставило перед Соединенными Штатами дилемму. Мичелетти и Верховный суд утверждали, что защищают демократию Гондураса от незаконного захвата власти Селайей, и предупредили, что он намеревался стать еще одним Чавесом или Кастро. Безусловно, региону не нужен был очередной диктатор, и многие, знавшие Селайю достаточно хорошо, были готовы поверить в эти обвинения. Однако Селайя был избран народом Гондураса, и его изгнание под покровом темноты повергло весь регион в ужас. Никто не хотел возвращения к тяжелым прежним временам частых переворотов и нестабильных правительств. Я не видела никакого выбора, кроме как осудить свержение Селайи. В своем публичном выступлении я призвала все стороны в Гондурасе уважать конституционный порядок и верховенство закона и взять на себя обязательство решать политические споры мирным путем и посредством диалога. Как того требуют наши законы, наше правительство приостановило оказание помощи Гондурасу до момента восстановления демократического строя. Наше решение было поддержано другими странами региона, включая Бразилию, Колумбию и Коста-Рику. Вскоре это стало также официальной позицией ОАГ.

В последующие дни я вела переговоры со своими коллегами по всему Западному полушарию, в том числе с министром иностранных дел Эспиноса в Мексике. Мы разработали план по восстановлению порядка в Гондурасе и по получению гарантий того, что в сжатые сроки и на законных основаниях будут проведены свободные и справедливые выборы. Это сняло бы с повестки дня вопрос о расправе над Селайей, а главное, предоставило бы гражданам Гондураса шанс выбрать свое собственное будущее.

Я начала искать уважаемого и заслуженного государственного деятеля, который мог бы выступить в качестве посредника. Оскар Ариас, президент Коста-Рики, которая имеет один из самых высоких показателей дохода на душу населения и самую экологичную из экономик в Центральной Америке, был логичным выбором. Он был опытным руководителем, заслужившим уважение всего мира. В 1987 году он получил Нобелевскую премию мира за свою деятельность по прекращению конфликтов в Центральной Америке. После шестнадцати лет перерыва он успешно баллотировался на пост президента еще раз в 2006 году и считался авторитетом в вопросах ответственного управления и устойчивого развития. Я позвонила ему в начале июля. Мы обсудили необходимость обеспечить проведение выборов в соответствии с имевшимся планом – в ноябре. Он был согласен стать посредником для заключения необходимого соглашения, но был обеспокоен тем, что Селайя может не принять его в качестве посредника. В этой связи он попросил меня побудить свергнутого президента преодолеть себя и принять необходимое решение.

В тот же день я пригласила Селайю в Госдепартамент. Он выглядел лучше, чем тогда, когда впервые обратился к миру из Коста-Рики. Пижамы уже не было, зато ковбойская шляпа вернулась на законное место. Он даже немного пошутил по поводу своего вынужденного перелета.

– Чему должны научиться президенты стран Латинской Америки на моем примере? – спросил он меня.

Я улыбнулась и покачала головой.

– Спать в одежде на собранных чемоданах, – ответил он на свой собственный вопрос.

Шутки шутками, а Селайя был расстроен и нетерпелив. Отчеты из Гондураса о столкновениях между протестующими и силами безопасности только усиливали напряженность. Я сказала ему, что мы должны сделать все возможное, чтобы избежать кровопролития, и призвала его к активному участию в процессе посредничества, которое взялся осуществлять Ариас. По окончании разговора Селайя убыл. Я понимала, что Мичелетти не примет идею посредничества, если заподозревает, что Селайя является хозяином положения. С учетом этого обстоятельства я хотела объявить о новых дипломатических усилиях сама, без присутствия Селайи. Как только мы завершили наш разговор, я попросила Тома отвезти Селайю в пустой офис и связаться из Ситуационного центра с Ариасом, чтобы организовать телефонный разговор между ними без свидетелей. Тем временем я поспешила вниз в зал пресс-конференций Госдепартамента, чтобы сделать официальное заявление.

В первые несколько дней не произошло никакого прорыва. Ариас сообщил, что Селайя настаивал на полном восстановлении в должности президента страны, а Мичелетти утверждал, что тот нарушил конституцию, и отказывался оставлять дело на самотек до следующих запланированных выборов. Иными словами, ни одна из конфликтующих сторон не проявляла какой-либо склонности к компромиссу.

Я еще раз напомнила Ариесу о том, что «наша главная цель – свободные, справедливые и демократические выборы в интересах мирной передачи власти». Он согласился с необходимостью серьезного разговора и выразил разочарование по поводу неуступчивости, с которой ему пришлось столкнуться.

– Они не готовы идти на уступки, – пояснил он.

Затем он озвучил мнение, которое, как я думаю, в тот момент разделяли многие из нас: «Я занимаюсь этим и выступаю за то, чтобы Селайя был восстановлен на своем посту, исходя из принципов, миссис Клинтон, а не потому, что мне нравятся эти люди… Если мы позволим нынешнему правительству остаться у власти, то во всех странах Латинской Америки мы будем наблюдать эффект домино. Это была интересная версия теории „эффекта домино“, еще не забытого со времен холодной войны страха того, что если одна небольшая страна перейдет на сторону коммунистов, то ее соседи вскоре последуют ее примеру.»

Селайя вернулся в Госдепартамент в начале сентября для дополнительных переговоров. Затем, 21 сентября, он тайно вернулся в Гондурас и объявился в посольстве Бразилии, что было потенциально опасным вариантом развития событий.

Переговоры затянулись. К концу октября стало ясно, что Ариас достиг минимального прогресса в примирении двух сторон. Я решила отправить Тома в Гондурас, чтобы было ясно, что терпению США пришел конец. 23 октября после девяти вечера мне позвонил Мичелетти.

– В Вашингтоне и у других руководителей нарастает чувство разочарования, – предупредила я его.

Мичелетти попытался объяснить, что они «делают все, что в их силах, чтобы достичь соглашения с господином Селайей».

Примерно через час я смогла дозвониться до Селайи, который по-прежнему скрывался в посольстве Бразилии. Я сообщила ему, что в ближайшее время прибудет Том, чтобы помочь решить данный вопрос. Я обещала, что останусь лично заинтересованной в преодолении кризисной ситуации и что мы намерены попытаться урегулировать ее как можно скорее. Мы знали, что нам предстояло подготовить план, который позволил бы гражданам Гондураса самим решить эту проблему так, чтобы обе стороны остались довольны. Это была трудная задача, но она казалась нам вполне разрешимой. Наконец, 29 октября, Селайя и Мичелетти подписали соглашение о создании правительства национального единства для обеспечения руководства Гондурасом до предстоящих выборов и создании комиссии «правды и примирения» для расследования событий, приведших к отстранению Селайи от должности. Они согласились оставить на усмотрение конгресса Гондураса вопрос о возвращении Селайи во властные структуры в качестве члена правительства национального единства.

Почти сразу начались споры о структуре и целях правительства национального единства, и обе стороны пригрозили выйти из только что достигнутого соглашения. Затем конгресс Гондураса подавляющим большинством проголосовал против возвращения Селайи в администрацию, тем самым оскорбив его до глубины души. Он сильно переоценил степень своей поддержки в стране. После голосования он вылетел в Доминиканскую Республику и следующий год провел в изгнании. Когда настало время выборов, в конце ноября на пост президента Гондураса был избран Порфирио Лобо, который в 2005 году в президентской гонке занял второе место. Многие южноамериканские страны не признали этого результата. В этой связи еще год ушел на дополнительные дипломатические усилия, прежде чем Гондурас был принят обратно в ОАГ.

Это был первый случай в истории Центральной Америки, когда страна, которая пережила государственный переворот и была на грани крупного гражданского конфликта, оказалась в состоянии восстановить конституционные и демократические процессы путем переговоров, без давления извне.

Латинская Америка – это регион, который требует именно глубокого понимания происходящих в нем, скрытых от посторонних глаз процессов. Да, там все еще существуют серьезные проблемы, которые нам предстоит решать. Но в целом именно там можно наблюдать тенденцию к развитию демократии и инноваций, к расширению общих возможностей, а также к развитию позитивных партнерских отношений как между самими странами, так и с Соединенными Штатами. Это то будущее, к которому мы стремимся.