На семи ветрах, в новогоднюю ночь
– Сема, тебе уже хватит, – подошедшая к столику жена решительно отставила в сторону наполовину пустую бутылку виски.
– Женщина, ша! – Зебриевич лихо опрокинул рюмку, которую успел налить, пока Софа ходила в уборную.
– Да что ж ты творишьто! – пришла в ужас жена. – Сема, что на тебя нашло?! У тебя же гастрит! О детях подумай!
– Я о них и думаю. – Зебриевич мрачно посмотрел на вторую половину. Спросил: – Где Сажин? Куда он подевался? Поговорить надо.
– В баре. На него только что при всех вешалась Анжелика, – презрительно сказала Софа. – Женщине не пристало столько пить! И так себя вести! Бедный Данечка, – жалостливо посмотрела она на Голицына, который стоял у лотков с горячим, у шведского стола. – Вот уж кому не повезло с супругой! Ну что она нашла в этом Сажине?
– Не скажи, – хохотнул Зебриевич. – Сажин мужик. Да еще весь в белом… Ну а он что? Анжелика – баба красивая. Неужто устоял? Я знаю, что Дашка его не балует. В смысле к себе не подпускает.
– Он из вас самый трезвый. Почти и не пил, – с уважением сказала Софа. – Они с Анжеликой, наверное, и сейчас ругаются.
– Ругаются?
– Она ж ему сказала, что он импотент!
– Да ты что?! – Зебриевич расхохотался. – Смелая тетка!
– Какой позор! На них все смотрели! И зачем мы только сюда поехали, в этот круиз?!
– Погоди. – Зебриевич решительно встал изза стола.
– Куда?! Не пущу! – вскочила и Софа.
– Да погоди ты!
Он, слегка пошатываясь, направился к Голицыну, который все еще не решил: рыба или мясо?
– А твоято набралась, – хлопнул его по плечу Зебриевич.
– На себя посмотри, – огрызнулся Дан. – Тоже нарядился. Вон галстук из кармана торчит.
– А я что? Я при своей бабе. А вот твоя на твоего же лучшего друга вешается. При всех. Хотя вы ведь с Сажиным давно уже не друзья. Позорището, а? Так и тащит его в койку! Озабоченная. Что ж ты, Данечка, бабу свою не удовлетворяешь? А она еще орет, что Сажин импотент! Упректо не по адресу.
– Где они?! – взвился Голицын.
– В баре. Софа не выдержала, убежала. Она таких слов не знает, какими они обмениваются. Кругом он тебя, Данька, сделал, Сажинто. И дочку его тебе не заполучить. Девица с норовом, знаю я ее. Вся в папку своего.
– Не оченьто и нужна, – усмехнулся Голицын.
– А жить на что будешь? Бабки где? Погоди, завтра день наступит – Сажин все тебе расскажет про твою дальнейшую жизнь.
– А именно?
– Как говорится, расставит все точки над i, – пьяно рассмеялся Зебриевич и пожаловался: – Чтото я и впрямь перебрал… Выпрет тебя, Данька, Дмитрий Александрович из своей фирмы. По миру пустит.
– Это мы еще посмотрим, – пробормотал Голицын, опуская на ближайший столик все еще пустую тарелку и доставая из кармана мобильник. – Алло? Даша? Ты уже легла?
Он покосился на Зебриевича и отошел в сторонку, прижимая к уху трубку. «Актер, – невольно подумал тот, глядя, как на глазах меняется у Дана лицо, голос становится вкрадчивым. – Где ты, девочка моя? Тебе одиноко? Мне тоже…»
Голицын засунул мобильник обратно в карман и направился к выходу из банкетного зала. Зебриевич ринулся за ним:
– Дан! Постой! Ты спятил?!
– Отвяжись!
– Тебе жить надоело?! – Зебриевич вцепился в рукав его пиджака.
– Иди к своей жене! – стряхнул его Дан, словно надоевшую муху. – Вон она, места себе не находит! Так, мечется от пирожных к креветкам! Ну и жрать же вы…
– Данька, не безумствуй. – Зебриевич помял ладонями лицо, пытаясь протрезветь. Нет, надо на свежий воздух, однозначно. – Они и так разведутся. Я дал ей координаты того парня…
– Какого парня?
– Из отеля на Мертвом море. Которого ее муж нанял. Они сегодня списались.
– Спасибо, что сказал! – откровенно обрадовался Дан. – Мне будет проще. Где, ты говоришь, моя жена? В баре?
– А, так ты к ней идешь… – протянул Зебриевич. – И правильно. Уложи ее лучше спать, нам всем спокойнее будет. А я пойду выпью еще. Надо же старый год проводить.
– А ты разве еще не проводил?
– Два уже проводил. Сначала наш, потом финский с эстонским. Так Землято круглая!
– Да, тебе еще много пить, – усмехнулся Голицын. – Ну, иди, наслаждайся процессом.
«Ага. Сейчас», – банкир вернулся к столу, и, предупреждая осуждающий взгляд жены, велел:
– Минералки. Живо. Похолоднее.
– Сейчас, – вскочила Софа.
«Чтото будет», – думал он, глядя, как жена на доступной ей скорости несется в бар, чтобы попросить бармена достать бутылку минеральной воды из холодильника. Или налить ее в стакан со льдом. Софа такая, если муж попросит, то и летом, в самую жару, снега достанет, а зимой, в лютый мороз, раздобудет огненную грелку. Софа – это его надежный тыл. Но далеко не всем так повезло с супругами.
– Как дела, дорогая? – Голицын крепко взял жену за локоть и нагнулся к самому ее уху.
– Господи, напугал! – вздрогнула Анжелика.
– Значит, ты задумала мне изменить? Прямо здесь, когда я рядом. Всегото отошел на пару минут к шведскому столу, за закуской. Интересно, где ты собралась это сделать? Неужели в нашей каюте? На супружеском ложе? И с кем? С моим лучшим другом! А он тебя послал на… – Голос его был ласковым. – Выходишь в тираж, милая. И пластика больше не помогает. Сажин не клюет на силиконовые титьки. Хотя сам же за них заплатил. А ты, дура, не понимаешь, что он таким образом от тебя отделался. Сует тебя под нож хирурга в надежде, что после очередного наркоза ты не очнешься.
– Да иди ты… – оттолкнула его жена.
– Обидно, да? А Сажин – завидный мужик. Да еще миллионер!
– Слушай, чего тебе надо?
– Я хочу тебе помочь. – Он губами отодвинул завитки белокурых волос и зашептал в самое ее ухо: – Я давно уже тебе изменяю. И ты мне. Наш брак – так, формальность. Но мне обидно, когда мужчина, который нравится моей жене, ее посылает.
– Спятил, что ли? – Анжелика отстранилась и посмотрела на него с удивлением.
– Даша ждет меня на верхней палубе. Так что Сажин напрасно торопится к себе в каюту. Женато его обманывает. Догадываешься, с кем?
– Молодец! – хрипло рассмеялась Анжелика. – Времени зря не теряешь!
– Пойди, утешь его.
– Не поняла?
– Сделай так, чтобы он тоже поднялся наверх.
– Ох ты, свин! – Она ласково ущипнула мужа за щеку. – Зачем тебе это?
– Я же сказал, что хочу тебе помочь.
– Затащить Сажина в постель? Я не такая дура, чтобы в это поверить. Ну да ладно. Мнето какая разница, как я его заполучу? Новогодняя ночь, мы все пьяные. Потом будет хоть что вспомнить. Сколько у меня времени? – деловито спросила она, охорашиваясь.
– Дайка подумать… Надо прихватить бутылку шампанского. Мы сначала выпьем, потом начнем вспоминать прошлое. Ну, минут десять мне понадобится. А то и пятнадцать. Это же Даша!
– И ты не боишься Сажина, Данечка? – рассмеялась она. – Он ведь грозился тебя убить, если ты притронешься к его жене.
– Мне давно надо было это сделать, – усмехнулся он. – Еще двадцать лет назад. Глядишь, и жизнь бы у нас у всех была другая. Он бы на меня работал, а не я на него.
– Ишь, куда тебя занесло! – пьяно расхохоталась Анжелика. – Нет, милый, ты – это ты, а он – это он. Он захотел и взял, а ты ответственности испугался.
– Взял то, что после меня осталось.
– Ну, там много чего осталось! Да практически все. Что там у вас былото? Пара невинных поцелуев? Да и сегодня ты вряд ли способен на большее. – Она смерила мужа презрительным взглядом. – Тебе деньги нужны, не она. А то я не знаю! Все чегото мудрите со своим евреем. Только Сажин на вас плевал. Погоди, завтра он с вами со всеми разберется!
– Пошла! – Он слегка подтолкнул жену в спину. – И поторопись, а то Дмитрий Александрович самого интересного не увидит…
– Ну, чего тебе еще? – Сажин посмотрел на нее с неприязнью. Он стоял у барной стойки, высокий, широкоплечий, в белом костюме, и упорно игнорировал зазывную улыбку присевшей рядом на высокий табурет женщины. Поблизости застыли еще три, видимо, подруги. Все они не сводили с Сажина глаз, а он – со стакана, в котором виски осталось на донышке.
– Что ж ты одинто пьешь, Димочка? – Анжелика прижалась к нему, стараясь коснуться грудью, и похозяйски забросила руку Сажину на шею. – Скучно в постели одному? Так я тебя согрею…
– Отцепись! – Он скинул ее руку, допил виски и повернулся к бармену: – Повторить.
– А я ведь знаю, почему ты пьешь.
– Куда тебе! Ты никогда не отличалась сообразительностью.
– Знаю, потому что Даня сейчас с твоей женой…
– Врешь! – Сажин резко повернулся к ней. Виски выплеснулся Анжелике на платье. Она провела рукой по алой лайкре, оглаживая живот и талию. – Нет, не врешь… Где они? Ну?! – Он схватил ее за плечи, тряхнул.
– Не так быстро, – рассмеялась Анжелика. – Ох, и зверь ты, Сажин! Лапищи железные. Погоди, я шубку накину, и мы поднимемся на верх.
– Ничего, можно так. – Он рванул ее за руку. – Идем!
– Дима! Подожди! – взмолилась Анжелика. – Я ведь замерзну! Это ты жаркий. Дай мне пять минут, я только забегу в свою каюту.
– Хорошо. – Он отпустил ее и повернулся к бармену. – Еще виски. Без содовой и безо льда. Чистый. Лей больше! – Он швырнул на стол купюру в сто евро.
– А жена увидит, как ты деньгами бросаешься? – рассмеялась Анжелика, убегая.
Сажин проводил ее злым взглядом и схватил стакан. Виски был гадкий.
«Лучше бы водки выпил, – подумал он, морщась. – Значит, она с Голицыным. Убью! А толку? Все равно она меня бросит. У Данькиной могилы – так еще быстрее. Ей проще остаток жизни прожить безутешной вдовой. Формально она моя жена, а фактически… Ведь браки совершаются на небесах. Ее душа, похоже, обвенчалась с душой Голицына. И хоть ты умри…»
Он, морщась, допил виски и увидел, как к нему торопится Анжелика в накинутом на плечи норковом полушубке.
– Все, идем, – она подсунула руку ему под локоть. От нее резко пахло спиртным, сигаретами и какимито противными сладкими духами. Его еще больше замутило.
– Я хочу увидеть, как ты его будешь бить! – злорадно сказала она, таща его вверх по лестнице, застеленной ковровой дорожкой. – Сломай ему нос! Так, чтобы он на всю жизнь остался уродом!
– Откуда такая ненависть? – усмехнулся он.
– Да потому что Дан – скотина! Думает, я не знаю про его девочек! Я бы давно с ним развелась, если бы… – Она на секунду задумалась. – А в самом деле, почему я с ним до сих пор не развелась?
– Потому что у тебя не было ни минуты свободной. Ты либо пила, либо лежала под ножом у пластического хирурга. Колола ботокс и закачивала силикон в губы. Сегодня ты полностью укомплектована, и твой микроскопический мозг в состоянии сгенерить хотя бы одну новую мысль. Не удивляюсь, что это мысль о разводе, – рассмеялся Сажин.
– А ведь и верно! Ято женщина хоть куда! И при деньгах! Да еще родительская квартира в центре! Мне мама дарственную на нее написала незадолго до смерти. Даня ведь не имеет на нее прав?
– Не имеет, – подтвердил Сажин.
– Да я заживу припеваючи! – обрадовалась она. – Любовника хорошего найду. Тебя, к примеру. Помоему, мы прекрасная пара…
– Как ты меня достала!
Он сказал это громко, почти что крикнул. Пара, целовавшаяся в свете отчаянно качающегося на ветру фонаря, метнулась в тень. Но жену Сажин узнал. А мужчина… Конечно, Голицын, кто же еще?!
– Ну что, все увидел? – хрипло рассмеялась Анжелика и опять попыталась к нему прижаться. – Уверена, здесь есть свободные каюты. Пойди договорись. У тебя же полные карманы денег! Ты все можешь, Сажин. Новый год же! Давай оторвемся, а?
– Слушай, что ты за женщина? – сказал он презрительно и сделал шаг назад. – Сказал тебе нет, значит, нет! Между нами ничего не может быть, запомни. Единственное – деньги. И то я собираюсь выкупить твою долю в компании. Они и так фактически уже мои, эти акции. Я покажу тебе бумаги… Ты сейчас в состоянии говорить о делах? Вижу – нет. Тогда отложим этот разговор до завтра. Я объясню тебе твое финансовое положение, когда ты протрезвеешь. Что же до остального… – Он окинул ее взглядом, остановившись на груди. – Хорошая работа. Но я видел и получше. Запишись у моей секретарши, и если будет охота – я рассмотрю твою заявку. Но не обещаю. Я все равно люблю свою жену.
– А она сейчас с Даном, – злорадно рассмеялась Анжелика. – Наставляет тебе рога. И всю жизнь так было…
– Что ты знаешь? – Он рванулся к ней…
