Глава 18 Нападение
До вечера все было спокойно, а ночью — я спал в соседней от Милены и Аленушки комнате — мне послышался подозрительный шум во дворе. Я быстро оделся и подошел к входной двери, возле которой уже стоял дежуривший Григорий, сжимая в руке ракетницу. Он предостерегающе поднес палец к губам.
— Что там? — шепотом спросил я.
— Вроде бы кто-то ходит…
— Выйдем через заднюю дверь.
Мы прошли в комнату Ксении и осторожно выскользнули во двор. Потом разделились, обходя дом с обеих сторон. Сейчас только я подумал, что у меня нет с собой никакого оружия, и подобрал с земли черенок от лопаты. Луна еле проглядывала сквозь тучи, и ее слабых лучей было недостаточно, чтобы разглядеть что-то в ближайших пяти метрах. Неожиданно где-то справа от меня, возле забора, хрустнула ветка. Сделав в ту сторону несколько бесшумных шагов, я стал напряженно всматриваться в темноту. И до меня донесся слабый, призывный, хорошо знакомый мне шепот:
— Идем…
О Господи, снова она! Там, за забором, белея своей одеждой, стояла Девушка-Ночь. Но призыв ее относился не ко мне, и звала она за собой другого. Спиной ко мне стоял человек, и я почему-то с ужасом подумал, что это отец Владимир, поскольку и фигурой, и светлыми волосами он напоминал именно его. Но это было настолько нереально и чудовищно, что я содрогнулся, чувствуя, как холодная испарина покрывает мой лоб. Кто-то сзади коснулся моего плеча, и я чуть не вскрикнул.
— Я вижу их, — прошептал мне в ухо Григорий.
— Идем… — словно бы раздалось в ответ. И человек со светлыми волосами шагнул ей навстречу.
«Кто бы он ни был, но ему угрожает опасность», — подумалось мне. Я знал, на что способна эта ночная фея. Сделав Григорию знак, я тихо пошел к калитке, чтобы обойти забор. Он последовал за мной. Мы вышли и осторожно приблизились к этой паре, которая продолжала стоять на том же месте. Наконец-то луна вырвалась из плена, и теперь мне было хорошо видно лицо человека, стоявшего перед Девушкой-Ночь. Глаза его, погруженного в гипнотический транс, напоминали два бездонных колодца. Это был Клемент Морисович Кох.
— Идем… — повторила Девушка-Ночь, взяв его за руку.
В этот момент мы оба выступили из тени, и я проворно ухватил ее за локоть. Странно, но она нисколько не испугалась, даже не вскрикнула, а лишь скользнула по моему лицу равнодушно-безумным взглядом. Учитель же продолжал оставаться в каком-то невменяемом состоянии.
— Идем… — негромко сказала Девушка-Ночь, потянув его за собой.
— Кто ты? — спросил я, отталкивая от нее Клемента Морисовича. Его подхватил Григорий и начал трясти за плечи, стараясь привести в чувство.
— Идем, — сказала мне Девушка-Ночь, пронзая меня своим магнетическим взглядом. Я уже давно догадался, что она обладает какой-то чудодейственной силой, способной превращать человека в безропотное и послушное существо, готовое следовать за ней куда угодно, хоть к пропасти.
— Валерия! — услышал я за своей спиной голос учителя, и тотчас же — шепот Григория:
— Нет, нет, вы ошибаетесь…
— Идем… — позвала меня за собой Девушка-Ночь, и теперь уже я шагнул ей навстречу, чувствуя, что сознание мое туманится, а коварная искусительница становится сильнее меня. Но, преодолевая слабость, я схватил ее за плечи и грубо встряхнул это нежное, почти воздушное существо. Я понял, что ее чары могут воздействовать лишь на одного человека. Но нас было трое. Клемент Морисович уже пришел в себя и с удивлением смотрел на всех нас.
— Как я здесь очутился? — спросил он. — Кто эта девушка?
— Не догадываетесь? — произнес я, не отпуская свою пленницу. — Вам выпала честь познакомиться с местной легендой. Разрешите представить — Девушка-Ночь.
— Идем, — потухшим голосом отозвалась она, сникнув и уже не глядя на нас. Казалось, мы ее перестали интересовать.
— Я несколько раз видел ее, — промолвил Григорий, — когда прятался в вашем доме, а ночью выходил подышать воздухом. Но боялся приблизиться.
— И правильно делал, — заметил я. — Вам бы, Клемент Морисович, тоже не поздоровилось. Нет, сначала вы бы получили райское наслаждение… Но потом…
— А вы кто? — спросил учитель, всматриваясь в Григория.
— Странник, — ответил за него я. — Ну, что будем делать? Надо выяснить, где обитает это волшебное существо.
— Идем… — словно бы в ответ на мои слова откликнулась Девушка-Ночь.
— Ну что же, пойдем, — сказал я, отпуская ее. Она легко скользнула вперед. И мы двинулись следом за ней.
— А не убежит? — тревожно спросил Григорий.
— Нет, мы для нее уже не существуем, — ответил я. — Она возвращается к себе…
Охваченный азартом, я совсем позабыл о том, что мы покидаем дом, оставляем его без прикрытия и даже позабыли запереть калитку. Но желание разгадать тайну Девушки-Ночь было столь сильно, что я ни о чем не помнил. И я уже начинал догадываться, куда ведет нас это странное, и, без всякого сомнения, безумное существо. Через некоторое время мы подошли к дому доктора Мендлева.
— Вот где она прячется, — шепнул я своим спутникам.
Девушка-Ночь толкнула калитку и вошла во двор. Мы неотступно следовали за ней. И вновь я допустил промах: я позабыл об овчарке, охранявшей дом Мендлева. Пес, лежавший на крыльце, поднял голову и метнулся нам навстречу. Проскочив мимо Девушки-Ночь, он уже сделал прыжок в мою сторону, как где-то сбоку громыхнул выстрел из ракетницы, и заряд, рассыпаясь желтыми брызгами, влепился прямо в его разинутую пасть. Овчарку отшвырнуло в сторону, и она распласталась на земле, не ведая в свой последний миг, что за смертельный огонь выжег все ее внутренности.
— Хорошо, что ты успел вовремя, — заметил я. — Не хотелось бы подставлять ей свое горло…
Девушка-Ночь открыла дверь, и все мы гуськом вошли за ней в дом. Она пошла к той комнате, где находился кабинет Мендлева, но он уже сам возник в коридоре, заслышав наши шаги. Мы замерли перед его прищуренным взглядом, а Девушка-Ночь проскользнула в комнату. Доктор опустил плечи, тяжело вздохнул. Весь его вид говорил о каком-то отчаянии.
— Я знал, что все произойдет именно так, — произнес он, снимая очки и протирая стекла платком. — Все кончится… рано или поздно… Ну что же, прошу в кабинет.
Он посторонился, пропуская нас в комнату, где уже сидела Девушка-Ночь, бессмысленно уставившись в одну точку. Она странно изменилась, за какие-то несколько минут превратившись из воздушного, сотканного из лунного света существа в обычную женщину, красивую, но совершенно земную, похожую на увядший цветок. Я тронул ее за плечо. Мне хотелось, чтобы она взглянула на меня.
— Идем… — равнодушно откликнулась Девушка-Ночь, даже не подняв голову.
— Не прикасайтесь к ней! — гневно закричал доктор. А потом тихо добавил: — Извините, мне просто больно, когда это кто-то делает. Садитесь…
Никто из нас не принял его приглашения, а сам доктор заходил по комнате из угла в угол, бросая на Девушку-Ночь косые взгляды. Та продолжала сидеть неподвижно, вяло, будто из нее выпустили весь воздух.
— Это моя жена, — произнес наконец доктор Мендлев. — У нее ишемия мозга. Впрочем, к чему вам знать эти подробности?
— Почему вы держите ее здесь, а не отправите в клинику? — спросил я.
— Потому что все равно ее болезнь неизлечима, — горько отозвался он. — А там ей будет гораздо хуже. И кроме того… я продолжаю ее любить… хотя вам это, наверное, неинтересно. Вы видите ее? Разве она не прекрасна? Но она может повторять лишь одно слово, а большего от нее никому не добиться. Никогда. В ее голове произошли необратимые процессы. А ведь прежде она была талантливой художницей… Правда, сейчас ее рисунки стали еще гениальнее… Вы их видели.
— Та серия портретов в комнате?
— Да. Она рисует по памяти. С кем встретилась…
— Но почему вы ее держите взаперти?
— А вам не ясно? Вы же сами стали ее любовником… Но, несмотря на все замки, она умудряется иногда ускользать… Иногда ее просто разрывает бурный огонь желаний, и она становится очень опасной. Кроме того, ей и самой присуща гипнотическая сила. Единственный человек, кто может с ней справиться в эти часы, — это я. Остальные подвергаются опасности… умереть.
— Но если дело обстоит так, то почему же она не убила меня еще тогда, возле Волшебного камня? — спросил я, вспомнив, как хвастался перед доктором Мендлевым своей встречей с Девушкой-Ночь.
— Вам просто повезло. Очевидно, она приберегла это для следующего раза. Любовь и смерть — неразлучны…
— И когда вы изолировали ее, то пустили в поселке слух, что она сбежала?
— Естественно. Мне не оставалось ничего другого.
Доктор тяжело опустился в кресло. Я взглянул на Григория и учителя. Они слушали нас затаив дыхание.
— Доктор, почему некоторые портреты помечены крестами?
— Это те, кого уже нет в живых, — негромко отозвался он.
— Вы помогали убивать ее любовников, — догадался я.
— Да… — почти прошептал Мендлев. — Вы правы. Я не мог жить, зная, что существует человек, ласкавший ее, которому она принесла свою любовь, хоть на несколько мгновений… Это выше моих сил…
— Значит, это вы, а не Дрынов подложили электрические провода на мое кресло?
— Конечно, я. Вы стали мне ненавистны, после того… как провели с ней ночь на Волшебном камне. Но теперь… все кончено. Поздно. Жизнь ушла, а я все пытался и пытался ее продлить…
Он взглянул на часы.
— Время принять лекарство.
Мендлев подошел к шкафчику, достал какой-то пузырек и накапал в стоявший на столике стакан. Затем подошел к своей жене и поднес к ее губам жидкость. Она вскинула голову.
— Идем? — спросила Девушка-Ночь. И медленно выпила. Глаза ее закрылись, и она улыбнулась так счастливо, что у меня сжалось сердце.
— Теперь она уснет, — произнес доктор Мендлев.
Он легко поднял ее на руки, словно она была пушинкой, и перенес на диван. Укрыл пледом. Оглянувшись на нас, он произнес:
— Не уходите. Осталось последнее. Я не могу умереть так же легко, как она. Я заслужил худшей смерти. Но знайте, что, несмотря на все беды, которые она мне принесла, я никогда не был счастлив ни с кем другим. Вам этого не понять…
Доктор вынул из ящика два скальпеля, зажав их в обоих кулаках. Мы еще не понимали, что он собирается сделать, и никто из нас, придавленный какой-то тяжестью, не сделал и шага, чтобы его остановить. Мы словно бы впали в гипнотический транс. А Мендлев, положив руки на стол, посмотрел на два скальпеля, торчавшие остриями вверх. Потом спокойно откинул назад голову и резко опустил ее вниз. Страшная смерть вошла в его глаза и поразила мозг. Он умер мгновенно…
Учитель вскрикнул от ужаса, а я почувствовал, что меня бьет сильная дрожь. Мы наконец-то очнулись, но теперь уже ничего нельзя было предпринять. Все было кончено. Григорий попятился к двери, не отрывая взгляда от головы доктора на столе, возле которой расползалось бурое пятно.
— Надо покинуть это место, — глухо произнес он. — Невыносимо…
Взглянув в последний раз на мертвую и вновь ставшую прекрасной Девушку-Ночь, я торопливо вышел вслед за ними.
На улице мы услышали беспорядочную стрельбу, которая разносилась по всему поселку, а кто и где стрелял — было совершенно непонятно. Складывалось такое впечатление, что по всей Полынье шли небольшие бои. Мне казалось, что палят возле кузницы, а Григорий начал уверять меня, что в стороне кладбища. Мы распрощались с учителем, поторопившись к себе домой. Но успели пройти лишь с полсотни метров.
— А ну не двигаться! — услышали мы чей-то грозный голос. Нас осветили фары притаившегося в переулке джипа. Один из охранников — это был «бельгиец» — соскочил с подножки и направился к нам. Второй, со шрамом, оставался в машине.
— Вот ты-то нам и нужен! — сказал «бельгиец», ткнув меня автоматом в грудь. Потом взглянул на Григория. — А этот — вообще лишний… Повернись спиной!
Григорий послушно и медленно развернулся, но, прежде чем тот успел выстрелить в него, я ударил ногой по стволу автомата, а сам откатился в темноту, к канаве. Из-под локтя Григория тотчас же вырвался сноп пламени, а заряд из ракетницы ударил в лицо «бельгийца». Охранник взвыл, схватившись за голову, упал на колени. Подхватив его автомат, Григорий выстрелил в сторону машины, оттуда сразу же раздалась ответная очередь. Все это длилось Несколько мгновений. Перестрелка между ними закончилась так же быстро, как и началась. Поднявшись с земли, Григорий осторожно подошел к машине, через борт которой свешивался вниз мертвый охранник. Встал и я, приблизившись к лежащему ничком «бельгийцу».
— Ну как там? — крикнул Григорий.
— Кажется, готов! — отозвался я, подходя к нему. — Они явно поджидали нас. Значит, знали, что нас нет дома. Мне это не нравится. Там что-то случилось.
— Тогда нам надо поторопиться. — Подхватив второй автомат, Григорий шагнул в сторону, и в это время я услышал легкий свист. Выпущенный из темноты нож вонзился в грудь Григория. Он недоуменно посмотрел на меня, пытаясь улыбнуться, и упал на спину. Я обернулся. В пяти шагах от меня, раскачиваясь, стоял обгоревший «бельгиец», и мне показалось, что у него просто снесено полчерепа. Но он был еще жив и пытался вытащить из-за пояса пистолет.
Не спуская с него глаз, я медленно нагнулся, взял в руки автомат Григория, подошел к «бельгийцу» почти вплотную и выпустил в его грудь длинную очередь, продолжая стрелять даже тогда, когда он уже упал на землю.
— Вот так… — произнес я, опуская руки. Какая-то пустота и омерзение навалились на меня. Впервые в жизни я убил человека. И не важно, плох он был или хорош, заслужил смерть или нет, но это было убийство, и я теперь был помечен особой печатью. Клеймом убийцы. Я сидел на земле, зажав ладонями голову, а возле меня находились три трупа. Смерть теперь буйствовала в Полынье со страшной силой, разя все вокруг, и не было видно конца ее ненасытной жадности.
Мне показалось, что она не остановится, пока не уничтожит все вокруг, весь поселок. Но должен же быть когда-то предел? Я поднялся и подошел к Григорию. Для него больше ничего нельзя было сделать. Только мысленно попрощаться. Собрав все оружие, я быстро пошел в сторону своего дома.
Я ожидал увидеть там самое худшее, и мои опасения подтвердились. Дом словно бы вымер, нигде не видно было ни души. Зато повсюду валялись стреляные гильзы, стены были изрешечены пулями, окна разбиты, а пол в коридоре и комнатах испачкан кровью. Здесь шел крутой бой, и принял его, очевидно, один лишь Марков. Но где он сам? Где женщины, Сеня, Аленушка? Я вспомнил о подвале и торопливо спустился вниз. Нажав под лестницей на скрытый рычаг, я стал отодвигать в сторону поддавшуюся цементную плиту. Затем посветил вниз фонариком. Увидев испуганные, напряженные лица Милены и Маши, я облегченно вздохнул:
— Слава Богу! Выходите. Аленушка с вами?
— Нет, она исчезла, — отозвалась Милена, ухватившись за мою руку. — Вадим, это было ужасно…
— Как «исчезла»? — встревоженно спросил я. — Когда?
— Надеюсь, еще до того, как началась вся эта стрельба.
Я помог им подняться наверх, потом открыл в зале двери во все комнаты, чтобы у меня был круговой обзор, положил на стол оба автомата, пистолет и ракетницу. Здесь можно было держать оборону еще долго. Но вряд ли они повторят атаку именно сегодня. Почему они вообще напали этой ночью? Что заставило их перейти к активным действиям и практически объявить войну всему поселку? Дождавшись, когда женщины успокоятся, я продолжил свои расспросы.
Выяснилось следующее. Милена и Маша проснулись в своих комнатах от того, что в доме началась стрельба. Вернее, вначале она шла где-то во дворе, потом — в коридорах. Милена сказала, что Аленушки рядом с ней уже не было. Куда она спряталась — неизвестно. Маша выглянула в окно и увидела, что Сеня сидит в джипе, между охранниками. Но ее поразило то, что он не выглядел пленником. Наоборот, ей показалось, что именно он навел сюда людей Намцевича. Какое-то внутреннее ощущение убеждало ее в этом. Чувствовал себя Сеня не слишком уютно, но вполне свободно. Даже курил. А в доме, перебегая из комнаты в комнату, отстреливался один Марков. Крикнув женщинам, чтобы они спускались в подвал, он увел охранников за собой на чердак. Что произошло дальше — они уже не знали, поскольку спрятались в потайном лазе под цементной плитой. И просидели там до того времени, пока не подошел я.
Выслушав их, я задумался. Что же теперь делать? Где Аленушка и Марков? Если они убили его, то почему забрали мертвое тело с собой? Трупы охранников они бы еще могли увезти, но Маркова бросили бы здесь. Возможно, он ранен… А Сеня? Неужели он мог предать нас?
— Теперь остается только ждать утра, — произнес я. Потом рассказал им, что произошло в доме Мендлева и по пути к дому, когда убили Григория.
— Ужасно, — сказала Милена, а Маша вдруг закрыла лицо ладонями и заплакала.
— Боже мой… — повторяла она только два слова. И в них было столько отчаяния и боли, что любое утешение оказалось бы бессильно. Мы подождали, пока она выплачется.
— Как пользоваться этим автоматом? — спросила Милена.
Я ответил, что лучше ей взять пистолет, поскольку один из автоматов я отнесу завтра Ермольнику.
— Мне все равно необходимо с ним связаться, поскольку надо что-то решать. А вам сейчас лучше вернуться вниз, в подвал.
— Мы всегда успеем это сделать, — ответила Милена.
Я не стал спорить. Я понимал, что необходимо выспаться, потому что завтра, очевидно, предстоит решающий бой, но сон не шел ни к кому из нас. Так, почти не разговаривая, мы просидели до утра. А когда кровавый рассвет начал вползать в окна, мы услышали легкий скрежет возле калитки. Я выглянул во двор и увидал идущего мне навстречу Ермольника. Голова его была перевязана белой тряпкой, на которой проступало пятно крови, с плеча свисала охотничья тулка.
Кивнув мне, он уселся рядышком на крыльцо. Закурил папиросу, с наслаждением выпустив густой дым.
— Жарко было? — спросил я.
— А тут, у вас?
Я рассказал, что произошло, добавив, что двое охранников остались на улице, неподалеку от дома Мендлева.
— Это хорошо, — усмехнулся он, подсчитывая что-то. — Значит, их осталось не больше семи-восьми человек. Не считая самого Намцевича и Монка. И еще кое-кого.
— Кого вы имеете в виду?
— Не знаю, но этот человек живет в особняке. Помнишь, когда мы пришли туда ночью? Я столкнулся с ним в одной из комнат, в подвале. И успел разглядеть его, прежде чем он запер перед моим носом дверь. Знаешь, на кого он был похож?
— Догадываюсь. Потому что тоже один раз видел его мельком. На меня.
— Правильно. Я даже подумал, что это ты и есть. У тебя нет близнеца-брата? Он выглядел как твой двойник.
Я отрицательно покачал головой.
— Ладно, оставим пока это. Сейчас надо решить, когда захватывать особняк Намцевича. У него находится много заложников.
— И может быть, Аленушка, — напомнил ему я. — И Марков.
— Тогда подождем до вечера. А вам лучше перебраться к нам, в кузницу.
— Нет, — ответил я. — Будем ждать здесь. Захватите с собой один из автоматов.
Я смотрел, как он шел обратно к калитке, и не чувствовал в себе никакой усталости. Только готовность к борьбе.