Глава 24

Когда Винсент Манджекавалло шел по белому мраморному полу роскошного особняка в Майами-Бич в гимнастический зал, его снова передернуло от обилия розового цвета, в который было окрашено буквально все: стулья, диваны, лампы, ковры на полу и украшавшая гостиную люстра из нескольких сотен свисавших вниз раковин, грозившая вот-вот обрушиться на чью-нибудь голову. Винни не был декоратором, но бесконечное сочетание белого с розовым не вызывало у него никаких мыслей, кроме одной, что тот знаменитый «декораторе», которого нанял его двоюродный брат Руджино, чтобы обставить квартиру, был помешан на балете.

– Это не розовый цвет, Вин, а персиковый, – объяснил Рудж позавчера по телефону. – Только называется он «пеш»!

– Почему?

– Потому что розовый – дешевка, персиковый – немного лучше, ну а «пеш» – это самый шик. Что касается меня, то я не вижу разницы и, откровенно говоря, не думаю, что и Роуз в этом разбирается, но ей это нравится. Понимаешь, что я хочу сказать?

– Твой образ жизни, Руджино, всегда должен нравиться твоей жене. Но, независимо ни от чего, я ценю, что ты дал мне кров.

– Живи здесь, сколько захочешь, Вин! Мы там не появимся по крайней мере еще месяц, а к тому времени ты уже снова окажешься среди живых. У нас есть неотложное дело, касающееся семьи Эль-Пасо… Да бог с ними со всеми! Ты только погляди на этот гимнастический зал, на баню и все остальное.

– Вот кончим разговаривать, и сразу же – туда, я уже облачился в махровый купальный халат, правда, он мне короток.

– Это для девочек. В гимнастическом зале есть синие.

– А что там с мальчиками Эль-Пасо, Рудж?

– Они хотят заполучить весь этот чертов рынок кожаных седел, который охватывает не только фальшивые ранчо в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, но и развеселые охотничьи клубы на западе Джерси и в Новой Англии.

– При всем своем уважении к тебе, Рудж, я должен сказать, что, по-моему, лошади – это нечто вроде вестернов, понимаешь? И седла, вероятно, как у ковбоев, то есть того же типа, что и в этих фильмах.

– Ну, это ты чушь несешь, Вин! Большая часть седельного бизнеса сосредоточена в Бруклине и Бронксе. Дай только этим чертовым сельским молокососам свободу, уступи им один дюйм, и они встанут у тебя на пути, а этого мы не можем терпеть.

– Понятно. Клянусь духом почившей моей матушки, я не буду тебе мешать.

– Твоя мама не умерла, Винни. Она в Лодердейле.

– Ну это ж просто так говорится, кузен!

– Эй, Вин, знаешь что? Завтра я собираюсь на заупокойную службу по тебе. Каково это, а?

– Ты будешь обо мне говорить?

– Конечно, нет, черт возьми! Я ведь мелкота. А вот кардинал собирается произнести несколько слов. Слышишь, Винни, сам кардинал!

– Я его не знаю.

– Звонила твоя мама. Она вся в слезах. Говорила, что это для нее большое потрясение.

– Еще большим потрясением будет для нее мое воскрешение из мертвых. Еще раз благодарю за крышу над головой, Руджино…

Направляясь в маленький изысканный гимнастический зал, где он ни в коем случае не собирался дотрагиваться до приспособлений для подводного плавания, будто, прикоснувшись к ним, мог заразиться триппером, Манджекавалло помедлил под розовой люстрой, размышляя о позавчерашнем телефонном разговоре с Руджино. Воспоминание об их беседе, вызванное убранством, схожим по цвету с пасхальным яйцом, подсказало Винсенту мысль о телефонном звонке, который ему предстояло сделать. Это был не тот звонок, мысль о котором переполнила бы его радостью, но без него нельзя было обойтись, и, возможно, получив по телефону информацию, он ощутил бы себя таким же счастливым, как честный игрок-любитель, сорвавший неожиданно банк в Вегасе. Но тут была одна зацепка. О том, что он жив и по-прежнему дергает за ниточки, знал весьма ограниченный круг людей, включая этих ничтожеств с Уолл-стрит, посвященных Тушей в реальное положение вещей, но они будут держать рты на замке, а если нет, то позже им придется влачить жалкое существование в трущобах, без денег, которые они рассчитывали заработать. Естественно, в курс дела был сразу же введен и его кузен Руджино, поскольку Винсент нуждался в надежном укрытии, где он смог бы отсидеться, пока не придет для Смитингтона-Фонтини время извлечь его из укрытия и доставить на один из островов архипелага Драй-Тортугас – в место чудесного «спасения» первого разведчика страны.

Но Абул Хаки не входил, как оно и должно было быть, в число лиц, осведомленных об истинной ситуации. И тем не менее он был нужен. Действуя в сфере международных финансов, Абул так же не брезговал ничем, как и Иван Саламандер. Имелось одно обстоятельство, делавшее его особо опасным или особо удачливым – в зависимости от точки зрения, и заключалось оно в том, что Хаки не был гражданином Соединенных Штатов и не знал себе равных по числу принадлежавших ему офшорных холдинговых компаний, многие из которых были зарегистрированы на Багамах и Каймановых островах, где он слыл самым богатым человеком с тех дальних времен, когда наиболее везучие пираты закапывали на берегах Карибского моря по паре тысяч сундуков. Кроме того, Хаки, араб из одного из эмиратов, которые Вашингтон всегда пытался прибрать потихонечку к рукам, обеспечил себе систему защиты внутри страны, что стало возможным после того, как правительство закончило тайные переговоры с политически непопулярными лицами. С теми, например, кто мог взять на себя посреднические функции при обмене нескольких тысяч ракет и Библии короля Якова на троих заключенных и проститутку из Дамаска. Короче, Абул Хаки олицетворял собою саму безнаказанность.

Когда Манджекавалло узнал о неафишируемых верительных грамотах Абула, то вступил к обоюдной выгоде с арабом в контакт. Хаки вложил немало средств в торговый флот и танкеры, обслуживавшие многочисленные порты, куда доставляли порой нечто большее, чем нефть, и после нескольких неприятных для предпринимателя инцидентов в ряде мест Винни дал понять Абулу, что он и его друзья кое-что значат в доках «от Нью-Йорка до Нового Орлеана, а также во всех промежуточных пунктах, в общем, все под контролем, мистер Коки».

Сметливый араб поспешил представиться Винни:

– Хаки, мистер Манджекью!

– Манджекавалло.

– Я уверен, что мы запомним имена друг друга.

Так оно и произошло. И, как принято говорить, одно потянуло за собой и другое, включая некоторые финансовые услуги, которые Абул оказывал своему другу Винсенту. И когда доны в трех штатах и Палермо решили твердо, что Манджекавалло должен вступить в борьбу за пост директора ЦРУ, Винни отправился к Хаки.

– У меня проблема, Абул. У донов прекрасные идеи, и это хорошо, но они не особенно разбираются в деталях, и это плохо.

– В чем проблема, мой дорогой друг, зоркий и быстрый, словно сокол пустыни, где, по правде говоря, сам я не бывал: слышал, там слишком жарко?

– Проблема в том, приятель, что и тут стало жарко… У меня достаточно бабок, разбросанных по всей стране и записанных на разные имена. Как только получу я эту работенку в Вашингтоне, а я ее получу, у меня не будет возможности летать по всем двадцати двум штатам, собирая свои деньги, большую часть которых я предпочитаю хранить конфиденциально.

– Думаю, не большую часть, а все без исключения.

– Ты прав.

– А у тебя есть депозитные книжки?

– Все четыре тысячи двести двенадцать. – Винни позволил себе загадочную улыбку.

– Ах, взгляд верблюда подмечает больше, чем может он вместить в несколько своих желудков!

– Думаю, что-то в этом роде и со мной.

– Ты мне доверяешь, Винсент?

– Несомненно, точно так же, как и ты мне. Ясно?

– Вполне. Собака бедуина машет хвостом, радуясь тому, что осталась в живых… А ты встречал когда-нибудь бедуина? Впрочем, это не важно. Позволь лишь заметить тебе, что когда они появляются на рынке, то само небо содрогается от их запаха.

– Ну так что же насчет депозитных книжек?

– Возьми их несколько дюжин, сделай запись о закрытии счета, поставь подпись и принеси мне. У меня на службе стоит один художник, настоящий талант. Ему ничего не стоит подделать любую подпись, что здравствующего поныне, что усопшего с миром. Он много раз демонстрировал свое мастерство с немалой выгодой для себя. Я сам займусь твоими финансами, Винсент. Средства твои, как это уже бывало не раз, мы положим на анонимный счет в соответствующий банк, а следить за соблюдением им обязательств будет одна из самых уважаемых юридических фирм Манхэттена.

– И что же, я должен доверить тебе все деньги?

– Не глупи. Речь может идти лишь о сумме, соизмеримой с доходами довольно удачливого импортера. Остальные деньги ты будешь крутить сам. Поверь мне, тебе удастся значительно преумножить их, и к тому же без всякого бумажного следа.

Итак, Абул Хаки, став неофициальным менеджером Манджекавалло, оперировал примерно четырьмя миллионами на рынке и гораздо большими суммами, вложенными в офшорные холдинговые компании за рубежом. И тем не менее на этот раз не их взаимовыгодная дружба и не оказанные ему арабом услуги побуждали Винсента связаться с Абулом. Для Винни в данный момент первостепенное значение имело то обстоятельство, что Хаки досконально знал обстановку на биржах всего мира – во всяком случае, лучше всякого другого из окружения Манджекавалло: всю необходимую информацию добывал окольными, незаконными путями, а если что-то и не удавалось заполучить, то отсутствие дополнительных данных вполне компенсировалось его интуицией и тончайшими познаниями в области финансов. И, кроме того, что также немаловажно, Абул Хаки умел хранить тайну, как никто другой: это было условием его собственного выживания, зависевшего от воли других, не говоря уже о собаке бедуина.

– Не могу поверить в это! – вскричал Хаки, находившийся в тот момент в Монте-Карло, когда Винсент назвал ему одно из своих закодированных имен, которым он пользовался в разговоре с арабом.

– И все же поверь, Абул. Подробности потом…

– Неужто ты не понимаешь? Я перевел через свой офис в Нью-Йорке от себя лично и от имени правительства Израилю десять тысяч долларов на венки для вчерашней похоронной церемонии.

– Но зачем?

– Видишь, мне уже доводилось заработать шекель – другой через Ликуд, и, ставя свое имя рядом с именами израильтян, я рассчитывал, что это поможет мне в будущих моих сделках.

– В этом нет ничего плохого, – заметил Винсент. – Я всегда ладил с МОССАДОМ.

– Я так и думал… Но надо же так – взять и воскреснуть из мертвых! Я до сих пор дрожу весь: наверняка проиграю сегодня в баккара, что обойдется мне в сотни тысяч.

– Так не играй!

– С тремя-то греками? Ты что, с ума сошел?.. У меня же дела с ними. А ты что поделываешь, Винсент?.. И что вообще там у вас происходит? Песчаный смерч пустыни застлал мне глаза и скрыл от меня вселенную!

– Ты никогда не был в пустыне, Абул!

– Зато видел фотографии. Это ужасно! Столь же ужасно, как и слышать сейчас твой голос. Хотя и понимаю, что, откуда бы ты ни говорил, место это в мире материальном.

– Я уже сказал тебе, что объясню попозже… после того, как меня спасут.

– Спасут?.. Благодарю тебя, милый Винсент, но я не хочу больше ничего слышать. Собственно говоря, я даже настаиваю на том, чтобы ты не делился со мной подробностями.

– Тогда притворись, что с тобой говорю не я, а потенциальный инвестор. И отвечай на мой вопрос: каково состояние рынка в США?

– Каково? Да там черт знает что творится! Какие-то увертки, недомолвки, секретные переговоры – о слияниях, выкупах акций, установлении контроля над инвестициями! Все пошло по новому кругу! Безумие, да и только!

– А что вещают оракулы?

– Они уже и не разговаривают со мной. В том, что увидела Алиса в Стране Чудес, было куда больше логики, чем в рыночной конъюнктуре. Все потеряло смысл. Даже для меня.

– А как дела у компаний, ориентированных на оборону?

– Там тоже, как говорите вы, итальянцы, рехнулись все! В то время как им следовало бы занять выжидательную позицию в преддверии широкомасштабной конверсии, у них – пик деятельности. Звонили из Страны Советов. Они в ярости и растерянны. Спрашивают меня, что я думаю обо всем этом, а я и не знаю, что сказать. Мои же осведомители из Белого дома известили меня о том, что президент беседовал по телефону не менее дюжины раз с этими, из Кремля, – чуть ли не с каждым из них. В разговоре с ними он настаивал на открытии восточных рынков и конверсии, поскольку бюджетные ассигнования Пентагону стремительно сокращаются… В общем, Винсент, сумасшедший дом!

– Вовсе нет, Абул. То, что происходит, просто великолепно!.. Буду поддерживать с тобой связь. А сейчас мне надо принять горячительного.

Уоррен Пиз, государственный секретарь, был вне себя, на грани срыва. Воспользовавшись отсутствием контроля за своим поведением, его левый глаз забегал взад и вперед наподобие лазерного пучка света на экране радара в бессильной попытке сфокусироваться на призрачной цели.

– Что вы имеете в виду, когда говорите, что не можете найти генерала Этелреда Броукмайкла? – вопил Пиз в трубку. – Он выполняет мое задание, зарубите это себе на носу!.. Он выполняет задание президента Соединенных Штатов, ждущего от него доклада по особо секретному номеру телефона, который я называл вам сейчас раз десять, не менее! Сколько, по-вашему, президент Соединенных Штатов должен дожидаться звонка какого-то паршивого бригадного генерала, а?

– Мы делаем все, что в наших силах, сэр, – послышался испуганный, усталый голос из Форт-Беннинга. – Но как можно разыскать того, кого нет?

– А вы разослали поисковые группы?

– Да. Во все кинотеатры и рестораны от Катберта до Коламбуса и Уорм-Спрингса. Мы проверили его регистрационные журналы, исходящие телефонные звонки…

– И что вы обнаружили?

– Ничего такого, что помогло бы нам в поисках, но одна вещь показалась нам несколько необычной: за какие-то два с половиной часа генерал Броукмайкл звонил в отель в Бостоне двадцать семь раз! Естественно, мы связались с отелем и спросили, не оставлял ли там генерал какого-нибудь сообщения…

– Иисусе! Надеюсь, вы не сказали, кто вы?..

– Мы сообщили служащим отеля лишь то, что звоним по официальному делу. И более ничего.

– Ну и?..

– Стоило им услышать имя генерала – а мы произнесли его четыре раза, – как они начинали смеяться. Все, что мы узнали от них, сводится к следующему: его там нет и не было и что они никогда ничего не слышали о нем, если только человек с таким именем и в самом деле существует на свете.

– Продолжайте поиски! – Пиз хлопнул телефонной трубкой по рычагу, встал из-за письменного стола и начал гневно расхаживать по своему кабинету в государственном департаменте.

Чем там занимается этот чертов Броукмайкл? Куда запропастился? Как посмел он затеряться в этих военно-разведывательных дебрях, где щелей и дупел больше, чем во всем Национальном парке секвой? Уж не вообразил ли он, что ему позволено по собственному усмотрению прерывать связь с министром иностранных дел?.. А что, если он умер?.. Впрочем, это бы не помогло, а только еще более осложнило бы ситуацию. Одно утешительно: если даже что-то и пошло вкривь и вкось, ничто не указывает на его связь с эксцентричным генералом, создателем всесокрушающей машины под названием «смертоносная шестерка». Хотя он, Уоррен, и прибыл на военную базу с соответствующими документами, в бумагах значилось чужое имя, и, кроме того, голову венчал короткий рыжий парик, скрывавший его собственные редеющие волосы. Что же касается журналов, где фиксируются приход и уход каждого посещающего базу, то кто обратит внимание на какого-то там бухгалтера из Пентагона, решившего отдать дань уважения генералу?.. Что ни говори, а это была гениальная мысль – воспользоваться рыжим париком! Ведь карикатуристы, занимавшиеся политической тематикой, не упускали шансов при каждом удобном случае запечатлеть в своих творениях его. Но где же он все-таки, этот сукин сын?

Размышления Уоррена были прерваны донесшимся с письменного стола телефонным звонком. Он бросился к аппарату с вспыхнувшими на нем тремя лампочками, вслед за которыми зажглась с небольшой задержкой еще одна, с силой нажал на кнопку, чтобы соединиться со своей секретаршей, и поднял трубку в расчете услышать: «На связи – Форт-Беннинг!»

Однако по прошествии приблизительно тридцати мучительно долгих секунд эта ведьма разбила его надежды, сообщив холодно:

– С вами хотят говорить три, а теперь уже и четыре человека. Как полагаю я, господин секретарь, потому что никто из них не сказал, что ему надо, а имена, которые они назвали, мне неизвестны.

– И что же это за имена?

– Брики, Фрогги, Муз и…

– Хорошо, хорошо, – остановил секретаршу Уоррен, смутившись и рассвирепев. Это были его друзья, все до одного. С кем-то из них он встречался в клубе в Фонинг-Хилле, с остальными проводил досуг в других местах. Но они никогда не звонили ему в офис, бывший для них запретной, священной зоной. И уж никак не стали бы они так просто называть себя Брики, Фрогги, Муз и так далее в том же духе. Вне всякого сомнения, эти звонки инсценировал Дузи. Что же, черт возьми, стряслось там такое, что он понадобился вдруг? И, похлопывая себя по голове, чтобы успокоить разбушевавшийся левый глаз, он произнес: – Я поговорю с ними по очереди, мамаша Тирания.

– Это не Тирания, господин министр, а ее младшая сестра Андромеда Трухарт.

– Вы новенькая?

– Со вчерашнего дня, сэр. Семья решила, что вы нуждаетесь в особо эффективном обслуживании, и так как мамаша Трухарт уехала в отпуск в Ливан, здесь у вас я.

– Право? – Перед мысленным взором Пиза замаячил пояс с подвязками. – Вы ее младшая сестра?

– С вами хотят говорить, сэр!

– Да-да, конечно. Начну с первого – с Брики, ладно?

– Ладно, господин министр. Остальных я попрошу подождать.

– Брики, что это ты вздумал звонить мне сюда?

– Вот что, старая лиса, Пизи, – ответил Брики, банкир из Новой Англии, пытаясь придать своему голосу определенное очарование, – я собираюсь на очередном собрании нашего класса возвести тебя на пьедестал почета!

– Мне казалось, ты запретил мне на нем появляться.

– Теперь, само собой разумеется, все изменилось. Я и понятия не имел, что ты там замышляешь своим необычайно изобретательным умом. Поверь, ты делаешь честь нашему классу, старый приятель!.. Но не буду тебя задерживать: знаю, как ты занят, – но, если тебе когда-нибудь потребуется кредит, не важно, когда это будет, – просто возьми трубку и набери мой номер. Скоро мы встретимся, поболтаем с тобой. Если не возражаешь, давай пообедаем вместе – конечно, за мой счет.

– Фрогги, что, черт возьми, происходит? Я только что говорил с Брики…

– Уверен, что мне не стоит тебе об этом сообщать, – во всяком случае, по этому телефону, молвил в ответ светловолосый циник из Фонинг-Хилла. – Мы обо всем поговорили, и я хочу, чтобы ты, живое воплощение Мидаса, знал, что Дафи и я надеемся увидеть тебя и твою дорогую женушку на смотре дебютантов, исполнителей котильона в Фейрфаксе в будущем месяце. Конечно, вы будете там почетными гостями!

– Будем?

– Естественно. Разве мы не можем этого сделать для своих?

– Это очень любезно…

– Любезно? Это с твоей стороны невероятно любезно, старина. Ты просто за-а-а-аме-ечателен! Будем поддерживать связь!

– Муз, не будешь ли так любезен сказать мне…

– Черт возьми, Пиз, можешь играть в моем клубе, когда тебе вздумается! – закричал президент «Петротоксик амалгамейтид»… Забудь о том, что говорил этот тупой идиот. Для меня будет большой честью сыграть с тобой.

– Право, я не понимаю…

– Ты все понимаешь, черт бы тебя побрал, и я, черт бы меня побрал, знаю, почему ты не можешь говорить. Позволь мне только сказать, мой старый приятель и член братства, ты в моем списке друзей значишься первым. Помни об этом!.. Пора идти. Только что назначил себя председателем совета директоров. Но если ты не прочь занять этот пост, он твой!

– Дузи, я только что разговаривал с Брики, Фрогги и Музом и, признаюсь, весьма озадачен.

– Понимаю, мой старый приятель. Ты там, в своем кабинете, ведь не один, не так ли? Скажи просто – «да», и я буду говорить соответствующим образом.

– Я говорю – «нет», и ты можешь беседовать со мной о чем хочешь.

– А как насчет «жучков» в твоем аппарате?

– Это исключено. Каждое утро кабинет «прибирают», а снаружи ставят свинцовые экраны, чтобы полностью исключить возможность электронного слежения.

– Отлично, дружок, бразды правления ты держишь в своих руках!

– Это обычная, стандартная процедура… Но что же, черт возьми, все это значит?

– Ты что, проверяешь меня, Пиз?

Госсекретарь выдержал паузу: раз все остальное безрезультатно, может, хоть это сработает. Потом произнес:

– Считай, что так оно и есть, Дузи. Предположим, я захотел убедиться, что ты все правильно понимаешь.

– Так знай же, что я в курсе всего, господин секретарь! Ты самый одаренный мыслитель из тех, кого выдвинули мы из своих рядов после того, как в двадцатых нам удалось сокрушить профсоюзы. Достигнутыми тобой успехами ты обязан исключительно своему богатому воображению, а не какому-то там поединку с насквозь прогнившим социалистом или депутатом из левого крыла конгресса!

– Дузи, я вынужден все же просить тебя говорить поконкретнее, – промолвил в недоумении Уоррен Пиз, и на лбу, как раз там, где его касались редеющие волосы, выступила испарина. – Что же в конце концов я сделал такого?

– НЛО! – воскликнул Дузи. – Как сообщил нам этот невыносимый в общении Иван Саламандер – понятно, строго по секрету, – теперь мы вооружим весь мир! Блестяще, Пиз! Бесподобно!

– НЛО!.. О чем ты это?

– Высший класс, приятель! Молодец!

– НЛО!.. О боже!

Реактивный самолет «Рокуэлл» с Хауком на борту приземлился в аэропорту Манчестера, штат Нью-Гэмпшир, примерно в десяти милях к югу от Хуксетта. Лететь в Бостон через Манчестер посоветовал Маку Сэм Дивероу. Рассуждал он просто: если Мака уже выследили однажды в аэропорту Лоуган, то это же могло повториться и на сей раз, а посему лучше не рисковать. К тому же события разворачивались столь стремительно, что сократить время пути на час-другой совсем не плохо.

Ближайшей задачей Мака было вывести из строя «смертоносную шестерку». По словам Дези-Один, благодаря кулинарным талантам Дези-Два от боевого духа отважных бойцов не осталось и следа. Остальное предстояло сделать Хауку с его умением убеждать.

Стоя у лимузина Пинкуса, Пэдди Лафферти с грудью, лопавшейся от гордости и чувства благоговения перед героем, приветствовал генерала. И, о чудо из чудес, великий человек сам решил усесться на переднее сиденье рядом с Пэдди!

– Скажите-ка мне, артиллерист, – начал Хаук, когда они на полной скорости неслись в сторону Хуксетта, – что вы знаете об актерах? Я хочу сказать, о настоящих актерах?

– Если не считать сэра Генри, то, откровенно говоря, я ни с кем из них незнаком, генерал.

– Ну, он особая статья, из тех, кто пользуется заслуженной славой. А как насчет остальных?

– Насколько я могу судить по тем журналам, которые миссис Пинкус оставляет в машине, они все ждут, пока их откроют, чтобы и они сделали карьеру. Может, это и не самое блестящее соображение, но я так считаю.

– Что вы, Пэдди, мысль исключительно блестящая! Это ответ!

– На что, сэр?

– На вопрос, что может побудить некоторых людей изменить свое мнение, не особенно долго раздумывая.

Восемью минутами позже Хаук входил в домик для лыжников. Был яркий летний день. Дези-Два не так давно подал поздний завтрак или ранний обед. Результаты были более чем очевидны. «Смертоносные» члены «смертоносной шестерки» столь же подходили бы по своему состоянию к зомби-лэнду, как трупы к гробам. Рассевшись по всей гостиной, они были заняты созерцанием своих личных горизонтов, как могли бы с таким же точно успехом проделывать и мертвые рыбы в нью-бедфордских доках. Иначе вел себя сэр Генри Ирвинг Саттон, явно бывавший здесь раньше не раз. Он был омерзительно подвижен, словно черная каркающая ворона, затесавшаяся нахально в компанию упившихся гуляк.

– Вставайте, джентльмены! – вопил сэр Генри, нежно похлопывая по щекам и толкая под ребра своих коллег. – Наш генерал, удостоенный многих наград за североафриканскую кампанию, только что прибыл сюда, чтобы побеседовать с нами!

– Хорошо сказано, майор! – одобрил Хаук. – Я отниму у вас не много времени, ровно столько, сколько понадобится, чтобы вернуть вас к реальности сегодняшнего дня.

– Сегодняшнего дня?

– Какого дня?

– Ты понял, Марлон, о каком дне речь?

– Я не знаю, о чем он говорит.

– А кто он?

– Дай ему леденчика, крошка.

Широко раскрытые глаза шести неустрашимых идиотов уставились на Хаукинза, а тот, подойдя к лестнице, поднялся на две ступеньки и повернулся лицом к членам антитеррористической группы.

– Джентльмены! – начал он привычно своим громоподобным голосом. – Я обращаюсь так к вам потому, что ничуть не сомневаюсь в том, что вы и в самом деле истинные джентльмены. Точно так же, как и прекрасные актеры и замечательные солдаты. Позвольте представиться. Перед вами – Хаукинз. Маккензи Хаукинз, отставной генерал. Тот самый, которого вам поручили изловить и взять под стражу.

– Боже мой, это и в самом деле он!

– Эй, кто-нибудь там, подвиньтесь…

– Забудь об этом.

– Меня ноги не слушаются, пилигрим.

– Прекратите, ребята! – крикнул Хаук. – Впрочем, глядя на вас, я не думаю, что вам требуется чей-то приказ, чтобы прийти в норму. Итак, я только что вернулся из Форт-Беннинга, где встречался с вашим командиром и моим добрым другом и товарищем по оружию генералом Этелредом Броукмайклом. Он шлет вам свои поздравления по случаю успешного выполнения первого пункта задания, связанного с прибытием в Бостон, и вместе с тем извещает вас через меня об отмене операции. Так что никаких дальнейших действий!

– Ву-у, пилигрим! – откликнулся Герцог, постукивая по коленкам, чтобы заставить ноги слушаться себя, но без всякого успеха. – Кто это сказал?

– Генерал Броукмайкл.

– Почему он не звонит нам… нам… нам… он сам… сам… сам?

– Вы, должно быть, тот самый парень Дасти?

– Слушай, ублюдок, я тут ни при чем! – заявил угрожающе Слай. – Ты стоишь здесь, словно желаешь оправдать отсутствие Розенкранца в Эльсиноре, но не говоришь нам, как и почему это случилось и по какой причине должны мы тебе верить! И почему он не звонит нам сам?

– Он, точнее, мы несколько раз пытались дозвониться из Форт-Беннинга. Но телефоны там не работают.

– И как же это так случилось, беби?

– Из-за бури, что ли?

– Какая буря, милый мальчик? Я не помню, чтобы там на болотах были сильные ветра или грозы…

– Сэр Ларри?..

– Не забивайте голову ни мне, ни Стелле чепухой, у нас и так полно забот!

– Марлон?..

– Проблема, пилигрим, заключается в том, почему мы должны вам верить? Индейцы так и не прекратили играть в свои игры. Боевые барабаны перестают звучать, и только вы подумали, что наступило затишье, как кровожадные дикари набрасываются на вас, и начинается бойня.

– Вам следовало бы все же подумать, так ли это, Герцог. Во время съемок фильма обо мне мне довелось встретиться с настоящим индейцем, мы и вы знаем, он вовсе не был кровожадным.

– Ты встречался с Герцогом?

– Послушайте! – загремел Хаук в надежде произвести впечатление своим достаточно жестким командирским тоном на «смертоносную шестерку» или хотя бы заставить актеров чуточку посерьезнее относиться к его словам. – Мы с генералом Броукмайклом не только заключили честный и достойный мир, но и пришли к единому мнению о том, что и вы, ребята, и он были обмануты коррумпированными политиканами, решившими воспользоваться вашими уникальными способностями ради осуществления своих амбициозных планов. Вы же сами знаете, нет никаких документов, касающихся вашей операции, а цели и задачи излагались вам устно. Обдумав все как следует, мой добрый приятель уполномочил меня – я говорю о Броуки Втором… Кстати, так прозвали генерала его же друзья, которые относятся к нему с огромной любовью… В общем, генерал уполномочил меня передать вам, что ваше задание отменяется и что, учитывая вашу безупречную службу и ваши блестящие успехи на протяжении всех пяти лет, он договорился о том, чтобы перебазировать вас в отель «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке.

– А что там? – спросил Марлон без обычных для него речевых вывертов.

– Зачем? – поинтересовался Дасти, но повторять сказанное им слово, как сделал бы раньше, на этот раз он не стал.

– Неплохо для разнообразия! – заметил сэр Ларри.

– Объяснение этому довольно простое, – продолжил Хаук. – Контракт ваш заканчивается через шесть месяцев, и, принимая во внимание ваши чрезвычайно важные боевые заслуги перед родиной и смягчение международной напряженности, генерал Броукмайкл организовал для вас встречу с главами нескольких студий, которые прилетят в Нью-Йорк из Голливуда. Они жаждут экранизировать вашу эпопею.

– А как же я? – воскликнул встревоженно сэр Генри.

– Полагаю, вы будете играть генерала Броукмайкла.

– Это уже лучше!

– Я даже лишился дара речи, пилигрим! – признался Герцог.

– Это то, о чем мы всегда мечтали! – высказался Марлон на великолепном английском. – Это то, чего мы всегда хотели!

– Потрясающе!

– Ошеломляюще!

– Мы сыграем самих себя!

– И будем по-прежнему вместе!

– Ура! Да здравствует Голливуд!

Словно прайд покалеченных львов, спасенных от наводнения в африканском вельде, члены «смертоносной шестерки» с превеликим трудом поднялись на ноги и, нетвердо ступая, натыкаясь друг на друга, образовали неровный круг. А затем, вихляясь, как марионетки, начали танцевать, оглашая гостиную громким неестественным смехом. В исполняемом ими отдаленном подобии тарантеллы ощущался привкус хмельного веселья шахтеров, проводящих свой праздник на лоне природы.

Торжествующие крики приближались к крещендо, когда в гостиную спустился по лестнице Дези-Один.

– Ты действительно великий человек, генерал! – обратился он к Хауку. – Посмотри, какие они счастливые! Это ты заставил их чувствовать себя так замечательно!

– Скажу-ка я тебе кое-что, Ди-Один, – ответил Маккензи, вытаскивая из кармана изуродованную сигару. – Самому-то мне вовсе не весело. Я чувствую себя, как крыса в сточной канаве, а может быть, и вдесятеро хуже.

И в первый раз за все время их знакомства с момента встречи в мужском туалете аэропорта Лоуган Дези-Один поглядел на Хаука неодобрительно. Долгим и суровым взглядом.

Уоррен Пиз, облаченный в пижаму, слетел вниз по лестнице своего в меру элегантного дома в пригороде Фейрфакса, промчался через гостиную, в которую падал свет от лампы, горевшей в прихожей, перепутал двери, врезался в какую-то стену, тут же в панике изменил курс и, попав наконец в свой кабинет, ринулся к мигавшему вовсю аппарату. Нажал на три кнопки, прежде чем нашел нужную, ощупал письменный стол в поисках лампы и, включив ее, с криком упал на стул.

– Где вы, черт возьми, были? Вас не могли разыскать целый день и всю ночь, сейчас же – четыре утра! С каждым часом мы приближаемся к катастрофе, а вы как в воду канули! Я требую объяснений!

– У меня начались рези в животе, сэр.

– Что? – завопил Пиз.

– С желудком не все в порядке. Газы, господин секретарь.

– Я не верю вам! Стране грозит беда, а у вас – газы?

– Ну это-то от нас никак не зависит…

– Где вы были? И где эта ваша чертова группа? Да и вообще, что происходит?

– Ну, ответ на ваш первый вопрос тесно связан с ответами на второй и третий.

– Что вы сказали?

– Видите ли, все – моя кислотность… И эти газы… Из-за них я не смог связаться вовремя со своей группой, остановившейся в Бостоне. И поэтому чуть позже мне пришлось самому отправиться туда, естественно, тайком, – чтобы встретиться со своими агентами.

– Куда «туда»?

– В Бостон, конечно. Летел из Мейкона – на «Эйр-Форс-Реконн». Прибыл на место часа в три пополудни, иначе – вчера днем. И тотчас же, понятно, отправился в отель… Очень милая гостиница!

– Рад это слышать! И что же дальше?

– Само собой разумеется, вел я себя крайне осторожно. Мы же ведь не хотели, чтобы кто-то выяснил вдруг, что эта группа связана с нами. Думаю, вы не станете мне возражать.

– Я согласен с вами каждым расстроенным нервом в моем организме! – крикнул госсекретарь. – Но, бога ради, ответьте мне: вы не надевали своего мундира?

– Что вы, господин секретарь! Я же отправился туда тайком. И, ясно, был в штатском. А поскольку в отеле я заметил одного из отставных интендантских офицеров Пентагона, работающих там, мне пришлось прибегнуть к своеобразной уловке. Покопавшись в скарбе своих ребят, я обнаружил парик, который мне прекрасно подошел. Правда, на мой вкус, он слишком уж рыжий, но несколько прядей седых волос компенсируют частично этот недостаток…

– Прекрасно, прекрасно! – перебил генерала Пиз. – И что же вы разузнали?

– В одном из номеров, – мне, понятно, было известно, где они разместились, – я застал странного маленького человечка и тотчас же узнал его голос, поскольку не раз говорил с ним из Беннинга. Это безобидный старичок, которого ребята попросили за мзду подежурить у телефона, с чем он неплохо справлялся. Замечу попутно, на чердаке у него мало что есть, но это при данных обстоятельствах – только плюс: он принимает сообщения, не вникая в их суть.

– Но что он сказал, ради всего святого?

– Повторил то же, что я уже слышал от него по телефону столько раз, что и не сосчитать. А именно: господ, которые наняли его посидеть тут во время их отсутствия, вызвали куда-то по делу. И это все, что он знал.

– И больше ничего? Так что же, выходит, они попросту исчезли?

– Возможно, группа уже в расположении противника, господин секретарь. Как я уже объяснял, каждый из них – единственный в своем роде, и поэтому, давая им очередное задание, мы наделяем шестерку самыми широкими полномочиями и предоставляем ей практически полную свободу действий, зная, что многое зависит от смекалки наших агентов и их мгновенных реакций, которые они в себе развили.

– Чушь! – завопил Пиз.

– Вовсе нет, сэр, то, что отличает их, обычно называют импровизаторским талантом.

– Короче, вы хотите сказать, что не знаете, что там, черт возьми, происходит? У вас что, нет с ними связи?

– Нередко бывают такие обстоятельства, когда разговор нельзя доверить телефону, – не важно, обслуживает ли данная телефонная сеть военных или гражданских.

– Кто это придумал? И почему вы не отвечали на мои звонки?

– С «Эйр-Форс-Реконн», на котором я летел в Бостон, господин министр? Может быть, вы хотите, чтобы номер вашей релейной связи был занесен в компьютеры авиалиний?

– Конечно, нет!

– Ну а когда я добрался до Бостона, у меня просто не было возможности узнать о ваших звонках.

– Но почему же вы не связались с моим офисом, чтобы справиться, не спрашивал ли вас кто-нибудь из вашей группы?

– Мы работаем в условиях глубокой конспирации. У моей группы только два номера. Один из аппаратов, по которым она может связаться со мной, установлен в ванной комнате, примыкающей к моему кабинету в Беннинге, и, когда он начинает работать, под крышкой письменного стола загорается лампочка. Другой же спрятан в моей квартире в платяном шкафу, и о том, что по нему звонят, я узнаю по магнитной записи «Ничто не сравнится с шоу-бизнесом». Естественно, у меня есть прибор для дистанционного прослушивания обоих аппаратов, но пленки в них не содержали никаких сообщений.

– Мне остается только перерезать себе вены! – произнес в отчаянии государственный секретарь. – Использование всей этой современной техники приводит к тому, что никто ни с кем не может поговорить, не опасаясь, что их подслушают… понятно, если не прибегнуть к радиоимпульсу.

– Но когда вы расшифруете его, текст может стать достоянием других. Это из фильма «Улица Мадлен, дом тридцать два». Вы видели его? Кэни и Абель там просто бесподобны!

– Какое мне дело до этого чертова фильма, солдат? Я хочу лишь знать, что там поделывает ваше стадо горилл: захватили ли они Хаукинза и отправили ли его на базу командования стратегической авиации в Уэстовере или нет. Остальное меня не интересует. И если в ближайшее же время я не услышу об успешном завершении операции, то это будет означать конец для нас всех! А двоим из этих психов – членов Верховного суда – удастся сговориться с известными своими левыми взглядами радикалами, которые никогда не переведутся!

– Мы все пострадаем, господин секретарь, или только некоторые из нас? Например, уже пониженный некогда в должности армейский генерал и созданная им группа, проявившая себя наилучшим образом?

– Что?.. Не смейте играть со мной в ваши игры, солдат!

– В таком случае, господин секретарь, не позволите ли вы мне как человеку военному полюбопытствовать, почему вас так интересует деятельность Мака Хаукинза, какой бы она ни была? Мир меняется, становится менее враждебным, напряженность в отношениях между великими державами ослабевает. Что же касается малых государств, то мы можем сговориться и стереть их с лица земли: пара бомбовых ударов, как в Ираке, – и порядок наведен! Мы систематически сохраняем бюджетные ассигнования на армию, на личный состав и военное снаряжение… Не далее как вчера в Беннинг прилетел один известный журналист, чтобы взять у меня интервью. Он пишет статью о реакции вооруженных сил на уменьшение государственных расходов на оборону в постперестроечную эпоху.

– В п… постперестроечную эпоху? – произнес, заикаясь, госсекретарь, подаваясь вперед. Пот заливал его лицо, левый глаз завращался еще быстрее. – Прекратите, солдат! Вы что, не знаете, что нам грозит куда большая опасность, чем мы можем представить себе?

– С чьей стороны? Кто именно угрожает нам: Китай, Ливия, Израиль?

– Нет, идиот! Я об этих странных существах… Кто знает, как далеко они зайдут!

– О каких таких существах?

– Да о тех… что с НЛО!