Глава 26

Высокий кустарник раздвинулся, и показалась голова Курбата, ходившего в разведку.

— Что видел? — спросил его Кривой Руг.

— Десяток степняков из сагареков, сидят на кургане, что–то высматривают. А еще неподалеку следы, совсем свежие. Судя по ним, сотни две лошадей прошли. Неспокойно вокруг как–то, зверье пуганое и птицы на месте не сидят.

— Хреново. До границы три дня пути, и мы в безопасности, а тут такое. И не поймешь, то ли за нами охота, то ли племена сами между собой грызню затеяли, — Руг посмотрел на меня. — Что думаешь, Пламен? Что чутье ваше говорит?

— Муторно мне, как и братьям, — я кивнул в сторону Курбата и Звенислава. — Остеречься надо, а потому двигаемся в обход, да и все. Пусть лишний день потеряем, но так спокойней будет.

На том и порешили. После полуденной дневки заседлали лошадей, подчистили за собой следы и повернули не на запад, как до этого шли, а к югу больше забирать стали. Решили идти через Горбонские Холмы, на некоторых старых картах, обозначенные как Смертельные Пустоши. Не знаю, смертельные они или нет, а только придется идти этим путем. Своему внутреннему звериному чутью мы стали доверять больше, чем всем нашим чувствам вместе взятым. И сейчас оно говорило о том, что от земель сагареков надо держаться подальше.

Шли, как уже привыкли, обычным походным строем. Впереди головной дозор, пятерка наемников. По флангам боковые дозоры, так же, по пять наемников. В центре вьючные лошади, везущие наш ценный груз, и основные силы. А позади тыловой дозор, трое наших мальчишек. Лошадей старались сильно не напрягать, шаг–рысь, рысью–шагом. Запас овса у нас уже давно закончился, а на одной траве животных гонять смысла нет, и надо поберечь их силы. Все вроде как ничего. Но беспокойство наше не проходило и не унималось, а наоборот, усиливалось. Причем, странное чувство какое–то. Вроде бы и опасность, ищет нас кто–то. А вроде бы и нет. Непонятно.

Уже к вечеру, когда стали высматривать место, где можно остановиться на ночевку, подстегивая своих полукровок, примчались наши парнишки из тылового дозора. Один из них, Торко–крепыш, вклинился между мной и Кривым Ругом, а затем, чуть отдышавшись, устало просипел:

— Погоня.

— Кто? — спросил пахан.

— Сколько? — сразу мой вопрос.

— Сотни две, — выдохнул парень. — Мы их издалека разглядели. Кто такие разобрать не смогли.

— Вперед! — выкрикнул Кривой Руг. — Всем к ближайшему холму! Лошадей с грузом не потеряйте, а то голову оторву! Живее!

Мы рванули поводья, и мой Кызыл—Куш недовольно фыркнул. Но я поддал ему стременами под бока, и он рванулся с места в бешеный галоп. До ближайшего холма недалеко, километра два, не больше, и мы помчались к нему.

Замысел Кривого Руга я понимал, отсидеться на вершине до ночи, дать нашим четвероногим друзьям отдых, а уже в темноте пойти на прорыв. В общем–то, все правильно, а то напрямую с сагареками сходиться, или кто там по нашему следу идет, желания никакого. Конечно, мы бойцы лихие, и даже разбойнички Бергуса, после того как золотишко в руках подержали, все как один сами себе богатырями кажутся. Однако наши восемь десятков против двухсот степняков — такой расклад мне не нравился. Шанс есть, но только в ближнем бою. А кочевники, наверняка, не молодняк, как борасы, которых мы перебили. Поэтому на удар копья нас не подпустят.

С трудом, наши лошади поднялись на изрезанный глинистыми дождевыми стоками и покрытый реденькой чахлой травкой холм. Мой Кызыл—Куш один из первых на вершине, тяжко вздымал бока, и я спешился. Из чехла достал арбалет, подсумок с болтами, и обернулся. Погоню видно хорошо, километра полтора от нас, идут четырьмя полусотнями, выгнувшись полумесяцем и огибая холм. При этом кочевники сильно не торопились и не спешили, ибо понимали, что нам сейчас не уйти.

— Бойко! — окликнул я дородного купчину, свалившегося со своего мерина и никак не могущего отдышаться.

— Чего? — страдальчески выдохнул он.

— Кто это? — я указал в сторону наших преследователей.

Купец оглянулся, приложил к глазам ладонь, всмотрелся и, размазав по лицу грязный пот, текущий с него ручьем, ответил:

— Сагареки, чтоб им пусто было. Только они походные бунчуки в рыжий цвет красят.

Понятно, только вот, что они здесь делают, в этих местах, не ясно. Рядом со мной остановили коней Курбат и Звенислав, а чуть позже появились парни из нашего десятка. Все они деловиты и спокойны, готовятся к бою, заряжают арбалеты, выкладывают на войлок болты. Тут же рядом сабли, мечи, ножи. Правильно, все под рукой и если степняки полезут в атаку за оружием далеко тянуться не надо.

Наконец, весь отряд на вершине, коноводы из разбойников вбивают колы в сухую землю холма, а остальные готовятся к бою. А кочевники тем временем окружают холм, и их построение напоминает неровный квадрат. Все это молча, что странно и несколько необычно, словно они чего–то ждут. И вот от одной полусотни отделился всадник, думается мне, что старший среди сагареков, только у него доспех, а остальные в стеганых халатах. Он остановил коня у подножия холма и закричал:

— Эй, воины! Кто вы такие и что делаете в землях славного племени сагареков!?

Кривой Руг задумался, что ответить, а я подошел к нему и спросил:

— Пахан, разреши, я с ними переговорю?

— Давай, — Кривой устало машет рукой.

— Мы воины герцога Штангордского, — кричу я степняку в ответ, — и мы удивлены, что славные сагареки находятся здесь и говорят, что эта земля принадлежит им. Мы знаем, что владения вашего племени в двух конных переходах от этого места.

— Спускайся, поговорим! — мне показалось, что степняк чем–то раздосадован. — Клянусь честью, вреда тебе не будет! Так сказал я, вождь всех сагареков Джамун Кабатаг!

— Хорошо, верю тебе, и да будут великий Тэнгри и его слуга Кои–солнце свидетелями твоих слов!

Запрыгнув на верного Кызыл—Куша, я спустился вниз. Никто меня не останавливал, привыкли уже, что наша тройка все делает так, как считает нужным. Мой конь не хуже, чем у местного вождя, а оружие и кольчуга, которую я успел на себя натянуть, качеством получше, чем у него. Видно, что небогато сагареки живут.

— Кто ты, молодой воин? — спросил вождь.

— Меня зовут Пламен сын Огнеяра, я из дромского рода Волка.

— Ой–я–ей, а разве есть еще такие? — вождь изобразил удивление, хотя, наверняка, новостью для него мой ответ не стал.

— Почему и нет? — так же как и вождь сагареков, деланно и на показ, удивился я. — В большом мире говорят, что и племя сагареков только выдумки. И нет такого давно на степных просторах, вымер весь до последнего человека.

Джамун Кабатаг побагровел лицом, и его передернуло. После чего он хотел сказать что–то резкое, но сдержался, поворотил своего буланого конька и спросил:

— А что еще говорят?

— Говорят, что сагареки были мужественным и независимым племенем. Но стали рабами рахов и потеряли свою честь.

Вождь напрягся, схватился за плеть, а потом за саблю, но быстро успокоился и задал иной вопрос:

— Зачем вы пришли в степь?

— Рахам мстить, вождь, и знания природные получить.

— Зря вы вернулись, нет уже вашего народа.

— Есть мы, а значит и народ жив. Есть те, кто в Архейских горах перевалы держит и не сдает. Так что не зря, вождь.

— Может быть, ты и прав, — в некоторой задумчивости, пробормотал Кабатаг. — Однако не про то говорим. Дымами от самой Ориссы передали, что некая банда захватила караван с золотом. Ваших рук дело?

— Да, мы сработали.

— Я так и думал, что вы. Ваши следы мы больше месяца назад видели, и терпеливо ждали, когда вы вернетесь, — сагарек посмотрел на небо, и что–то про себя прошептал, будто совещался с кем–то там, в далеком заоблачном мире, а затем опустил взгляд и произнес: — Духи предков говорят, что надо делиться с ближними своими.

— Так то, с ближними, — заметил я.

— Поверь, молодой волк, — он прищурился, — мои две сотни воинов, самые лучшие твои друзья, пока я не дал им команду вас уничтожить.

— Зачем тебе золото, вождь? Придут рахи, найдут его, и все твое племя в пыль разотрут. Поэтому отпусти нас по доброму, без боя, и тебе, — как и вождь, я приподнял глаза к синему небу и пошевелил губами, — обязательно зачтется. Так духи говорят.

— Наверное, у нас разные духи, — усмехнулся Кабатаг. — Мои говорят, что без золота нам уходить нельзя.

— Пятьдесят слитков по килограмму каждый, хватит?

— Двести, — глаза вождя загорелись. Вряд ли он знал, сколько в караване действительно было золота, не по чину ему. Но кое–что он подсчитал и сам себе додумал.

— Шестьдесят.

— Сто девяносто.

— Шестьдесят пять, — говорил я.

— Сто восемьдесят пять, — настаивал вождь.

Странное зрелище мы в этот момент представляли. Два отряда сгруппировались и готовятся к бою насмерть, а тут двое, верхами, стоят под холмом, и словно барыги на базаре, спорят о цене. Ничего так, минут пять торговались, и сошлись на ста слитках. Каждый из нас поклялся всем самым святым, что будет честен с неожиданно появившимся партнером. Я в свидетели Сварога призвал, хоть и не знал пока, как это делается правильно, а вождь сагареков, соответственно Тэнгри своего помянул. После чего сверху спустили двух вьючных лошадей, их передали нукерам Кабатага, и довольные друг другом мы попрощались.

— Удачи тебе Пламен, сын Огнеяра, — пожелал он мне, разворачивая коня к своим.

— Угу, — пробурчал я, — и тебе, всего самого наилучшего, Джамун Кабатаг.

Сагареки собрались в кучу, их вождь что–то выкрикнул и указал в нашу сторону плетью. После чего они дружно прокричали на своем наречии славу богам и духам–хранителям, а затем с развеселыми песнями направились в сторону родных кочевий.

«Да уж, можно и повеселиться, — подумал я, глядя им в след. — Нормально для них все сложилось. Без боя и кровопролития добыли для своего племени пять тысяч фергонских империалов по весу, богатство немалое, и все их бедное племя не один год кормить можно».

Ночевать остались на холме. Благо, неподалеку ручей был, а где вода там и жизнь. В дальнейший путь двинулись с утра и, приглядываясь к окрестным местам, я не понимал, почему здесь никто не живет. Те же самые сагареки могли бы спокойно переселиться, земля ничья, нейтральная. Вода есть, трава имеется, зверья, правда, немного. Но степных дроф, неуклюжих жирных и не летающих птиц, походя, несколько штук подбили. Спросить бы кого, так под рукой только Бойко. Но он сразу сказал, что в этих местах никогда не бывал. Есть у меня подозрение на Джоко, что он здесь бродил, причем неоднократно. Видел я, как он Кривому Ругу вечерком про местные тропы и пути рассказывал. Так может спросить? Это запросто.

— Джоко, — окликнул я агента, пристраивая Кызыл—Куша бок о бок с его кобылой.

— Да–а–а? — Джоко был спокоен и флегматичен.

— Признавайся, ты ведь бывал в этих местах?

— Бывал, — он не стал отрицать.

— Что про них рассказать можешь?

— Спустись на землю, — попросил Джоко, останавливаясь сам и спрыгивая в невысокую, по щиколотку только, густую и ровную травку.

Хм! Странная просьба, но я спустился и подошел к нему. Джоко вынул широкий нож, встал на колено и начал срезать целые пласты травяного покрова. Вычертив окружность, примерно, метр на метр, он попросил:

— Помоги приподнять.

Ухватив вырезанный земляной пласт, я помог агенту откинуть его в сторону. Комель отвалился, а Джоко вошел в круг чистой земли и поворошил ее ногой.

— Смотри, — ткнул он носком сапога.

Пригляделся, металл блестит. Наклонился, ладонью провел, точно металл, что–то наподобие стали, но совсем не проржавела ничуть, словно только вчера кто–то ее здесь прикопал.

— И что это? — спросил я.

— А кто его знает? — пожал он плечами. — Мы сюда в экспедицию ходили, еще двенадцать лет назад, когда я стажером в Тайную стражу пришел. Искали развалины городов, или еще что–то. Однако ничего не нашли, и только вот это, — Джоко кивнул на металл, — древние дороги.

— Это дороги? — удивился я.

— Они самые, и если на холм заехать, то можно видеть, как они между холмов петляют, трава над ними более низкая и цветность у нее другая. Что интересно, — Джоко вылез из ямки, — даже махонького кусочка с этого металла отколоть не смогли. Вот и представь себе уровень развития тех, кто их строил.

Меня это впечатлило, загадка древности, тайна. Если мы уцелеем в будущих испытаниях, надо обязательно заняться этим делом. Лишь бы было оно у нас, это самое будущее.

Агент тем временем взобрался на лошадь и продолжил:

— Между прочим, одновременно с нашей группой в этих местах и дромы работали, только сейчас вспомнил. И, если память мне не изменяет, кажется, в разговоре с нашим старшим, они поминали имя Буривоя из рода Арслана.

— Погоди–ка, — я взобрался на Кызыл—Куша, — ведь это…

— Да–да, отец вашего Курбата, начальник контрразведки каганата.

Больше на эту тему мы с Джоко не разговаривали, но на всякий случай в память его слова я отложил. Кто знает, что и где пригодится.