Глава 13

Недопонимание происходящих событий терзало капитана Гельмута Штенгеля. Он пришел в Тайную стражу восемь лет назад и все эти годы потратил на то, чтобы следить за преступниками Старой Гавани. Ему было восемнадцать, когда он встретился с Густавом Кремором, а сейчас двадцать шесть, и он не понимал, как у этих не видевших ничего кроме своего приюта и окрестных улиц мальчишек, все получается. Не всегда гладко и ровно, но получается и, чего таиться, гораздо лучше, чем у него, опытнейшего профессионала. Волчата действовали по какому–то наитию, и оно, это чувство, полностью заменяло им трезвый расчет, а заодно и опыт. На это, и только на это, капитан мог списать все их успехи…

После того как Кривой Руг назначил его опекуном и учителем дромских сирот, он обрадовался. Задача выполнена, теперь он сможет влиять на мальчишек, которые всегда будут под присмотром. Однако радость Штенгеля была преждевременной, поскольку дромы всегда действовали по своему разумению. Он говорил, какую банду малолетней босоты требуется остерегаться особо, и с ними надо договориться. Но дромы приходили в логово босяцкого главаря Рыбаря и убивали его. Просто и доходчиво, как и в каждом деле, в котором они принимали участие.

Впрочем, по порядку. Практически сразу, отправившись в Штангорд, дромы привели в Старую Гавань своих «гвардейцев», беспризорников с улицы Красильщиков. После чего выпросили у прижимистого вышибалы «Отличного Улова» здоровяка Гонзо старое оружие, и раздали этим парням. Ладно бы только это. Но их вожак Пламен, то ли уговорил, то ли приказал, и Лысый стал с ними заниматься. С самого раннего утра он собирал на заднем дворе таверны оборвышей и учил их стрелять из арбалетов, метать ножи, а заодно рассказывал о местных подростковых бандах. Точнее сказать, обучал он сначала дромов, а они всех остальных. Отличная метода. Учишься сам и тут же, обучая других, закрепляешь материал.

С тех пор как в Старой Гавани сменилась власть, прошло два месяца, а Кривой Руг уже крепко прибрал район к своим загребущим рукам, и в этом была некоторая заслуга мальчишек. Неспешно пройдясь по окрестностям, они подошли к делу с четкой уверенностью, что точно необходимо сделать.

Первым делом они собрали в кучу тех, кто по каким–то причинам не состоял в бандах или был из них изгнан и, в основном это касалось сынков сбежавшего Папаши Бро. Босяки, которые раньше перед ними несколько заискивали, изгнали их из своего круга и сделали отверженными. Изгнать–то изгнали. А Пламен со своими братьями, наоборот, пригрел. Чепуха? Может быть, и Лысому казалось, что ничего из этого не выйдет. Однако два десятка местных беспризорников во главе с Квирином Иглой и полтора десятка городских бродяжек, вооруженных и обозленных на весь белый свет — это уже сила.

Следующий шаг был логичен. Есть сила — используй. И ничто не мешало дромским мальчишкам вызвать в выделенный для них неподалеку от «Отличного Улова» просторный дом всех местных вожаков, а затем договориться о мирном сосуществовании. Но и тут они поступили по–своему. Собрали своих босяков в отряд, разбили их на десятки, и сами прошлись по местам скопления молодых воришек.

Три дня Старая Гавань гудела и дошло до того, что взрослые воры пришли жаловаться на беспредел дромов. И Лысый, как назначенный Кривым Ругом наставник мальчишек, при этом разговоре присутствовал.

— Кривой, — над новым паханом Старой Гавани и Лысым, которые расположились за столом, возвышалась гора мяса и мускулов, профессиональный выбиватель долгов, Быча. — Ты нас проредил. Пусть. Это ваши с Папашей Бро дела были, понимаем и зла на тебя не держим. Ты стал самым главным в Старой Гавани и держателем общака. Пусть. Но зачем теперь беспредел творишь?

— Беспредел это не дело, — поддакнул ему старый и авторитетный щипач Серебрянка, ездивший на «гастроли» по городам герцогства и только недавно вернувшийся в город. Он точно был не в теме и при разгроме сторонников Папаши Бро не пострадал. Поэтому его пригласили как свидетеля и арбитра.

— Где вы беспредел увидели? — в ответ, буром попер Кривой Руг. — Пащенки ваши первыми одного из моих пырнули. Разговор начал ты, Быча. А потому спрос с тебя. Признаешь?

— Пырнули, — насупившись, согласился Быча. — Так пусть одного накажут или на воровской суд выведут. Это не по понятиям всю банду под корень вырезать.

— Не всех убили, а трех из десяти, так что не гони понапрасну, — прищурившись, парировал хозяин района, и от его недоброго взгляда Штенгелю стало немного не по себе. — Этому идиоту Рыбарю доступно объяснили, кто теперь над их вольницей старший. Он не внял, за что и получил в голову болт. Еще вопросы есть?

— Так, как же, — Быча растерялся, поскольку думал, что его слова будут иметь вес, — они же и на взрослых воров кидаются.

— На кого? — чуть приподнялся из–за стола Руг.

— На Каленого, на Свата и Торопыгу.

— Ты хочешь по понятиям, по законам Старой Гавани, все решить?

— Да, — подтвердил туповатый Быча и этим подписал смертный приговор трем ворам, которых назвал.

— Где они?

Из–за широкой спины Бычи показались жестоко избитые воры и Кривой Руг, уставившись на них, спросил:

— Вы напали на моих людей?

— Да какие это люди, сопляки, — раздухарился один из воров, долговязый Торопыга, ранее бывший на побегушках у Папаши Бро.

— Спрашиваю в последний раз. Вы напали на моих людей? — Руг начинал впадать в бешенство.

— Мы чего, видим драка идет, вот и присоединились, — примирительно выставив перед собой пустые ладони рук, сказал Сват.

— Получается, вы первыми начали?

— Ну… — замялись избитые воры.

— Где парни? — выкрикнул Кривой Руг.

Тут же со двора появился Пламен. Остальные дромы от своих занятий на импровизированном тренировочном поле отрываться не стали. Мальчишка встал сбоку от стола, между Ругом и ворами, которые выглядели бедными родственниками, прибывшими просить о помощи.

— Вызывал? — спросил Пламен покровителя.

— Рассказывай, как дело было, — тот кивнул на воров. — С самого начала.

— Нам было поручено приглядывать за местными босяками и заниматься тем же, чем раньше занимался он, — Пламен посмотрел на Торопыгу. — То есть следить, чтобы не было сильных претензий от стражников и собирать долю в общак. Мы прошлись по всем общинам и группам, но везде встретили отказ. В результате были вынуждены применить силу. Дошли до Рыбаря. Он отказал и заявил, что не подчиняется Кривому Ругу, потому что всю долю отдает, как и прежде, Торопыге. Одного из наших на выходе ударили заточкой в бок. Пришлось вернуться и пристрелить троих, включая Рыбаря. Еще двоих покалечили, так вышло. Пока с босотой Рыбаря разбирались, вмешались эти трое, — снова кивок в сторону воров. — Они бросились на нас с ножами, и мы ответили. Однако никого убивать не стали. Закон мы уважаем и первыми руку на старших не поднимали.

Пламен закончил, а Кривой Руг в полной тишине спросил понявших, что беда уже рядом, воров:

— Получается, два месяца вы собираете с босяков долю, а я про это ничего не знаю?

— Мы хотели отдать, — поеживаясь, ответил Торопыга, — но как–то не получалось.

Хозяин Старой Гавани обратился к Серебрянке:

— Ты авторитетный вор, Серебрянка. Рассуди, что за крысятничество бывает?

— Смерть! — старик сказал только одно слово.

— А ты, Быча, не с ними в доле был, что за них вписываешься? — спросил Руг громилу.

— Я ничего не знал, — тут же отказался от друзей Быча. — Они сами по себе, а я сам по себе.

— И что с этими козлами делать? Какое наказание им назначить?

Быча бросил на избитую троицу взгляд, а затем, со вздохом, отвернулся и пробурчал:

— Смерть!

Воров, попавшихся на столь неблаговидном деле как крысятничество, подхватили под руки люди Кривого Руга и утащили в подвал. Серебрянка и Быча таверну покинули сразу, а Кривой спросил Пламена:

— Ты ведь знал, что так получится?

— Да, знал, — парень все так же, не шевелясь, стоял на одном месте.

— Иначе никак нельзя было поступить?

— По–другому целый год надо народ к себе приучать. А мы по–простому. Вожаков поломали, кто против был. А остальные уже не спорили.

— Ладно, иди работай, — Кривой Руг разрешающе взмахнул рукой и еле слышно пробормотал вслед Пламену: — Отморозок. Прям как я в юности.

Пламен ушел и Штенгель, еще некоторое время посидев с Ругом, направился за ним вслед. Вышел на свежий воздух, вдохнул полной грудью и спросил стоявшего рядом Пламена:

— Что дальше делать думаете?

— Работать, — ответил Пламен, перебирая сваленные в кучу ножи, которые были добыты на бандитских хавирах. — Твоя помощь нужна будет, Лысый.

— Какая?

— Мы хотим один дом богатый выставить, и нам потребуется опытный вор–домушник, который бы все захоронки хозяев нашел. Пойдешь с нами?

— Наобум, нет, — сказал капитан. — Надо самому место посмотреть и определиться.

— Хорошо, сегодня в ночь пойдем, посмотрим, — Пламен выбрал себе нож, отличнейший дромский боевой кинжал, непонятно как оказавшийся у безвременно ушедшего в иной мир Рыбаря. — Какой хороший и удобный нож, словно влитой в руке сидит. Лысый, можешь о нем что–то сказать?

— Дромский боевой клинок, стандартный. Использовался разведчиками и пограничниками. Может быть, твой отец точно такой же носил.

— Жаль, не знали сразу, а то спросили бы Рыбаря, где он его достал, — заметил Пламен. — Ничего, выживших босяков спросим.

Штенгель протянул руку и сказал:

— Ладно, давай нож, и Звенислава с Курбатом кликни. Повторим основные стойки, а заодно про этот клинок расскажу.

Дромы собрались вместе и Штенгель, повертев в руках нож, начал:

— Смотрите и запоминайте. Это один из самых лучших боевых ножей, какие только были придуманы человеком. Дромы называли такие «иби». Он имеет листовидную форму и одинаково эффективен как колющее, так и режущее оружие. Именно такая форма повышает его проникающие свойства при колющих ударах. А отличная заточка при неровной линии лезвия делает его превосходным режущим инструментом. От нижнего ограничителя до трети длины лезвия одна сторона клинка имеет зубчатую заточку. Для чего это делается?

Капитан посмотрел на Курбата и горбун ответил:

— Думаю, что такая заточка не дает противнику захватывать и блокировать клинок руками и, конечно, так наносятся более длинные и глубокие резаные раны.

— Правильно, — продолжил Штенгель. — Обратите внимание на клинок. Сам по себе нож тридцать сантиметров, а длина клинка восемнадцать. От зубчатой заточки до острия идет гладкая заточка, а с его другой стороны обратная заточка. От острия спуски и в середине лезвия сделаны долы. Идеальное оружие ближнего боя, вам бы всем такие надо достать.

— В квартал Оружейников сходить надо, тем более, давно собирались, — сказал Пламен.

— А деньги у вас есть? — капитан усмехнулся.

— Найдутся, — голос Пламена был серьезен.

— Ну и хорошо, — Штенгель бросил дромский боевой нож, чуть в сторону от Звенислава, который рассеянно смотрел на хмурые облака, несущие в Штангорд то ли дождь, то ли снег.

Подловить парня не получилось, он ловко подпрыгнул, перехватил нож в воздухе и, застыв на полусогнутых ногах, направил клинок ножа вниз.

«С каждым разом все лучше и лучше, — подметил капитан, глядя на Звенислава, — правильная фронтальная стойка, ноги полусогнуты, нож в правой руке и готов к бою, хоть против меня, хоть против всего мира.

Опять ворохнулось в душе капитана непонимание. Может быть, даже с примесью зависти к мальчишкам. После чего он отправил парней заниматься дальше, а сам пошел в город.