Том, придя в клинику, представился «профессионалом по части зависимостей». В течение последних 15 лет он страдал болезненным пристрастием к алкоголю, наркотикам, сигаретам, сексу, азартным играм и еде. Иногда он страдал лишь одной зависимостью одновременно, порой — сразу несколькими. Он периодически лечился в реабилитационном центре, и к моменту визита в клинику посещал так много разнообразных групп взаимной поддержки, что у него оставался лишь один вечер в неделю, который он мог посвятить отдыху или общению с друзьями, как говорил сам Том, «ни от чего не зависимыми».

Тут я считаю необходимым заметить, что, если вы осознаете опасность своей зависимости для вас или окружающих, вам в первую очередь следует проконсультироваться с врачом и уже потом рассматривать такие варианты борьбы с ней, как воспитание осознанного отношения к действительности. Том был у врача несколько раз и все-таки понимал, что, сделав все возможное, всякий раз вновь срывается, возвращаясь к привычной модели зависимого поведения.

Том был одинок, у него не было детей, хотя, по его собственным словам, он просто мечтал создать семью.

Осложнялась эта проблема еще и тем, что Том, по его собственному предположению, возможно, был геем. На протяжении предыдущих лет у него были самые разные отношения, но они ни разу не продлились хоть сколько-нибудь долго - не в последнюю очередь из-за его постоянной тяги попробовать что-нибудь новенькое. Пока Том находился в поиске, все было в порядке. Но стоило ему остановиться — вот тут-то его и подстерегала опасность. Он создал массу возможностей отвлечь себя, которыми каждый раз с готовностью пользовался. Среди них одни были социально приемлемы (такие как еда и выпивка), другие он вынужден был скрывать.

За многие годы Том столько раз проходил лечение, что считал себя большим знатоком всех без исключения существующих систем реабилитации и поэтому не был особо восприимчив к новым идеям. Он говорил о своих ощущениях так, будто они предварительно были изучены, разобраны на составляющие и вновь изложены - на сей раз в форме психиатрического заключения. Надо сказать, подобное случается не только в результате терапии, но и в ходе изучения медитации и вовлеченности в реальность, если усвоить их механически, с помощью интеллекта, не превратив в образ жизни. Правда, с медитацией подобное случается реже, поскольку, когда вы сидите в тишине, вам некуда спрятаться от себя. Впрочем, некоторые виды лечения оказали на Тома огромное влияние, и в нескольких группах поддержки он черпал ощущение комфорта и безопасности, хотя другие его разочаровывали.

Я счел необходимым напомнить Тому, что не могу гарантировать ему положительной динамики, хотя я знаком с результатами исследования, посвященного влиянию медитации и осознанности на пациентов с зависимостями, и, опираясь на собственный опыт, могу рассказать, как предлагаемые упражнения помогли людям со сходными проблемами. Я объяснил, что успешность лечения будет зависеть от его собственной готовности следовать утвержденной программе, его дисциплинированности и способности заниматься ежедневно и судить беспристрастно. Том согласился и покинул клинику с оптимизмом, получив вводный курс обучения десятиминутному упражнению, которое должно было стать его домашним заданием на ближайшую неделю. К его удивлению, оно оказалось проще, чем он ожидал, что, в свою очередь, чрезвычайно вдохновило его. Для тех, кто ничего не знает о медитации, сама идея может показаться совершенно чуждой, и ничего удивительного, что они заранее уверены, будто у них ничего не получится. Но стоит вам однажды попробовать, и вы понимаете, что это отнюдь не бином Ньютона, и легко справляетесь с задачей: ведь вам нужно всего лишь присесть и потратить десять минут на то, чтобы расслабиться и насладиться тишиной. Даже если поначалу ваши мысли будут блуждать неизвестно где, способность просидеть на одном месте десять минут дарит вам уверенность, что это упражнение станет для вас привычным.

Для Тома такой подход разительно отличался от всего, испробованного ранее. В течение многих лет он еженедельно ходил на терапию, и, по его собственным словам, по окончании недельного курса лечения работа считалась законченной. Иногда терапевт предлагал ему тему для размышлений, но чаще речь шла о том, чтобы исправно являться в кабинет врача и обсуждать разнообразные события, начиная с детских лет. Таким образом, ответственность за излечение лежала в основном на психотерапевте. Понимая это, я заявил Тому, что не являюсь психотерапевтом и в данном случае ответственность будет лежать исключительно на нем самом. Эта идея, как мне показалось, немного испугала Тома: ведь если ответственность будет лежать на нем, в результате он окажется виноват, если его постигнет неудача. Я изо всех сил доказывал, что понятие вины несовместимо с медитацией, и все же, как мне показалось, отнюдь не убедил его.

Конечно, неправильным было бы сказать, что Том приобрел болезненное пристрастие к медитации, и все-таки он взялся за дело с таким рвением, какое мне редко доводилось встречать. Быть может, зависимость от веществ просто заменилась зависимостью от чувств, испытываемых им в процессе медитирования? Возможно, хотя, по-моему, здесь крылось нечто гораздо большее. Но по сути, если уж выбирать объект зависимости, то мало что окажется столь же полезным в этом качестве, как медитация. Чтобы решить проблему зависимости, мы обсудили, не следует ли Тому

приходить в клинику не еженедельно, а каждые две недели, а впоследствии и раз в месяц? Для Тома это было большим шагом. Это означало, что он полностью берет на себя ответственность за здоровье своего тела и души, вместо того чтобы обвинять кого-то, если дела пойдут плохо. Он до сих пор периодически связывается со мной, если сталкивается с какой-либо проблемой или нуждается в совете, но по большей части вполне удовлетворен возможностью сидеть и наблюдать, как медитация влияет на его жизнь. Он до сих пор посещает некоторые группы поддержки, но, по его словам, сегодня приходит туда скорее помочь другим, нежели в поисках помощи для себя самого.