ФРАГМЕНТ 10 ГЕКСАГРАММА ДА ЧУ «ВОСПИТАНИЕ ВЕЛИКИМ» КЛЫКИ ВЫХОЛОЩЕННОГО ВЕПРЯ

А ветер исполосовывал тучи, словно маньяк бритвой женскую ночную рубашку. Но светлее не становилось, и дождь не прекращался. Распоротое вдоль и поперек небо истекало дождем. А ветер подхватывал горсти капель и швырял в лицо, если нечаянно оглянуться поперек их траектории.

— Почему ты без машины? — будто пытаясь уклониться от неприятной темы, спросила Светлана.

— Это сейчас не главное, — постарался увернуться от особо злого порыва ветра, но схлопотал все-таки порцию дождя Стас.

— А что сейчас главное, милый мой дружочек? — нет, ирония не была ведущей интонацией в голосе девушки. Ирония пыталась заслонить беспокойство, а может быть и страх. И в чем причина этого беспокойства — Стаса интересовало в первую очередь.

— У тебя плохо получается.

— Что?

— Притворяться. На самом деле ты дрожишь не меньше меня. — Стас чувствовал себя крайне неловко в новых плаще и костюме. Плащ продувался ветром, не то, что любимая куртка. Костюм жал под мышками, брюки норовили сползти, а ремень купить не догадался. Да и туфли, честно говоря, натирали.

— А как я должна себя чувствовать под дождем и на ветру? Да еще рядом с психом?

— Признайся, ты тогда не просто так позвонила в газету? — Cтас держал правую руку глубоко в кармане. Словно убийца, прячущий выкидной нож.

Прохожих вокруг, естественно, не было, только редкие машины бороздили лужи. С трех сторон вздымались громады многоэтажек. С одной — за полоской жухлой травы, строительными вагончиками и загадочными бетонными конструкциями долгостроя прятался рябой от дождя Финский залив. На периле моста дрожал под порывами ветра и ждал смерти больной мокрый голубь.

— Легко. Сознаюсь. Я тогда не просто так позвонила в газету.

— Не кривляйся. Это кольцо было приманкой? — Стас пытался говорить, чуть свернув голову в сторону залива. Если последние события творились не наяву, а только мнились, то мания преследования Стаса могла претендовать на место в книге Гиннеса. Ему все время кто-то дышал в затылок, его сопровождали косые взгляды. Стоило ему где-нибудь появиться, как окружающие многозначительно замолкали. И он был не настолько самонадеян, чтобы не бояться со всех сторон нацеленных прослушивающих микрофонов дальнего действия.

— Легко. Сознаюсь. Это кольцо было приманкой.

— Ты ожидала, что на кольцо клюнет кто-то вроде меня?

Света вздохнула, пряча глаза. Но скорее не от Стаса, а от дождя:

— Сознаюсь. Я ожидала, что кое-кто клюнет. Но другой. Звонок в газету оказался ошибкой. Вместо того, кого я искала, появился симпатичный мальчик. Мне было плохо, и симпатичный мальчик оказался как нельзя кстати. Мы с ним чудесно трахнулись. А потом он надумал меня обворовать.

— Я не собирался тебя обворовывать!

— Ну конечно. Взял кольцо. Не оставил телефон. Исчез.

— Я не исчез! — Стас потянулся левой рукой к Свете, но оказывается, только чтобы сорвать с рукава сиреневой куртки магазинный ярлык. Сорвать и пустить терзаться по ветру.

— Ну конечно. Ты появился, когда припекло! Потащил в магазин, нарядил с головы до ног, как какую-то содержанку…

— Я не собирался тебя обворовывать! Если хочешь, я сейчас же верну тебе это кольцо. Хотя мне оно, как это ни смешно, сейчас нужнее, — и Стас выдернул руку из кармана. И разжал. Дождевая капля взорвалась об тусклый серебряный шип. — Но только скажи сначала, кого ты ловила кольцом на удочку?

— А может быть и действительно тебя? Симпатичного мальчика, с которым чудесно трахнулась. Который надумал меня обворовать. А потом выследил у подъезда и приволок на другой край города. У которого созрело столько же вопросов, сколько у меня. И с которым, если мы друг другу поведаем о проблемах, может, совместно попробуем найти ответы.

— Ты уверена, что тебе это надо? Ты не представляешь, как я влип. А обновки я купил против микрофонов. Сейчас есть такие микрофоны на булавках. Если за нами всерьез следят, то одежду нашпиговали микрофонами.

— Может, и ты не представляешь, как я влипла? Но у тебя есть информация, и у меня есть информация. Давай друг дружке поплачемся, как на духу.

— Ты не поверишь.

— Могу поспорить, ты тоже, — Света, морщась от дождя, оглянулась. И выглядело это, будто не только Стас боится слежки, а и она.

— Ладно. Тогда скажи, откуда у тебя это кольцо?

— Легко. Сознаюсь. Это кольцо носил некий человек. Главный бухгалтер казино «Рошаль». Не знаю чем, но оно запало мне в душу, и я попросила примерить. Хотя терпеть не могу бижутерию. Он тут же его снял и подарил. Сказал, что я также должна отдать первому, кто попросит. Иначе счастья не будет.

— А он? Ему счастье привалило? — Стас яростно передернул плечами — дождевая вода таки просочилась за шиворот.

— Не знаю. Через десять минут он умер. Может быть, это оказался для него самый лучший выход. Теперь твоя очередь исповедоваться.

— Нет-нет-нет. Скажи, это был твой муж?

— Елки-моталки, Стас! Вечно ты все испортишь, — в глазах девушки вспыхнула отчаянная бесшабашность, — Стоим под дождем, от шпионов прячемся, страшными историями друг дружку пугаем, а ты — и вдруг о муже спрашиваешь! Весь кайф насмарку!

Нет, Стас не поверил в изображаемую веселость. Стасу хватило жизненного опыта понять, что это банальная бравада. Бравада в момент смертельной опасности. И Стас вдруг махнул с кошачьим шипением разверзающему лужи Новосмоленской набережной «москвичу». И шофер затормозил.

— Садись, — подхватил антиквар девушку под локоть.

— Куда? — она не то, чтобы сопротивлялась. Но было понятно, что без хоть какого-нибудь вразумительного объяснения в незнакомую машину уже не сядет.

— Тут рядом. Живет некая… ведунья. Авось она нам все разжует.

— А если не разжует?

— Как минимум свою часть истории я хочу рассказать при ней.

Света неожиданно легко согласилась и вжалась на заднее сиденье машинки, где как минимум было тепло и сухо. Стас захлопнул за ней дверцу. Прикосновение к дверной ручке было неприятным, ручка была холодной и влажной, и это ощущение надолго запомнилось, как легко запоминаются ненужные подробности.

…Петя вспомнил ненужную подробность: ручка двери в кабинет шефа почему-то всегда была холодной и влажной, и касаться ее очень не хотелось. И каждый раз думалось, что только-только в кабинете мыла пол уборщица, а потом этими же грязными мокрыми руками дверь запирала.

Петя решительно набрал полную грудь воздуха и постучал в дверь. Не дожидаясь соизволения, сдавил холодную и влажную дверную ручку и вошел. На этом вся решимость и кончилась, потому что шеф не сидел за столом и не встречал подчиненного суровым шевелением бровей.

Пете стало неловко, поскольку он застал шефа в нелепой позе. Максим Максимыч пребывал на карачках перед державным столом. Под галстуком Максимыча колыхалась обширная прозрачная лужа, и командир всасывал лужу оранжевой резиновой клизмой и стравливал в пустую бутылку из-под шампанского.

— Чего тебе? — ворчливо буркнул шеф, не прерывая мокрого занятия, серьезный, как муха на стекле.

— Это… — сбитый с панталыку стажер не сразу и вспомнил, зачем явился. А когда вспомнил, былая решимость заклекотала в груди с новой силой, — Максим Максимович, у меня соседка заболела. День ото дня состояние ухудшается, а врачи руками разводят. По всем симптомам на сглаз похоже. Прошу разрешение на возбуждение солярного дела.

— Не разрешаю, — Максимыч впрыснул в зеленое стекло очередную порцию собранной клизмой жидкости. По-стариковски кряхтя, выпрямил затекшую спину, чуть помял ее свободной рукой и снова согнулся над лужей. Чуть не намочив коричнево-желтый принципиально не сочетающийся с мешковатым костюмом галстук. Резиновое оружие смачно наполнилось.

— Но все симптомы совпадают! — возбужденно всплеснул ладонями Петя. — Явно же кто-то иголку в дверной косяк воткнул, или сор под окнами веет!

— Не разрешаю, — не поднимая голову, глухо повторил командир. Опорожнил клизму в бутылку и только после этого разогнулся, придерживаясь за край стола. — Ты что ж, орелик, выговор за использование служебного времени в личных целях захотел?

— Да при чем тут личные цели? — сходу покраснел стажер и отвел глаза туда, где на крючке вешалки бомжевала убогая кепка.

— А при том! — Максимыч с сожалением покосился на лужу, которая только на треть уменьшилась в размерах, отложил оранжевую штуковину, и, обхватив бока руками, завертел тазом. Словно крутил хупа-хупл, но гораздо медленней. — Положение в городе критическое, а ты из-за какой-то девицы голову потерять готов? И это боец ИСАЯ? — прекратив вращение бедрами, Максимыч поднял руки к загривку и стал массировать мышцы шеи. По бычьи наклоняя лоб. — Я зря по-твоему осадное положение объявил? Я зря по-твоему надрываюсь, ночей не сплю?! Чтоб ты за моей спиной шашни крутил?!

— Да какие шашни? — оторопел Петя еще сильнее, чем когда узрел шефа с клизмой, а руки сами вытянулись по швам. — Не было никаких шашней!

— И не будет, — грозно подвел черту командир. — Ты лучше доложи, как продвигаются поиски кольца?

Руки стажера окончательно утвердились в позиции по швам. О соседке он тут же и думать забыл:

— Меры приняты, но результатов пока нет.

— А их и не будет, пока у тебя одни бабы в голове. Ты подсуетись, нам это кольцо против Передерия нужно. Проникся?

Петя проникся, он сделал большие глаза и отважно спросил:

— Максим Максимович, а то, что в книге написано — правда? Правда, что это то самое кольцо, ну, которое Весна-Вышень Дажьбог попросил у Вия, чтобы Лето-Майю Златогорку вызволить из каменного гроба?

— Правда, неправда, а кольцо непростое. Искать и не сдаваться! И вот еще что, — Максимыч кивнул на рассыпанные по столу газеты, сверху которых «Третий глаз» с порочащей честь и достоинство Черного Колдуна статьей. — Илья свою часть работы сладил, — Максимыч улыбнулся и даже коротко хохотнул. — А вот агент Фаберже, — Максимыч сразу посуровел, — от обязанностей отлынивает! Ну-ка смотайся к сейфу за протоколом. Сейчас мы в назидательных целях пару раз его подпись иголкой пошевелим.

Петя послушно подступил к утыканной булавками огромной, во всю стену, карте, являющейся дверью в секретные апартаменты. Мама ему когда-то говорила, что человек стареет, именно проходя сквозь двери.

…Дверь была грубо сварена из сине-черно-буро-малиновых пластин листового железа и имела два украшения: блямбу дверного глазка и манерный, наверное на суперклей посаженный номерок «59». Сейчас такие двери от воров ставились чуть ли не в каждой второй квартире. Но кто бы ни жил за дверью, придать ей более цивильный вид, обшить рейками или хотя бы покрасить в уместный цвет, он не озаботился. Стас и Света стояли на лестничной площадке чуть ли не до трусов промокшие, поскольку отпустили машину у «Прибалтийской» и еще минут двадцать мыкались по дворам, а дождь все креп.

— Кто там? — донеслось довольно тускло из-за двери.

— Маргариту Васильевну будьте добры, — боясь услышать, что таковая здесь не проживает, промямлил Стас.

Голос за дверью чуть ожил:

— А кто ее спрашивает?

— Это вы, Маргарита Васильевна? Дело в том, что ваш адрес я случайно видел в своем досье. Меня задержала милиция, но это оказались не обыкновенные менты…

— Необыкновенные менты? — любопытство в голосе за дверью чуть теплилось.

Стас заторопился, как бойскаут раздувая еле тлеющий уголек:

— Да, необыкновенные менты. Отдел ИСАЯ. Сверхсекретный. Отдел по борьбе со сверхъестественными явлениями! — Стаса очень интересовало, как к услышанному отнесется Света.

Света осталась равнодушна, за дверью тоже не обрадовались:

— А вы за кого подписи собираете, за Яковлева или за Собчака?

В сей момент конфузно подтягивающий брюки Стас чуть не рухнул на месте. Ему стало так плохо, словно только что вырвали зуб. Тыльной стороной ладони антиквар утер со лба холодный пот пополам с дождевой водой. Развернулся на предавших ногах к ведущим вниз ступенькам, даже забыв про лифт.

Из-за двери чуть коснулось ушей:

— А какой у вас номер трубы?

— Я не ношу трубу, — не задумываясь, устало выдохнул Стас.

— Не врите, Станислав Витальевич, — не менее усталый голос укорил из-за двери.

Светлана схватила Стаса за рукав, так, что даже струйку дождевой воды выжала. Стас крутнулся на каблуках полным рвения новобранцем и выпалил:

— 967 — 26–27!

— Надеюсь, вы с позавчерашнего дня никому не звонили, — голос стал внятней потому, что дверь открылась, и на лестничную площадку выставила два пузатых, явно перекормленных скарбом, чемодана во всех отношениях странная гражданка. Не то, чтобы старушка, а ветхая старушка. — Да помогите же! — удивительно бодро прикрикнула гражданка. Ее дорожный наряд будил желание сбежать и никогда больше здесь не показываться. Во-первых, у старухи блистал супермодерновый маникюр. Это бросалось в глаза, поскольку подчеркивалось рваными вязанными перчатками.

— Стас, куда ты меня привел? — нахмурила брови Света, больше всего ей не понравилось, что из квартиры пахло сырыми грибами.

И когда оторопелый Стас принял оказавшиеся необычайно тяжелыми чемоданы, старушка, поправляя ветхую соломенную шляпу, подчеркнула, что берет командование на себя:

— Я — нумеролог. Я ведаю числовую гармонию мира. Это значит, что по дате рождения могу высчитать номер паспорта каждого из вас. Но бояться меня не надо. Я сама боюсь: может случайно мой адрес в бумагах оказался, а может, хитрый Максимыч подложил. Откуда я знаю? А надо мне помочь допереть чемоданы до вокзала. За это я вам, голубята, чем смогу — помогу…

А ведь он сейчас был готов поклясться простить любого, кто протянет руку помощи.

Пете настоятельно требовалась помощь. Мелькнула даже идея спуститься вниз за Ильей и невзначай попросить подсобить отпереть сейф. Соврать, будто ключ заедает. Но Илья наверняка просечет, что стажер обыкновенно дрейфит, и засмеет.

Петя стоял один в прозекторской, залитой люминисцентным холодным, как идущий где-то за стенами осенний дождь, светом. Случись что, никто на помощь не придет. Поэтому он трижды повторил в уме шифр сейфа, прежде чем набрать. И выждал еще по крайней мере минуту, пытаясь угадать, оживает, или нет медное кольцо в форме кусающей себя за хвост саламандры, когда его коснуться?

Дверца протяжно заскрипела, и к великому испугу Пети ему под ноги с нижнего сейфового отсека сиганула черная, как обгорелая, кисть руки, о существовании которой он напрочь забыл. От страха Петя остолбенел, даже пикнуть не получилось.

Свет ламп тут же проник в освободившуюся нижнюю камеру сейфа, и глаз стажера почему-то зацепился за консервную банку от шпрот с водичкой на донышке.

А черная рука, ловко приземлившись на четыре пальца и слепо трижды подпрыгнув на полу, как подпрыгивает ребенок чтобы рассмотреть нечто из-за спин взрослых, сориентировалась и по штанине стажера, словно белка по коре, метнулась вверх к горлу.

Звякнула задетая мелочь в кармане пиджака. Перебирая цепкими, как стальные крючья, пальцами и даже разок неумышленно, но до синяка, ущипнув человека за ляжку, рука вскарабкалась на плечо. И опять Пете не удалось выжать из горла крик. Но, правой рукой все еще бессмысленно сжимая ручку сейфа, левой он нашел силы попытаться смахнуть с себя дьявольскую тварь.

Черная рука легко увернулась, на секунду спрятавшись за затылком, и воспользовалась правой рукой стажера, как канатной дорогой — шугнула обратно в сейф. Не на обжитой этаж, а на следующую полку. Здесь она без промедления сжевала верхний лист из стопки бумаг и принялась, выделывая пальцами шулерские антраша, исступленно щипать его на мелкие клочки. Ведь она ненавидела все, к чему Черный Колдун имел хоть малейшее отношение, а подписавший бумагу субъект пребывал под серебряным заклятием Передерия.

И в холодном неоновом свете на фоне белого кафеля на пол пошел бумажный снег. Петя с досады чуть не заплакал. Потому что первой бумагой в верхнем отделении сейфа аккурат рядом с конфискованным мобильником Ильи лежал протокол с подписью родившегося в Год черной обезьяны Стрельца по знаку Зодиака Станислава Витальевича Стерлигова.

Не ведающий о грандиозном подарке судьбы Станислав Витальевич Стерлигов ступил на красноизразцовую территорию станции метро «Маяковская» первым, как только разъехались двери. Покидающая вагон толпа придала ему ускорение, и груженого чемоданами антиквара вынесло далеко вперед. Это было похоже на морскую волну. Вот она накатилась на берег, вот схлынула, оставив на песке то ли дары, то ли мусор: прихрамывающего Стаса, по правую руку Свету, а по левую — Маргариту Васильевну — чудо в соломенной шляпе и рваных перчатках.

— …И он заплатил, чтобы я нашел гривну, — досказал наконец Стас фразу, прерванную две остановки назад, когда на «Василеостровской» в прежде полупустой вагон нагрузилась толпа бело-сине шарфастых фанатов «Зенита», и пришлось замолчать.

— Гривну, голубок, ты должен сыскать обязательно. Тебя на гривну зачудили, а чудилка от протокола выручила. Минус на минус дает плюс, — бесенком взметнулись глаза старушки, — Это я тебе, как нумеролог, говорю. Нумеролог — это значит, что по номеру паспорта я могу высчитать группу крови каждого из вас. А по группе крови — домашний адрес. И ты на меня так не зыркай. Первобытный ты какой-то.

На самом деле Стас зыркнул не потому, что услышал нечто дикое. Спутница прямо в вагоне обработала дряблые щеки суровыми духами «Красная Москва», а потом сунула в рот две плитки «Орбита». Как тут не зыркать?

На нелепую старуху испуганно оглянулся мужичонка, только что с улицы, его мокрые волосы лежали как фактурные мазки масляной краски. Замешкавшемуся мужичонке тут же на ногу наступила дамочка с золотистыми по орбите и бурыми у корней патлами.

А старуха помаленьку раскочегаривалась:

— То, что номер мобильника заканчивается на «26–27», дарит надежду. Бинер, двойной тернер, бинер и септернер. Знание — Испытание — Знание — Победа. Это твой путь, и ты его должен одолеть клятому Максимычу наперекор.

Стас вдохнул поглубже, поменял чемоданы в руках и повернул к короткому эскалатору, опускающему пассажиров на уровень «Площади Восстания».

— Не здесь! — резко дернула за плечо старуха, чуть не ломая маникюрную красоту и разворачивая носильщика носом к пешеходному переходу, ведущему туда же, но кривой дорожкой. — Терпеть ненавижу эскалаторы! — неожиданно зло прошипела она. — Никто до сих пор не задумался, почему поручни у них движутся медленнее, чем ступени? Никто не задумывался, почему спокойным ходом вниз по остановленному эскалатору получается быстрее, чем стоять на движущемся? А я — нумеролог, я знаю. Я по домашнему адресу могу вычислить точное количество волос у жильца на голове. А ты не оборачивайся, не оборачивайся. И первобытным глазом меня не стегай, — и по подростковому смачно хлопнула пузырь жвачки.

Стасу было тяжело, и он уже не верил. Он ненавидел таскать тяжести, и он разуверился, что прибабахнутая, постоянно поминающая недобрым словом какого-то Максимыча старуха может помочь разрешить связавшую его со Светланой загадку. Поэтому спешил отделаться от чемоданов, то есть доставить груз на Московский вокзал и забыть.

— Да, еще, — зачем-то уточнил он. — Мне же этот Петр потом дозвонился, ну который в ИСАЯ вербовал. Он мне такое про кольцо рассказал, что я решил дома больше не появляться, — тут Стасу под зад заехали тяжелым портфелем. Стас оглянулся и сначала увидел портфель-обидчик в расслабленной руке, потом мозоли вокруг пуговиц на рыхлой шинели, потом виноватые глаза спешащего моряка.

— Правильно решил. Три первых цифры номера твоей трубы — девятка, шестерка и семерка. Тет, Вов, Зейн — Кровля, Глаз, Стрела. Если спрячешься под кровлю, тебя отыщет вражий глаз, и настигнет вражья стрела! — семенящая старуха повернула сморщенные губки к Светлане. — И ты, голубушка, тоже носа домой не кажи. Это я, как нумеролог, ответственно заявляю. Я по числу волос на голове у человека его формулу ДээНКа рассчитать могу, — и зло добавила. — А рассчитав, и изменить. Формулу-то. Уродцем сделать. Ну что ты, сизокрылый, первобытные свои глаза таращишь? Ты чемоданы-то неси, как уговаривались.

Если сказанное было правдой, то старухи следовало стеречься пуще уже приобретенных врагов. Но Стас не верил и мысленно подсчитывал, сколько еще шагов ему волочить чертовы чемоданы. Всего ничего. Миновать газетный киоск, миновать книжный киоск и не впилиться в толпу возвращающихся с урожаем поздних дачников. Кто бы знал, как он ненавидит таскать тяжести?! А тут еще новые брюки под плащом предательски съезжают. А тут еще ногу натер.

— Первое число суть дух, — учила старуха. — Три последующие числа — Три матери чисел — Вселенная, время и сам человек…

Все. Чемоданы остановились у будки, рядом с ползущей наверх черной зубастой дорожкой. В будке дородная зорко оберегающая порядок тетка. А дорожка доставит почти до самого, до вокзального перрона. Светлана взяла Стаса под руку. И из сочувствия, и чтобы хоть капельку согреться. Она была на грани ураганного насморка.

— Вот вам, голуби, мои прощальные слова. Посоветовала бы удирать из города без оглядки. Как я. Но у вас судьба другая.

Их обходили, недовольно морщась. Девица с забавно сочетающейся на лице черной жирной тушью для век и веснушками. Парень с подпирающей по африкански приплюснутый нос выгнутой дугой губ, в куртке, расширяющейся на бедрах, как гимнастерка. Тетка в негнущемся колоколе плаща, пакля волос из-под вязанного народного творчества…

Стас подумал, что старуха и сейчас не обойдется без хвальбы: какой она шикарный нумеролог, но ошибся.

— Фу, голуби, от вас так и разит и Черным Колдуном, и ИСАЯ. Иногда такая аура поможет, иногда навредит. Вы б поменьше по земле ходили. Вот мы ноне в метрополитене, а это рана в Земле. Когда метро по стране стали открывать, у умных людей не спросили. А ведь в мудрой древности даже меч втыкать в землю не полагалось. Только один раз после битвы богов с Черным Змеем Сварог и сварожичи разрезали Матушку Землю, чтобы стекла кровь. Но что вольно богам, запретно людям. И теперь в городах, где метро есть, отдел ИСАЯ обязательно. А в городах, где нутро земли не потревожено, не всегда и рядовой наблюдатель от ИСАЯ нужен.

Стаса чудом не снес, только в последний миг разминулись, толстяк в ратиновой кепке и куртке нараспашку. Толстяк волок армейского колера сумку и три переполненных полиэтиленовых пакета, вдобавок через плечо болтался модный рюкзачок. Самым ярким в лице толстяка были прыщи.

— Ваше же дело, голубки, между двумя огнями мыкаться. В мутной воде плескаться. Помните: «Минус на минус!..». А здесь, под землей, и есть для вас мутная вода. Отсюда крестов на церквях не видно. Конечно, вас и под землей достанут, если будете на месте сидеть. Но ведь сидеть сложа руки вы не станете…

Стас ожидал, что старуха наконец скажет что-нибудь более конкретное. Но она неожиданно легко подхватила чемоданы и стала на эскалатор. И тот повез ее ввысь и прочь. И только сейчас Света заметила вульгарные чулки в клетку на костлявых ногах.