ФРАГМЕНТ 11 ГЕКСАГРАММА ХЭН «ПОСТОЯНСТВО» НА ПОЛЕ НЕТ ДИЧИ

Пухлый Толик наконец не утерпел и растрезвонил свою гениальную идею:

— Ладно, слушай, только чур, без меня ни-ни! Я вот что изобрел. Надо закорефаниться по дворам со шпаной. Ну, там немного потратиться на сигареты для угощения. А потом выведать, где старухи и старики одинокие кукуют, но лучше — только старухи. И пусть местная гопота этих старух хорошо постращает. Ну, там ночью в белых простынях под окнами пошастает. Только старушка в магазин — палтергенез в хате пусть устроят. А потом как ба невзначай прошлый номерок «Третьего глаза» подбросят, я уже отложил сто экземпляров. Не бесплатно, конечно, за мзду. Зато тепленькие клиенты для нашего недвижимщика. Как думаешь, ему идея понравится?

— Идея-то понравится, только куда он запропал? Не звонит, не пишет, — задумчиво листая страницы настольного календаря Наташи, ответил первое перо редакции Дима.

— А все куда-то запропали. В коридоре тишина и мертвые с косами стоят.

— Может, какое собрание, а нас позвать забыли? — Дима с ненавистью выдрал завтрашний лист, на котором зашифровывали координаты свидания не с ним.

— И что, на два часа? Где Наташка? Где шеф? Где остальные?

Тут с протяжным скрипом открылась дверь. В кабинет вдвинулся огромный кряжистый незнакомец, украшенный окладистой бородой и дюжими усищами. И сразу стало вроде как тесно.

В это же время по другую сторону Фонтанки и по другую сторону Невского проспекта в здании, именуемом «Дом офицеров», а по сути обыкновенном бизнес-центре, происходили странные дела. Максимыч резко провернулся на каблуках и с разворота метнул маленькую стальную стрелку. Та жалобно, но и восторженно пискнула об рассекаемый воздух и через пять метров воткнулась в портретный наморщенный лоб очередного Циолковского, подвешенного на противоположной стене. Воткнулась точнехонько меж бровей.

Зал освещался тремя источниками света — бдительным огоньком лампады под образами, ярким словно глаз ночного зверя. По правую руку зижделся на мощных ножках огромный приземистый стол, застланный привычной подробной картой Петербурга. Как музейный макет поля сражения стол заключался в короб двухсантиметрового стекла, дабы никто не мог нарушить тайный смысл. Ведь как на музейном макете поля сражения, на карте обозначались позиции вражьих сил. Но было и отличие от музейного макета.

Во-первых роль вражьих сил исполнялась не игрушечными солдатиками или цветными фишками. В точках наибольшей аномальной угрозы по карте росли самые настоящие бледные поганки, и чем значимей угроза, тем настырней целились продавить стекло грибы. И во-вторых, данная схема была нерукотворна, то есть не Максимыч решал, где выпячивать панамку очередной ядовитой дряни, а поганки подсказывали начальнику ИСАЯ, на какой сектор города следует обратить максимальное внимание. Поганки слабо фосфоресцировали — это был второй источник света.

А по левую руку мерцали панно трех красных шкафов с прорезями для монет и рычагами — «одноруких бандитов». Шкафы после покупки перенастроили и освятили, и теперь, ежели Максимыча одолевали сомнения, он задавал вопрос, бросал в щель жертвенную монету и остервенело дергал рычаг. И по результату на табло и звону выигрыша в корыте определял, как ему следует поступить — давать ли щекотливому делу ход, посвящать ли подчиненных, или начальство в суть очередной напасти, или надрываться самому. Так, например, от чужого внимания пока придерживались некоторые данные по делу оборотня.

Максимыч прихватил за спинку оставленный в прошлый раз у «одноруких бандитов» стул и с ним прошествовал к мишени, не удостоив взглядом бессистемно прибитые гвоздями к стене погоны. Погоны как его подчиненных, так и начальства всех силовых структур города. И если творилось против ИСАЯ недоброе, соответствующий погон начинал кровоточить, или пускать чернильные пузыри.

Почти столкнувшись носом к носу с равнодушным Циолковским, начальник ИСАЯ стул поставил и на него сел. Теперь Максимыч оказался лицом аккурат под вонзившейся дартсовой стрелкой.

Прошептав что-то похожее на молитву, Максим Максимыч бережно высвободил из-под рубашки и снял через голову массивную серебряную цепь, на которой вис украшенный велесовыми закорючками предмет — незначительно уменьшенная копия подковы, тоже серебро. Это помещение являлось святая святых ИСАЯ, но ответ на мучивший Максимыча вопрос не могла дать вся собранная здесь астральная техника. Ответ мог дать только похожий на игрушечную лодочку, или, если нравится — на бумеранг, серебряный предмет.

Цепочку Максимыч повесил на глубоко встрявшую в хмурого Циолковского дартсовую стрелку, а серебряный челнок подтолкнул, чтобы тот закачался маятником. Отражение огонька лампады, словно пробивающийся сквозь туман привет лазерной подсветки, загарцевало вместе с маятником. Максимыч поймал в прицел зрачков это красное пятнышко и больше глаз не отводил.

Сегодня ему приснился сон. Если воздержаться от скороспелых выводов, то просто очень странный сон. Будто отдел ИСАЯ властным решением на самом верху перевели из сферы компетенции Совета Безопасности в подчинение Митрополиту Всея Руси. Сон приснился в полночь, был необычайно реален, внутренне логичен и насыщен массой конкретных деталей, так что имел все основания считаться вещим.

Но «великоразумно не спешить уверовать во что-либо и во все, ибо вера в один лжепринцип есть начало всей глупости».

Во сне Максима Максимыча оставили руководителем питерского отделения, но вместо бравых хлопцев в личный состав всучили трех бабенок, якобы имеющих неразвитые ведьмовские таланты. Суккуб побери, по новому уложению подчиненных следовало называть «сестра»: сестра Зинаида, сестра Анжела, сестра Ивона… А приветствовать полагалось вместо вздергивания руки к фуражке крестным знаменем и поповско-шпаковым причитанием: «Слава тебе, Господи!».

Но «ничего не стоят внешние атрибуты, если за ними нет силы, и ничего не стоит сила, которая способна лишь на жалкое проявление в них».

Максимыч попытался найти тайный смысл в сочетании первых слогов имен приснившихся сестер: Зинаида-Анжела-Ивона — «Зи-ан-ив»… Суккуб побери, может быть загадочное слово «Зианив» что-то и значит? Может, так зовут какого-нибудь божка из забытого эпоса вымершего от пьянства какого-нибудь племени бугджебусалов, что в переводе означает «уколовшие ногу об дикобраза» или «дети голубого скунса». Надо бы для успокоения совести проверить по картотеке, но скорее всего Максимыч все чересчур усложнял.

«Опора, на которой стоишь ты — разум твой. Не теряй его, если не хочешь быть смытым в воронку судьбы и стать игрушкой в руках иных». Скорее, следует обмозговать, какие напасти мог бы нести символ «сестра».

У Максимыча отродясь не было сестер. А единственная поднадзорная по линии ИСАЯ компания, использующая искомое слово в своем аукале — «Сестры печали» — вела себя тише воды, ниже травы последние лет пять. А может быть, уже и распалась. Начальник ИСАЯ сделал отметку в памяти — потом проверить, как там ныне живется «Сестрам печали»?

Полковник смотрел на серебряную подковку, только на подковку, и ни на что более, кроме подковки. Ни игральные автоматы, ни серьезно вытянувшиеся там, где на карте Эрмитаж, молочно-желтоватые поганки дать подсказку не могли. А подковка раскачивалась все ленивей и ленивей.

А может, заковыка имеет политический привкус? «Если люди перестанут охотиться друг на друга, смогут ли они продолжить существование?» Нет ли какой такой рвущейся к власти троицы то ли депутатов, то ли чиновников, у которых имена жен начинаются с «З», «А» и «И»? И тут же кольнуло, что поленился начальник ИСАЯ как следует прогрызть позапрошлонедельный отчет Ильи, посвященный оккультным взглядам аккредитованных в Питере дипломатов. Что-то там такое подозрительное отмечалось. Или американский консул по экономике на прежнем посту платил взносы в «Аум Сенрике», или латышский генконсул Якуб Тенюх по юности почитал Марию Дэви Христос, или супруга финского консула по культурным связям была сфотографирована со стопкой книг Рона Хаббарда? Суккуб побери, память совсем никудышная стала!

Еще Максимычу приснилось, что первое дело переформированного отдела касалось похищения неким мультипликационно недостоверным, карикатурно взъерошенным зомби популярной телеведущей. Зомби находился в стадии полураспада, по ходу сна с него буквально осыпались куски гнилой склизкой плоти. Но «сможешь ли ты отличить слугу Сатаны от дешевого позера или агрессивного шута?» Зомби впопыхах потерял челюсть, и, изучая улики, на коронке Максимыч в лупу обнаружил подозрительный символ, отсылающий к геральдике исламских сатанистов.

Смешно? А вот Максимычу сии бредни смешными не казались. Зомби, челюсть, лупа, ислам, сатанисты — что здесь важное, а что второстепенное?

Раскусить загадку для полковника было столь же важно, как в прошлом году отыскать гвоздь, кованный литовским божественным кузнецом Телявелем. Ведь вполне сон мог предрекать бедствия, сравнимые с предпринятым в сорок третьем году прорывом в Ленинград кетской нечисти из устья Енисея — во главе с четырехпалой старухой Хосед-эм в виде бобра.

Полковник сидел на стуле, как уснувший Барбаросса в пещере. Позвоночник максимально выпрямлен, диафрагма до предела опущена, язык касался неба, и все мышцы полностью расслаблены. Руки лежали на коленях ладонями вниз. Согнутые большие и указательные пальцы соединились в кольца, а остальные были выпрямлены вперед.

О зомби в Петербурге всерьез судачили в девяносто первом, но тогдашняя проверка показала, что сплетни лишены реального фундамента. Тогда ребята вышли на заурядных торговцев анашой и устроили, чтобы информация просочилась в ГУВД. А вдруг исаявцы поторопились? А вдруг стоило копать глубже?

Вряд ли. Другое дело, не худо бы затребовать полную картотеку фотографий «Кто есть кто в Петербурге» и кропотливо перелистать. Вдруг промелькнет в толпе похожее лицо? Тут мы эти знакомые глаза в разработку — на каком таком основании приснился? Случайность, говоришь? Врешь, суккуб, в нашем деле случайностей не бывает!

Идем дальше — челюсть. Челюсть — это кость. Кости снятся к финансовому успеху. Кстати, и зомби, суть — покойник, снится к удаче. Не зря ли Максимыч так занервничал? Но ведь в лупу на коронке командир ИСАЯ разглядел мусульманский недобрый знак. А если быть дотошным: знак, состоящий на вооружении лютых врагов правоверных мусульман — отступников, поклоняющихся Иблису. Он же Азазил, он же ал-Харит, или ал-Хаким Карл у Клары украл Коран.

Ислам, конечно, дело тонкое, но и здесь Максимыч не ждал от судьбы подвоха. В свете чеченского сепаратизма, как правоверные мусульмане, так и их внутренние недруги были настолько под колпаком у различных силовых структур, что, во-первых, соваться в этот котел — значило засветить собственно ИСАЯ; а во-вторых, любое шевеление в этой области было бы и так зафиксировано мирскими спецслужбами. И Максимыч, со своими возможностями, загребал жар чужими руками.

Что у нас там следующее? Сатанисты? Вот приснившийся Сатана — это очень серьезно, будь он православный, мусульманский или трижды буддийский. Если снится Сатана — туши свет. Но ведь не с Сатаной Максимыч во сне сражался, а с сатанинской сектой. А кому, как не полковнику Внутренней разведки начальнику петербургского отдела ИСАЯ Максиму Максимовичу Храпунову по опыту знать, что истинных сатанистов, постигших тайные правила сатанистов, осененных крылом летучей мыши сатанистов ни в какие секты калачом не заманишь. Культ Сатаны — для одиночек, для индивидуалистов. «Избегай подражать иным, ибо нет у Сатаны одинаковых и подобных. Лишь рабы подражают господам их — таким же рабам. Пусть рисуют себя и радуются подобию своему.» Так что, как ни верти, получается дырка от бублика.

Там, во сне, к Максимычу заявился коллега-мусульманин. Из организации «Рамадан». Во сне все казалось логичным: если у митрополита есть ИСАЯ, то у муфтия обязана иметься аналогичная персональная структура. Коллега предлагал сотрудничество, Максимыч отверг руку помощи, и далее, когда сон из вялотекущего превратился в кошмар с элементами шварцнеггеровского боевика, чуть не сгинул. Вот и гадай тут, к добру или к худу приснившийся сон?

Все. Гривна откачалась и замерла. Успокоилось блеклое отражение огонька лампады. Пока не далась тайна Максимычу. Максимычу, на заре карьеры самотужно разгадавшему, что скрывается за нострадамусовским «Царем Ужаса». Начальник ИСАЯ Максим Максимыч Храпунов остался со своими вопросами, но без ответов.

Явившийся не отмалчиваться на вопросы, не отвечать на вопросы, а их решать господин Магниев улыбнулся в раскрытую дверь столь широко, как умел:

— Вы не беспокойтесь, я позже зайду.

— Молодой человек, — старую мегеру пожирало любопытство, и отпустить гостя за здорово живешь она не могла себе позволить. — Я, честно сознаться, для Светы старшая подруга.

— Не очень удобно… — промямлил озябший, пока добирался, Игорь, пятясь от двери и одновременно поправляя очки на носу. Из квартиры заманчиво пахло вареной курицей.

Старая мегера сделала ловкий выпад, поймала Игоря за пуговицу кожаного плаща и вовлекла за порог:

— И думать бросьте, вот тапочки, переобувайтесь, — чтобы Игорь не сбежал, старая мегера осталась маячить над душой, приняла плащ и повесила на самый дальний крючок от входа, рядом с мужской кожаной курткой, присутствие которой навело гостя на подозрения.

Игорь неловко, горелой спичкой изогнулся над обувью рядом с полным помойным ведром. Когда втискивал ногу в узкий тапочек, очки не преминули соскользнуть с носа и юркнуть в ботинок. Когда распрямлялся, чуть не ушиб плечо об подвесную полку с телефоном.

— Давайте на кухню, я вас чаем угощу, — подтолкнула господина Магниева в спину старая мегера. И погнала перед собой пленника. Под ее ногами жалобно скрипели половицы.

— О, я чувствую аромат прекрасного чая! — решил подыгрывать гость.

— Это «Майский чай», а не какой-то «Пиквик» из пакетиков, — легко купилась на лесть открывшая дверь.

На кухне коварство хозяйки подтвердилось в полном объеме. За столом уже сидел один молодой человек. Недвусмысленная косая сажень в плечах и откровенная короткая стрижка. Как бы уступая свежему гостю лучшее место, незнакомец тяжело встал с чашкой и пересел ближе к кухонной двери. И Игорю мимо него пришлось пробираться к зашторенному окну с понурой геранью, и это была явно просчитанная западня, поскольку обратная дорога лежала, как говорится, только через труп незнакомца.

— Меня можете называть Марья Мироновна, — наконец кокетливо обозначилась мегера, оглаживая формы через застиранный спортивный костюм, носящий следы цвета индиго. — Кажется, я вас у Светы уже видела? — поставила третью чашку и придвинула к Игорю вазочку с одичавшей от одиночества конфетой «Чародейка». — А это — Андрюша, он тоже что-то знает о Сереже, но молчит, этакий бука. Тоже Свету дожидается. Ума не приложу, куда она запропастилась, обычно в это время она всегда дома. Вы с ней о чем-то договаривались?

Игорь сквозь очки встретился с клыкастой Андрюшиной улыбочкой и почувствовал себя, как и желал того Андрюша, малость неуютно. Тем не менее свежий гость, поправив двумя пальцами непослушную прядь, чуть выдвинул голову вперед и поднял плечи, настраиваясь.

— Но теперь, когда вас уже двое, — наливая чай, щебетала Марья Мироновна, — может, вы хоть что-нибудь расскажете? Не томите. Поверьте, у нас со Светой нет секретов, и судьба Сережи мне не безразлична, — очевидно перед этим мегера не менее получаса безрезультатно пытала короткостриженного, и сейчас ринулась в атаку именно на Игоря. — Скажите честно, он ее бросил? Между нами, девочками, было за что.

— Мир не без злых людей, — многозначительно поддакнул короткостриженный, но мегера прозевала намек.

А ему мешал распространяющийся от кухонной плиты запах вареной курицы. Его пугало предстоящее, ибо и самому будущее испытание могло обойтись недешево. Еще не подключенная батарея ребром врезалась в бедро и сквозь брючину неприятно холодила кожу. Мешало позвякивание чайных ложечек. Игорь, заставляя себя унять внутреннюю дрожь и куммулироваться, снял и протер очки безупречным носовым платком. Жестом бывалого рассказчика пригласил Марью Мироновну садиться. Так ему легче работалось.

Хозяйка послушно примостилась поближе к плите.

— История, которую я вам открою, полна самых невероятных событий, — размеренно, словно трансформатор высокого напряжения, зажужжал господин Магниев. — И я вас прошу поверить на слово, что эта история абсолютно правдива, как бы ни казалось услышанное невероятным. — Боковым зрением Игорь отметил, что нужная биоволна оседлана, что пучеголового Андрюшу вступление покорило, и он слушает чуть не раскрыв рот. — Дело в том, что я вероисповедую культ, существующий еще с тех забвенных пор, когда славяне не были единой нацией. Те, кто слыл до меня — адепты нашего культа, племя белогоров, обитавшее на горе Белице, суть земное воплощение камня Алатырь — принуждались с незапамятных лет скрываться, и смею вас заверить, в искусстве конспирации мы достигли несравненных высот.

Марья Мироновна наконец перестала ковырять ложечкой чай в чашке. И сама кухня вроде как уменьшилась, придавив стенами слушателей к столу, так что не сбежишь, не выслушав. То ли наоборот расползлась до вселенских масштабов, так что и некуда стало сбегать слушателям от открывающейся тайны.

— Увы, нам чужды оргии Весенних Сатурналий. Мы не поклоняемся Тору и не грезим после гибели с мечом в руке оказаться в Валгале. Про наших богов не написано в Книге Мертвых. Не для нас говорил Заратустра, и не мы приносим человеческие жертвы богине Кали. Тот, кто ведет нас, идя с нами, но впереди нас — посвященный мистической Лилией. Он не может покинуть сей мир, покуда не исполнит завет наставника «совершенных» Бертрана д\'Ан Марти, альбигойца из альбигойцев, катара из катаров. И тот, кто ведет нас — чужой среди нас. Ибо не ему предназначена мудрость поднятого со дна Молочного Океана Алатырь-камня. Не для него на Алатырь-камне высечены законы Сварога. Но для нас! — чересчур уж нелегко давалась речь Игорю. Нездоровый холод поднимался из утробы и оседал инеем на нервах и жилах. Того и гляди, вырвется электрошоком наружу крупная дрожь и испортит затеянное.

Но шея перестала высоко держать голову короткостриженного слушателя, фаршируемая чудильством голова склонилась к столу, и стал заметен шрамик меж остриженных кудрей, будто кто-то отметил голову галочкой. Все пока ладилось.

— Мы верим в пророчество о богине без имени, богине-кукушке. Ибо кроме четырех волшебных птиц — птицы Гамаюн, Финиста-Феникса, Алконста и Сирина — была птица пятая. Мы верим в пророчество о богине-птице, которая вселяется в идолов чужой веры, если эти идолы остаются без должной опеки. И если этим идолам удается придать определенные черты.

Продолжая сохранять повествовательный ритм, Игорь сквозь застящий зрачки озноб коротко обозрел слушателей. Они уже принадлежали не себе, а ему. Ладони Андрюши покойно лежали на столе по бокам от чашки. Из уголка рта Марьи Мироновны стекала тоненькая струйка слюны. Но праздновать победу рано, ведь и сам Магниев с трудом различал предметы реального мира. Распространившийся по членам мороз судорогой сковывал даже пальцы рук, и внутри пальцев болезненно кололись льдинки.

— Согласно предсказаниям наших пророков, пришествие богини-кукушки должно было произойти при смене летоисчисления три века тому. Воплощенная богиня-кукушка, богиня без имени, снова должна была поднять в клюве бел-горюч камень Алатырь, который мал и весьма студен, и велик как гора. И легок, и тяжел. Чтобы снова Сварог ударил по Алатырю волшебным молотом, и из искр родились новые боги. Три века тому мы проиграли. Очередное же пришествие должно случиться вот-вот, если посвященные члены круга правильно исполнят ритуал. Благо переходы на другое время нынче случаются дважды в году.

Границы мира окончательно растворились за стеклами очков. Магниев, не прерывая плетение словес, сконцентрировался на остывающей кастрюле за спиной Марьи Мироновны. Эмалированный бок источал утлое тепло, и Магниев, на грани превращения в ледяную глыбу, это тепло стал жадно впитывать фибрами души:

— Ритуал предполагает, во-первых, выбор объекта для вселения богини. Причем этим объектом может быть только идол чужой веры, утерявший почитателей и волею судьбы удаленный от края, где идолу поклонялись.

Безвольно осевшему как тушеная капуста Андрюше марилось нечто совсем иное. Незнакомый пряничный голос над ухом Андрюши бубнил: «…Вокруг ходят тетки в особых шмотках со специальными машинками через плечо и выбивают квитанции. Хочешь рискнуть, доставай из кармана портрет Ее Величества и покупай. Лажа, будто спокойней всего ставить на фаворитов. Результат каждого конкретного забега почти непредсказуем…»

— Нынешним нашим вождем был найден идол без роду — без племени, и даже без имени, поскольку два имени — это меньше, чем одно. Сие — скульптура скопированной римлянами греческой богини в Эрмитаже. Далее круг посвященных принялся за ежедневные тридцатилетние бдения. То есть каждый день и каждую ночь один из нас должен был зреть скульптуру и мысленно воображать совсем иной лик, — надо же, как Игоря колотило. Колбасило, как никогда прежде. Но останавливаться нельзя. Слушатели еще не минули лабиальную стадию. Осталось чуть-чуть.

Исключенный из реальности Андрюша с интересом поглощал новую для себя информацию. Таинственный сахарный голос имплантировал прямо в мозг: «…Ставить на скачках можно на победителя, на последовательность прихода к финишу, на сочетание этих результатов и еще десяток других макаров. Типичный игрок — зашитый с головы до ног в твид джентльмен с несмываемой задумчивостью на портрете. Он подсчитывает шансы, оценивает прогнозы и внимает внутренним голосам…»

— И наша вера помогла изменить в нужную сторону черты идола. Теперь осталось принести искупительную жертву — умыть мраморный лик кровью женщины-носителя потерянного древними богами кольца и как две капли воды на богиню-кукушку похожую. Но про кольцо я вам уже рассказывать не буду, — Игорь наконец позволил себе улыбнуться. Улыбка вышла замороженная, но все же это была улыбка. И обуявший его холод чуть отступил, словно душу извлекли из холодильника. Прокашлялся, поскольку горло за сеанс начало свирепо саднить. Мышцы пробила остаточная зябь. Впрочем, чувствовать себя в полной безопасности Игорь пока не имел права.

Перегнувшись через стол, Игорь вытащил у безвольно оплывшего яичным желтком Андрюши оттуда, откуда и предполагал — из наплечной кобуры под свитером — заграничный пистолет, а из кармана слаксов глушитель. Победителя позабавило, что у побежденного под свитером прощупывался бронежилет не менее, чем третьего класса защиты.

Прикручивая похожую на держак сковороды штуковину к стволу, Игорь осторожно, чтобы тело не сверзилось на пол, перебрался через обвисшие вареными макаронинами ноги Андрюши. Подумал и закрыл пальцами глаза мерно посвистывающей в две ноздри Марье Мироновне: почему-то встречаться с ее пустым стеклянным взглядом ему было неприятно.

Затем Игорь оставил неудобные и шумные тапочки на кухне, а сам в одних носках скользнул по плавно прогибающимся прохладным половицам вглубь квартиры. Померещилось — кто-то затаил дыхание за шторой. Нет, никого более он в квартире не нашел. Андрюша сюда заявился без подмоги — ну и сам дурак. Обход вражеской территории ненадолго запнулся у книжного шкафа. Все четыре «Три мушкетера», канонический макулатурный Михаил Афанасьевич, непонятно как сюда затесавшиеся «Физические явления в картине сектантского экстаза» Дмитрия Коновалова… Рука сама потянулась к книге, но была благоразумно отдернута. На кресле лежал проткнутый спицами зеленый, как шпинат, клубок шерсти — ободряющая примета.

Беглый осмотр Светиной комнаты подсказал, что девушка, уходя в последний раз, уже не собиралась вернуться. Наглаженные наряды, наспех перебранные, свалены на кровать поверх килтового одеяла. А розы безнадежно засохли. На поиски кольца Игорь даже времени тратить не стал. Тем более, что очарованных слушателей надолго оставлять без присмотра нельзя — после неудачного заговаривания Светланы на Дворцовой площади у Магниева возникло недоверие к собственному дару.

Но все же Игорь не поспешил обратно, а сперва в прихожей сунул ствол под брючный ремень, без успеха обшарил чужую кожаную куртку, даже теугриками не разжился, и надел родные ботинки. При этом очки опять чуть не брякнулись об пол. Как бы в отместку гость взял с подвесной полки телефонный аппарат и другой рукой неожиданно сильно рванул за провод. Тот лопнул где-то посредине, обнажились цветные жилки с медными волосками на кончиках.

По пути заглянув в ванную, включив воду в рукомойнике, словно боялся подслушивающих жучков, Игорь оставил дверь открытой и вернулся к недавним слушателям. Телефонный шнур прошуршал следом. Телефон господин Магниев водрузил между чашками на стол, а сам, стоя в дверном проеме и воздев руки к потолку, громко запричитал-засолярировал, от былой хрипоты не осталось и следа, почти пропел:

— Сейчас, именно сейчас, триединожды сейчас и больше никогда я для вас и есть Владыка Солнца. Солнце, которое царит испокон веков в небесах, это и есть мой третий глаз и световой барьер перемещения в пространстве и времени, поэтому никуда вам не деться от моей власти! Сейчас, триединожды сейчас я для вас Царь Темных и Светлых сил! Я рожден Самой Вселенной, и никому из вас не миновать моей милости и наказания! — и это причитание прозвучало издевкой садиста.

Затем, облизав средний палец левой руки, Магниев подступил к обхимеренному Андрюше и ткнул мокрым пальцем в лоб завороженного:

— Кого ты здесь ждал?

— Светлану… — вяло прошелестели губы и вдруг затараторили, убыстряя темп. — Прыгалка надувная. Прыгай, не жди, заплачено же!..

— Кто тебе приказал ждать? — оборвал его набирающий силу словесный гейзер Магниев.

— Мой хозяин. Этого подгоревшего хотдога с его системой «тепло-холодно» нужно подогреть, или взгреть, а то он нам устроит горячую десятку!..

— Кто он? — поспешил Игорь уместным вопросом подкорректировать извергающийся поток сознания.

— Владелец казино «Рошаль». Человек, пронесший холостяцкие примочки сквозь три супружества! Прежде чем сдохнуть!..

— Зачем ты ждал Светлану?

— Я должен был ее ликвидировать. Одна капля «Фэйри» убивает лошадь! Танцевальное па «Прокушенная незабудка»!..

— Зачем хозяин приказал тебе убить Светлану?

— Она не выполнила заказ. Если хочешь ласки, строй почаще глазки. Если мальчик без штанов, значит мальчик нездоров! Если в кране!..

— Какой заказ не выполнила Светлана?

— Хозяин ей заказал одного человека… — чем дальше отвечал допрашиваемый, тем больше сил у него отбиралось. Будто внутри Андрюши сидел трутень и точил тело при каждом показании. А Магниеву от слов допрашиваемого становилось все теплее и теплее. Физически.

— Кого должна была убить Светлана?

— Человека, который знает секрет. Изрядная доза во лбу…

— Какой секрет?

— Как обыграть любое казино. Поинтуичились…

— Что хозяин обещал Светлане, если она решит проблему?

— Отпустить ее мужа. В жизни все не так, как на самом деле. Чем крупнее!..

— Где сейчас муж Светланы? — Игорь оглянулся на Марью Мироновну: не беспокоит? Не беспокоит.

— Хозяин его давно кончил. Из одиноких людей проще делать двуликих. А ты знаешь, какой страшный звук, когда по стойке двигаешь кружку пива? А вы!.. — заметал подбородком допрашиваемый, будто со связанными руками отгоняя пригрезившееся чудище.

— Почему хозяин убил Сергея?

— Сергей и Светлана замочили помощника хозяина. Совы — это не то, что ты об них думаешь, это!..

— Зачем они убили помощника твоего хозяина?

— По заявке конкурентов…

— Сергей и Светлана — профи? — ловко следующим вопросом успел Магниев отсечь белый шум. К сожалению, при используемой технике допроса смысл в ответе несло только первое предложение.

— Да. Ты че, не хочешь третью булочку? Я даже зимой мало читаю!.. — вокруг зажмуренных глаз оттризненного проявились фиолетовые круги, на лбу набрякли жилы, того и гляди, лопнут. Кожа где пожелтела, где посерела.

— У Светланы было простое, с шипом, серебряное кольцо?

— Не знаю. Почему в метро все лица некрасивые? Пожрать!..

— Ты когда-нибудь видел такое кольцо?

— Да. Выпендривался, пока не получил по модему! Вас беспокоит отец вашей будущей абитуриентки!.. — секреционный пот обильно пузырился на лбу допрашиваемого, волосинки на темени наэлектризовано топорщились, все чаще подрагивало крепко зажмуренное правое веко. Дыхание давалось с пылесосным свистом.

— У кого? — кровь уже почти сворачивалась в жилах господина Магниева. Было ужасно жарко, и начинало температурно стучать в висках. Пора было стопорить забаву, пока не вышло боком.

— У пришитого помощника хозяина. По-фински похмелье — краппула!.. — просипел из последних сил короткостриженный, на полопавшихся губах зашевелилась розовая пена.

Игорь снова облизнул средний палец, но теперь уже правой руки, мазнул им по раскаленному лбу допрошенного. Андрюша задышал ровнее. Магниев отвернулся от побежденного, какой-то грязной тряпкой сбросил с остывающей на плите кастрюли крышку прямо на пол. Раздавшийся грохот не потревожил покой тленников, зато в кастрюле обнаружилась, косточкой наружу, взывающая к желудку, купающаяся в бульоне ножка Буша. Глядя не нее, Игорь задумчиво двумя пальцами поправил налезшую на глаза русую прядь.

Изловив левой рукой продукт, хозяин положения тут же от души впился в проварившееся пресное куриное мясо, а правой дотянулся до полки с кухонной утварью и выбрал нож для разделки рыбы. Но увы, после примерки нож Игорю не понравился, и, порывшись в ящиках стола, гость нашел более подходящее оружие — обоюдоострую сечку для рубки капусты. Пристально посмотрел на нетопырку с курицей — пальцы чуть приметно дрожали. Ни к кому не обращаясь, глядя на негреющие батареи, приплямкивая курицей, задумчиво пробормотал, будто вспоминал кулинарный рецепт:

— Была зима. Но все таяло, и это напоминало весну. Я встретил девушку, и это напоминало любовь, — и тут же в лихом мясницком взмахе прочертил сечкой на горле пребывающей в отключке Марьи Мироновны глубокую борозду. Рассеченное горло издало свист закипевшего чайника, и наискосок по столу виноградно забарабанил жирный багровый фонтанчик.

Торопясь, пока кровь не свернулась, и жадно захлебываясь ноздрями от ее уксусного запаха, убийца с размаху нанес еще несколько ударов в грудь старухи, будто колол дрова под погребальный костер. Разрубая кожу, жировой слой, мышечные ткани, хрящи и ребра.

Затем наспех вытер сечку о спортивные шаровары так и оставшейся сидеть с откинутой назад головой мученицы. Сходил, бдя, чтоб нигде нечаянно не оставить отпечатков, в ванную, там булькнул недоглоданную куриную лапу в унитаз. Под фановый восторг воды уже тщательно вымыл руки и орудие убийства.

Осмотрел костюм, тщетно ища доказательства вины: сработал он безупречно. Насухо вытер унитазную кнопку, руки и сечку махровым полотенцем, и это полотенце, так как некуда было девать, запихал за пазуху.

Вернувшись на кухню, Игорь вложил горячий обоюдоострый топорик в послушную пятерню Андрюши. Нечаянно задетый бесхозный шлепанец уехал куда-то под стул. А убирать тапочки мы не будем — для пущей иррациональности. Чтобы войти в полноценный контакт, пришлось спиной протискиваться вдоль стола. Стыдливо звякнула ложка в чашке.

Разведя широко руки вырубленного противника, камер-юнкер присел перед ним на корточки нос к носу. Сделал глубокий вдох, приблизил за уши безвольную голову засланного казачка, языком разжал чужие губы и совершил нечто похожее на такт искусственного дыхания. Очки при этом ужасно мешали, а от тленника перло селедкой. Истратив воздух, господин Магниев отстранился брезгливо и задрал очки к потолку:

— Ехал Икс через Стикс. Глянул Икс — в Стиксе тонет лунный диск, — отмолился, тяжело отсапываясь, Магниев, и повторил операцию с искусственным дыханием.

В наконец блаженно расслабившемся лице Андрюши ничего не отразилось.

— Но не ведал Икс, что нет возврата через Стикс, — высказался под восстанавливающие дыхание всхлипы Игорь в потолок и в третий раз «сладострастно» привлек к себе за уши очарованного пленника. Потом неловко выкарабкался из-за стола на волю, опять разбудив давать свидетельские показания ложечку в чашке, облизал палец правой руки и коснулся чужого лба:

— Вставайте, гражданин «Червивый курок — Кевларовые струны», — Магниев ласково потрепал спящего по щеке, брезгливо вытер губы платком и вовсе уж не по ритуалу добавил: — Никто не может победить меня на кухне.

Андрюша засучил ногами под столом, инстинктивно сжал в руке орудие убийства и открыл глаза. Но взгляд у него был далеко не осмысленный. Взгляд блаженного идиота, даже не идиота, а овоща.

Рука Андрюши сама собой разжалась, стала похожа на пук завядшей петрушки, и минисекира кувырнулась на пол, точнехонько в подступающую бордовую лужу. Да и сам короткостриженный, разом навсегда отучившись двигаться и мыслить, по стульчику сполз вниз. Где и остался в кетчуповой луже, хаотично, неловко и бессильно дрыгая то ногой, то рукой, то клацая зубами.

Скорее всерьез, чем в шутку, камер-юнкер погрузил в рот убиенной телефонную карточку. Будто пробуя на спелость — проткнув обрывком телефонного шнура кутикульную кровавую корку на месте сердца Марьи Мироновны — господин Магниев сквозь рукав подобрал правой рукой телефонную трубку, а левой, тоже сквозь рукав, чайную ложечку из своей чашки. Отряхнув ложечку как градусник, ей же набрал номер. Подождал и заговорил:

— Приветик, Стас, тебя беспокоят те, кто вежливо попросил найти гривну. Как успехи?.. Да ты не суетись под клиентом. Ты не рехнулся, мобильник твой действительно отключен, но ты все едино по нему разговариваешь… Короче, тут такое дело, Стас, твоя мамаша у нас, и если ты… Ладно, короче, ты все понял… С нетерпением ждем-с. Отныне любой звонок с трубы тебя соединит с нами.

Игорь не положил трубку на место, а просто разжал пальцы, и она превратилась в островок посреди кровавой лужи. Дождался, когда с механическим щелчком изо рта трупа выскочит край телефонной карточки, и изъял ее. В последний раз обошел квартиру, обмахивая полотенцем точки возможного нечаянного касания. В прихожей обмотал стантренным полотенцем спину, как при радикулите, облачился в родной плащ и вышел из квартиры, в которой еще не начали топить батареи. Спустив рукав, тихонько притворил за собой дверь.