С непроницаемым выражением лица генерал-майор Ермакин прикурил от спички «Приму», спичку бросил в безвкусно толстостенную хрустальную пепельницу и положил ладони на стол, по обе стороны от ксерокопии последней сводки по операции. Склонил голову набок, чтобы дым не ел глаза, и вполне благожелательно произнес:

— Нуте-с, прошу высказываться.

Четверо мужчин, расположившихся вдоль длинной части Т-образного стола, сумрачно молчали. Добродушное настроение начальника было обманчивым и являлось предвестником бури, во время которой, разразись таковая, наверняка полетят погоны и головы. Все четверо были одеты в почти одинаковые серые гражданские костюмы, незначительно различающиеся лишь деталями покроя и оттенком; перед каждым лежала точно такая же копия сводки, ознакомление с которой только что закончил Ермакин.

— Так я жду, товарищи офицеры. Какие имеются соображения на сей счет?

Сам Ермакин восседал на месте председательствующего — за перекладиной буквы «Т», посередине, на равном расстоянии от ее краев. Поверхность тяжелого дубового стола была девственно чиста, если не считать пяти тонких, в три страницы, копий сводки перед собравшимися да кожаной папки под локтем человека, сидящего справа от Ермакина; отсутствовали даже привычные бутылочки с «Байкалом» и стаканы на белой салфетке в центре. Что тоже оптимизма не внушало.

Тягостное молчание легким покашливанием нарушил сидящий по левую руку Ермакина худощавый брюнет в очках тонкой оправы.

— По моему мнению, товарищ генерал-майор, — негромко, но твердо сказал он, глядя поверх голов сидящих напротив, — ничего непоправимого пока не случилось. Если агент в контрольный срок не вышел на связь, это еще не означает, что операция провалена. Я считаю, что необходимо спокойно дождаться более точных сведений. А поспешными действиями мы можем лишь усугубить положение…

— Иными словами, вы предлагаете сидеть и ждать у моря погоды, — ехидно заметил Ермакин.

— Я предлагаю не пороть горячку и не совершать необдуманных поступков, — сухо поправил брюнет.

— Полковник Сераев выразился не совсем точно, — вступил в разговор сидящий по диагонали от него человек с мышиного цвета волосами, непослушной челкой спадающими на лоб. — Агент не просто не доложился в установленный срок — он также не воспользовался ни страховочным, ни даже экстренным каналом связи в течение трех суток. А это, согласитесь, заставляет предполагать самое худшее. Провал. Особенно если учесть, что агент пропал меньше чем за сутки до установленного момента изъятия.

— Я могу назвать десяток ситуаций, при которых агент просто физически не в состоянии выйти на связь, — возразил полковник Сераев. — И тем не менее ничего непоправимого не происходит. Не забудем к тому же, что за сутки до установленного момента изъятия персона «А» еще не была в поле нашего зрения. Так что для особого беспокойства, считаю, оснований нет.

— Только не в этой ситуации, когда на карту поставлено все, — парировал его оппонент.

— Не надо патетики, товарищ Патренок, — слегка поморщился Ермакин.

— Виноват, товарищ генерал-майор, — наклонил голову офицер с мышиного цвета волосами. — Но согласитесь, что от исхода операции «Садко» может напрямую зависеть наше положение на международной арене. Я уж не говорю о тех деньгах, которые… ну да вы и сами прекрасно знаете, какие это суммы. Поэтому я считаю, что лучше перестраховаться, чем провалить операцию…

— И послать в Колумбию дивизию «морских ежей», чтобы отыскать и вытащить агента «Неваляшку» и его «персону»? — поинтересовался полковник Сераев. — Попахивает вооруженным конфликтом.

Генерал Патренок, раздраженно передернув плечами, промолчал. Ни для кого из собравшихся не было секретом, что полковник и генерал, мягко говоря, симпатии друг к другу не испытывали — по званию Патренок был выше Сераева, но по должности в отделе «Ц» стоял ниже. И подсознательно с этим смириться не мог. Ермакин знал о разладе между подчиненными, однако не предпринимал никаких шагов, чтобы сгладить положение. Напротив, он всегда считал, что конкуренция только улучшает работу.

— Разрешите мне, — погасил назревающую перепалку человек, сидящий справа от Ермакина, — с резко очерченными чертами лица и копной некогда иссиня-черных, а теперь изрядно поседевших волос, что называется — «соль с перцем». — Я тут получил кое-какую информацию… За десять минут до совещания… поэтому не успел ознакомить с ней присутствующих: связь с Панамой, сами понимаете, — косой взгляд в сторону Сераева, — оставляет желать много лучшего… Прошу извинить. — Он открыл свою папочку. — Как всем нам известно, агент «Неваляшка» пропал в период между одиннадцатью и двадцатью тремя часами — то есть в период времени между его последним докладом и следующим, нами так и не полученным. Я дал задание нашему человеку в Ла-Пальма навести справки: не происходило ли каких-нибудь малопонятных событий в городе в указанный период — событий, могущих пролить для нас свет на исчезновение «Неваляшки».

— Вряд ли, товарищ Никитин, агенты уровня «Неваляшки» позволят себе роскошь поднимать шумиху в чужом городе, — вставил Сераев.

— И тем не менее, — бесстрастно продолжал генерал Никитин, вынимая из папки несколько листочков. — Кое-что мне удалось узнать. Но не уверен, что моя информация поможет разобраться в ситуации. Скорее, наоборот — еще больше ее запутает.

— Это как так? — поднял кустистые брови Ермакин.

— В общем, во второй половине упомянутого дня в полицейский участок Ла-Пальма обратилась группа гражданских лиц — с заявлением о пропаже родственника. Родственник этот, некий Энрике Хуарес, на собственном дизельном катере прошлым вечером отправился в море и с тех пор не вернулся. Родственники беспокоятся, подозревают теракт.

— А «Неваляшка» здесь при чем? — не понял Патренок.

— А при том, что Хуарес и его катер был нанят некоей группой людей — якобы для вечерней увеселительной прогулки вдоль побережья Панамы. Наниматели расплатились с ним более чем щедро, наличными североамериканскими долларами, все пребывали в различной степени алкогольного опьянения и, что главное, говорили на иностранном языке — арабском, как утверждает жена пропавшего. С чего жена, кстати, и решила, что ее мужа похитили ближневосточные террористы.

— А вы что решили? — Ермакин наклонился вперед, почти лег грудью на стол.

— Товарищ генерал-майор, — бесстрастно доложил Никитин, — все шестеро пассажиров катера, среди которых находились, судя по приметам, агент «Неваляшка» и наша персона, были людьми сугубо гражданскими, белыми и разговаривали по-русски.

В кабинете повисла напряженная тишина.

— Так, — выдохнул наконец Ермакин. И быстро спросил: — Откуда информация?

— Мой человек говорил с управляющим отеля «Эль Греко» и хозяином шестого причала, возле которого швартовался катер Хуареса.

— «Эль Греко»… — прошептал Ермакин. — Это же тот самый, где… — Он тряхнул головой. — Кто эти русские?

— Выясняем, Григорий Салтанович. Под вопросом-то всего двое — «Неваляшка», персона «А» и парочка уже нам знакомых не в счет, а вот остальные… В общем, выясняем. Через ОВИРы, через паспортный контроль в московских аэропортах.

— А где уверенность, что эти двое неизвестных отправились в Панаму именно из Москвы? И именно самолетом? — негромким ленивым баритоном подал голос пятый из присутствующих — долговязый субъект с большими залысинами над бугристым лбом. — Извините, товарищ Никитин, но вы всего лишь представитель аналитической группы при этой операции, любая неточная информация может в корне…

— Никакой уверенности у меня нет, товарищ подполковник, — сухо перебил Никитин, и его щеки покраснели. — Поэтому я подключил коллег из других крупных городов России. Мало вероятно, конечно, но… — Он замялся.

— Да уж, — шумно перевел дух Сераев и бросил ручку на стол, — при КГБ такого бардака в стране не было…

Ермакин его реплику игнорировал:

— А этот управляющий отелем, он не может быть…

— Нет, — опять перебил Никитин. — Все служащие «Эль Греко» загодя были нами досконально проверены — на предмет возможных неприятностей. Ни с одной спецслужбой, панамской или иной, он не сотрудничает.

— Не понимаю. — Ермакин яростно раздавил окурок в пепельнице. — Не складывается что-то. Ну вот не вытанцовывается, и все! — Он грохнул широкой ладонью по столешнице. — Откуда в этой дыре такая прорва русских?!

— Или выдающих себя за русских… — тихо и столь же лениво вставил подполковник Разумков.

— Тем более! «Неваляшка» не новичок, фальшивку увидит за километр! И если это не русские, так какого дьявола надо было переться с ними на катер? Прямиком в ловушку?

— Может, это соседи подключились? — осторожно предположил Сераев.

— В Ла-Пальма никого из нашей контрразведки нет, — хмуро отрезал Ермакин. — Я проверял. Исключено.

— Это еще не все, товарищ генерал-майор, — вздохнул Никитин. — Дальше, извините, — больше. После посещения родственников Энрике Хуареса заместитель начальника двадцать седьмого полицейского участка Ла-Пальма, некто Астремадурас Поргос, вот-вот собирается посетить Колумбию. А точнее — городок Текесси… По предварительным данным, именно в связи с делом о пропавшем катере.

— Колумбию?! — хором ахнули Сераев и Патренок.

Никитин кивнул и добавил — будто заколачивал последний гвоздь в гроб операции «Садко»:

— Текесси расположен в семидесяти километрах от побережья. Точно напротив предполагаемой точки изъятия «персоны».

— Ага, ага… — Ермакин нервно вырвал из пачки новую «примину», сунул в рот… и замер, устремив в пространство невидящий взгляд. Сказал: — Родилась гипотеза, товарищи офицеры. Агент «Неваляшка», почувствовав повышенное внимание со стороны противоборствующей нам силы, увел персону «А» из-под удара, вообще из Ла-Пальма — но не абы куда, а поближе к точке изъятия. Место встречи, как говорится, изменить нельзя. Отсюда и поспешность ухода… Что скажете на это, Леонид Аркадьевич?

— У меня пока слишком мало данных для выводов, Григорий Салтанович, — ответил Никитин и закрыл папку. — Но, по крайней мере, ваше предположение не противоречит известным нам фактам… Однако лично я буду ждать дальнейшей информации.

— Не нравится мне исчезновение катера, — некстати заметил генерал Патренок. — Насколько я знаю, «Неваляшка» не любит прямые акции, предпочитает обходные, естественные, так сказать, пути решения задач. А угон катера — это, извините, ни в какие ворота для агента подобного класса…

— Всякое случается, — возразил Сераев.

— И вообще скажите спасибо, что в этом Ла-Пальма оказался агент такого уровня, — сказал Разумков. — Не понимаю, как нашу персону «А» вообще пустили за границу — да еще в почти противоположную точку земного шара…

— Просто до недавнего времени никто не придавал ей особого значения, — мягко ответил Сераев. — Вот и отпустили… Не-ет, при прежнем Комитете такого бардака не было. Низкий поклон Леониду Аркадьевичу — он первый понял, что за всем этим стоит.

— Слишком поздно понял, — горестно вздохнул Никитин.

— Еще не вечер, — успокоил его Сераев. — Отыщется наша потеряшка… Да и «Неваляшка» не пропадет.

— Давайте не отвлекаться, а? — напомнил о деле Ермакин и повернулся к Разумкову: — Что там с «Академиком Крыловым»?

— Стоит на рейде в точке ожидания, — прикрыл глаза подполковник. — Ждет сигнала, изучает океанское дно. Внимания со стороны колумбийских властей — никакого. Штатовцы пока тоже как будто не шевелятся… Не так ли? — Вопрос предназначался Никитину.

— По моим данным — нет.

— Короче. — Ермакин наконец закурил, шумно выдохнул струю едкого дыма и перевернул копию сводки чистой стороной страниц вверх. — Операция продолжается по намеченному плану: персону «А» необходимо захватить — изолировать — доставить на «Академика» — вернуть в Россию. Все. Большего от нас не требуется. Пока. Следовательно, продолжаем действовать по прежней схеме. Товарищ генерал, — он обернулся к Разумкову, — приказываю вам организовать встречу «Неваляшки» и «персоны» в городе Текесси силами отряда «Кварц» в… в две единицы. Все, совещание закончено. Вопросы, проблемы, неясности?

— Позвольте вопрос, товарищ генерал-майор, — осторожно начал Патренок. — Вы уверены, что персона «А» находится именно в Теке…

— Нет, не уверен, — оборвал Ермакин. — Но я уверен в «Неваляшке». Разумков, группу поддержки в город, обеспечить безопасную доставку «персоны» на борт «Академика Крылова». Сераев, обеспечить бесперебойную… по возможности… связь с нашей агентурой в Ла-Пальма и Боготе. Никитин, продолжить анализ ситуации, о результатах докладывать немедленно. Патренок, на вас «зеленый» коридор для наших друзей через границы на Родину… Совещание закончено. За работу.

И он размочалил в пепельнице недокуренную сигарету.

Мишка в кабине ругался с русскоязычными женщинами, мешавшими ему рулить — визжавшими на поворотах и хватавшими его за майку, прося убавить скорость. Они, видите ли, боялись свалиться в кювет — да, случалось, кюветы переходили в горный склон, по которому катиться можно очень долго. Дорога постепенно забирала в горы. Дорога — глина с закатанной в нее щебенкой — просохла после дождя (стихия, хвала местному Аллаху, угомонилась, и, похоже, надолго), лишь в глубоких выбоинах еще темнела вода, колеса неплохо сцеплялись с покрытием, но… Но женщин можно было понять. Мишка ругался и скорость не снижал.

В кузове подпрыгивали друг на друге ящики, а в них — мороженая рыба. На полиэтилене, покрывавшем ящики (толстом, грязно-белом, каким на другой широте, в другом климатическом поясе садоводы укрывают от холодов свои редиски), подскакивали русские мужчины и одна колумбийская барышня, а на мужских плечах — оружие. Все держались за борта, за выступы на кабине. Холодные ящики острыми ребрами через полиэтилен впивались в зады, натирали их и безжалостно морозили. И это бесило: вокруг жара неимоверная, а задницы мерзнут, как в России-матушке зимой…

Летисия держалась молодцом, хотя ей наверняка было до чертиков страшно. Раскинула руки вдоль борта, вцепившись в него изо всех сил. Закусив губу и сдвинув собольи брови к переносице. Сосредоточившись только на том, чтобы не сверзиться носом на ходящий ходуном пол или, в самом дрянном случае, не вывалиться наружу.

Крутой вираж чуть не выкинул Леху за борт. И если б не врезался морячок щиколоткой в железный штырь, торчащий над бортом, — повис бы по ту сторону кузова. И не факт, что удержался бы на пальцах одной руки, сжимавших занозистую доску кузова с крапинками прилипшей к ней чешуи. Вторая рука потеряла опору, толчком машины ее оторвало от доски заднего борта. Леха взвыл от дикой боли, пробившей ушибленную ногу.

До этого чуть не вылетел из кузова Вовик. И все они скользили по полиэтилену при каждой встряске, при каждом повороте — из последних, казалось, только и состояла дорога.

Когда ногу несколько отпустило, а машина понеслась по прямому участку дороги, Леха скинул с плеча автомат, взял его за ствол и принялся лупить прикладом по кабине.

— Куда гонишь! Тормози! Тише давай!

Колумбийская девушка Летисия смотрела на него со страхом и восторгом.

Лешины крики, относимые встречным ветром, не слышала даже Татьяна. Хотя она сидела по той же стороне машины, по какую находился Алексей в кузове, выставив под ветер лицо. В кабине «мерседеса» пахло рыбой и припахивало бензином. От этой ароматной смеси девушку мутило.

Может быть, Татьяна и услышала бы крики моряка, если бы пятью минутами раньше Михаил со словами: «Ты гляди какой „Отсосоник“!» — не протянул руку к приборной панели, к которой замысловатым образом проволокой и изолентой был приделан приемничек.

— Типа нашей «Звездочки», — вдруг вспомнил он застойные времена и далекое детство.

От колумбийской «Звездочки» тянулся проводок к крыше кабины.

— Конкретная антенна, — восхитился Михаил, свободной рукой нащупывая на пластиковом корпусе кнопку включения.

Кабину наполнил дикий треск, перемежающийся таинственными шорохами.

— Выруби, — поморщилась Люба, до того сидевшая в злом молчании.

Повернув какое-то колесико, Михаил наткнулся на музыкальную волну. Передавали бравурные военные марши.

— Зашибись, с музоном покатим! А ты говоришь — «выруби»…

Вот марши-то и помешали Татьяне услышать крики Алексея. Но удары по кабине не расслышать было трудновато.

— Че барабанят, че им надо? — удивился шофер.

— Чтоб ты ехал потише, — объяснила Люба. — Тебе же говорили.

— Да куда уж тише! Тащимся, как в гробу. Тьфу… Ну, ладно, раз так… Хрен с вами, поедем, как мимо гаишного поста…

Но о выстраданном решении спонсора Алексей понятия не имел и, не дождавшись реакции на свои действия, видя впереди новые повороты, примерился, взялся поудобнее и вышиб прикладом стекло. Оконце кабины, обращенное к кузову, замызганное до полной непрозрачности, разлетелось вдребезги.

Грузовик, взрыхливая грязь, остановился.

— Че надо? Че ты стекла ломаешь? — Водила распахнул дверцу, выбрался на подножку, с нее заглянул в кузов. Из кабины вместе с Мишкой вырвался марш Бранденбургского полка.

— Куда гонишь? Не дрова в кузове! — Леша сел на ящики, задрал штанину, чтоб рассмотреть место ушиба. — Медленнее давай!

— А погоня?

— Уй, мать, как болит…

Летисия перекрестилась, прошептала что-то себе под нос — не иначе, молитву — и снова вцепилась в борт.

— Ты вот что, родимый… ты все же постой минут пяток, а? — заговорил бледный, как простыня, Борисыч. — Угробишь ведь… — Выдернув рубаху из брюк, он, морщась, потирал поясницу. — Рыбу надо повыкидывать. Иначе или вывалимся, или кости переломаем.

— Девка обидится. Ловила, ловила… — Вовик меньше других в кузове казался недовольным Мишкиной ездой.

Лопес не знал о засаде на повороте. Но знал, что его командиры будут полными кабронис, если не перекроют дорогу на развилке. Распоследними сопливыми мучачосами, не видящими дальше собственного носа…

— Развилка от деревни, внаглую затопленной русскими, километрах в семи. Недалеко. Ну и? — спросил себя сержант. Быть или не быть героем?

Лопес закурил сигару — предпоследнюю в его запасах. Скоро придется травиться сигаретами подчиненных.

Русские могут дать неплохой бой, это к пастору не ходи. Тем более что они явно не простые русские. Они явно диверсанты. Затопить селение, затопить дорогу за каких-то полчаса, едва не оторваться от погони — это я вам скажу! Рядовой Вальдерама пропал без вести, рядовой Гонзалес ранен, капрал Ринальдо убит, оружие его пропало… И разве может быть простым человеком тот русский, который чуть ли не влетел в деревню на надувной лодке, завывая, как тысяча дьяволов?! Что это было? Психологическая атака? Вполне возможно: бойцы вон до сих пор в себя не придут, страх и помешал им схватить проклятого «серфингиста». Кто, ради Святой Матери Богородицы, кто, ответьте, способен на такой маневр, кроме профи?!! Хорошо хоть, что водную преграду сержант-водитель преодолел с наскока, еще минут десять — и из той гребаной деревни их вывозили бы исключительно вертолетами. А эти ступидос, его командиры, так их и эдак, играют в шпионские игры, насмотрелись джеймсов бондов, из любой ерунды делают тайну. Нельзя знать то, нельзя это… А горим мы, простые солдаты. Вот пусть Маэстро с Диего Марсиа попробует взять живьем вооруженный отряд в шесть боевых единиц, из которых несколько человек явно имеют спецподготовку и умно командуют остальными. Почему нельзя было сказать определенно, кто им нужен?!

Лопес сплюнул в окно желтой слюной. Приказ надо выполнять, это закон… но выполнять можно по-разному.

— Как думаешь, далеко они? — повернулся он к шоферу.

— Судя по тому, как пыль осела, километр между нами, — ответил шофер.

— Где ты пыль увидел?

Шофер щербато улыбнулся, его лицо стало похоже на печеное яблоко:

— Двадцать лет кручу руль по этим дорогам.

— Помнишь, конечно, где поворот на город?

— А то.

— Тогда так… — Лопес повернул голову к окну. Справа от машины уходил вниз склон, поросший кустарником. — Сбавь скорость. Когда до поворота останется километра два, выжимай из машины все. Развилку наши обязаны перекрыть. Там мы этих ублюдков зажмем с двух сторон.

— Сделаем. — В голосе шофера можно было распознать одобрительное согласие.

Из-под откинутого полиэтилена шибануло рыбьим духом. Различим был и душок — рыба, несмотря на заморозку, начинала тухнуть. Заиндевевшие рыбины с открытыми в последнем изумлении ртами таращились на людей безумными, выпученными глазами.

— Достаем вот этот, крайний. Вовик, берись. Да скинь пока автомат, так твою. — Упираясь одной ногой в борт, другой в рыбу, Леха взялся за первый ящик.

— У меня задница замерзла, — известил всех Вова.

Ящики были аккуратно сложены в два ряда — главное, вытащить первый. Дальше доставать будет легче. В ящике, который моряк дергал и тряс, елозили тунцы. «Вкусная рыба», — подумал Алексей, и в животе у него заурчало. Моряк в одиночку выковырял синий пластмассовый ящик и поставил его поверх остальных. Подобрался Вовик, перемещавшийся по грузу в кузове по-паучьи. Они взялись за пластмассовые края. «Тянет кило на десять», — прикинул Леха. На «и-раз» первая партия улова полетела за борт. Ящик вломился в кусты, ломая мелкие ветки. «Вкусные тунцы» при ударе об землю посыпались из тары как деревяшки.

Тем временем и Борисыч избавил грузовик от еще одного ящика — со своей стороны кузова. Летисия в разбазаривании участия не принимала: на потуги русских смотрела философски, не протестовала.

— Эй, там, на голову мне не забубень! — снизу предупредил Михаил. Он что-то высматривал и перекладывал в зазоре между кабиной и кузовом.

— Надо бы рыбки заныкать, — предложил Вова. — Вдруг опять лесом уходить будем — зажарим.

— Дело, — согласился Алексей.

Татьяна вышла из машины, прошла чуть вперед по дороге, куда не доставал запах рыбы и бензина, опустилась на обочину и принялась дышать глубоко, всей грудью.

— Когда поедем? — высунулась из водительской дверцы Люба.

Уезжать понадобилось скоро. Через минуту после Любкиного вопроса — к тому времени успели выкинуть два ящика Леха с Вовиком и один Борисыч — со стороны покинутой деревни послышалось знакомое тарахтение.

— Погоня, да что ж это такое, сколько ж можно… — устало проговорил Борисыч и подышал на озябшие пальцы.

— Линяем! — закричал Алексей, хватая автомат. — Танька, дуй в машину! Миха, заводи!

— Ни минуты покоя, ни секунды покоя, ну, и кто мне ответит, что же это такое, — пропел Вовик.

— Автомат дай сюда, Киркоров хренов! — гаркнул моряк.

— Вот ведь блин… — Мишка поспешно запрыгнул в кабину. Звучно хлопнула дверца.

— Эх, колумбийская дорожка, не страшна нам любая бомбежка, — поменял песню Володя, устраиваясь поудобнее в углублении, образовавшемся теперь в ящиках.

Заговорил мотор. Грузовик затрясся мелко, выкинул сиреневое облако выхлопа и поехал. Но через пять метров двигатель поперхнулся и заглох. Прошла серия чвоханий, в нормальный звук не перешедших.

— Леха! А если не заведется? — оторвав взгляд суженных глаз от просматривающегося метрах в ста поворота, перевел его на морячка Миша.

Алексей в ответ пожал плечами. Он тоже тревожно глядел поверх заднего борта. Вова же выбрасывал по одной твердобокую рыбу из ящика, на котором сидел, чтобы освободить место под ноги.

— Селянка должна знать, это все ж таки ее тачка! — крикнул наконец Алексей. — Татьяна, ну-ка спроси…

Но тут грузовик завелся и поехал.

На этот раз его хватило метров на тридцать. Примолкнувший двигатель позволил расслышать чужой мотор совсем неподалеку.

— Приплыли! Борисыч! — взревел Алексей, бросил автомат на деревянный пол кузова и кинулся по рыбе и пластмассовой таре к заднему борту: — Вовка! Селянка! Сюда!

Старик понял, что хочет сделать моряк, и хоть и не так шустро, как его молодой товарищ по оружию, но последовал за ним. Леха откидывал полиэтилен со всех ящиков. Откинув, сбросил его вниз. Белая пленка закрыла зад грузовика до самой земли.

В кабине Мишка все еще пытался завести машину.

— Все! — кричала на него Любовь. — Нас так и так достанут! Понимаешь? Так и так придется отбиваться! Таня, пропусти меня!

Татьяна вышла, и Любка выскочила из грузовика, обежала кабину с другой стороны… Мишка бесился, изрыгал исключительно мат, грузовик отвечал худосочным «тыр-тыр-тыр» и стоял на месте. Мишка вошел в раж и продолжал битву с мотором, Летисия наблюдала за беготней внимательно и спокойно, будто ученый за потугами мышки выбраться из лабиринта.

Леха вырвал из плотных рядов и поставил один ящик поверх других у самого заднего борта, второй — уже вместе с Борисычем. Еще два ящика, набитых мороженой рыбой, довершили оборонительную конструкцию. Получились две бойницы в наспех сооруженной защитной стенке из рыбы и пластмассы. Леха и Борисыч залегли у отверстий, просунули в них дула автоматов.

— Целимся, Леша, в водителя. — Борисыч откинул несколько рыбин из ящика, оказавшегося под магазином автомата, чтобы удобнее поместить в нем рожок. И вытер о брюки руку, испачканную рыбьей чешуей.

— Где же мне быть, северяне? — подобрался к ним безоружный Вовик. Неширокий кузов третьему лечь в ряд не позволял.

— Давай на землю, в кусты, — не оборачиваясь, не отрывая взгляд от дороги, откликнулся Алексей.

— Сюда, Вовка! — закричала Люба, ее голова появилась над правым бортом.

Вовик послушно стал подбираться к краю кузова. Из-за поворота медленно выполз ненавистный «мерседес».

— Атас!!! — Леха не пожалел легких. — Атас!!!

— Вниз, Вовка, быстро! — Крик возлюбленного застал Любу у приоткрытой водительской дверцы, погони она не видела со своей позиции, но сразу поняла, что это она и появилась.

— Мишка, вылезай, мы ложимся за колеса! За колеса, понял? Вовка! Ложись за колесо! — И снова водителю: — Мишка, заведешь, подавишь нас! Понял?

— Понял, понял, — донеслось из кабины.

Любка бросилась к Вовику, опускавшемуся на дорогу за правым задним колесом.

— Погоди, погоди, Алешенька, — шептал в кузове Борисыч. — Дай ему подойти поближе…

— Да чего годить-то? — тоже шепотом отвечал Леха, но пока «годил».

Снизу, из-под колеса, бухнул одиночный выстрел. Палец Алексея, дрожавший на спуске, тут же вдавил его до упора. Очередь Борисыча опоздала на доли секунды.