Виктор Сергеевич выругался и перевернулся на другой бок.

Что делать? Собраться и уехать, не продолжая контакта с «Джонатаном»? Или дать всему течь так, как все течет сейчас? Авось куда-нибудь и выплывет…

Он вспомнил, как однажды попал в проверочную ситуацию. Лет двадцать назад он пересекал границу США. Вдруг откуда-то со стороны появился какой-то таможенный начальник и демонстративно отбросил его чемодан в сторону. Шли пассажиры самолетов, давно прошла группа, в составе которой он был, началась проверка следующих групп. А он все стоял. Он просто стоял, не делал недоуменное лицо, не пытался выяснить или хотя бы понять действия таможенного чиновника. Он играл роль человека, которого таможня обслуживает. И если таможне захотелось отставить его чемодан в сторону, то она сама рано или поздно объяснит, для чего она это сделала. Он ждал, чем это все закончится. И таможенник, что-то пробурчав себе под нос, бросил его чемодан на ленту конвейера.

Двадцать лет назад никто ничего не писал в газетах и журналах о разведке и контрразведке. Теперь же появилась масса «исследователей», а точнее — промывателей мозгов — которые «анализируют» и безапелляционно комментируют деятельность разведки. Причем некоторые из них делают вид, что «они тоже оттуда». Но, мол, не могут это открыто признать, правила игры, дескать, такие.

Однако как разведчик Виктор Сергеевич имел на этот счет собственное мнение, которое объяснялось способностью узнавать «своего» или «чувством на своих». Встречаясь с незнакомыми людьми, он уже после нескольких фраз начинал чувствовать их принадлежность к клану разведчиков, во-первых, и своих разведчиков, во-вторых. И после нескольких первых предложений очередной публикации и даже по заголовку он также мог сказать: профессионал писал эту статью или очередной «исследователь».

В Вильнюсе Виктор Сергеевич встретился со своим старым другом Арвидасом. В советские времена тот был журналистом одной из центральных газет. В новые же времена, хотя в Литве и не было официального запрета на профессии, в газеты его не брали. И Арвидас зарабатывал на хлеб таксистом. Это не мешало ему время от времени посещать кафе в Доме писателей, где всегда готовили хороший кофе. В этом кафе Арвидас и познакомил его с Сигидасом, который должен был везти отдыхающих в Италию.

Однако до отъезда было еще три дня, и Виктор Сергеевич изучал город, чтобы деталями подтвердить легенду своего «возникновения» из Вильнюса: ходил по Старому городу, запоминал детали православных и католических храмов. В конце концов он поймал себя на мысли, что мог бы зарабатывать на кусок хлеба, водя экскурсии по улицам старого Вильнюса и рассказывая экскурсантам легенды о крещении прадеда Александра Пушкина Ганнибала в Пятницкой церкви или о том, что Наполеону Бонапарту весьма понравился храм Святой Анны и он сожалел, что не может забрать его с собой в Париж.

А еще Виктор Сергеевич в массовом количестве просматривал западноевропейские газеты. В одной из них он нашел статью о Богдане Сташинском. Сташинский был назван агентом Советов, который окончил некую школу КГБ, готовящую боевиков — исполнителей смертных приговоров.

«Да, — подумал он тогда, — любят “исследователи” всякие школы, хотя козе понятно, что в школах можно готовить только тех, кто занимается конспиративной работой первого уровня. Те же, кто должен выполнять задания с высокой степенью конспиративности, обучаются индивидуально. Что касается Сташинского, то никакой внедренный в среду националистов посторонний человек не прошел бы проверки и не имел бы возможности быть близким к вождям УПА, если бы он “выпадал” из поля зрения “службы беспеки” на время учебы в мифической школе КГБ».

Сташинский выполнил поручение устранить Степана Бандеру только потому, что один из контрразведчиков тогдашней Украины смог найти подход к нему. Человек этот наглядно показал жизнь сельчан в той деревне, где родился Сташинский, их отношение к его матери, а главное, рассказал ему о зверствах, которые осуществляли сторонники Бандеры на Украине. Особое впечатление на Сташинского произвели факты не просто убийств сторонников советской власти, а бессмысленные с точки зрения нормального человека издевательства и почти сатанинские ритуалы и пытки, которые применялись к ним. Так получилось, что одного из его дальних родственников бандеровцы казнили, намотав ему на голову проволоку и скручивая ее палкой до тех пор, пока у того не треснул череп… Этого было достаточно, чтобы Богдан возненавидел и Бандеру, и бандеровцев и стал орудием возмездия.

— Человек этот ненадежен, — повторил Виктор Сергеевич про себя высказывание Ветковского, стараясь воспроизвести его интонации. — Ненадежен…

Но он знал и понимал ненадежность по-своему. И даже в прошлом, когда руководство утверждало, что с человеком можно работать, Виктор Сергеевич всегда полагался на собственный опыт и интуицию, чем порой вызывал недовольство начальства.

В 1948 году директор одной школы Минска растратил деньги, выделенные на ремонт. Его вызвали в районо и потребовали отчета. Он испугался и решил бежать за границу. Нужно отдать ему должное: сделал он это психологически правильно (на что потом Виктору Сергеевичу указывало начальство как на способность к конспиративной работе).

Директор устроил празднование Нового года в своей квартире и, как только гости разошлись, уехал поездом в Москву, а оттуда улетел самолетом в Ашхабад. Там он умудрился перейти границу и попасть на территорию Ирана. Местные власти посадили его в зиндан, но он потребовал встречи с американцами и заявил тем, что готов к сотрудничеству.

Его перевезли в Мюнхен, где он пробыл несколько лет, а затем переехал в Канаду.

В шестидесятые годы он написал письмо брату, в котором описывал преимущества жизни на Западе.

Руководство потребовало развить этот контакт. Виктор Сергеевич взялся за исследование обстоятельств дела и связей «Директора». В конце концов он вышел на брата, которому «Директор» написал письмо, и тот рассказал, что пострадал от бегства за границу родственника, поскольку за этот поступок его исключили из Военной академии.

— Этот болтун, — сказал брат, — написал нам письмо. Что с ним делать?

— Свяжись с отцом, — сказал ему Виктор Сергеевич. — Это будет самое правильное.

Отец взял все в свои руки. Он написал сыну письмо, в котором высказал все, что думает о его поступке. Он не выбирал выражений, и если бы это письмо могли бы озвучить в технических СМИ, половину слов нужно было заменить писком.

Начальник Виктора Сергеевича стал дуться на него, потому что хотел «галочку» за задержание «Директора» во время его приезда в СССР, либо за его привлечение к сотрудничеству на Западе.

Письмо отца больно ударило по самолюбию «Директора». Он год молчал, а потом прислал покаянное письмо, в котором писал, что понимает отца и брата, и предложил им встретиться на Западе.

Начальство Виктора Сергеевича опять встрепенулось и снова стало настаивать на установлении контакта и определения возможности привлечения «Директора» к сотрудничеству.

Брат поехал в турпоездку в Белград и написал об этом «Директору». Тот приехал в тогдашнюю Югославию и предложил встретиться.

Брат сказал, что опасается встречи и придет не один. «Директор» согласился.

Встреча произошла в плавучем ресторане неподалеку от гостиницы «Югославия», где остановилась группа.

Брат представил Виктора Сергеевича как своего земляка, что, собственно, соответствовало действительности.

В волнах Дуная отражались огни ресторана, «Директор» всячески старался поразить брата и его «друга» и тем, как он хорошо устроился на Западе, и тем, что у него приличный доход, который позволяет ему запросто прилететь из Канады в Белград, и тем, что он — уважаемый человек, которому доверяют серьезные люди.

Он взахлеб рассказывал, как обманул КГБ, бежав из СССР. Как убедил американцев в том, что он является секретоносителем, и они даже пытались взять его на службу, но он отказался. Он рассказывал, что американцы, в общем-то, люди недалекие и давали ему послушать записи радиопереговоров со своими агентами, которые якобы находились на советских судах. Было ясно, что он не вполне адекватно оценивает обстановку и эту своеобразную проверку принял за шаг доверия. Это был типичный болтун и хвастун. И к нему вполне был применим термин «ненадежен».

В отношении же «Джонатана» Виктор Сергеевич этого сказать не мог. Он вербовал его, когда тот был молодым человеком и нуждался в средствах для обучения в университете Мак-Гилл, где учились англо-канадцы, в отличие от Монреаля, где преобладали франко-канадцы (впрочем, в Канаде первых называют англофонами, а вторых — франкофонами).

Виктор Сергеевич имел тогда аккредитацию представителя одного их отделений телеграфного агентства СССР и занимался сбором материалов о русской общине Монреаля. Парадоксально, что русским языком владели более ста тысяч жителей Монреаля, однако называла его родным только десятая часть.

Он часто бывал в районе Кот де Нож, где в основном проживала русскоговорящая община. Там существовало русское радиовещание, работали русские школы выходного дня. Именно там он познакомился с уникальной личностью — Героем Советского Союза Курбановичем, который в СССР считался погибшим во время операции «Багратион».

Виктор Сергеевич готовился опубликовать очерк о нем, но вмешался резидент. Он сказал, что этот материал будет иметь большой политический резонанс и обратит на себя внимание спецслужб не только к герою очерка, но и его автору.

Как ни странно, но Виктор Сергеевич абсолютно не помнил и не мог воспроизвести в памяти картинок Монреаля. А вообще Монреаль существовал в его памяти как город, который не был похож ни на один другой. И что особенно удивительно, в Монреале было бесшумное метро. А бесшумным оно было потому, что поезда там ходили на шинном ходу. Это было следствием того, что городские власти хотели сохранить старинные здания в центральной части города: вибрация от обычных поездов метро могла им навредить…

Телефонный звонок раздался поздним вечером.

— Это шестьсот первый номер? — услышал он голос «Джонатана».

— Нет, — ответил Виктор Сергеевич по-русски, — вы ошиблись.

После этого он погасил свет, немного полежал в кровати, затем поднялся, оделся, вышел в коридор и направился по лестнице на шестой этаж, где постучал в дверь шестьсот первого номера. Надо ли говорить, что пульс у него был таким же, как у пилотов стратегического бомбардировщика, которых дозаправляют топливом в полете.

В двери номера, в который он постучал, был стеклянный глазок. Тот, кто ожидал его, должен был видеть все, что делается в коридоре. И он, наверное, все видел, потому что дверь тут же открылась. Виктор Сергеевич сделал шаг внутрь, дверь за ним захлопнулась, и он попал в объятия «Джонатана».

Это мгновенно сняло напряжение, потому что не может быть предателем человек, обнимающий тебя, хотя и в нарушение неких канонов конспирации…

— Я переоценил свои силы, — сказал Виктор Сергеевич на следующий день Лиз. — Мне придется улететь, лучше мне не стало и как бы совсем не свалиться в чужой стране.

— Жаль, — сказала Лиз, — а я рассчитывала…

— Я хотел как-то отблагодарить вас за заботу и желание скрасить мой досуг экскурсиями в Голливуд, — сказал Виктор Сергеевич и протянул Лиз двести долларов.

— Сразу видно, что вы русский, — сказала на это Лиз. — Ни один американец не дал бы денег за услугу, которую он не получил. Впрочем, деньги я все равно возьму, потому что я — тоже русская, правда, живущая в Америке…

Полет обратно в Италию, а оттуда в Минск не занял много времени.

Еще из Рима Виктор Сергеевич позвонил Коле, и тот встретил его в аэропорту Минск-два.

Все остальное было делом техники. Виктор Сергеевич сказал, что «Джонатан» готов к продолжению сотрудничества, рассказал о том, как выйти с ним на связь в Штатах, и поехал к себе домой.