ГЛАВА 8
1
Щербина вошел в кабинет Панина с улыбкой на все лицо:
— Тут чай за хорошие вести наливают?
— Хорошие для кого? — спросил Вадим.
— Для тех, кто студентками интересуется. — Он вытаскивает блокнот, читает. — Алехина Анастасия Ивановна, проходила практику под Дубной, если нужна характеристика, могу ознакомить: положительная во всех отношениях.
— Спасибо, будет вам чай. Даже сахар предложим, если до конца откровенными окажетесь, Валерий Иванович. Нутром чую, еще не все вами сказано.
— Не все! — с той же улыбкой сказал Щербина. — Только чего ты со мной выкаешь, а, Вадик? У нас разница в возрасте вроде небольшая.
— Пуд соли вместе еще не съели. Но вы ближе к делу.
— Как знаешь. Тебе говорит о чем-нибудь такая фамилия — Рассадин?
— А как же. Они со Станиславом Викторовичем бизнес начинали.
— И это все, что в этом кабинете о нем известно?
Панин ответить не успел — вошел Андрей, поздоровался, взглянул на гостя:
— Мне потом зайти, Вадим?
— Присаживайся. Все нормально там?
— Смотря что называть нормальным. Разместили их как надо, но если ты не подъедешь, как обещал... В общем, лучше подъехать. Да, самое интересное. Знаешь, кого я там встретил?
— Студентку свою?
— Да ладно тебе. Бурова Егора Федоровича! За последние три года в первый раз по-человечески отдыхает. Летом, и без кильки в томате, представляешь!
— Знакомая фамилия, где-то я ее слышал, — наморщил лоб Щербина.
— Командир наш, — сказал Панин. — Чудесный мужик.
— Он в Москве дня через четыре будет, комитетчики его на беседу пригласили.
Щербина хмыкнул:
— Ну вот, чудесный мужик, а им почему-то фээсбэшники интересуются.
— Это по старым делам, — ответил Андрей. — У нас там склады с оружием горели, и у товарищей некоторые подозрения возникли...
— Приедет в столицу — встретимся, — перебил друга Панин. — Хоть полчаса, но посидим.
2
Первые звезды уже зажглись на небе, а Коленька и Мишка все еще сидели в машине напротив подъезда. Коленька пыхтел и постанывал:
— Не знаю, как там в вашем спецназе, а я уже не могу терпеть!
— Пиво наружу просится? Вот потому и терпи, следующий раз умнее будешь. Хоп, вот так сюрприз!
Они увидели идущего к подъезду Рассадина.
— Значит, зеванул ты все же его, Коленька! И не только его. Куда Хряк мог деться?
Константин Евгеньевич подошел к двери, но увидел джип бывшего мента, остановился у скамейки возле подъезда, открыл свою сумку, стал в ней копаться. В сумке были вещи Хряка, там Рассадин и нашел то, что искал: ключи от джипа.
— Поверь, если я и отвлекся, то на какие-то секунды.
— Этого хватило. Мы в ходе операций сутками даже по малому не ходили, а ты — без пива не смог.
— А как же вы?..
— Молча! Смотри.
Рассадин подошел к джипу, открыл его, поехал. Коленька потянулся к ключу зажигания:
— За ним?
— Отставить. Он заметит нас.
— Может, он к гаражам поехал? Это почти рядом, за домом.
— Веди, тем более других вариантов у нас теперь нет.
Рассадин действительно подъехал к гаражам. Выгнал из своей металлической «ракушки» «Форд», поставил вместо него машину Хряка и уже на синем красавце опять вернулся к своему дому, вошел в подъезд.
— Маячок надо закрепить, — сказал Мишка...
А Рассадин, войдя в квартиру, первым делом направился к телефону. Гудки шли долго, трубку не спешили брать, но наконец все же женский голос проявился:
— Алло?
— Женя, Евгения Борисовна, это Рассадин — помните такого?
— Что вам надо, Константин Евгеньевич?
— От вас — ничего. Но я знаю, что рядом с вами Стас. Он очень нужен мне, буквально на два слова.
Стас слышит этот разговор. Евгения качает головой: мол, сказать, что тебя нет? Но он берет трубку.
— Слушаю.
— Стас, изменились обстоятельства. Доля в твоем бизнесе мне не нужна, давай мне наличку, а я тебе бумаги. Такой вариант ведь тебя устраивал?
— Это обсуждаемо, но не среди ночи.
— А что прикажешь делать, если сотовый ты сменил, а секретарша не соединяет? Давай договоримся так: звоню завтра в одиннадцать и обговариваем детали.
— Хорошо, звони.
3
Панин был зол как никогда. И на войне он считался жестким командиром, в горах никому спуску не давал, но редко когда повышал голос. Сейчас же на Гречихина — повысил.
— Мне не нужна художественная самодеятельность, понимаешь? Не нужна! Режиссеры-операторы! Голливуд покоя не дает, что ли?
— Командир, — оправдывался Мишка. — Скажи, в чем мы не правы? Рассадин неплохо бьет, но сам удары держать не умеет. Мы на это сделали расчет, и все оказалось верно!
— А на крыше? Когда все миллиметры и секунды решали? Если б не повезло тебе, как бы я Ольге и Олежке в глаза смотрел, а?
— Вадик, на войне в сто раз все сложнее было...
— На ней вы свое сполна и получили! И я тебе тут не командир! Про атаки и драки забудь, понял?
— А о чем же мне тогда помнить? Я другому ничему не обучен. Как пошел после школы служить, так и служу. И когда мне говорят, ты, мол, списан, то вроде как в жизни и списывают. И ты туда же! В строю учил, чтоб гордились погонами и себя не жалели, а сейчас по-другому все, да?
Панин сник. Он подошел к Мишке, положил ему руку на плечо:
— Закрыли тему. Миш, я немного раскручусь — найду тебе работу, такую, какой ты достоин, вот увидишь, но сейчас... Пойми, Миша, мне с вами, с тобой и Андрюхой, тяжелее будет, понимаешь? Можешь обижаться, конечно...
— Ладно, пойду в свои книжные ряды. Тем более как раз просили подменить человека...
Мишка вышел в приемную, где сидел Коленька. Тот спросил:
— Что он там так шумел?
— Стружку снимал. Сказал, что неэффективно работаем, с поздним зажиганием. Ты связывайся со мной сразу, как только что происходит, понял?
— Чего ж не понять.
4
Абрамов пригласил Рассадина на беседу в знакомое урочище — туда, где когда-то, а в принципе, не так давно, Константин Евгеньевич закупал у бывшего полковника оружие. Тогда Рассадин чувствовал себя на равных с ним, а ныне стоит чуть ли не по стойке «смирно», наблюдает, как тот стреляет по мишеням с другим покупателем. Зовут его Седой Дрозд. Бандит бандитом, что по лексикону, что по внешнему виду. Даже фикса золотая. Но к нему Абрамов благосклонен, а вот с Рассадиным разговаривает, как с нашкодившим пацаном.
— Я надеялся, что сюда ты приедешь не с пустыми карманами.
— О долге помню, Анатолий Сергеевич, и деньги отдам. На днях.
Абрамов стреляет метко, пули ложатся кучно. Значит, тренируется тут регулярно.
— Я военный человек, Рассадин. На днях — это все равно что обещать построить коммунизм в обозримом будущем. Послезавтра мы встречаемся в девятнадцать ноль-ноль. И отдаешь не частями, а всю сумму. Хотя по большому счету и компенсацию с тебя еще взять надо. Вы чуть моего человека не убили. И какого человека! Его опасно злить.
Он, конечно же, имеет в виду Волина. Сам Волин занимает исходную позицию и стреляет с двух рук. Посылает пулю в поле.
— Дайте мне хотя бы неделю, Анатолий Сергеевич. Я сейчас проворачиваю одно дело...
— Со мной не надо торговаться. Послезавтра в восемнадцать ноль-ноль.
— Но я действительно могу не уложиться...
— В семнадцать ноль-ноль. Время пошло, чего стоишь? Иди и укладывайся.
Рассадин смотрит на часы. Сейчас десять. Через час предстоит разговор со Стасом. Придется принимать все его условия. Нет, конечно, первоначальную цену надо назвать высокую, а там уже все будет зависеть от обстоятельств...
Ровно в одиннадцать Рассадин позвонил Станиславу Викторовичу. Разговор был коротким, и шеф, положив трубку, сказал Панину и Коленьке, сидевшим в его кабинете:
— Встреча сегодня, в шестнадцать ноль-ноль, у меня на даче. Один на один.
— Коленька, выйди, — попросил Панин и, когда за тем закрылась дверь, обратился к шефу: — Я бы не советовал вам соглашаться на все его условия.
— Вадим, давайте так: денежные вопросы — это мое дело. Только я знаю истинную цену бумагам, которыми располагает Рассадин.
— Значит, мое дело — обеспечить, чтобы платежка прошла без эксцессов?
— Вот именно. И еще, повторюсь, он настаивает, чтоб на даче не было посторонних.
— А вот тут я специалист, Станислав Викторович. Не переживайте, вы будете под защитой. Мне надо идти...
Панин вышел в приемную, и Коленька ему тотчас доложил:
— Я уже связался с Гречихиным, сказал ему о сегодняшней встрече.
— Как это — сказал? — остолбенел Панин.
— Ну, вы же сделали ему замечание насчет оперативности, и он от вашего имени попросил, чтоб я не медлил, сразу ставил в известность...
— Туды твою дивизию!..
Через полчаса Панин уже входил в комнату милиции того самого метро, откуда когда-то освобождал Мишку. Та же ослепительная и уверенная улыбка играет на его лице.
— Ребята, привет! Виски, если я правильно понимаю, выдули без меня?
Капитан Куропаткин подозрительно щурит глаза, но Панин открывает дипломат, достает такую же бутылку.
— На хороших людей зла не держу. Вот вам еще. Но опять не могу присоединиться. Слышали же, что в Гонолупе с нашими творится? Сейчас этим срочно занимаюсь, завтра с утра — предложения по разруливанию ситуации.
Сержант смотрит на бутылку:
— Так это... Дружок ваш вроде не у нас, выручать вроде некого...
— Правильно понимаете, сержант Садов. Читаете ситуацию. Только теперь мне надо наоборот. Эх, наливайте по пять капель!..
Выпили, Панин тотчас ушел, а сержант, сметая крошки со стола, спросил у Куропаткина:
— Товарищ капитан, а что там произошло, в Гонолупе?
— А это где?
...С Гречихиным вопрос решен, думает Панин, садясь за руль, теперь бы еще Андрюху из игры вывести. И он берет мобильник:
— Андрей? Выручай, Андрюха, архиважное дело. Надо тебе срочно с одним человеком встретиться, в четырнадцать тридцать. Приказывать не могу, конечно, но очень надо, понимаешь? Записывай: Алехина Анастасия Ивановна, улица... Нет, ну что такое — постараюсь?.. В том-то и дело, что нет у нее телефона. Заберешь у нее записку для меня...
Андрей в это время стоит рядом с Мишкой. Улыбается и говорит другу:
— Заслать хочет куда подальше. Ну командир! Хотя время еще есть.
— Может, он рассчитывает на обстоятельства, которые там тебя могут задержать?
— Это нас с тобой обстоятельства задержать могут?
Они смеются. Потом Мишка говорит:
— Значит, так. Не знаю, на какой машине Рассадин поедет, потому я снабдил маячками обе его кареты. Главное, чтоб они нас не подвели.
— О чем ты! Космические технологии! Нет, эту Алехину я посещу после дачи.
