ГЛАВА 12
1
Гречихин не то чтоб забыл свое родное отчество, но не слышал его давно. А тут на совещании Ронкин дал ему слово, и Мишка в самом деле коротенько, за четверть часа, по пунктам и по полочкам, рассказал, почему и как при существующей системе охраны теряются в год семь процентов продукции.
— Михаил Михайлович, — спросил Ронкин, — сколько дополнительных средств потребуется, чтобы усовершенствовать вашу структуру, и насколько при этом уменьшатся потери?
Ответ Гречихина сразил его:
— Дополнительные средства не нужны, наоборот, можно их уменьшить, а толку будет больше. Я отдал свои конкретные предложения и расчеты в бухгалтерию, не знаю, правда, успели ли там их посмотреть.
— Успели, — ответил бухгалтер и протянул Ронкину записку со своими выводами.
— С ума сойти, — сказал тот, прочтя ее. — Михаил Михайлович, у вас что, есть экономическое образование?
— У меня, Виталий Эмильевич, есть огромная практика, я на книжных развалах долго торговал.
В зале засмеялись, сочтя это за шутку, но Ронкин их осадил:
— Наш уважаемый бухгалтер пишет резолюцию: «С выводами согласен полностью». А выводы вот какие: господин Гречихин обещает, что мы в год будем богаче примерно на сорок миллионов. И сразу будет выявлен тот, кто посмеет увести налево хоть рубль.
Люди стихли.
После совещания Ронкин сказал:
— Через десять дней мы летим с тобой на переговоры в дальние страны. Там океан, бордели, слоны. А еще там у меня будут переговоры на огромные суммы, будут конкуренты и мероприятия, где просто нельзя без охраны.
Говоря это, он уже нажал нужную кнопку, и в кабинет вошла секретарша.
— Светлана Павловна, возьмите нам на семнадцатое два билета в Бангкок, Михаил Михайлович, дайте ей свой паспорт.
— Загранпаспорт, — уточнила секретарша, видя, что достает Мишка.
— Так у меня только он...
Ронкин удивленно взглянул на Мишку:
— В России что, есть еще люди без загранпаспортов? Светлана Павловна, три дня на то, чтоб документы были. Если не сможете сами, я решу вопрос через МИД.
— Я все смогу, Виталий Эмильевич.
2
Игорек возился в комнате с танком, а Панин и Лариса сидели на кухне.
— Прости, — сказала она. — Я тебе столько гадостей наговорила там, в доме отдыха...
— Нет, все правильно, — ответил Вадим. — Женщине нужна стабильность, и ничего с этим не поделаешь. А у меня видишь — разве что сегодня, в выходной, свободен на все сто процентов.
— Как же на все сто, если только что пришел?
— Зато и сейчас, и завтра... Шеф с Коленькой из командировки только завтра прилетают, и еще не факт, что мне придется их встречать.
И тут зазвонил телефон.
На связь вышел Коленька, сказал, что они сейчас вылетают в Москву, везут груз и, кажется, намечаются проблемы. Голос его был настолько тревожным, что Панин, чуть подумав, связался с Гречихиным:
— Миша, прокатиться не хочешь?
Лариса спросила:
— Я не поняла, что ты там говорил о ста процентах?
Что он ей мог ответить...
По пути в аэропорт Вадим просветил друга:
— Они налом везут большую сумму, и Коленьке показалось, что кто-то их вел в городе и теперь сопровождает на борту.
Мишка потер ладони:
— Будет возможность разогреться, а то что-то я последние два дня кисну.
— Целых два дня? Ни драк, ни взрывов? И как же ты это выдерживаешь?
Мишка захохотал:
— Сам не понимаю! Скажу больше: к костюму привыкать начал! Если еще и к галстуку привыкну — все, конец мне как личности.
Приехали они вовремя. Панин успел выбрать удачное место, чтоб наблюдать в бинокль за выходом пассажиров по трапу нужного самолета. Коленька с шефом спустились в числе первых, и Панин, не сводя окуляров с проема двери, слушал своего помощника:
— Вадик, он в темном свитере, глухая горловина, кожаная кепка, лет тридцать.
— Вижу.
Толпа из самолета пешком идет по летному полю в здание. Тип в кепке вскинул руку: приветствует кого-то из встречающих.
Вот они, встречающие: седой высокий человек с буйной шевелюрой и крепыш в красной бейсболке. Последний, поздоровавшись с прилетевшим, тут же спешит вдогонку Коленьке и Стасу Викторовичу, а они уже подходят к серебристому «мерсу». Недалеко от него припаркована и разъездная машина шефа, возле которой стоит Мишка. А приехавший парень и седой великан усаживаются в старый и хлипкий с виду «Форд», о чем Панин тотчас говорит Мишке:
— Непохоже, чтоб они кого-то пробовали догонять.
— Значит, кто-то еще ждет твоего Стаса на трассе. Хотя сейчас и на корыто могут хороший движок поставить. Так что будем ко всему готовы.
— «Бейсболка» вернулся, садится за руль. Наверняка ждут, когда тронет Коленька. — И Панин связывается с машиной шефа. — Коленька, мы едем первые, вы у нас на хвосте. Тронули!
Трасса была не загружена, Панин занял левый ряд и стал набирать скорость. Серебристый «мерс» не отставал, а вот черный «Форд» такой прыти не выдержал. Минут через десять Вадим перестал гнать и пошел ровно столько, сколько требовали дорожные знаки.
— Ты чего? — спросил Мишка. — Тут гаишники никогда не стоят.
И как бы в пику ему за плавным поворотом они увидели на обочине милицейский «жигуленок». Человек в форме, в капитанских погонах, с жезлом, решительно идет им навстречу, но смотрит на машину Коленьки и именно ей дает команду остановиться. Однако Панин делает вид, что принял жест милиционера на свой счет, притормаживает рядом с капитаном:
— Командир, а что случилось, я вроде не нарушал, нормально шел...
— Не создавайте затор, езжайте, куда ехали, — говорит капитан и идет к остановившейся машине Коленьки. Туда же бежит от патрульной машины сержант. Они не видят, что Мишка десантировался и лежит теперь на откосе дороги.
Проскакивает мимо старый «Форд», и Панин видит в зеркало, как капитан кивает в его сторону. А сам подходит к «мерсу», бесцеремонно дергает дверцу:
— Быстро выйти из машины!
Коленька на это никак не реагирует, а Станислав Викторович спрашивает:
— Объясните, в чем дело?
Подбегает сержант, вытаскивает пистолет, орет:
— Выйти, мать вашу!.. Продырявлю!
Станислав Викторович с портфелем в руках и Коленька выходят, сержант тотчас вырывает портфель, а капитан... падает мордой на асфальт, сбитый Мишкиным ударом. Гречихин наваливается на него сверху, заламывает руку. Капитан пробует трепыхаться, но куда ему против спецназа!
А сержант с портфелем торопится не спасать своего, а к «жигуленку» с синей полосой-само-клейкой. Но дорогу ему перекрывает развернувшийся и примчавшийся сюда Панин. Сержант швыряет в него и портфель, и пластмассовый пистолет. Пистолет разбивается об асфальт, а портфель Вадим ловит, открывает его и вытаскивает оттуда кипу газет и бутылку с минералкой:
— Правильно, между прочим, делаешь, что из-за такого добра драться не бросаешься.
Коленька идет к машине Панина и берет оттуда другой портфель, теперь уже действительно с деньгами.
— Вадим! — кричит Гречихин. — А у этого не игрушка, ствол так ствол — «Кипарис».
Возле них тормозит «уазик», оттуда выскакивают бойцы в масках, с автоматами, но Панин все же узнает Раша Амирханова и спрашивает его:
— Старый «Форд» задержали?
— А то как же!
3
Славин встретил в своем кабинете Панина и Мишку с улыбкой, но сразу стал говорить не совсем веселые вещи:
— Вам что, посмертно ордена получить хочется, что ли? Я же просил: не форсируйте события, мои едут, и бандиты никуда не денутся. Ну вот только представьте, что игрушка была бы у того, кто за капитана себя выдавал, а настоящий ствол — у его подельника.
— А что, — сказал Гречихин. — Орден — это круто.
Юрий Кириллович только рукой махнул:
— С вами не соскучишься... Так вот, товарищи, о стволе. Еще Чехов писал, если помните: если «Кипарис» висит на стене, то он рано или поздно, да выстрелит. Начинает всплывать оружие. Хотя как же иначе? Его и воровали, предчувствуя, что оно всплывет.
— Искушение большое, больше страха, — сказал Панин. — Но я чувствую, вы нас пригласили не для того, чтоб классика вспомнить.
На столе Славина теперь стоял чайник. Он включил его и вынул из нижнего ящика три чашки, чай в пакетиках, пачку с печеньем и сахар.
— Не люблю, когда рабочие кабинеты в закусочные превращают. Ну да ладно, и самому чаю хочется. У меня тут самообслуживание, приступайте к трапезе, а я вам пока новость расскажу. Сегодня на экскурсию ходил. Женщиной одной любовался.
— Мне можете об этом не говорить, я счастливо женат, — сказал Мишка.
— Я тоже. Вы печенье-то прожуйте, а то вдруг аппетит испортится. В морге я был. Наконец-то воочию увидел Антонину Ярему.
Панин отставил чай и привстал со стула:
— Я чувствовал это. Чувствовал! Почерк Волина, пуля в лоб?
Полковник вытащил и разложил на столе карту:
— Труп нашли собачники, в болотной тине, в камышах. Курцхаар утку услышал, полез в воду, ну и... Убита женщина день назад, выстрелом в грудь. — Славин при этом выразительно посмотрел на Вадима. — Точно в сердце. Может, Волин на этот раз изменил себе, а, Панин?
— Когда убивают — не экспериментируют, — ответил тот и снова сел.
— А размер его ноги не знаешь?
— Сорок четвертый, — сказал Мишка. — У него как-то берцы в горах порвались, я ему кеды свои дал. Подошли.
— Остались следы? — По-своему понял вопрос Славина Вадим.
— Остались. Там тропка была, на тропке отпечатки ее туфель, мужчина шел сзади, притаптывал следы, у него ботинки сорок второго размера. — Полковник постучал торцом карандаша по карте. — Вот здесь это случилось. Можно проехать и из дачных поселков, и из деревень, и из Москвы. Оставить машину в лесу и прогуляться минут десять...
— Нет, — возразил Панин, глядя на карту. — Если бы сюда ехали из Москвы, то было бы проще расправиться с Яремой вот здесь, скажем, — он показал пальцем. — Места глухие, собачники не ходят, и ехать ближе.
— Панин, — сказал Славин. — Иди к нам, а? Я тебе хорошую должность найду.
Но Вадим словно и не услышал эти слова. Он продолжал изучать карту.
— Тут весьма населенный район...
— Не то слово! Десятки деревень, дачных поселков не меньше, федеральная трасса в пяти километрах, идет через райцентры, города... Да и кого искать — Волина, Абрамова или вообще неизвестного типа с ногой сорок второго размера? Но лично я склоняюсь к Абрамову. И тут надеюсь на вашу помощь, потому и чаем пою. В лицо Абрамова мало кто знает...
4
День назад Анатолий Сергеевич вернулся на «жигуленке» Волина почти затемно. Разулся внизу у лестницы, там же надел шлепки, стал подниматься вверх, увидел вышедшего из летнего домика Волина, позвал:
— Зайди.
Волин бросил взгляд на стоявшие ботинки: в глине, листва прилипла к ним.
— Все прошло нормально, Анатолий Сергеевич?
— Ну а как же! Подождал, пока не села на борт и не взлетела... Я свои дела всегда до конца довожу.
— А потом вы ездили еще и карася ловить?
— Какой карась? Ты с ума сошел? Посчитай, сколько до аэропорта да назад. Все время на дорогу ушло. Я чего пригласил — давай выпьем. За мягкую посадку.
Волин не отказался.
И пил весь следующий день — уже сам, в летнем домике. Абрамов не мешал ему. Он исчез с утра и не появлялся на даче до поздней ночи.
Пока Волин пил, у его бывшего сослуживца, Михаила Михайловича Гречихина, опять грянули большие изменения.
Утром его пригласил Виталий Эмильевич для конфиденциальной беседы.
— Михаил Михайлович, должен сказать, я вами очень доволен, равно как и весь коллектив. Вписались что надо...
— Намек понял, — сказал Мишка. — Бутылку поставить надо? Так за мной не заржавеет.
Ронкин засмеялся:
— Тоже мысль, я буду не против, только чтоб не пьянка была, а культурное застолье. Но речь сейчас не об этом. В Азию лететь готовы? Командировочные получили?
— Командировочные? А я было подумал, что это вы мне за три года вперед зарплату выплатили.
Ронкин пренебрежительно махнул рукой:
— Это все мелочи. Представляю, что вы скажете, когда по итогам года премию получать будете. Там сумма уже серьезная. Если мы останемся лидерами в нашей нише... — Он с прищуром посмотрел на Гречихина. — Как думаете, останемся?
— Чтоб думать, надо все знать о конкурентах, Виталий Эмильевич. А я без понятия, есть ли они у вас вообще.
— У нас, — мягко поправил его Ронкин. — У нас, Михаил Михайлович, ибо мы, и я, и вы, и весь коллектив — одно целое. А значит, задача перед нами одна: быть первыми.
Мишка понятливо кивнул:
— Меня не надо так долго морально готовить к приказу, Виталий Эмильевич. Я все-таки человек военный.
— И потому любой приказ выполните?
— Если он в пределах разумного.
— В пределах, в пределах. — Ронкин открыл лежащую на столе папку, полистал ее. — Эти бумаги я специально для вас, Михаил Михайлович, подготовил. Адреса, телефоны, фамилии... На горизонте нарисовались борзые ребятки, надо их укротить. Как — это ваше дело, вы спец, в чем я уже убедился.
Мишка взял протянутую ему папку:
— Они границы дозволенного переходят?
Ронкин встал из-за стола, подошел к Гречихину, сказал доверительно:
— Понимаешь, Миша, дело какое. Один неглупый человек в России когда-то говорил, что кадры решают все. Там у них юрист — баба. И по большому счету фирма на ней одной держится. Дело свое знает до тонкостей, и если б она хоть в чем-то ошиблась, мы бы эту контору уже в порошок смололи. Но она не ошибается. Покупать ее бесполезно, муж газом занимался, сейчас в высокой политике, так что деньгами их не удивить. Остается одно...
Он пристально посмотрел на Гречихина, но тот выдержал взгляд, ничего не спросил. Ронкин ожидал, наверное, другой реакции и продолжил несколько раздосадованно:
— Остается одно: вывести ее из себя, чтоб начала ошибаться. Ей около сорока, красивая, очень красивая, муж старше и ревнив, как... Фотографа я тебе найду, он такой монтаж сделает, что эта юристка сама себя на снимках узнает. Какие еще варианты? Есть у них дети, двое, но это низко...
— А шантаж — это высоко? — спросил Мишка.
Ронкин снял руку с его плеча:
— Гречихин, я всего-навсего предлагаю, не нравится — думай сам, что делать, но съесть их мы должны. До отлета у нас почти неделя, и за эти дни нужно удар по противнику нанести. Не подходит мой вариант — думай сам, как вывести из игры эту мадам. Без крайних мер, конечно, но надо понимать, что в белых перчатках победы не достичь. Хотя зачем я тебе все это объясняю? Ты войну прошел, ты такое видел и на такое ради победы способен, что...
— Я с женщинами не воевал и не воюю, Виталий Эмильевич.
— Все! — Голос Ронкина звучал уже строго, по-командирски. — Я дал тебе задачу — иди и думай, как ее выполнить. Через час жду с предложениями.
Часа не прошло, когда в кабинет к шефу вошла растерянная секретарша.
— В чем дело, Светлана Павловна?
— Вот, — сказала она и положила перед Ронкиным конверт.
Виталий Эмильевич открыл его. В конверте лежали билет и деньги, даже копейки.
— Он ушел, совсем ушел. Даже костюм оставил. Тут у него джинсы были, рубашка. Вышел от вас, переоделся и ушел. Сказал, что зарплату, которую получил, вернет или перешлет...
— Вот уж действительно умом не понять. — Он отодвинул конверт от себя. — Я же ни о чем таком его не просил, шел вполне цивилизованный разговор... Значит, так, свяжитесь с ним, никаких денег пусть не возвращает, он их отработал. По-хорошему поговорите, он нужен мне, я попробую его вернуть...
Гречихин еще не дошел домой, когда ожил сотовый. Но звонила не Светлана Павловна — звонил Андрей.
— Миша, у меня барахла много, не поможешь завтра добраться до Савеловского, а? На базу еду.
— Что, опять на душе хреново?
— Нет, брат, тут другое дело...
На вокзал Андрея подбросили Панин и Мишка. Затащили в вагон рюкзак, удочки, пообещали через недельку и сами туда наведаться.
— Только женщин больше не присылайте, ладно?
Посмеялись, разошлись.
Андрей в вагон заходить не торопился, свободных мест было много. К тому же он так внимательно смотрел по сторонам, что, кажется, надеялся кого-то увидеть. Вот вскинул руку — и впрямь увидел...
5
Абрамов вернулся на дачу ночью, но утром, как всегда, вышел во двор — позаниматься на турнике. Он недовольно взглянул на «жигуленка» — мало того что Волин его в гараж загнать не удосужился, так даже и удочки не снял. Еще более он удивился, увидев в салоне машины самого Волина. Открыл дверцу, спросил:
— Ты что, ехать куда собрался?
— Может быть.
— Отставить. От тебя разит, как... И потом, нам вообще от машин избавляться надо. Я, к примеру, свою оставил на обычной «дикой» стоянке. С этой тоже надо что-то придумать. Но пока и за ворота не выезжай!
— Успокойтесь, — совсем непочтительно ответил Волин. — Никуда я не еду. Просто проверял свою версию. Она подтвердилась.
— Какую такую версию?
— Одну. Вы тыловик, вы так только, поверху, нашего кое-что нахватали, а вот в детали вникать не научились.
Абрамов сузил глаза:
— Ты как-то со мной говорить начал... Не забывай, что я тебя с ладони кормлю.
— И даже поите, — хмыкнул Волин.
— Да, и такое бывает. Только ты должен знать, что лично я пью мало и лишь по поводам.
— Сегодня есть повод, Анатолий Сергеевич.
— Да? — подозрительно посмотрел на снайпера Абрамов. — Ну что ж, поднимемся, налью, и скажешь, в честь чего мы с утра причащаемся.
Подошли к столу, Абрамов вытащил из холодильника еду, бутылку.
— Итак, я слушаю тебя.
— Предлагаю выпить за упокой рабы божьей Антонины. — И Волин тяжело сел на стул.
— Перепил, что ли? — Абрамов выглядел совершенно спокойно.
— Перед расставанием мы договорились: она обязательно позвонит в определенный час. Этот час минул, звонка нет.
— И только-то? Знаешь, сколько всего могло произойти? Обокрали, не купила сотовый, попала в аварию, закрутилась с родственниками... Да просто связи оттуда может не быть!
— Да, звонок — мелочь, — согласился Волин. — Но когда вы ее отвезли и вернулись, у вас ботинки в грязи были. Откуда в аэропорту грязь?
Абрамов вздохнул с облегчением:
— Это объяснить еще проще: по дороге домой останавливался, отливать за березки бегал, в темноте вступил в лужу. — Он при этом наполняет коньяком свою рюмку. — Ну да ладно, хоть повод ты и не придумал, выпью одну, так и быть.
— В том, что вы говорите, Анатолий Сергеевич, логика есть, но одного вы все-таки не учли.
Абрамов вновь подошел к холодильнику, достал еще бутылку, но держит так, что из-за открытой дверцы она не видна Волину. В его руке оказывается таблетка, он бросает ее в горлышко.
— Что на этот раз придумал?
— Вы не учли главного, товарищ полковник. На спецподготовке нас учили запоминать километраж. Когда едете, учили нас, запоминайте цифры на спидометре. Я с Тоней сюда приехал — три последние цифры были 482. Вы вернулись — 566. Всего восемьдесят четыре километра наездили.
А до аэропорта и обратно отсюда почти двести. Что это значит?
Абрамов усмехается, наполняет рюмку, стоящую перед Волиным:
— Странно, ты ведь с виду неглупый парень...
— Что, и этому есть объяснение?
— Самое элементарное. Но выпьем сначала.
— Нет, — сказал Волин. — Вы сначала объяснитесь!
— И черт с тобой!
Абрамов выпил, отставил в сторону пустую рюмку, потянулся за долькой лимона.
Волин не выдержал. Закрыв глаза, он одним глотком отправил коньяк в рот, и в эту секунду Абрамов ударил его бутылкой по голове. Волин все же успел чуть отклониться, устоял на ногах и стукнул противника так, что полковник покатился вниз по лестнице. Снайпер хотел было бежать следом за ним, но тут взглянул в окно: к конечной остановке подходил автобус.
— Повезло тебе, — сказал Волин, перешагивая через стонущего Абрамова и наградив его напоследок ударом ноги. — Но не дай бог еще встретиться!
И он поспешил к автобусу, чувствуя, как кружится голова и подступает тошнота. Провел рукой по волосам — кровь. Не смертельно, сказал он себе, сотрясение, надо найти тихое место, отлежаться...
Абрамов попробовал подняться, но ноги не слушались. Переломаны были ноги. Он вытащил телефон, заорал:
— Срочно сюда, слышишь? Срочно! Меня нужно увезти отсюда. Если найдут и возьмут — все погорим, понял? Срочно приезжай...
Автобус, в который сел Волин, подходил к платформе электрички — она как раз тронулась с места. Волин вышел, замер. Он был не в состоянии сделать и шага. Он не видел уже, что из окна вагона на него смотрит Андрей.
Электричка умчалась.
Волин упал как подкошенный. Он был мертв.
6
Вертолет приземлился на асфальтовом пятачке возле вокзала. Из него вышел сначала Славин, следом — еще четыре человека. Их встречали тут Панин и Мишка. Чуть поодаль лежал труп, накрытый тканью, рядом с ним крутились милиционеры и врач в синем халате.
— Еще раз повтори, что тут произошло, — попросил Славин.
— Андрей узнал Волина через окно, позвонил мне, я прихватил Гречихина и помчался сюда. На двадцать минут вас опередил.
— Но уже посмотрел? — Юрий Кириллович кивнул на труп. — Волин?
— Волин.
— Он приехал автобусом из Федорцова, — продолжил теперь Мишка. — Сел в него на конечной. А на конечной садятся из двух деревень и трех садоводческих товариществ, это порядка четырехсот домов. Надо зачистить все.
Подъехал микроавтобус, и Славин сказал:
— Есть другое предложение. Сия карета нам подана, садимся, по дороге введу в курс дела.
Уселись, тронулись. Славин покрутил в пальцах сигарету, но курить в салоне не решился, повернулся к Панину и Мишке.
— Так вот, ребятки. Абрамов был дважды женат. Первая жена умерла давным-давно, у нее была дача, где проводила выходные дочь, пока не вышла замуж и не уехала в Тверь. Абрамов поддерживает с ней до сих пор нормальные отношения. Все ясно, нет? Да, главное забыл сказать: девичья фамилия этой самой первой жены была...
Зазвонил сотовый, Юрий Кириллович с кем-то переговорил накоротке:
— Слушаю... Не ехал, а летел? Ясно. Нет, не надо, сами управимся.
Он положил в карман телефон и спросил:
— Ребята, Волина на станции никто не опознал? Видели его тут раньше?
— Видели, — ответил Панин. — Продавщица из местного магазина, он у нее иногда покупал хлеб, кефир. Приезжал на «Жигулях».
— Впереди автобусная остановка, — крикнул водитель микроавтобуса. — Куда дальше рулить, товарищ полковник?
— Ясно куда. Достанем карты и компас, будем спрашивать у местного населения... Стоп, не будем спрашивать, тут, оказывается, своя милиция есть.
Они выехали на пятачок, где обычно разворачивался маршрутный автобус, и увидели стоявший в закутке, как в засаде, милицейский «Форд». За рулем его при открытой дверце сидел Валерий Иванович Щербина.
— Что-то меня сегодня все обгоняют, — вышел поздороваться с ним Славин.
Щербина посмотрел на часы:
— Жду вас ровно семь минут. Вот на столько наша доблестная милиция проворней иных силовых структур. — И далее продолжил уже без юмора: — Сам на дачу к Абрамову идти не рискнул... Нет, пошел бы, конечно, но мои ребята позвонили, дали информацию, что вы сюда едете... Что предпримем? Его участок отсюда — метрах в четырехстах.
— Транспорт оставляем, идем пешком.
— Можно лесом пройти, к самому забору.
И они пошли лесом.
Когда дом Абрамова был уже виден, четверо бойцов, прибывшие со Славиным, ускорили шаг и тут же растворились в своих камуфляжах в светлом березняке. Славин сел на пень, закурил. Щербина нетерпеливо переминался с ноги на ногу:
— Чего ждать? Тут до его калитки осталось...
Славин поднял палец:
— Не всегда побеждает тот, кто на семь минут шустрее. Абрамов — противник серьезный. Так, Панин?
Вадим не успел ответить — вышли на связь бойцы:
— Дом блокировали, обзор норма.
— Что видно?
— Тихо. Дверь открыта.
— Засветитесь.
Бойцов Славина до этого было не видно, а сейчас они объявились в поле зрения. Мелькнула сфера, треснула ветка, полетел камушек в окно.
Из дома — никакой реакции.
— Не нравится мне открытая дверь, — сказал Славин.
Щербина дернул плечами:
— А что здесь такого?
— Чаще всего ее не закрывают тогда, когда не могут закрыть, — ответил ему Вадим.
Юрий Кириллович затушил сигарету, опять сказал:
— Панин, иди к нам, а?
Встал, поправил ремень и, уже не таясь, ничего никому не говоря, зашагал к калитке дачи.
Вадим, Мишка и Валерий Иванович последовали за ним.
Бойцы остаются у забора, все остальные тоже. Славин сам идет к двери, переступает порожек, присвистывает:
— Сюда, товарищи. Оно уже не кусается.
Абрамов лежал у подножия лестницы, следы двух пулевых ранений были видны на его груди.
7
Из беседки, где они теперь сидят, хорошо виден летний домик, из которого бойцы выносят оружие и складируют его возле микроавтобуса. В домике под полом был оборудован ружпарк, теперь там все фотографируют, описывают, измеряют...
Славину это уже не интересно. Славин пытается понять, что тут произошло.
— Какие будут ваши соображения? — спрашивает он.
Первым, по старшинству, видно, отвечает Щербина:
— Вроде все ясно. Волин дрался с Абрамовым, схлопотал бутылкой по голове, пристрелил его и побежал на автобус.
— Железная логика. Только куда он оружие мог деть?
— Выкинул по дороге.
— От дома до автобуса недалеко, можно, конечно, поискать, но... Есть одно но, да, Панин?
Вадим кивнул:
— Есть. Я знаю, как стреляет Волин. В лоб.
— Как Ису твоего, единственного свидетеля, — добавил Славин.
Некоторое время помолчали. Видно, что каждому нечего сказать. Продолжил опять Славин:
— Стволы — что надо, хорошие стволы. Ими сполна обеспечены две силовые структуры страны — милиция и бандиты. У вас, Валерий Иванович, готов об заклад биться, тоже не «Макаров» в кобуре?
— «Макаров». Причем по году выпуска почти мой ровесник.
— Свистите небось. Кобура только старая.
— Шуточки у вас.
Валерий Иванович расстегнул кобуру, протянул пистолет Славину. Фээсбэшник только успел взять его, как подбежал боец:
— Товарищ полковник, на два слова...
Славин отошел чуть в сторону, слушает бойца, оттуда бросает оружие Щербине. Слышно, как он восклицает:
— Быть такого не может!
— Да сами проверьте! Медики сюда уже едут...
Славин возвращается в беседку, качая головой:
— Ну везет же негодяям, а! Абрамов, оказывается, живой. Под свитером броник у него, одна пуля в нем и застряла, другая, правда, в тело вошла, но... Но жив, вот что главное! Его мои ребята в комнату, что на первом этаже, перенесли. Ладно, кто желает, пойдем со мной на арсенал еще раз взглянем. У меня просто-таки нездоровая страсть к хорошему оружию!
Вместе со Славиным в летний домик пошли Вадим и Мишка. Едва переступили порог, он тормознул их и показал на щель незакрытой двери:
— Дешево, но иногда срабатывает. Авось и сейчас...
Щербина, безмятежно сидевший в беседке, схватился и побежал в дом.
— Теперь за ним, ребятки!
Все трое вбежали в комнату в тот миг, когда Щербина с «Макаровым» в руках стоял над телом Абрамова. Подполковник был до того растерян, что даже не удивился, увидев Славина. Он только и произнес:
— Абрамов же мертв. И без бронежилета.
— Мало того, — сказал Славин. — И пуль в стволе нет, да и сам ствол не твой. — И повернулся к Вадиму. — Да, Панин, тогда, в автобусе, я так и не успел тебе сказать, фамилия первой жены Абрамова была Щербина, родной сестрой этому приходилась...
