Глава седьмая
Всю ночь мне снилось, что я тону. Когда я проснулась, перед глазами все еще стояла картинка: ребенок лежит под водой на спине и не двигается, а я знаю, непонятно откуда, что в его смерти виновата я.
Я сбросила с себя остатки сна и вдруг подумала, что он в эту самую минуту плавает внутри меня, волосики на его большой голове развеваются… А потом все это как выльется…
У меня не было сил идти в школу. До одиннадцати пролежала, глядя в потолок.
— Скажу, что заболела, — пояснила я, когда наконец спустилась к маме на кухню.
— Говори что хочешь.
Я вышла из дома. Браун-Мосс-роуд — Ганнер-лейн — Уиган-роуд. Буду идти, идти, пока не дойду до края земли и не упаду.
У гостиницы «Кок» свернула направо и пошла в сторону Эмбли мимо площадок для гольфа, мимо Хэйфилд-Хаус, отгороженного от дороги рядом деревьев. Я шла, сама не зная куда. Мне было все равно. Над головой кричали грачи, в пыли на обочине купались воробьи. В теплом воздухе разливался густой запах бузины и шиповника.
Я спустилась на набережную и пошла вдоль канала. Мимо медленно проплыл дом-баржа. Вокруг двери — орнамент из зубцов и переплетенных роз, на крыше флюгер в форме терьера. Хозяйка дома, женщина средних лет, улыбнулась мне и кивнула. Кстати, хорошая мысль — жить на воде. Можно спуститься по Манчестерскому каналу и начать новую жизнь. Передо мной с писком пробежал черный дрозд. Ребенок пошевелился.
«Ну ты и дуреха! — сказала я сама себе. — Вот именно потому у тебя столько проблем, что ты как раз и начинаешь новую жизнь!»
Я вдруг поняла, что страшно хочу пить. Рядом как раз был паб «Удочки и сети». Порывшись в карманах, я набрала мелочью три фунта тридцать центов. Поднялась наверх по осыпающимся каменным ступеням, осторожно перешла дорогу.
После яркого солнца мне показалось, что в пабе совсем темно. Пришлось подождать, пока глаза привыкнут. Я много раз видела это место из окна автобуса, но еще ни разу тут не была. Судя по всему, это типичный сельский паб, славящийся своими воскресными обедами и разливным пивом. Прищурившись, я разглядела, что за стойкой кто-то есть. Лысый толстяк. Натирает стаканы и подпевает Брюсу Спрингстину, поющему из музыкального автомата «Born in the USA». На рубашке расплываются темные пятна от пота.
— У вас есть телефон? — спросила я от двери.
Он указал в угол возле женского туалета и продолжил строить из себя известного певца.
Я сняла трубку, посмотрела на часы и набрала номер сотового Дэниела.
«Господи, пусть он у него будет включен!» Щелчок.
— Слушаю.
— Дэниел! Это я! Алло… Что там за вытье?
— Подожди секундочку, отойду туда, где потише. Вот, так-то лучше. Тут в комнате отдыха устроили караоке. Самое то — после утренней физики слушать, как какой-то шизик из десятого класса воображает себя Ноэлем Галлахером. Ты как? Я заметил, что тебя сегодня не было…
— Со мной все в порядке. Просто не было настроения идти в школу. Слушай, у тебя сегодня окна есть?
— В смысле, «часы для самостоятельной подготовки»? Да, один официальный и еще один дополнительно, потому что миссис Чисналл дала нам задание и уехала на конференцию. Ты же не предлагаешь прогулять?
— Предлагаю. Ты можешь совсем уйти?
— Что, прямо сейчас?
— Да, если можно. У меня еще одна проблема, надо обсудить. Прости, что отрываю.
— Не вопрос. Уже еду. Ты дома?
— Нет. Ты знаешь «Удочки и сети»?
— В Эмбли? Мы там три недели назад отмечали мамин день рождения. Хорошие пироги и ужасный музыкальный автомат. В общем, приеду… минут через двадцать. Только не делай глупостей, — предупредил он и повесил трубку.
Я взяла два маленьких стакана сидра и стала ждать.
Села за деревянный стол на улице. Блестящие на солнце машины проносились по каменному мостику через канал. По берегам густо росли деревья, склоняя к самой воде ветки с зелеными плодами. Оставляя за собой расходящуюся клином рябь и нарушая четкое отражение неба, плыли два лебедя. Жаль, что у меня нет с собой фотоаппарата. Такая идиллия. Похоже на картинку на жестянке от сладостей, в которой бабушка держит пуговицы.
«Обязательно сюда вернусь, — пообещала я себе, — сфотографирую это место. Можно даже его нарисовать и подарить бабушке. Ей понравится».
Наконец я увидела сверкающий красный «форд» Дэниела — ему родители подарили, когда он получил права. Съехал с моста и свернул на стоянку за пабом. Не прошло и полминуты, как, щурясь от солнца, появился Дэниел. «Неужели он ничего не может сделать со своими волосами?» — подумала я и тут же решила, что слишком к нему придираюсь.
— Там, внутри, какой-то тип проходит кастинг для передачи «Звезды о себе», — заметил он, перекидывая через скамейку свои длинные ноги и аккуратно пристраивая рядом с собой куртку.
— Видела уже. «Звезды не в себе» — вот как это должно называться. Если они хотят выдать его за Брюса Спрингстина, то придется затянуть его в корсет. И еще мешок на голову надеть. На. — Я пододвинула к нему стакан.
— Ваше здоровье! — весело сказал он и отхлебнул. — Так что у тебя случилось? Опять передумала?
— Нет, что ты. Я уже решила рожать.
— Слава богу! А то я уже отменил запись, когда ты позвонила. И если смотреть правде в глаза, то, скорее всего, было уже поздно.
— Знаю. Но я уже все решила.
— Отлично. Гляди, что я тебе принес.
Он вытащил из кармана куртки банан.
— Ты что, помешался на фруктах? Я сегодня уже съела два яблока. Ты становишься фруктовым террористом.
— Нет, его не надо есть. То есть можешь и съесть, конечно. Но я его принес не для того. Это твой ребенок.
Мы уставились на банан на столе. В коричневых пятнышках, у хвостика след от ногтя.
— Чего?!
— Нет, я не к тому, что у тебя родится банан. Просто твой ребенок сейчас такого вот размера. Я это в Интернете вычитал.
— Боже мой, правда? — Я погладила липкую кожицу, потом приложила его к животу. Как странно…
— Кстати, по тебе все еще не очень заметно, что ты беременна, — сказал Дэниел, глядя на мой живот. — Можно подумать, что немного поправилась, и все. Я бы не догадался.
— Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Я подумала, что уже нет смысла скрываться, надо сказать в школе. И мне страшно. Не знаю, как это сделать. Можно, конечно, просто прийти в футболке без всякого свитера — всем сразу же станет ясно. Они, наверно, считают меня сумасшедшей, потому что я все еще хожу в зимней одежде. Я на грани теплового удара, но приходится изображать, что меня знобит. Можно еще поговорить с Джулией, она с удовольствием возьмется всех поставить в известность. Останется только дождаться, когда дойдет до учителей. Представляю, как миссис Левер заглядывает в класс и, поджав губы, вежливо просит меня пройти к директору. А вокруг все шепчутся и перемигиваются. А может, пойти сразу к директору или к кому-то из учителей — пусть сами решают, что со мной делать? Соберут совещание, а я буду ходить под дверью и ждать приговора. Один вариант хуже другого! — Я схватилась за голову. — Дэниел, что же мне делать? Ну как, как выдержать, когда все от меня отвернутся?
— Ты выдержишь, — уверенно сказал он.
— Откуда ты знаешь? — спросила я, глядя на него сквозь пальцы.
— Потому что… — У него вдруг задрожали руки. — Гм… Так. Ты когда-нибудь курила?
— Нет. Ни разу не пробовала.
— Почему?
Я опустила руки и задумалась.
— Ну, потому что, взвесив все за и против, я пришла к выводу, что оно того не стоит. Запах изо рта, бессмысленные расходы, вред для здоровья, негодование родителей, выглядишь как проститутки ка — это минусы. А плюсы? Похудеешь на пару фунтов и появится еще что-то общее с остальными. Но при чем тут курение?
Он широко улыбнулся и хлопнул ладонью по столу.
— Тебе не приходило в голову, что мало кто рассуждает так же. Ты — необычная.
— Я?
— Ты и сама это знаешь. Большинство людей готовы на все, лишь бы стать такими, как все. А тебе наплевать на мнение окружающих.
Я удивленно его разглядывала.
— Хочешь, честно скажу, что я думаю? — спросил он, глядя мне в глаза.
— Давай.
«Интересно, что же такое он сейчас скажет?» — подумала я.
— Мне кажется, что ты скрытная.
На секунду я рассердилась, но потом рассмеялась:
— Продолжай.
— Ты очень самодостаточная.
— Да нет, мне кажется… Ну, иногда да.
— Ладно тебе. Ты и сама знаешь, что это так. У тебя есть друзья, но тебе все равно, общаться с ними или сидеть одной.
— Неправда! Ты уже совсем из меня буку сделал! Ну, честно, Дэниел, я обычный подросток, если не считать того, что беременна.
— Да нет, я не о том. Просто ты не боишься плыть против течения. Ты личность. Именно поэтому… — Он замолчал и некоторое время смотрел на канал. — В общем, я не говорю, что тебе будет легко, но ты из тех редких людей, кто может с этим справиться.
Да, умеет он поднять мне настроение.
— А ведь ты прав.
— Спасибо. Тебе что-нибудь принести?
— Газировки, если можно. Надо же заботиться о здоровье бананенка. Не буду его травить.
Когда он вернулся, я сказала:
— Только я сомневаюсь, что смогу оставаться такой же самодостаточной, когда появится ребенок.
— Мне тоже так кажется. Имена уже придумала? Кстати, ты с ним не разговариваешь? Говорят, он тебя слышит.
— Да ну? Господи, как все это странно. — Я поглядела на свой живот, погладила его. — Если родится девочка, то будет Чикита, а если мальчик — то Файфе. Ну, как тебе? — Нет ответа. — Видимо, маленький пришел в ужас от таких имен. Знаешь, Дэниел, не могу даже сказать, до какой степени я рада, что есть с кем поговорить. Мама на меня даже не смотрит. Каникулы прошли просто ужасно. Кстати сказать, я довольно много готовилась к экзаменам… Так, значит, думаешь, надо сказать кому-то из учителей?
— Да, найди кого-нибудь понимающего. Например, миссис Стоукс.
— Ха! Нет, я лучше исповедаюсь миссис Карлайл. Она была моей руководительницей в десятом и одиннадцатом классах. Говорят, она в молодости хипповала, так что, наверно, ее моя проблема не слишком шокирует. И она всегда писала мне самые хорошие отзывы.
— Тогда, может быть, она и с твоей мамой поговорит, — предложил Дэниел.
Он, видимо, думает, что моя мама разумный человек, которого можно в чем-то убедить.
— Не-е, это уже фантастика. Давай не будем торопиться и заглядывать в будущее. Да, Чикита?
— Значит, в школу во вторник?
— Нет, завтра мне к врачу, так что до среды. Не дай бог, мне не разрешат сдавать экзамены.
— Тогда буду держать наготове шоколад и пачку носовых платков.
Он меня озадачил. Может, я и правда не такая, как все?
В прошлое воскресенье видела по телевизору Шарлотту Черч. Волосы чистые, блестящие. «Я обычный подросток», — говорила она. Ага, конечно! Только что такое «обычный подросток»? Не вижу ничего общего между ней и, скажем, Гэри Уиттлом, с которым мы вместе ходили в начальную школу. Он как-то раз привязал петарду кошке к хвосту. А теперь он в колонии для малолетних преступников. И я с растущим день ото дня символом моей глупости уж точно не похожа на Черч. Единственное, по-моему, что есть общего у подростков, — это то, что им всем больше двенадцати и меньше двадцати.
Только представьте:
Социологическое исследование. Часть 1
Вопрос 1: Насколько вы вписываетесь в социум?
Тема исследования: склонность индивидов, а также общества в целом (особенно СМИ) создавать стереотипы людей определенного возраста, класса, этнической и профессиональной принадлежности. Обычно стереотип представляет собой набор отрицательных характеристик. Дает возможность человеку чувствовать свое превосходство на основании самых незначительных фактов.
§ 1. Подростков выделяют в особую группу люди среднего возраста и пенсионеры. Подростки пугают их не своим поведением, а тем, что напоминают им о старости и об упущенных возможностях. По их мнению, все подростки наделены следующими чертами:
§ 2. Частая смена настроения. Это несправедливое утверждение. Смена настроений не зависит от возраста. Моя мама — вот настоящий человек настроения! Если бы состязания по смене настроений входили в Олимпийские виды спорта, моей матери все судьи поставили бы десять баллов. Взрослая женщина, а ведет себя хуже любого подростка.
§ 3. Практицизм. Опять же несправедливо. Он характерен для людей всех возрастов: зайдите в воскресенье в магазин «ИКЕА» — сами убедитесь. Я сама не отличаюсь практицизмом просто потому, что у нас нет денег.
§ 4. Тщеславность. Несправедливо. Самовлюбленность идет от неудовлетворенности, а не от возраста. Более того, чем старше человек становится, тем больше он уделяет внимания внешности. Отсюда все эти средства для маскировки седины, корсеты, средства для отбеливания зубов. Не одни только подростки покупают крем «La Prairie» по семьдесят фунтов баночка.
§ 5. Пьянство. Неверное утверждение. Четверть учеников нашего класса — мусульмане. Плюс Дейв Харман из «Свидетелей Иеговы» и Алисон Джил, у которой мать сбил пьяный водитель. И судя по тому, кто выходит из «Клуба рабочих» в воскресенье вечером, больше всего пьют те, кому за пятьдесят.
§ 6. Прыщи. И даже этот древний как мир стереотип — полная ерунда. Например, у нашей лаборантки в кабинете физики — и прыщи, и морщины! Ей, бедняге, наверно, под сорок. А у меня прыщи только на плечах и на спине, так что это не считается.
Заключение: невозможно выделить подростков в особую категорию, опираясь на стереотипы, как это можно сделать со стариками. Нет такого понятия, как «типичный подросток». А раз так, то и ставить вопрос о том, такая же я, как все, или нет, — нельзя. Что и требовалось доказать.
* * *
Я сидела в комитете по усыновлению. Окна кабинета выходили на Таун-Холл-сквер. Напротив меня за столом сидел мой консультант — миссис Джойс Фиттон. Я уже поняла, что говорить с ней — только тратить время.
— И что же вы нашли? — спросила я, как только села.
— Пока ничего. Мы вас пригласили не для того. Это просто консультация. Нам необходимо узнать причины, по которым вы к нам обратились.
У миссис Фиттон были очки на цепочке и огромная грудь. Говорила она медленно и делала паузы, чтобы улыбнуться. Мне хотелось двинуть ей по роже.
— Вы бы лучше тут у себя прибрались. На жалюзи пыль тоннами, — нахамила я, потому что она меня очень сильно расстроила.
— Карен, вы сердитесь. Это из-за ваших настоящих родителей?
Это из-за тебя, тупая дура! Я сделала глубокий вдох.
— Просто я устала ждать. И надеялась, что сегодня вы скажете, что нашли мою настоящую мать, и решится проблема всей моей жизни. Я думала, вы достанете толстую папку с ее фотографиями, сведениями о ней, среди которых будет упомянуто, как ей меня не хватало все эти годы, снимками ее прекрасного дома — деревянные полы, натертые до блеска, двери в сад, пони, скачущие по полю, — а также вручите мне письмо, написанное изящным почерком на дорогой бумаге, в котором она скажет, что очень хочет меня видеть.
— Вы должны точно представлять, что хотите получить в результате. И не забывать о том, что, возможно, они не захотят вас видеть, и приготовиться к разочарованию.
— Ну, к разочарованиям я привыкла.
Господи, она может подумать, что я вечная неудачница!
Миссис Фиттон сняла очки и бросила на меня долгий взгляд.
— Может, конечно, оказаться и так, что, поговорив с вами, мы придем к выводу, что вам не нужно разыскивать своих настоящих родителей, — продолжала она. — Видите ли, очень часто это может привести к негативным последствиям. Я бы даже сказала, — она снова надела очки и принялась передвигать бумажки на столе, — что если вы не настроены должным образом, то подвергаете себя серьезному психологическому риску. Не поймите меня неправильно: я не пытаюсь вас отговорить.
Я поняла, на что она намекает.
— Да, конечно. Вы просто делаете свою работу. И все-таки, как вам кажется, вы сможете ее найти?
— С достаточно большой степенью вероятности можно сказать, что да. И отца, если хотите.
— Честно говоря, отец меня не очень интересует. Я хочу разыскать именно мать.
Она опять улыбнулась:
— Так обычно и бывает. Даже с мужчинами. Многие считают, что есть какая-то особая связь между ребенком и женщиной, которая выносила и родила в муках.
— А разве нет?
— Обычно да. Вы посоветовались с членами вашей семьи?
— Разумеется.
— И что они думают?
— Они полностью меня поддерживают. У меня очень теплые отношения с моей приемной матерью. С ней я могу говорить обо всем. — Конечно, если это все — полная ерунда. — А с дочерью мы скорее как сестры или подруги.
— Значит, вы уверены, что они с радостью примут вашу настоящую мать?
— Конечно. — Да я их к ней близко не подпущу.
Миссис Фиттон что-то записала своим бисерным почерком.
— Скажите мне вот еще что, Карен. Зачем вы ищете свою настоящую мать?
Ага! Я так и знала, что рано или поздно меня об этом спросят. И подготовилась.
— Чтобы мы с ней поделились опытом, поговорили как женщина с женщиной. Не думайте, что я хочу, чтобы она заменила мне мою мать, не приведи Господь! И я не жду, что она решит все мои проблемы. Никаких таких глупостей! — Я закатила глаза, показывая, какой бредовой мне кажется такая мысль.
— А у вас сейчас есть проблемы?
Вот черт!
— Да нет, ничего особенного. Обычные житейские мелочи. То стиральная машинка сломается, то мусор не вывозят — такого рода.
Она одобрительно закивала.
— Вы не поверите: кто-то постоянно крадет наш мусорный ящик! Пришлось даже написать на нем номер дома.
Я покачала головой.
— Судя по всему, вы много думали обо всем этом.
— Да.
Ну, хоть это-то — чистая правда.
— Тогда давайте договоримся, что мы свяжемся с домом матери и ребенка, который указан на вашем свидетельстве о рождении.
— Он закрылся, — вырвалось у меня. — Я… я еще в самом начале пыталась им позвонить, но там теперь школа бизнеса.
Она даже глазом не моргнула.
— Да, они переехали. Мы с ними и раньше имели дело. У них должна быть нужная нам информация. А потом мы вам позвоним и назначим следующую встречу. Тогда уже просмотрим документы и решим, что делать дальше. Может быть, вам все же захочется и отца отыскать.
— Сколько это займет?
— Пару недель, не больше. — Опять улыбнулась. — Вы производите впечатление трезвомыслящей женщины, Карен. Уверена, у вас хватит сил перенести разочарование, если будет что-то не так.
Трезвомыслящая? Разве те, кто здесь работает, не сдавали экзамен по психологии? Идиотка доверчивая. Но лучше ей не рассказывать про мои бесконечные неврозы. Она записала что-то и прилепила бумажку на компьютер рядом с забавным рыжим зверьком с выпученными глазами. Неужели можно дожить до ее возраста и все еще верить в то, что люди хорошие?! По-моему, это ненормально.
Мы пожали руки. Уходя, я сказала:
— Простите за жалюзи.
Миссис Фиттон улыбнулась:
— Мы тут и не такое слышим, уж поверьте мне.
* * *
Я бы с удовольствием пошла к врачу вместе с бабушкой, только разве с ней пойдешь? Представляю себе разговор с акушером-гинекологом.
Врач. Итак, Шарлотта, какой у тебя срок?
Бабуся. Они говорят, что человек полетел на Луну! Вот ведь чушь!
Я бы с удовольствием потащила с собой Дэниела, но мне кажется, я не имею права. К тому же слишком неловко было бы объяснять: «Нет, это не отец ребенка, он просто пришел подержать баночку с мочой!» Вдобавок у него в тот день был экзамен по математике.
Думаю, можно было бы взять маму, если бы она все еще не злилась. Мы чуть не убили друг друга на прошлой неделе, когда поругались из-за того, что она испортила прошлый поход к врачу.
— Фолиевая кислота? Хватит о витаминах, скажите ей лучше, какая она безмозглая девчонка! Скажите ей, доктор! Она, между прочим, должна была в университет поступать.
К счастью, мама боится специалистов в области здоровья, поэтому, когда он попросил ее успокоиться и помолчать, она заткнулась. Да так с тех пор со мной и не разговаривает.
Акушер-гинеколог оказалась доброй, хорошей девочкой, чуть ли не моего возраста, и это помогло мне расслабиться. Первое, что я спросила:
— Разве бывает так, чтобы женщина была беременна и при этом шли месячные?
Она нарисовала мне схему матки и яйцеклетку.
— Когда яйцеклетка прикрепляется к стенке матки, может лопнуть какой-нибудь сосудик. В результате выходит то, о чем вы говорите, — немного крови. Ведь ее было немного?
Я мрачно кивнула. Ну почему взрослые женщины об этом молчат?!
— Думаю, вы долго не знали, волноваться или нет.
Она улыбнулась. Думаю, она обо всем догадалась по моему возрасту (в карточке стоит дата рождения) и по тому, что я пришла без парня, но сначала ничего не сказала. Объяснить пришлось, только когда она закрепила у меня на руке липучку и стала мерить давление.
— Мама уже едет, — соврала я. — Она задержалась.
— А отец ребенка?
Я чувствовала, как манжет сжимает мне руку. Кровь застучала в кончиках пальцев.
— Оказался первостатейной скотиной. Все в прошлом.
Воздух с шипением выходил.
— Понятно. Бывает и такое. — Она высвободила мою руку. — А мы знаем что-нибудь о здоровье этой скотины? Группу крови, наследственные заболевания, что-то вроде того? Я спрашиваю потому, что надо заполнить карточку.
— Нет, ничего не знаю.
— Ну и ладно. Не страшно.
Я же говорила, что она просто прелесть.
На нескольких страницах она расписала про мою диету и развитие плода, а потом мы с ней слушали через специальный микрофон, как бьется его сердце: тук-тук-тук-тук. Затем она велела мне пойти выпить пол-литра воды и ждать, когда вызовут на УЗИ.
УЗИ. Как часто мне снилось, что я иду на УЗИ и выясняется нечто ужасное. Ребенок без головы. Ребенок-осьминог. Ребенок-карлик.
В коридоре сидели женщины на самых разных стадиях беременности. Одни читали журналы, другие пытались чем-то занять чересчур активных малышей. И почти все они пришли с кем-то. Я села рядом с одинокой негритянкой, выглядевшей в профиль, как будто она засунула под свитер футбольный мяч, поймала ее взгляд. Она улыбнулась. Меня приняли в тайный клуб беременных женщин.
— Долго ждете? — спросила я.
— Уже полчаса.
— А срок какой?
— Тридцать семь недель. Ребенок повернулся ножками вниз, врачи хотят уговорить его перевернуться. Иначе мне придется делать…
Она не договорила, потому что к ней подошел высокий мужчина в костюме. Он поставил на столик чашку кофе, поцеловал негритянку в щеку, погладил ее живот. Чувствуя себя совершенно несчастной, я отошла в сторонку. Не вспоминать свои кошмары было просто невозможно.
Я полезла в сумочку за книжкой в мягкой обложке, которую мне дал врач. «Дневник Эммы» — понедельное руководство для беременных. Я хотела поглядеть, что там пишут о врожденных уродствах. Но когда доставала книжку, на кафельный пол полетел какой-то листок. Я подняла его, и по характерным завитушкам узнала бабушкин почерк.
Сколько бы бед ни случилось,
Крошка, ты не сирота.
Помни, что Божия милость
И над тобой разлита.
Божия милость. На глаза навернулись слезы. Я опустилась в кресло. Милая бабушка!
Сорок минут спустя, как раз когда мне уже казалось, что я не выдержу, маленькая седая медсестра пригласила меня в затемненную комнату. Помогла мне улечься на кушетку, задрала мне рубашку, спустила штаны. Я глядела, как она размазывает гель по моему животу, казавшемуся в таком положении не много меньше. Она отошла, уступая место врачу.
— Смотри на экран, — прошептала медсестра, радостно улыбаясь.
Мерцающий белы и профиль: голова и ручка.
— Сосет пальчик! — пояснила она.
Господи! Так, значит, там все-таки уже ребенок. Правильно говорили. Доктор стал сильнее давить зондом, и маленький недовольно шевельнулся.
— Только не пораньте его! — встревожилась я.
— Ничего ему не будет, — пробурчал врач, методично записывая показания каждый раз, когда машина пищала. — Когда последний раз были месячные?
— Я уже говорила акушеру-гинекологу, что не помню.
Интересно, неужели есть такие женщины, которые действительно отмечают это в календаре?
Он переместил зонд, на экране появились ножки.
— И вы не ходили определять срок беременности… Так…
Изображение застыло.
— В чем дело? — запаниковала я. Аппарат страшно загудел.
Ко мне склонилась медсестра.
— Все в порядке. Это распечатывается снимок. Мы его приложим к твоей карточке. Можем сделать копию и для тебя.
— С ним все в порядке? С моим ребенком что-то не так?
Врач щелкнул какой-то кнопкой, экран погас, включился верхний свет.
— Все в порядке и с тобой, и с ребенком. Я бы сказал, у тебя примерно… — он глянул в карточку, — двадцать шесть недель. Так что ориентировочно я поставлю дату родов шестнадцатого октября.
— Ой, это же день рождения моей бабушки!
Медсестра широко улыбнулась и помогла мне встать с кушетки. Врач вписывал результаты в карточку.
— Можно спросить?
— Конечно, — ответил он, не поднимая головы.
— Там не видно было, это мальчик или девочка? Мне бы очень хотелось знать. Чтобы выбрать имя, ну и вообще.
Он глянул на меня через плечо.
— Нам запрещается сообщать пол ребенка, — коротко ответил он и отвернулся. Как он может не восхищаться тем чудом, которое только что мне показал?
— Навяжи побольше белых ползунков и кофточек, — проворковала медсестра и сжала мой локоть; хотела бы я иметь такую мать, как она. — А теперь я тебя провожу в туалет. Тебе, наверно, давно хочется.
Я ехала домой на автобусе, сжимая в руке расплывчатый снимок. И снова для меня мир перевернулся. Мы с моим ребенком оказались в центре мироздания. Мне казалось, что я и мой ребенок — самый главный итог миллионов лет эволюции. Правда, никто из пассажиров 416-го автобуса не подозревал о моем великом открытии. Но так ведь всегда бывает. Самые удивительные вещи ежедневно происходят прямо у нас под носом, а мы ничего не замечаем. Может, это и к лучшему. Если бы все только восхищались, никто бы ничего не делал.
Я ворвалась в дом и принялась разыскивать бабушку. В гостиной сидела миссис Кроутер из Общества помощи престарелым. Она читала местную газету.
— Она спит у себя в комнате, — сообщила мне миссис Кроутер. — Наконец-то утихомирилась. Буянила сегодня. Что-то ее беспокоит.
Я пожала плечами и пошла на кухню. Положила на стол снимок и стала пристально его разглядывать. Только по плечи, в профиль. Большой лоб. Мне подумалось: на кого он будет похож? И неожиданно перед глазами всплыло радостное лицо Пола, челка, падающая на глаза… Неужели он не захочет… неужели ему не интересно посмотреть? Но я знала, что думаю не о настоящем Поле, не о том мерзавце, каким он оказался на самом деле. А моему ребенку не нужен выдуманный отец.
Хотелось позвонить Дэниелу, но, глянув на часы, я поняла, что он еще решает задачи. Сделала себе толстый бутерброд с сыром и пошла наверх подумать.
Но когда я открыла дверь в свою комнату и посмотрела на кровать, я не смогла поверить своим глазам.
* * *
Между прочим, рождение этого ребенка беспокоит меня еще и потому, что я становлюсь бабушкой, а значит — старой. В тридцать четыре года! Ведущие телепрограмм старше меня… ну, некоторые. Хочется выкинуть к черту свитера и старушечьи штаны, носить топики, молодежные брючки, а волосы подбирать заколками с бабочками. И что, я буду выглядеть как молодящаяся бабка? Ну как я могу стать бабушкой?
И все-таки я чувствую: как только родится этот ребенок, я встану на путь, который ведет к ирискам «Werther’s Original», журналу «The People's Friend» и смерти. Я себя еще женщиной среднего возраста не считала, и вот те на — бабушка Карен. Еще меньше шансов найти мужчину. Нельзя назвать козырной картой в беседе такую фразу: «Не хочешь зайти как-нибудь посмотреть на моего внука?» Могу поспорить, Шарлотта об этом не думала. Ну почему моя дочь такая эгоистка?
* * *
На кровати были аккуратно выложены три блузки, джинсы и длинная юбка. Я подошла ближе, поглядела на этикетки. Одежда для беременных! Впервые за шесть месяцев я смогу прилично одеться. Я сбросила штаны сорок шестого размера, купленные на рынке в Уигане, и натянула джинсы. Хитро сшиты. Сверху эластичные, а ниже — как обычные джинсы. Как приятно надеть удобную вещь! Я стянула футболку и надела самую красивую из блузок — с цветами. Да, немножко бабский вид, но при таких обстоятельствах жаловаться не на что. Все сидело как надо. И не сваливалось, и не перетягивало. Затем я примерила юбку — тоже отлично. И с той же блузкой, и с другой, и с третьей. Тогда я сняла юбку и снова надела джинсы. Тут я и услышала, как открывается входная дверь, потом мамин голос внизу.
— Мам!
— Сейчас, — прокричала она в ответ. Я слышала, как она что-то говорит миссис Кроутер, потом дверь опять хлопнула. Ее шаги на лестнице.
— Ну? — сказала она, входя в мою комнату, и таким сердитым гоном, что я как-то сбилась.
— Все эти вещи…
— Что?
— Ты их купила?
— Нет, сами сюда пришли.
— Мама, спасибо тебе огромное…
— Я их заказала по каталогу, — оборвала она. — Если не нравятся, не отдирай этикетки — вернем. Расплатишься частями. Потом составим график.
Даже узнав о том, что это не подарок, я все равно была ей страшно благодарна.
— Ты меня просто спасла…
— Посмотрим правде в глаза: ходить так, как ты ходила, нельзя. Скоро люди будут пальцем показывать.
Она хотела уйти, но я схватила ее за руку:
— Мама, я хочу тебе кое-что показать…
Я взяла с подушки снимок и робко протянула ей.
Она мельком посмотрела на него и тут же отвела взгляд. А потом вырвала руку и, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате.
* * *
Иной раз сложно понять, что только женщины находят в мужчинах. Я любила отца, потому что он был мой отец. Мы его не слишком часто видели, но когда он приходил, то обращался с нами очень хорошо. Он сделал Джимми деревянную лодочку с мышеловкой внутри, так что нажмешь на штырек — и она открывается. Мы целыми часами играли с ней на заднем дворе. А для меня он сделал стульчик — я его и сейчас храню — резной, с гнутыми ножками. Когда он стал мал для меня, я сажала на него кукол. Отец, хоть и мог отругать, но ударил меня всего два раза. Один раз, когда я сказала молочнику: «Здравствуй, старый хрен». Я не знала, что это плохое слово. А второй раз, когда я сказала про маму: «Ну и лицо у нашей бабенки». А вот Джимми он ни разу и пальцем не тронул. Считал, что он просто ангел. Мы все так считали. Он был таким же обаятельным, как отец, и вдобавок с легким характером.
Но когда я выросла и особенно когда вышла замуж, я начала понимать, сколько горя он доставлял моей маме. Бабушка Флорри его ненавидела. Терпеть не могла его манеру неожиданно являться с уверенностью, что его оставят на ночь. Но она ни разу не выгнала его, потому что знала: Полли хочет, чтобы он остался, и мы тоже этого хотим. Иногда приходила его мать, бабушка Фентон, обе старушки садились на диван, набитый конским волосом, и обсуждали его поведение.
Мы жалели бабушку Фентон. Только представьте: родить сына, который ненавидит женщин. Она была в горничных, когда забеременела, и никому не говорила, кто отец. Но все понимали, что скорее всего это хозяин. Думаю, он хотел уйти от ответственности. Так что пока Гарольд был маленьким, ей приходилось тяжело. Пособия-то одиноким матерям в те дни не платили. Она продавала пиво, которое варила из крапивы, самогон и ириски из патоки. Грустно, что так получилось, потому что она была очень хорошей. Для Полли она бы все сделала. От сына-то она не сказать чтоб много любви получала.
Я знаю, как мне повезло. Билл был отличным мужем, и отцом тоже. Но чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что в мужчинах хорошего мало.
* * *
Я откладывала до последнего — честно говоря, легче забить шестидюймовый гвоздь в колено, — но дальше откладывать некуда. Надо поставить в известность Стива.
Не могу сказать, что мы с ним в плохих отношениях: он слишком ленивый, чтобы долго злиться. Для него прошлое — это прошлое. Его не расстраивает, что наш брак развалился. Он всегда рад меня видеть, а видит он меня примерно раз в год, и всегда рад, когда я ухожу.
Он живет в Хэрропе, недалеко от шахты. Можно было бы дойти пешком, но тащиться назад в гору — нет уж, увольте. Я приехала на машине, припарковалась у его дома.
— Привет.
Он углядел машину и вышел меня встречать. Стоит на пороге прямо в носках. С тех пор как я его последний раз видела, Стив отпустил усы. С ними он выглядит старше. Но по-прежнему худощавый, с четкими чертами лица и приятной улыбкой.
Я прошла по заросшей травой дорожке, потом через темный коридор, уставленный какими-то коробками, в гостиную.
— Присаживайся. Чайник только что закипел.
И тут тоже коробки, на полу лежат связки газет, грязная посуда, джинсы висят на решетке у камина. Сначала, когда мы развелись, я приходила в ужас от того, как он живет, но теперь перестала обращать внимание. Отстающие от стен обои еще никому вреда не причиняли. Так что мне наплевать, лишь бы не в моем доме.
— Так что случилось? У тебя был какой-то странный голос по телефону. Что-то с Шарлоттой? — Он передал мне кружку с фотографией Линды Лусарди и сел напротив.
— Да. Боже мой, даже рассказать трудно. У нее проблемы.
— Проблемы? В школе? А я-то думал, у нас прилежная девочка.
— Ну ты и балда. Проблемы, я говорю! Она беременна.
— Ни фига себе… — Он поставил кружку на ковер и криво улыбнулся. — Не может быть! Наша Чарли? Я думал, она не такая дура, чтобы…
— Я тоже так думала.
— Не могу поверить, — сказал он, качая головой. Наша Чарли! Она ведь такая умная девочка. Мне казалось, уж точно умнее нас. О чем она думала?
Я пожала плечами и откинулась на спинку дивана.
— Я ее тысячу раз предупреждала. Но ты же знаешь, какая она. Все скрывает. И поговорить с ней ни о чем невозможно. Я даже не знала, что она так долго встречалась с этим парнем. Такая скрытная. И срок уже большой. Аборт делать поздно. Пряталась до последнего. Никто ничего не знал.
«Я не виновата», — хотела добавить я. Но Стиву и в голову не придет меня обвинять. Оправдаться я хочу в первую очередь перед собой.
— А этот парень что говорит?
Он машинально выпрямился и напрягся.
Повисла пауза.
— Я не выясняла, — тихо ответила я.
— Как это? Ты хочешь сказать, что ты не говорила с его родителями? Мне кажется, он должен как-то объясниться.
Можно было бы рассказать ему, что я думала только о том, как избавиться от ребенка, обвиняла Шарлотту и саму себя. Когда же оказалось, что аборт делать поздно, я так озверела, что вообще перестала соображать. Не могла заставить себя даже здороваться с ней. Какие тут разговоры об отце ребенка! К тому же я его не винила. Виновата она. Что бы ни говорили, а равенства полов не будет до тех пор, пока мужчины не начнут рожать. Она должна была знать и иметь в виду, что можно залететь. И должна была этого избежать. А раз не смогла, то пусть сама и разбирается. Мужчине лишь бы получить удовольствие, а о последствиях должна думать женщина. Так что, по моему мнению, виновата она.
Но Стив уже взял след, и его голубые глаза загорелись.
— Как звать-то эту сволочь? И где живет?
— Пол. Пол Бентам. Живет близко, на Барроу-роуд, кажется. Они вместе с Шарлоттой ходили в начальную школу. Наглый такой тип. Бросил ее три месяца назад. Вот я и думала, что она прячется, потому что все еще сохнет по нему. Откуда мне было знать…
— Значит, так. Я собираюсь навестить этого Пола Бентама и разъяснить ему, как обстоят дела. Он так просто не уйдет от ответственности! Я же не ушел. Даже в таком возрасте надо отвечать за свои поступки. Гаденыш! — Он стукнул кулаком по стулу. — Обидел нашу Шарлотту — и в кусты? Бедная девочка. Как она?
«А я как?» — хотелось закричать мне. Кто будет думать обо мне?! Сесть на автобус до манчестерского аэропорта и улететь из этой страны. Единственное, что останавливает, — без меня наш дом просто рухнет. Да я не могу даже в магазин выйти, не проверив бабкин калоприемник и не удостоверившись, что у Шарлотты еще не поехала крыша. Чувствую себя этим греческим парнем, который держал на своих плечах небо.
Но я сюда пришла не для того, чтобы жаловаться. Стиву жаловаться бесполезно, именно из-за этого мы с ним так и скандалили. Он не понимает, что женщины любят жаловаться, просто чтобы с кем-то поделиться своими неприятностями. Им не нужны советы и планы действий. Они просто хотят сочувствия, внимания и понимания.
Поэтому я сказала только:
— Она в порядке. Сейчас я за нее не волнуюсь, она… — у меня вырвался горький смешок, — она ходит довольная, только и думает что о своем ребенке. Но я уверена, что ее радость поубавится, когда он родится.
— Ну да, так всегда бывает.
— Точно.
Мы замолчали, вспоминая наши страшные скандалы в первые месяцы жизни Шарлотты.
— Зато у нее есть ты. Ты ей поможешь, — заметил Стив; меня кольнула совесть. — А что я должен сделать? У меня не очень получается с ней разговаривать… Она меня, честно говоря, немного пугает. — Он виновато хихикнул. — Такая умная. И ростом выше меня, и… — он провел рукой по волосам, — я ее так мало знаю.
Могла бы я тут съязвить, но в тот момент меня больше всего потрясло, что ведь и я чувствую то же самое, что и он. Да и вообще лишний скандал мне не нужен.
— Я мог бы помочь деньгами, — продолжал он, указав на коробки. — Приятель с работы попросил приглядеть за его добром, обещал заплатить. С удовольствием отдам эти деньги Шарлотте.
— Ну, не буду кокетничать. Не в деньгах счастье…
— А в их количестве, — закончил он, и мы рассмеялись. — Отлично. Договорились.
— Только не думай, что я специально пришла побираться.
— Нет, я и не думаю.
— Я пришла объяснить ситуацию. Ведь она может все-таки прийти к тебе поговорить.
На лице Стива отразился испуг.
— От черт. Знаешь, что я сделаю? Пойду-ка поговорю с этим парнем, может, удастся от него добиться толку. Хуже ведь не станет, правда?
Я глядела на свою чашку и взвешивала варианты. Линда Лусарди строила мне глазки из-под чайного налета.
— Надеюсь, нет. Главное — держи себя в руках.
* * *
Я отважилась сообщить в школе. В тот же вторник, когда я ходила на УЗИ, в четыре часа я позвонила миссис Карлайл и все ей рассказала. Она ответила, что подумает и позвонит через полчаса. Было решено, что я буду писать все экзаменационные работы в кабинете мистера Дьюка, подальше от любопытных глаз, плюс приходить и уходить я могу во время уроков, чтобы меня никто не видел. Так я и делала, пузатым призраком пробираясь по школьным коридорам. Работы, которые пойдут на проверку выше, я писала в присутствии учителя, а такие, которые будут читать только на уровне школы, вообще одна. Бутылка минеральной воды, пакетик с жевательными конфетами и мой маленький милый снимок. Никогда в жизни мне не удавалось так хорошо сосредоточиться.
В конце последнего экзамена ко мне пришла миссис Карлайл, и мы с ней долго болтали. Она принесла мне кружку горячего кофе, хотя и не знала, что от одного запаха быстрорастворимого кофе меня тошнит. Видимо, я неплохо написала все работы, потому что она долго рассуждала об университетах, в которых можно «забронировать» место, а также о том, как решить проблемы, с ребенком.
— Добивайся того, чего хочешь, — дважды повторила она.
Только я теперь уже сама не знала, чего хотела.
В последний день занятий она собрала девочек из шестого класса и рассказала им обо мне. Я собиралась зайти в кабинет и попрощаться с ними (Дэниел убеждал меня, что надо попрощаться), но в последний момент я поняла, что не смогу. Остаток дня я провела в Эмбли на берегу канала, бросая в воду листики и глядя, как они уплывают на свободу.
Это было в среду. А в четверг мне позвонила Джулия и позвала вместе пообедать. Я решила, что должна пойти. И пошла.
Джулия повернута на общении. Это она в мать. Та — моложавая женщина с ярко накрашенными губами — тоже может говорить с кем угодно. Помню, последний раз на дне открытых дверей была лысая женщина — наверное, у нее был рак. Мать Джулии подлетела к ней и тут же начала с ней болтать. Я стояла за столом с закусками и страшно боялась, что она подойдет, а я скажу: «Вам дать парик?» — вместо: «Вам дать поднос?» Вынуждена признать, что я бы на месте Джулии (то есть если бы беременна была она) не смогла бы слова вымолвить от смущения.
Но для Джулии таких проблем не существовало. Она подбежала к моему столу, крепко обняла меня за шею и закричала:
— Боже мой! Ты изумительно выглядишь! Волосы блестят, а кожа просто светится! Потрясающе!
Заказав напитки, она достала пакет, в котором была мягкая игрушка от Ани, открытка с подписями всех девочек нашего класса и книжка про беременность от миссис Карлайл. Я была ужасно тронута.
— Аня тоже хотела прийти, но мы боялись, что это будет слишком, если мы вдвоем явимся. Она просила передать, что позвонит на следующей неделе. Мы бы и раньше с тобой связались, но миссис Карлайл сказала, что в самом начале у тебя воспалились гланды и ты не хотела вылезать из постели. Не-е-ет, ну ты просто замечательно выглядишь! Все в диком восторге, просили передать, что желают тебе удачи. — Она посадила пушистого кролика, которого подарила Аня, на задние лапы. — Прелесть, правда? Так как у тебя дела?
До того как она достала подарки, я чувствовала себя нормально. Но их неожиданная доброта меня добила. Я покраснела. Голос стал хриплым из-за плохо сдерживаемых слез.
— Как приятно… — начала я.
— Тсс… не надо, — тут же вмешалась Джулия.
Принесли стаканы и тарелку с кексами.
— Ой, эти шоколадные кексы — это что-то невероятное. Я их просто обожаю. Кажется, могу есть, пока не лопну. Изумительные! Кстати, ты столько всего пропустила! Денни исключили за то, что он продавал девятиклашкам сигареты, набитые какой-то ерундой. Один из них чуть пожар в туалете не устроил, пытаясь раскурить эту гадость. Неизвестно, что в них было, но точно не табак. Мартин Эйнсворт говорит, что скорее всего сушеные водоросли. Некоторые из детишек осипли, поэтому учителя и узнали. Представляешь: вернулись с перемены — хрипят, как удавленники! Ну, во всяком случае, это была не травка — Денни не дурак, знает, что директор убьет на месте, если кто будет продавать в школе наркотики.
Было приятно слушать все эти сплетни. Можно было представить, что я опять одна из них — обычный подросток, с обычными интересами. Я невольно развеселилась. Ребенок шевельнулся.
— И тогда Джимбо сказал Саймону, что видел, как Эбби целовалась с Доном, а Саймон озверел и назвал Эбби шлюхой — в столовой, прямо при всех! Тогда Дон набросился на него, они стали драться — столы так и летали! Мистеру Бэрри пришлось их растаскивать по разным классам. Вызвали их родителей. Жуть! — Джулия остановилась перевести дыхание. — Видишь, как много ты пропустила? Удивительно, как еще кто-то умудрился подготовиться к экзаменам. Мне, по крайней мере, это не удалось. Результаты просто катастрофические! Но мне наплевать. — Подмигнув мне, она откусила здоровый кусок кекса.
— У меня-то результаты замечательные, — мрачно заметила я.
Мама впала в ярость, когда по почте пришел мой табель. Ситуация была безвыходная. Это как когда повышается средний балл выпускных экзаменов, газеты вопят: «Надо понижать планку в образовании!», но если вдруг средний балл понижается, поднимается шум: «Понизилась планка в образовании!» А «Дейли телеграф» еще напечатает экстренный репортаж о том, как поглупели подростки в последнее время. Так и с моими оценками. Если бы результаты оказались плохими, мама бы орала, что я упустила свой шанс. Но в итоге я сдала даже лучше, чем все ожидали, и теперь моя беременность показалась ей страшнейшим несчастьем, потому что я была создана для лучшей участи. Была.
— Джулия, как отреагировали девочки, когда миссис Карлайл им про меня сказала?
Она на секунду задумалась — но только на секунду.
— Ну, мы все дико удивились, многие тут же посмотрели на меня, думали, я что-то знаю…
— Ты же понимаешь, что я не могла сказать…
— Конечно-конечно. В таком серьезном деле надо сначала самой принять решение, а потом только рассказывать остальным. Близняшки спросили, нельзя ли послать тебе открытку, и миссис Карлайл сказала, что это было бы замечательно. Вот, честно говоря, и все. Да, некоторые еще спрашивали, будешь ли ты учиться с нами на следующий год? Будешь?
— Не знаю. Посмотрим, каково оно будет с ребенком. Если окажется не очень трудно, может быть, пристрою его в ясли и приду к вам в январе. А может, даже раньше. Не хочу пропускать год. Придется потом учиться с этими кретинами из одиннадцатого. Учителя могли бы мне выдавать задания. А экзамены можно сдавать на особых условиях. Не знаю. Голова пухнет. Поживем — увидим.
Джулия кивала.
— А, конечно, еще кто-то меня спрашивал, — продолжила она, — кто отец ребенка… Я сказала, что не знаю, но мне, кажется, не поверили. Ты, само собой, можешь не говорить, если не хочешь.
Могу поспорить, ей с самого начала не терпелось спросить. Что ж? Пока что она была просто ангел. И приятно наконец с кем-то поделиться.
— Ты его, наверно, не знаешь. Мы когда-то ходили в одну школу. Его зовут Пол. Но мы расстались. Сказал, что не хочет меня видеть, как только узнал, что я беременна. Я была такая дура! Мне казалось, что если… если с кем-то спишь, то прекрасно его знаешь. Надо же было быть такой идиоткой. Чтоб его… чтоб его грузовик переехал! Только очень медленно, чтобы ребра ломались одно за другим и его вопли было слышно аж в Блэкпуле. Чтоб он переехал на край света, и я его больше никогда не увидела!.. О-о…
Острая боль внизу живота.
Джулия тут же подскочила.
— Шарлотта! Что с тобой? Позвать кого-нибудь? Вызвать врача?
Я поерзала на стуле.
— Все нормально. Не суетись ты. Это так просто. О-о-о!
От боли у меня перехватило дыхание.
— Посиди секунду. Сейчас вызову «скорую».
— Вернись! — закричала я Джулии, оттолкнула с дороги ее стул и приготовилась броситься за ней. — Это не схватки! По крайней мере, мне так кажется. Болит совсем не там. Вот здесь. Ой!
Люди начали оборачиваться. На меня нахлынула паника, как всегда бывает, когда я оказываюсь в центре внимания. Опять заболело. Надо убираться отсюда.
— Мне надо домой. Можешь проводить меня до остановки?
— Остановки? С ума сошла? Я тебя отвезу. Только не смей рожать в машине моей матери. Испортишь новые чехлы — она нам до конца жизни не простит.
Очень осторожно, постоянно поглядывая на меня, Джулия везла меня домой. «Ремень не давит? Приступы боли не каждые три минуты? Может, развернуться и поехать в больницу?» Нет. Нет. Нет. Постепенно боль проходила. Вскоре Джулия уже рассказывала мне о планах на лето, потом мы свернули на Браун-Мосс-роуд, и обе облегченно вздохнули.
Она затормозила.
— Ну, ты меня напугала. Теперь-то все в порядке?
Я кивнула.
— Не врешь?
— Нет, честно. Спасибо.
— Проводить тебя до двери?
— Не надо. Мне уже нормально, я думаю, это было всего лишь…
Мы заметили его одновременно. Джулия удивленно посмотрела на меня.
— Это что за тип заливает кровью ваши ступеньки?
— Боже мой! Боже мой! Теперь ты понимаешь, почему я никого не приглашаю в гости?!
