Глава 28
Им и не снилось…

– Как у тебя дела с твоей… соседкой по квартире?

Осознав, что Максим не хочет первым вступать в диалог, Вероника взяла дело в свои руки. По правде говоря, она была ужасно рада, что брат заглянул в гости, потому что вечера, лишенные странных бесед на скамейке в парке, стали казаться ей на удивление долгими и пустыми.

– Она съехала.

– Вы поссорились?

– Да. Нет. Все сложно…

Максим поморщился от того, как банально прозвучали его слова, в то время как его отношения с Аленой можно было охарактеризовать как угодно, но не банальные.

Вероника отказалась от комментариев. Она чувствовала свою вину перед ним. Точнее просто изнывала от снедавших ее угрызений совести. Максим знал сестру достаточно хорошо, чтобы сделать такой вывод. Только муки совести могли заставить ее отказаться от ехидных комментариев по поводу его личной жизни.

Следующая фраза Вероники подтвердила правильность предположений ее брата:

– Когда я в следующий раз затею какую-нибудь подлую махинацию, обязательно посвящу тебя в свои планы.

Опять же Максим не удивился неожиданной смене темы разговора. Непредсказуемость – один из неотъемлемых элементов рокового обаяния его сестры.

– Будем надеяться, что следующего раза не будет, потому что твоя следующая жертва может нанять на тебя киллера, – улыбнулся Максим.

Вероника в свою очередь одарила брата самой искренней из своих улыбок. Извинения принесены – прощение получено.

– Денис не держит на меня зла, – сообщила Вероника.

Опять знакомое выражение привычных черт. Отдаленно знакомое, правда: Максим видел его в своей жизни нечасто, и последний раз – годы назад.

«Максим! Иди посмотри, мой рисунок кораблика попал в стенгазету!»

«Максим, хочешь новость? Я заняла первое место на Олимпиаде по биологии!»

«Эй, Макс! Представляешь, меня все-таки взяли на работу, хотя еще было пять претендентов, все старше меня, и уже не студенты, а с высшим образованием!»

Гордость за свои достижения, радость и самое главное, желание того, чтобы и он гордился ею.

Максим улыбнулся, покачав головой.

– Серьезно! Я клянусь, – Вероника подняла правую руку. – Мы случайно встретились и… помирились.

– Выходи за него замуж.

Вероника закатила глаза:

– Брось! Он не в моем вкусе!

– Мужчина в твоем вкусе еще не родился на планете Земля. А где ты еще найдешь такого, чтобы все прощал? Будем надеяться, что он согласится тебя взять, а уж под венец я тебя как-нибудь затащу.

Максим нес какую-то чушь, которая по идее должна была быть остроумной шуткой, а это могло означать только одно: у него есть какие-то плохие новости, и он нервничает, не зная, как их сообщить.

– Что-то случилось? Рассказывай!

Тянуть кота за хвост было не в привычках Вероники.

– Вот, смотри, – произнес молодой человек с тяжким вздохом, доставая из кармана сложенную вчетверо бумагу. – И не спрашивай, где я это достал.

Веронике не пришлось долго вглядываться в распечатку фотографии с сотового, чтобы заметить роковое совпадение даты смерти Лизы и ее собственного рождения.

Вся кровь разом отлила от ее лица. Она не дочь своих родителей, не сестра своего брата – еще не так давно такое и в самом страшном сне не могло присниться Веронике. Хотя во время своего первого разговора с братом на эту тему она изъявила намерение позвонить домой, чтобы прояснить ситуацию, но на самом деле девушка и сама-то не особенно верила в сценарий подмены детей в роддоме, а уверения Максима в необоснованности ее страхов еще больше успокоили ее. А теперь в своих руках Вероника держала доказательство.

– Не торопись с выводами, – поспешил разуверить ее старший брат. – Я не мог скрывать это от тебя, но скорее всего, это ничего не значит. Моя знакомая уверила меня, что видела Лизу незадолго до ее смерти, и та была тяжело больна – рак легких – и уж точно не беременна. Это, по всей видимости, простое совпадение.

– Но будь ты уверен в этом на сто процентов, не стал бы мне рассказывать, верно?

Максим промолчал. Он никогда не врал сестре.

– Я позвоню родителям, – Вероника вскочила с места и уже осматривала комнату в поисках сотового.

– И что ты им скажешь? «Мама, привет! А я точно твоя дочь?»?

Вероника задумалась.

– Ты прав. Это не телефонный разговор. Я должна съездить домой. Шеф обещал мне три отгула – то, что нужно.

– Подожди, – Максим поднялся с места и положил руки ей на плечи. – Если они уверят тебя, что все твои сомнения – ерунда, ты откажешься от своих поисков истины?

Девушка на мгновение задумалась, но потом покачала головой:

– Они могли и не знать о подмене детей. Что еще может служить доказательством? Группа крови. У меня IV, у тебя II. Помнишь у родителей?

– II и III.

– И это, по-твоему, должно меня успокоить?

– У родителей со II и III группой вероятность рождения детей с любой группой одинакова. Поверь мне, я давным-давно догадался просчитать это.

– Хорошо. Тогда анализ ДНК. Можно с помощью него определить родство между бабушкой и внучкой?

– О таких случаях мне слышать не приходилось, но наверняка можно. Правда, и вероятность ошибки, скорее всего, возрастет. Но он не делается в Воронеже. В Москве, Санкт-Петербурге, кажется, еще где-то. И стоит недешево.

– Речь идет о моем происхождении! Думаешь, меня все это смутит?

– Послушай меня, – Максим придвинулся ближе, удерживая ее взгляд. – Даже если та ничтожная вероятность, что Лиза – твоя биологическая мать, оправдается, это ровным счетом ничего не изменит. Я не перестану быть твоим братом, и мама с папой не перестанут тебя любить. Но если ты не готова довольствоваться тем, что имеешь, то сомнения не уйдут никогда. Даже одна сотая процента вероятности ошибки анализа ДНК будет смущать твой покой. Пожалуйста, постарайся поверить в то, что все это совпадение, и забудь об этом.

Вероника лишь тяжело вздохнула и в редком порыве нежности обняла брата, положив голову ему на плечо.

Максиму и самому в этот момент очень не хватало веры. И речь шла не об их кровном родстве с Вероникой.

А вот Денис Илецкий на недостаток веры пожаловаться не мог. Будь то вера в справедливость, в удачу, в благополучный исход и в собственные силы, в конце концов. Для него жизнь неожиданно заиграла яркими красками; внезапно перед ним распахнулись все двери – стоило только сделать шаг вперед. И вот с чего все началось.

Если ежедневно проводишь по нескольку часов после захода солнца на скамейке в пустынном парке, то почти совершенно неизбежно, что в какой-то момент к тебе подойдут двое абсолютно недружелюбных бугаев навеселе и попросят закурить. Вернее, эти двое не вполне соответствовали стереотипам или, может быть, у них были свои сигареты, но диалог они начали с длительной и весьма красноречивой нецензурной тирады, поясняющей, в чем именно они не разделяют жизненной позиции Дениса. Понимая, что они ищут драки, он отчаянно пытался сообразить, как выкрутиться из неприятной ситуации без физического и морального ущерба. И уже в тот момент, когда один из его новых знакомых уже занес кулак, чтобы нанести удар, Денис вдруг с ошеломляющей четкостью осознал, что сможет с ними справиться. Эта уверенность не покидала его до самого конца потасовки, когда оба противника валялись, побитые, у той же самой лавочки, тихо постанывая. Самой большой травмой, полученной Денисом, были характерные синяки на костяшках пальцев.

И после этого страх ушел. Страх, который охватил его еще в тот момент, когда, проезжая перекресток на мотоцикле, он понял, что не успеет затормозить, как не успеет этого сделать и водитель машины. Страх смерти, страх быстрой езды, одолевавший его первые дни после аварии. Тревога за жизнь Вероники после того, как она преподнесла ему искусно состряпанную ложь; и за свою собственную – когда он был похищен и брошен в темный сырой подвал. И после побега страх не покидал Дениса: ему казалось, что за ним кто-то следит, он все время ждал, что похитители предпримут новую попытку, боялся за безопасность сестры, одновременно не решаясь рассказать ей о произошедшем. Он стал подозрительным – в каждом встречном видел угрозу, перепроверял действия подчиненных и свои собственные и все время мысленно возвращался к похищению, ища в памяти детали, способные указать на то, кем были нападавшие. Денис прятал этот страх, стыдясь его: за усталостью от обеспокоенной сестры, за юмором от коллег, за занавесом ночной темноты от всех любопытных глаз и в том числе Вероники, которая, казалось, тоже, что-то прятала.

И теперь все это подошло к концу. Ушло очень быстро и совершенно неожиданно. Может быть, просто настал момент, когда жить со страхом стало тяжелее, чем с последствиями безрассудства, какими бы они ни были. И наградой за первую его победу стала вера в собственные силы, бывшая с ним и раньше и лишь куда-то запропастившаяся на время. Он не боялся нападений, потому что уже дважды давал врагам отпор; он не боялся допустить промах в делах, потому что редко совершал ошибки раньше; не беспокоился и за сестру, потому что Оксана нашла того, кто был вполне способен ее защитить, когда самого Дениса не было рядом.

А сама Оксана вообще мало о чем беспокоилась. Уверенность пришла не сразу, а постепенно, следуя за прочими переменами в ее жизни. Девушка явственно помнила тот момент, когда несколько месяцев назад, садясь в поезд до Воронежа, махала рукой родителям, стоящим на перроне, а сердце не отпускала когтистая лапа тоски и одиночества. В памяти ее еще свеж был страх, когда она искала глазами и не могла найти в числе встречающих Дениса: вдруг забыл, вдруг не смог – а когда нашла, как это часто бывало и прежде, едва узнала его. Будучи студентом, да и некоторое время после окончания вуза, брат Оксаны имел обыкновение экспериментировать над своей внешностью. Прическа, стиль одежды – почти каждый раз все было по-другому. Правда, в крайности особенно он не впадал. Пожалуй, перекрасить волосы в черный было самой экстравагантной из его идей, осознание фундаментальной ошибочности которой, правда, быстро заставило его вернуться к природному блонду. Он никогда не делал пирсинга, и, насколько было известно Оксане, на теле его не было ни одной татуировки (Денис быстро отказался от этой идеи, когда сделанный им в качестве первой пробы рисунок хной на предплечье стал шуткой месяца для его друзей). Но дело даже было не в объективных переменах во внешности. На протяжении последних нескольких лет Денис приезжал домой не больше двух раз в год: сначала на зимние и летние каникулы, потом уже в отпуск. И каждый раз сестра едва могла его узнать. Было все время что-то неуловимо иное во взгляде, мимике, жестах.

Тревога еще долго не отпускала Оксану. Сидела рядом с ней на студенческой скамье, следовала за ней на работу. Глядела на нее глазами преподавателей, предвещавших тяжелую сессию. Шныряла в тени переулков, когда она возвращалась домой поздно, а брат не мог встретить ее, а когда мог, присаживалась позади Оксаны на его мотоцикл.

Но постепенно страх ушел. Новый распорядок дня стал более привычным. Сессия, конечно, по-прежнему неясной угрозой маячила на горизонте, но ежедневные занятия и текущая отчетность не вызывали в душе Оксаны панического ужаса. Свыклась она и со своими обязанностями на работе и уже не допускала столько ошибок, как вначале.

Наладились и отношения с братом. Не то, чтобы они раньше ссорились, но прежде им недоставало гармонии, которая, наконец, стала появляться. Годы разлуки не прошли бесследно. Редкие встречи, непродолжительные звонки, письма, написанные наспех и дошедшие не в срок; десять лет – достаточно большой срок, чтобы забыть друг друга. Оксана уже не была трогательно доверчивой маленькой девочкой с рыжими косичками, а Денис перестал быть старшим братом, который все знает и все может. Денис пытался, как мог, защищать сестру, но вместе с тем боялся перестараться и принять на себя роль родителя, к которой, помимо всего прочего, едва ли был готов. Оксана же хотела больше самостоятельности и независимости в своей новой жизни, но частью этой жизни должен был быть и ее брат.

Оксана нашла друзей: среди одногруппников и на работе. И одним из самых близких людей из этого числа стала Вероника Саровская – во многом полная противоположность Оксаны.

А еще она встретила человека, с которым ее связывали чувства, простирающиеся за рамки дружеской привязанности. Евгений – просто мечта любой девушки ее возраста: хиппи-гитарист (из атрибутов хиппи у него, правда, только длинные волосы, но на гитаре и впрямь играет отлично), борец за справедливость и защитник во всех смыслах этого слова. А кроме того, удивительно добрый, надежный и положительный человек. Брат Оксаны видел Евгения разве что издалека и пока что не настаивал на знакомстве, за что девушка ему была очень благодарна, как благодарна была и за отсутствие нравоучений по поводу романтических отношений. Впрочем, Денис еще и сам был скорее в том возрасте, когда совершают ошибки, нежели в том, когда от них пытаются оградить других.

С момента начала занятий в вузе жизнь Оксаны не перестала быть менее напряженной. Учеба, работа, домашние задания. Вечером, если повезет, свидание, если нет – отчаянные попытки приготовить на ужин что-нибудь, что в отличие от стряпни Дениса, привыкшего питаться за чужим праздничным столом (особенности профессии, как-никак), не грозило им с братом расстройством желудка. Ложилась спать она, как правило, смертельно усталой. Но теперь Оксане снились сладкие сны.

В то же самое время капитан полиции Дмитрий Мельников сладкими снами не мог похвастаться. Содержательными – определенно, но сладкими – едва ли. Сон о смерти Вероники, правда, больше не смущал его покой. Дмитрий надеялся, что это знак, что трагедию удалось предотвратить. А вообще он запретил себе вновь возвращаться к этому вопросу, предпринимать какие-то меры и даже думать об этом. Размышляя о событиях последних недель, он начинал сомневаться, что вещие сны – дар, а не проклятие. Чего он добился, пытаясь обмануть судьбу? К чему пришел? Потерял доверие лучшего друга, пошел на сговор с сомнительными личностями, лишился покоя. Но с другой стороны спас жизнь того же самого друга, предотвратил дюжину преступлений, благодаря чему получил повышение по службе. Если подумать, беда крылась не в самих видениях, а в его к ним отношении, а точнее в отношении к роковой красавице.

Отмахнувшись от назойливых мыслей, Дмитрий вернулся к текущей проблеме, которая, к сожалению, была связана с проблемой глобальной. Вот уже второй день подряд ему снился странный сон. Поначалу он не обратил внимания, посчитав его обычным кошмаром, которые все еще являлись ему наряду с вещими снами. Все было слишком сюрреалистично, оторвано от реальности, и впервые он сам был частью видения.

Четыре человека стояли лицом друг к другу, образуя подобие круга. Дмитрий был одним из них. Все они были одеты в простые белые футболки с крупными хорошо различимыми буквами на них. У Дмитрия на груди красовалась «А», у Дениса Илецкого – «Е», у высокого молодого мужчины атлетического телосложения – «S» и у худощавой совсем еще юной девушки – «P».

– Ты знаешь, что может означать сочетание букв SPAE? – спросил Дмитрий своего друга, едва тот переступил порог их кабинета.

– И тебе тоже доброго утра, – съязвил Евгений, пожимая протянутую руку. – В этом порядке или в произвольном? – как ни в чем не бывало продолжал он.

– AEPS по часовой и SPEA – против часовой стрелки. Хотя, может, и без разницы, в каком порядке.

– Если это на английском, то ничего кроме горошка (PEAS) в голову не приходит. Это что, ребус?

– Нет, это мой сон, – со вздохом ответил его товарищ. – Вот, взгляни, – продолжал он, протягивая несколько зарисовок карандашом.

С верхнего листа на Евгения смотрело лицо Оксаны.

– Это что еще такое? Ты что, следил за мной?

– Еще чего! Эта девушка мне приснилась. Вы знакомы?

Лишенный на мгновение дара речи, Евгений лишь кивнул в ответ.