Глава Тридцатая

Церемония прощания превратилась в царский прием, половина города пришла оплакать погибших, в то время как другая — принять участие в спектакле. Искренние соболезнования и последние сплетни блуждали по толпе, когда мы с Джекаби приехали. Изначально мероприятие решено было провести в маленькой церкви, примыкающей к Розмэри Грин, но из-за огромного количество пришедших, пришлось проводить службу на свежем воздухе. Тонкий слой снега припорошил землю, а воздух был морозным, но сам по себе день был безоблачным и чистым.

Дженни убедила Джекаби отказаться от своего огромного, порванного пальто и надеть более представительное черное, которое она нашла на чердаке. В отсутствии его многочисленных карманов он настоял на коричневом выцветшем рюкзаке. Пока мы не вышли, я успела подержать его, и, несмотря на его размеры, казалось, он весил тонну.

— Это церемония прощания, — сказала я, — что вы туда положили? Что вообще вам может понадобиться на церемонии?

— Именно из-за такого мышления у вас, юная леди, шрам на груди, а мой бесценный экземпляр «Апотропакона» лежит теперь с разорванным переплетом. Я предпочитаю приготовиться к неожиданным схваткам, спасибо.

Мы нашли места позади собравшихся и ждали, когда церемония начнется. Все еще не согласный с решением скрыть правду о Свифте, Джекаби бросал взгляды в сторону Марлоу и мэра Спейда, сидевших впереди. Поскольку двое из погибших были офицерами полиции, во всяком случае, в глазах жителей города, церемония проходила торжественно, но чинно. Все пять гробов были сделаны из дуба, стоившие, пожалуй, куда дороже, чем некоторые семьи могли себе позволить. Я задумалась, что могли положить в гроб Свифта, чтобы придать ему вес.

За шумом толпы я заметила слабую нежную мелодию, которая то и дело медленно нарастала, поднимаясь и опускаясь, как нарастающая волна. Меланхоличный тон напомнил мне о покойной миссис Морриган. Я сфокусировалась на звуке и не заметила, что Джекаби что-то говорил.

— Прошу прощения, что вы сказали?

— Я сказал, что пришел к решению, мисс Рук. Я долго думал и решил больше не использовать вас в полевой работе.

— Что?

— О, не волнуйтесь. Я не выброшу вас на улицу. Вы по-прежнему будете заниматься каталогизацией старых файлов и домом, и счетами. Кажется, у Дугласа есть коллекция записей, которую он до сих пор не привел в порядок. Я бы хотел, чтобы вы взглянули на нее при первой возможности…

— Вы больше не хотите со мной работать? Но почему?

— Потому что последнее, что мне нужно, это очередной призрак, висящий над головой. Или, что еще хуже, очередная проклятая утка. Мне было бы спокойнее, если бы я знал, что вы дома в безопасности. Хотя, если подумать, вам лучше держаться вдали от секции «Опасных Документов» в библиотеке… и не трогать контейнеры в лаборатории… и вообще держаться подальше от всего северного крыла на втором этаже.

Я чувствовала, как загорелись мои уши и сердце рухнуло вниз, но не была уверена в причине. Расправив плечи и сделав глубокий вдох, я обратилась к своему работодателю:

— Мистер Джекаби, я не ребенок. Я могу сама принимать решения, пусть даже и плохие. Всю свою жизнь я готовилась к приключению, а потом смотрела из первых рядов, как оно уходит от меня. С первых книг я полностью погрузилась в мир невероятных открытий, бесстрашных исследователей и фантастических существ, изредка выходя за порог своего дома. Отец мне часто повторял, что я прочла больше, чем его самые одаренные студенты. И все же, несмотря на всю мою подготовку, единственным дерзким поступком, на который я сподобилась до встречи с вами, был побег из университета в охоте на динозавров, который на проверку оказался лишь четырьмя месяцами грязи и камней.

Я отдышалась.

— Не знал, что вы охотились на динозавров, мисс Рук.

— Вы никогда не спрашивали.

— Да, не спрашивал. Полагаю, я стараюсь не фокусироваться на подобных вещах. Вот, что впечатлило меня в вас в первый день — ваше умение подмечать банальности и обыденности.

— И снова не самый приятный способ говорить комплемент. Но я все же приму его. Что же до вашего решения, мой ответ нет.

— Это не вопрос для обсуждения. Мое решение окончательное.

Я хотела запротестовать, но на импровизированную трибуну в начале толпы поднялся священник, и все замолчали. С начала церемонии я старалась помалкивать, но мне была не по душе эта ложь.

Когда все успокоились, я нашла источник ритмичной музыки. Четыре женщины с длинными серебряными волосами и в бледных нарядах стояли левее трибуны. Пока разные люди поднимались на трибуну с прощальными речами, женщины тихо плакали и напевали, их плачь разносился нежными аккордами над собравшимися. Когда служба подошла к концу, женщины запели самую прекрасную и печальную песню. Она безошибочно была сродни последней песни миссис Морриган, но сложнее и интенсивнее. Их голоса сливались в единую элегантную мелодию, которая, словно ковром звуков, накрывала собравшихся, вызывая слезы, но при этом даря непреодолимое чувство умиротворения.

Когда они закончили, женщины склонились перед гробом миссис Морриган, прежде чем выйти через ворота кладбища. Я заметила Мону О'Коннор, которая нежно обнимала каждую. Последняя из них провела по кудрявым рыжим волосам Моны, заправив выпавшую прядь за ухо, и поцеловала ее в лоб, как добрая тетушка. Мона подержала ее руку чуть дольше, а затем женщина вышла за ворота, исчезнув в ярком дневном свете.

В толпе появились платки, слезы были стерты и люди стали расходиться. Перед погребением молодая блондинка, которую я видела снаружи Эмерланд Арк, робко вышла вперед и положила белую гвоздику на гроб Артура Брегга. Несколько людей так же оставили различные предметы на других гробах: цветы, серебряные монеты и даже коробку сигар для покойного мистера Хендерсона. Только один гроб стоял пустым.

— Может, мы возобновим нашу дискуссию за обедом? — предложила я моему работодателю, но взгляд Джекаби был прикован к чему-то впереди. — Я хотела бы зайти на рынок по дороге, если вы не против, — настаивала я. — Я все еще должна троллю рыбину.

Мой работодатель не подавал никаких признаков, что вообще слышал меня, вместо этого неожиданно направился в сторону гробов. Я последовала за ним, протискиваясь мимо скорбящих, как форель, идущая на нерест.

Когда я подошла, Джекаби стоял у гроба Свифта.

— Давайте не будем устраивать сцен, Джекаби, — говорил Марлоу. — Просто отпустите это.

— Это оскорбление, — произнес Джекаби. Он указал на гроб. — Это неуважение к мертвым.

— Джекаби… — вздохнул Марлоу. Его мускулы напряглись, и я заметила, что он не хотел бы с силой выдворять детектива с тихой церемонии прощания. — Эти милые семьи просто хотят попрощаться со своими близкими.

— Но это неправильно, — продолжал мой работодатель, открыв свой маленький коричневый ранец, — что наш дорогой, уважаемый комиссар должен быть единственным одиноким трупом с простой лилией у головы. Погодите, уверен, у меня есть подходящий подарок для него.

Марлоу выглядел озадаченным, но все же отступил, пока Джекаби притворялся, что роется.

— А, вот и они. Он так любил их.

Взмахнув рукой, он швырнул их в гроб, послышалось эхо от клацанья невероятно тяжелых железных ботинок Редкепа, когда они стукнулись о дерево. Согнутый и обугленный кусок протеза, который крепился к лодыжке заклепками, все еще был пристегнут к ботинку. Джекаби прошествовал прочь, оставив все объяснения Марлоу.

Я догнала его уже за воротами.

— Знаю, знаю… — произнес он прежде, чем я успела что-либо сказать, — я не должен всё так усложнять для Марлоу.

— Но и упрощать тоже не стоит, — ответила я. Джекаби удивленно посмотрел на меня, пока мы шли. — Свифт пытался убить меня и стал народным героем. Чарли спас мне жизнь, а стал для всех врагом. Вам не нужно ничего мне объяснять.

Джекаби кивнул, и мы отправились к дому 926 по Огр Лейн.