Глава Восемнадцатая
По сравнению со вчерашним днем, охраны вокруг Эмерланд Арк прибавилось. Здание окружало, словно веревкой, в два раза больше полицейских. Быстрый взгляд на аллею, мимо которой мы прошли, убедил меня, что Джекаби не сможет повторить свой трюк с балконом. Разве что он не против выполнить его в компании трех офицеров. Впрочем, судя потому что я успела увидеть за эти двадцать четыре часа, этот странный детектив все же мог провернуть что-то подобное, убедив детективов подсадить его и пожелать ему удачи.
Чарли провел нас мимо охраны у входной двери. Я узнала одного из них — полного, с орлиным носом полисмена, мимо которого мы проскользнули вчера. Его сконцентрированное, подозрительное выражение лица не изменилось.
— Кейн, — произнес он без симпатии, но не попытался остановить нас в этот раз, когда мы проследовали за кордон.
— О'Дойл, — ответил Чарли тем же тоном.
Очевидно это было максимальное проявление дружеских чувств друг к другу. Мы быстро прошли мимо и вскоре оказались в холле. Чарли успел поделиться несколькими деталями с места преступления, пока мы шли, но это больше напоминало расплывчатые, хаотичные фрагменты информации. Когда мы подошли к лестнице, Джекаби попросил детектива повторить свою историю с самого начала, не пропуская ничего.
— Что ж, посмотрим. Думаю, все началось после того, как вы ушли, сэр, — начал Чарли, — я вернулся на свой пост, снаружи комнаты мистера Брегга, точнее комнаты покойного мистера Брегга. Когда пришел главный инспектор Марлоу, я сказал ему, что было бы неплохо поставить охрану для защиты мистера Хендерсона. Он спросил почему. Вы должны понять, главный инспектор очень… придирчив в том, во что стоит верить. Другие чуть менее предвзяты. Офицер Портер рассказывал, что однажды присутствовал на сеансе. И я видел, как лейтенант Дюпен стучит по дереву. Но Марлоу совсем другое дело. Он не верит даже в удачу. Я не мог рассказать ему о банши. Поэтому мне пришлось сказать, что при повторном посещении мистер Хендерсон сообщил мне, что у него есть информация об убийце, которой он боится делиться, так как опасается за свою жизнь.
Главный инспектор выглядел рассерженным и спросил, когда я успел поговорить с его свидетелем без его разрешения. Я ответил, что мы просто зашли по дороге к выходу, и что вы сумели успокоить беднягу. Это была ошибка. Он покраснел и спросил, какого черта я пустил этого безумного идиота — простите, сэр, это его слова — блуждать по зданию вопреки его приказам. Он напомнил мне, кто здесь главный, и сказал, что заберет мой значок, если я продолжу не подчиняться.
Моя вина. Нужно было внимательнее подбирать слова. Комиссар Свифт приехал, как вы знаете. Он появился в коридоре как раз во время нашего разговора, тяжело дыша после подъема по лестнице. Присутствие комиссара всегда действует инспектору Марлоу на нервы. Я извинился и заверил его, что это больше не повторится. Потом спросил, поставит ли он кого-нибудь присмотреть за Хендерсеном. Это была еще одна ошибка. Используя несколько неприятных слов, он ответил отказом. Я не мог спорить с главным инспектором, особенно в присутствии комиссара…
— Но вы так же не могли сидеть сложа руки, когда жизнь человека была в опасности? — предположил Джекаби. — Вы все равно вернулись, так ведь?
— Я должен был попытаться помочь ему. Да, я вернулся после окончания моей смены, когда остальные полисмены уже ушли.
— Лучше бы вы провели это время со своей семьей.
— У меня нет здесь семьи, мистер Джекаби. И я не могу придумать лучшего времяпрепровождения, чем служба нашему городу.
— Звучит ужасно одиноко, — произнесла я. — Неужели у вас нет хоть кого-нибудь…?
— Моя жизнь… непроста, — ответил Чарли. — Мне проще жить одному.
Я хотела бы узнать побольше о стоическом полисменом, но Джекаби напирал с вопросами.
— Хендерсон был уже мертв, когда вы прибыли?
— Нет, вовсе нет. Я постучал в дверь, и он открыл. Он выглядел уставшим и держал в руках ваш камертон, но в целом был в порядке. Я не хотел его тревожить, поэтому сказал, что присматриваю за всем зданием. Он пожелал мне спокойной ночи и закрыл дверь. Я слышал, как звякнула щеколда, и щелкнул замок. Я остался в коридоре. В течение нескольких часов он был там. Я знаю это, так как слышал перезвон камертона каждую минуту или около того.
У меня очень хороший слух, сэр. Я наблюдал и прислушивался ко всему странному во всем здании. Было около полуночи, когда я услышал какой-то звук на лестнице. Звучало очень знакомо, но я никак не мог вспомнить, где мог слышать этот звук раньше. В коридоре было темно, и я старался держаться в тени, как я всегда делаю во время расследований. Скрип половиц, должно быть, выдал меня, потому как стоило мне приблизиться, звук умолк. Я помчался к лестнице, но, когда выглянул, там никого уже не было.
Я не мог покинуть третий этаж, оставив Хендерсена без охраны, поэтому вернулся на свое место в коридоре. Чем ближе я подходил, тем яснее видел его дверь. В коридоре горели светильники, а лунный свет, струящийся из окна, был еще ярче. Могу поклясться, что, подойдя ближе, услышал из его комнаты какой-то шум, похожий на удар. Так что, тихо как мышка, я прислушался у двери. Я простоял так минут пять или шесть, без движения, едва дыша, но ни единого звука не раздалось из комнаты Хендерсона. Именно тогда я понял, что что-то не так.
— Вы поняли, что что-то не так, потому что… не слышали ничего? — спросил Джекаби.
— К сожалению, ушло несколько минут, чтобы понять это, но да, сэр. Чего я не слышал, так это перезвон вашего камертона. В комнате мистера Хендерсона, как говориться, было тихо, как в могиле. Сперва я постучал, затем представился, как нас учили. Ответа не последовало, а дверь все еще была закрыта, поэтому мне пришлось, — опередив нас на несколько шагов, Чарли бросил быстрый взгляд через плечо на Джекаби, — выбить ее. Зрелище было отвратительным, детектив, а запах! Он был там, все еще в красной пижаме, только красный растекался по полу. Больше, чем в прошлый раз, гораздо больше. Окно было распахнуто, и в комнате было так холодно, что можно было увидеть, как тепло покидает тело большими облаками пара.
Я осмотрел комнату и поспешил к окну, но там уже никого не было. Правда я слышал его. Звук, словно подковы по брусчатке, но ритм шагов человека. Он двигался быстро. Так быстро, что был уже в нескольких кварталах от меня, когда с помощью эха я смог определить его направление. Слишком медленно. Медленно и поздно.
Я поискал зацепки, но вокруг не было ничего не обычного, кроме, конечно, истекающего кровью тела. Я побежал в участок на улице Мейсон и отправил курьера предупредить главного инспектора. Я прихватил с собой несколько офицеров из ночной смены, и мы вместе ждали приезда инспектора Марлоу.
Мы дошли до третьего этажа, когда его история подошла к концу. В обоих концах коридора стояли охранники. Стоило подойти к одному из них, как он уставился на нас, но, заметив Чарли, кивнул и пропустил. Тот же сильный запах металла разливался по коридору. Я заметила, что Джекаби снова прощупывает воздух, как в тот раз, когда мы шли осматривать первую жертву.
— К слову, о Марлоу, — произнес Джекаби, продолжая движения рукой, — где же он? Я думал, в этот раз он глаз не сведет с места преступления.
— Он и не сводит, — с порога квартиры донесся голос главного инспектора, который вышел встретить нас. Несмотря на свое полуночное пробуждение, Марлоу был гладко выбрит и одет в свежую отутюженную форму, как и вчера. Наручники так же позвякивали при ходьбе, а серебряные нашивки на его форме отражали лучи утреннего света.
— А, Марлоу, доброе утро! — произнес Джекаби чересчур бодро. — Выглядите хорошо.
— А вы выглядите, будто вас протащили через ад, как обычно. Довольно любезностей. У меня была короткая ночь и очень длинное утро. И меня уже давно ждут объяснения.
— Ах да, не будьте строги с младшим детективом — это не его вина. Мы просто были рядом и подумали, что было бы грубо не зайти…
— Детектив Кейн не работает за моей спиной… в этот раз, — Марлоу бросил взгляд на Чарли, от которого тот съежился, втянув шею в воротник формы. — Он привел вас сюда по моему приказу. Он не сказал?
Инспектор отступил в сторону, приглашая нас войти в комнату 313.
Дверь была выбита, всю поверхность покрывали трещины, рама раскололась у замка. Запах здесь был сильнее, металлический и приторный, пахло монетами и испорченными фруктами. Внутри, рядом с потертой софой, лежало тело мистера Хендерсона.
У меня перехватило дыхание. Тело выглядело еще хуже, чем предыдущее, и повсюду кровь была. Темно-бордовые капли, похожие на небрежный шрам, стекли по обоям, оставив за собой темные линии. Ярко-красная пижама покойного мистера Хендерсона приобрела еще более насыщенный оттенок, а рана на груди напоминала рану Артура Брегга из соседней квартиры. Кровь заполонила комнату, ручейками обволакивая половицы и стекаясь в темные лужицы. Перед глазами все плыло, а в животе что-то екнуло, но я никак не могла отвести взгляд от этой ужасной сцены. Марлоу шагнул вперед, загораживая вид. Моргнув, я снова смогла дышать, выходя из транса.
— Можно? — спросил мой работодатель, и Марлоу кивнул, разрешая войти.
Джекаби аккуратно ступил в комнату, делая широкие неровные шаги, стараясь обойти разлив. Я осталась стоять в дверях позади Марлоу, пока Джекаби исследовал тело. Он дошел по следу из капель до окна и выглянул наружу.
Главный инспектор внимательно наблюдал, не вмешиваясь и не задавая вопросов детективу, пока тот кружил по комнате, осматривая ее через линзы и пузырьки, вытащенные из карманов, и даже наклонился обнюхать подоконник. Он двигался с грацией новорожденного жеребенка, старательно избегая лужи жидких улик. Наконец он допрыгал до двери, где, опустившись на колено, аккуратно провел пальцем по расщепленным отметинам на полу. Одним плавным, почти незаметным движением, он поднял одну из щепок и, как уличный фокусник в трюке с монетой, заставил ее исчезнуть, прежде чем встать.
— Вы сказали, что не видели никого в коридоре. И дверь была закрыта изнутри, когда вы вошли? — спросил он, обернувшись.
— Именно так, — подтвердил Чарли. — Я увидел открытое окно.
— И ничего не изменилось с вашего первого осмотра?
Чарли заглянул внутрь и сглотнул, кивая.
— Пятно увеличилось. Но в остальном, да, все так же.
— Ни о чем не забыл? — подсказал детективу инспектор Марлоу, не сводя глаз с Джекаби.
— О. Да, сэр. Конечно, сэр. Один предмет унесли в качестве улики, — Чарли скривился и указал на руку Хендерсона, скрюченную, но пустую.
Марлоу кивнул и полез в карман, доставая оттуда небольшой матерчатый сверток.
— Мистер Джекаби, — произнес он, перекладывая сверток из одной руки в другую, — вы успели оглядеться. Ничем не хотите поделиться?
Джекаби перевел взгляд с Чарли на Марлоу, прежде чем ответить.
— Очевидно, мы столкнулись с тем же злодеем. В этот раз он торопился, но детали совпадают.
— И какие именно детали? — давил Марлоу. Его голос был спокойным, но взгляд напоминал хищника, смотрящего на полевую мышь. — Можно конкретней?
— Ну, самая очевидная — это рана в груди и изъятие крови. В обоих преступлениях определенно мотивом является не жажда наживы: возле окна на столе остались лежать довольно дорогие наручные часы, точно так же как не был тронут бумажник мистера Брегга. А еще он оставил нетронутым камертон, который мистер Хендерсон сжимал в руках, который, как я предполагаю, вы спрятали в свой носовой платок. Этот предмет очень ценен для меня, и мне бы хотелось вернуть его по окончанию расследования.
Марлоу приподнял бровь, но не сделал ни единого движения, чтобы вернуть сверток.
— Ваш, неужели? Что-нибудь еще?
— Я бы хотел добавить еще об остаточной сверхъестественной ауре, которая необычайно сильна и ясна в этой комнате, но мы с вами оба знаем, что вы непременно отмахнетесь от этих «бредней», так что я воздержусь от лишней траты времени, чтобы описать её.
— Ценю вашу сдержанность, — сухо сообщил Марлоу. — Но что вы скажете о крови? Вы были правы, последняя жертва была удивительно чистой, но вряд ли подобное можно сказать о Хендерсоне.
— Должно быть, вы уже заметили, что кровь размазана по телу? — поинтересовался Джекаби. — И след? — Лицо Марлоу было непроницаемым, и немного помолчав Джекаби продолжил: — Вот, вдоль туловища, и тянется немного в сторону софы. Оставшаяся кровь протекла, разбрызгалась или сбежала естественным образом, но эта, как вы видите, размазана. Кто-то вытер её, возможно обыкновенной тряпкой. На подлокотнике дивана остался кровавый след, который прерывается, очевидно, размазанной лужей, но потом возобновляется и ведет прямо к окну. Единственное, что можно предположить — преступник испачкал некий предмет в крови из раны, а потом ринулся бежать. Предположу, что след есть и на асфальте под окном. Если проследить по нему, то возможно он выведет нас…
— Не выведет, — прервал его Марлоу. — Я прошелся вдоль него с двумя своими лучшими детективами.
Джекаби на мгновение вновь взглянул на Чарли, и следующий свой вопрос адресовал ему:
— И вы все втроем его потеряли?
— Детектив Кейн не присутствовал при преследовании, — отрезал Марлоу. — Но да, капли крови обрываются на Уинстон Стрит. Я смог пройти по его следам еще несколько кварталов до Рынка, на затем след оборвался окончательно, — инспектор пристально следил за Джекаби, будто старался приковать его к себе.
Из чистого жеманства или по простой рассеянности Джекаби не обратил никакого внимания на поведение инспектора:
— Интересно. И почему он не присутствовал при преследовании?
Марлоу моргнул:
— Что?
— Детектив Кейн. Вообще-то он обнаружил тело. Есть какая-та причина, почему он не участвовал в поисках?
Марлоу бросил суровый взгляд на Чарли, который чуть отпрянул, как нашкодивший щенок.
— Младший детектив Кейн был занят.
— А, кажется, я понял. — Джекаби кивнул. — И как долго вы держите детектива в заключении?
— Я этого не говорил.
— Да, но подразумевали именно это. Вы не доверяете своему детективу, как, в общем, и мне. Уверен, что его вы допросили первым, что разумно. Скорее всего, вы сделали это, прежде чем удосужились пуститься по следу, что крайне неразумно. Ну и стоит ли удивляться, что след остыл? К тому же, будучи запертым в камере, прилагаешь больше усилий, чтобы привлечь внимание. И выпущен мистер Кейн, полагаю, был исключительно ради того, чтобы привести меня? — Было похоже, что эта мысль даже показалась ему забавной.
Инспектор Марлоу насупил брови, и у его глаз, на которые легла тень, появился угрожающий вид, который обычно бывает у громил в подворотнях в плохих районах. Но Джекаби продолжил, как ни в чем не бывало:
— Вы велели ему следить за нами, поэтому, он, разумеется, и смог позвать меня. И да, кажется, я узнал лейтенанта Дюпена, держащегося на расстояние, когда мы шли по Четвертой Улице. Из чего я заключаю: совершенно очевидно, что вызвали вы меня сюда не для профессиональной консультации, Инспектор. Я подумал, возможно, покопавшись в глубинах своего сознания, вы все-таки решили воспользоваться моими навыками, но мы оба знаем, что это не тот случай. Итак, вот он я, на месте преступления, под вашим пристальным надзором, в то время, как ваши люди имеют достаточно времени, чтобы обыскать мой дом. Может у вас есть желание задать мне какой-нибудь вопрос, прежде чем бросить меня в тюрьму?
— Думаю, это может подождать до тех пор, пока мы не окажемся в участке, — со стоном ответил Марлоу.
В дверном проеме неожиданно появились караульные, дежурившие в коридоре. Джекаби вышел так тихо, как это свойственно дилижансу, вытянув при этом руки, чтобы на них надели наручники.
— Что? — У меня голова шла кругом от столь неожиданного поворота событий. Это было каким-то безумием! — Мистер Джекаби… они что, могут вас арестовать? Вы же ничего не сделали! Инспектор, одумайтесь. Он ничего не сделал!
Марлоу аккуратно отвернул уголок носового платка, который держал в руках, обнажив металлический блеск камертона, окрашенного красным — и это могла быть только кровь. Он сделал вид, что размышляет над данным объектом в течение какого-то времени, пока Джекаби заковывали в наручники.
— Не стоит переживать, мисс Рук, — обратился он ко мне, заворачивая камертон обратно в тряпицу. — Он не останется один. Я ведь вас предупреждал, чтобы вы не позволили ему втянуть вас в его сумасшествия, не так ли?
На моих запястьях щелкнули тяжелые железные ледяные наручники Марлоу. Когда нас вывели в вестибюль, нам пришлось пройти мимо небольшой толпы квартиросъемщиков, сдерживаемых полисменами. Женщина в канареечном платье поставила перед собой задачу оповестить как можно больше соседей. Они толкались и одновременно следили за нашим проходом, не спеша при этом давать показания, но охотно прислушивались к происходящему. Репортер установил в дверном проеме фотоаппарат и стоило нам только появиться, он тут же щелкнул вспышкой. Марлоу рявкнул на него, чтобы того убрали его с глаз долой, и офицер немедленно приступил к выполнению приказа. Я же как можно выше подняла воротник пальто, краснея от смущения. А вот Джекаби казался совершенное невозмутимым. Он уверено шагал за полисменом, словно это он здесь был хозяином положения, а не наоборот.
Репортер больше не пытался фотографировать, но благородно предоставил свои уши для надоедливой сплетницы в белом. Она украдкой бросала на нас взгляды, и я видела, как из её рта с надменным презрением вылетели слова: «та девушка!» — прежде чем из толпы вырвалась другая фигура.
Мона О'Коннор прошла мимо своих соседей и встала перед Джекаби, прежде чем кто-нибудь из офицеров успел её остановить. Она ткнула Джекаби пальцем в грудь и сообщила:
— Вы! Вы солгали мне!
— Уверяю вас, мисс О'Коннор, я не делал ничего подобного. Это какое-то недоразумение. Если вы не возражаете, то нам нужно ехать. — Его спокойствие было завораживающим, и, если бы не звон наручников на запястьях, я бы даже и не вспомнила, что он находился под арестом. Но Мона была неумолима.
— Ничего подобного! Вы мне солгали!
Страж, державший Джекаби за руку, попытался протиснуться между ними, бормоча что-то вроде:
— Отойдите, мадам. С дороги. Отойдите.
Но это не помогло. Тогда подошел другой офицер, стоявший в вестибюле, чтобы оттащить её за руку. Но она вырвалась и не сдвинулась с места.
— Вы заверили меня, что к утру ей станет легче! — выкрикнула она, как только мы продолжили двигаться вперед.
Теперь невозмутимость Джекаби дала трещину. Глаза у него расширились, а лоб наморщился. Он попытался остановиться, и офицер шедший следом толкнул его в спину.
— Миссис Морриган? — крикнул он через плечо, когда нас уже оттеснили к двери. — То есть вы говорите, что ей не стало лучше?
— Ей хуже! — прокричала Мона, сдерживаемая офицерами. — В тысячу раз хуже! Она еще никогда не была в таком состоянии!
Офицерам наконец-то удалось задержать женщину и благополучно вывести нас за дверь.
Когда мы вышли на дневной свет, лицо Джекаби приобрело пепельный оттенок. Он не открыл рта, пока нас обоих не усадили сзади в полицейский фургон. Полисмен захлопнул дверцу, и мы уселись на жесткие деревянные сидения, которые воняли пивом и блевотиной.
— Все так плохо? — спросила я.
Прежде чем ответить, он медленно выдохнул.
— Каждый раз, когда миссис Морриган причитает ночью, чья-то жизнь жестоким образом обрывается, теперь же… её причитания стали в тысячу раз хуже… да, думаю, что так и есть, все очень плохо.
