Я оказался в большом темном пустом зале. Ни стен, ни потолка я не видел, зато пол в зале определенно был — ведь на чем-то же я стоял. Я немного помедлил, не зная, что делать дальше. Наконец в пустоте загремел электронный голос. Похоже, что он шел из примитивного синтезатора речи вроде тех, что использовались в играх Q*Bert и Gorf.

— Побей рекорд, или проиграешь!

Во тьме возник столп света, падающий откуда-то сверху. Передо мной в ярком сиянии стоял древний аркадный автомат. Я сразу узнал его по характерной угловатой форме — Tempest, или «Буря», Atari, 1980 год выпуска.

Я прикрыл глаза и повесил голову.

— Засада… Народ, это не лучшая моя игра.

— Да ладно! — прошептала АртЗмида. — Ты не мог не знать, что Tempest так или иначе появится в Третьих вратах! Это же очевидно!

— Что, правда? — огрызнулся я. — И почему же?

— На последней странице «Альманаха» есть цитата. «Коль выигрыш лезет, цена — легка».

— Да помню я! Ну да, Шекспир… Я подумал, что так Холлидэй дает понять, что легких путей в Охоте не будет.

— Ну и это тоже, — согласилась АртЗмида. — Но еще это подсказка. Строка из последней пьесы Шекспира, из «Бури».

— Черт! — выдохнул я. — Как я мог такое упустить?!

— Я тоже не уловил связи, — признался Эйч. — Хвалю!

— А еще эта игра мелькает в клипе Rush на песню Subdivisions, — добавила АртЗмида. — Одна из любимых песен Холлидэя. Сложно не заметить.

— Ого! — воскликнул Сёто. — Да она умница!

— Ладно! Ладно! — не выдержал я. — Это очевидно, понял уже! Хватит!

— Значит, практики у тебя было мало? — уточнил Эйч.

— Ну так, поиграл чуть-чуть. Совсем немного и очень давно. Посмотрите на рекорд, у меня никаких шансов!

На экране напротив инициалов ДДХ — Джеймс Донован Холлидэй — значилось 728329. А в поле «Кредит» внизу экрана, как я и опасался, стояла единичка.

— Ух ты… — проговорил Эйч. — Одна попытка, как с Black Tiger.

Я вспомнил о теперь бесполезном четвертаке, вынул его из инвентаря и бросил в щель автомата, но монета сразу проскочила в окошко возврата. Наклонившись за ней, я заметил наклейку на автомате: «Только жетоны».

— Не выйдет, — вздохнул я. — И автоматов по продаже жетонов я тут не вижу.

— Значит, одна игра, — сказал Эйч. — Все или ничего.

— Народ, я сто лет не играл в Tempest. Дело гиблое. Я не смогу побить рекорд Холлидэя с первой попытки.

— Тебе и не придется, — заявила вдруг АртЗмида. — На копирайт посмотри.

Внизу экрана стояли буквы: ©MCMLXXX ATARI.

— Ну, восьмидесятый год, — протянул Эйч. — Как ему это поможет?

— Да, как мне это поможет?

— Эго самая первая версия Tempest, там есть баг в коде, — пояснила АртЗмида. — Когда Tempest только вышла, игроки обнаружили одну хитрость. Если умереть с определенным числом очков, автомат выдаст кучу дополнительных попыток.

— Ого, не знал… — Мне даже как-то стыдно стало.

— Знал бы, если бы прочитал про эту игру столько же, сколько я.

— Ну ты даешь, девушка! — восхитился Эйч. — Ума палата!

— Спасибо, — ответила АртЗмида. — Иногда бывает польза и от гиков с навязчивым неврозом и полным отсутствием личной жизни.

Все заржали — кроме меня. Я слишком нервничал.

— Ладно, Арти, что я должен сделать? Как получить эти дополнительные попытки?

— Подожди, я ищу у себя в записях.

Над ухом у меня зашуршали страницы, как будто АртЗмида и правда листала какой-то блокнот.

— Ты что, реально таскаешь с собой все записи в бумажном виде? — удивился я.

— Я привыкла всегда держать их при себе, подшиваю новые листы на спираль. И, как видишь, это оказалось полезно. Все, что хранилось в моем аккаунте, погибло вместе с аватаром. — Снова шорох страниц. — Ага, есть! Значит, так: сначала наберешь больше ста восьмидесяти тысяч очков. После этого доведешь счет до числа, которое оканчивается на две шестерки, одиннадцать или двенадцать. Если в этот момент умрешь, получишь еще сорок попыток.

— Ты в этом точно уверена?

— Точно-точно.

— Ладно… Поехали.

Я начал свой обычный предыгровой ритуал: потянулся, хрустнул костяшками, размял шею.

— Да не тяни ты время! — не выдержал Эйч. — Я тут с ума сойду от нервов!

— Тихо! — цыкнул на него Сёто. — Не наседайте на человека.

Все замолчали, и в тишине я кое-как собрался с духом.

— Ну, где наша не пропадала… — Я ударил по мигающей кнопке «Игрок 1».

Tempest представляла собой игру с допотопной проволочной графикой. На черном экране тонкими неоновыми линиями был нарисован трехмерный туннель. Игрок смотрел на него сверху вниз и с помощью вращающегося диска управлял стрелком, бегающим по краю. Цель игры — перестрелять всех врагов, ползущих наверх из туннеля, уклониться от их огня и обойти все препятствия. От уровня к уровню форма туннелей усложняется, а противников и препятствий становится все больше.

Холлидэй установил на автомате уровень сложности Toust, так что я не мог начать игру менее чем с девятого уровня. На то, чтобы набрать сто восемьдесят тысяч очков, у меня ушло пятнадцать минут, и за это время я потерял две жизни. Игру я забыл даже больше, чем ожидал. Когда счет достиг ста восьмидесяти девяти тысяч четырехсот двенадцати очков, я нарочно врезался в шип, потеряв таким образом последнюю жизнь. На экране появилось окошко для ввода инициалов, и я дрожащими пальцами вбил: У-А-У.

Нолик в поле «Кредит» сменился на сорок.

Мои друзья так завопили, что меня чуть удар не хватил.

— АртЗмида, ты гений, — сказал я, когда восторги поутихли.

— Да, я в курсе.

Я начал вторую игру, теперь уже стремясь побить рекорд Холлидэя. Первое время меня еще потряхивало, но потом мандраж заметно отпустил. В конце концов, не выйдет в этот раз, будет еще тридцать девять попыток.

Во время краткой передышки между атаками АртЗмида заметила:

— Прикольные у тебя инициалы, УАУ. Что значит А?

— Афигенный, — пошутил я.

Она расхохоталась.

— Я серьезно.

— Алекс.

— Уэйд Алекс Уоттс. Мило. — И она умолкла, потому что на меня насела очередная орда противников.

Через несколько минут я снова лишился последней жизни, закончив игру со счетом двести девятнадцать тысяч пятьсот восемьдесят четыре очка. Не то чтобы совсем паршиво, но еще слишком далеко от цели.

— Ну ничего, — ободрил меня Эйч.

— Ничего хорошего, — вырвалось у Сёто, который явно забыл, что я его слышу. — То есть… э-э… молодец, Парсифаль-сан, уже гораздо лучше.

— Спасибо за доверие, Сёто-сан.

— Хотите прикол? — АртЗмида снова шуршала страницами. — Создатель Tempest Дэйв Торер придумал игру, увидев ночной кошмар о монстрах, лезущих из дыры в земле и гоняющихся за ним. — Она рассмеялась своим мелодичным смехом, который я так давно не слышал. — Как тебе, Си?

— Прикольно.

Ее голос действовал на меня успокаивающе. Наверное, она это чувствовала, потому что продолжала говорить и говорить. У меня даже сил прибавилось. Я ударил по кнопке «Игрок 1» и начал третью игру.

Все притихли и наблюдали за мной в полном молчании. Примерно через час я потерял последнюю жизнь. На этот раз счет дотянул до четырехсот тридцати семи тысяч девятисот семидесяти семи очков.

Как только на экране вспыхнула надпись «Конец игры», раздался голос Эйча:

— Плохие новости, амиго.

— Что такое?

— Ты был прав. «Шестерки» оставили резерв у границы сектора. Сразу после взрыва они взяли курс на Хтонию. Короче, они…

И Эйч умолк.

— Да говори уже!

Вместо него закончила АртЗмида.

— Они только что вошли во врата. Минут пять назад. Врата закрылись, когда ты вошел, но «шестерки» открыли их своими ключами.

— То есть «шестерки» уже здесь? Прямо сейчас?

— Восемнадцать аватаров, — ответил Эйч. — Каждый попал в автономную симуляцию. Все сейчас по одному играют в Tempest — так же как и ты. Все использовали баг с сорока дополнительными попытками. У большинства получается довольно паршиво, но один довольно силен. Полагаю, это Сорренто. Он только что начал вторую игру…

— Стоп-стоп! — перебил я. — Откуда вы-то все это знаете?

— А мы их видим, — сообщил Сёто. — В прямом эфире, вместе со всеми пользователями OASISa. Тебя, кстати, тоже.

— Да вы о чем вообще?!

— Как только кто-то входит в Третьи врата, на Доске почета появляется окошко с прямой трансляцией, — объяснила АртЗмида. — Видимо, Холлидэй решил превратить финал Охоты в спортивное зрелище.

— Погодите, то есть весь OASIS смотрит, как я тут играю в Tempest?

— Так точно, — подтвердила АртЗмида. — Играешь в Tempest и треплешься с нами. Так что следи за языком.

— Какого хрена вы мне раньше не сказали?! — заорал я.

— Решили зря не нервировать, — невинно произнес Эйч. — Типа, не отвлекать, и все такое.

— А, здорово! — завопил я на грани истерики. — Класс! Вот спасибо-то!

— Успокойся, Парсифаль! — одернула меня АртЗмида. — Думай об игре. Теперь это гонка. Тебе на пятки наступают восемнадцать «шестерок», так что постарайся очередную попытку не слить. Понял меня?

— Понял…

Я медленно выдохнул, набрал в грудь воздуха и снова ударил по кнопке «Игрок 1».

Как обычно, конкуренция меня подстегнула. Я вроде бы вошел в ритм. Вращение, заппер, суперзаппер, обойти шипы, следующий уровень… Я уже нажимал на кнопки не задумываясь. Позабыл о том, что поставлено на кон, о том, что на меня смотрят миллионы. Я полностью сосредоточился на игре.

Прошло чуть больше часа, я только что закончил восемьдесят первый уровень и тут снова услышал над ухом радостные вопли.

— Получилось! Получилось!

Мой взгляд метнулся вверх экрана. Счет достиг восьмисот двух тысяч четырехсот восьмидесяти восьми очков.

Я машинально продолжал играть, стремясь к наилучшему результату, но громкое покашливание АртЗмиды привело меня в чувство. Продолжать игру смысла уже не было, я лишь тратил бесценные секунды, ведь «шестерки» уже дышали в затылок. Я быстренько потратил две оставшиеся жизни, ввел свои инициалы, и они появились на самом верху таблицы рекордов, прямо над результатом Холлидэя. Потом экран погас, и на нем возникла надпись:

Игровой автомат исчез, а с ним и мой аватар.

Я скакал в тумане по зеленым холмам. Видимо, ехал верхом на коне, потому что меня потряхивало вверх-вниз и слышался топот копыт. Впереди из тумана появились знакомые очертания замка.

Но, посмотрев вниз, я обнаружил, что никакого коня подо мной нет. Мой аватар, одетый в кольчугу, шагал по земле, а руки вытянул перед собой, как будто держал в них поводья. Вот только никаких поводьев тоже не было.

Я остановился, и топот копыт стих — правда, не сразу, а спустя несколько секунд. Я обернулся и увидел источник звука. За мной шел человек с двумя половинками кокоса и колотил ими друг по другу.

Я понял, куда попал: в первую сцену одного из любимых фильмов Холлидэя и вообще культового фильма для всех гиков на свете — «Монти Пайтон и Святой Грааль».

Похоже, как и в Медных вратах, от меня требовалось воспроизвести все реплики и действия своего героя.

Я играл короля Артура. На мне был тот же костюм, что и на Грэме Чепмене в фильме, а за мной, стуча кокосами, шел мой верный слуга Пэтси в исполнении Терри Гиллиама. Когда я обернулся к нему, слуга отвесил раболепный поклон, но ничего не сказал.

— Монти Пайтон и Святой Грааль! — радостно прошептал Сёто.

— Спасибо, кэп, я понял, — забывшись, ляпнул я.

На дисплей тут же выскочило предупреждение: «Неверная реплика!» — и в углу появился счет: минус сто очков.

— Браво, олух, — похвалила АртЗмида.

— Если нужна помощь, дай знак, — сказал Эйч. — Рукой помаши или типа того, и мы будем суфлировать.

Я кивнул и поднял вверх большой палец. Но в помощи я особо не нуждался. За последние шесть лет я посмотрел этот фильм ровно сто пятьдесят семь раз и знал наизусть каждое слово.

Я посмотрел на замок, уже зная, что меня там ждет, и «поскакал» к нему, держа несуществующие поводья. Пэтси снова застучал кокосами. Возле замка я натянул «поводья», принуждая своего «скакуна» остановиться, и крикнул:

— Тпру!

За верную реплику я получил сто очков, и счет снова стал равен нулю.

На стене показались два солдата.

— Стой! Кто идет? — заорал нам один из них.

— Я, Артур, сын Утера Пендрагона, из замка Камелот! — оттарабанил я. — Король бриттов! Победитель саксов! Государь всея Англии!

Эта тирада принесла мне пятьсот очков и еще бонус за интонацию и акцент. Я немного выдохнул и уже начал получать удовольствие от процесса.

— А не брешешь? — спросил солдат.

— Я король! — возмущенно повторил я. — А это мой верный слуга Пэтси. Мы проскакали эти земли вдоль и поперек в поисках рыцарей, что присоединятся ко мне в Камелоте! Я желаю говорить с вашим господином!

Еще пятьсот очков. Над ухом слышался хохот моих друзей и аплодисменты.

— Что? Проскакали верхом на лошадях? — уточнил солдат.

— Да. — Сто очков.

— Это у вас кокосы!

— Что? — Сто очков.

— У вас две пустые половинки кокоса, и вы стучите ими друг о друга!

— Ну и что? Мы скачем с тех пор, как снега зимы покрыли эти земли! Через королевство Мерсии, через… — Пятьсот очков.

— А кокосы вы где взяли?

И дальше все пошло как по маслу. Мои персонажи менялись от сцены к сцене — я всегда был тем, у кого больше реплик. Удивительное дело, налажал я всего в шести или семи фразах. Попав в затруднение, я пожимал плечами и разводил руки ладонями вверх. По этому сигналу Эйч, АртЗмида и Сёто смеющимся хором подсказывали мне нужную реплику. Все остальное время они помалкивали — разве что иногда молчание нарушалось взрывом хохота. Сложнее всего для меня было не заржать самому. Особенно когда АртЗмида начала говорить за Кэрол Кливленд в сцене в замке Сибирской язвы, со всеми интонациями. Несколько раз я кололся, и с меня снимали очки. В остальном все двигалось гладко.

Играть в фильм было не только просто, но и невероятно прикольно!

Где-то на середине, сразу после встречи с рыцарями, что говорят «Ни!», я открыл текстовый редактор и набрал: «Как там „шестерки“?»

— Пятнадцать еще играют в Tempest, — отрапортовал Эйч. — Трое побили рекорд Холлидэя и перешли к фильму. — Он помедлил. — Лидер — видимо, Сорренто — отстает от тебя всего на девять минут.

— И пока не ошибся ни в одной реплике, — добавил Сёто.

Я чуть не выругался вслух, но вовремя прикусил язык и напечатал: «Писец…»

— Он самый, — согласилась АртЗмида.

Я глубоко вздохнул и сосредоточился на очередной сцене — «Истории сэра Ланселота». Эйч продолжил докладывать мне о прогрессе «шестерок», когда я просил.

Когда добрался до последней сцены — атаки на французский замок, — я снова занервничал, не зная, что будет дальше. В Первых вратах мне пришлось сыграть роль в фильме «Военные игры», во Вторых меня ждала видеоигра Black Tiger. В Третьих уже было и то и другое. Я догадывался, что за «Граалем» последует и третий уровень, но даже не представлял, каким он может оказаться.

Ответ я получил через несколько минут. Когда я закончил финальную сцену, дисплей стал черным и несколько минут звучала дурацкая органная музыка, как в фильме. А когда она остановилась, передо мной вспыхнула надпись:

Когда текст пропал, я оказался в обшитом дубовыми панелями помещении, огромном, как целый склад, с высоким сводчатым потолком и лакированным паркетным полом. Никаких окон, единственный выход — большие двустворчатые двери в одной из четырех голых стен. В самом центре комнаты стояла система погружения в OASIS — сейчас уже несколько устаревшая, однако несколько лет назад эта модель считалась одной из передовых. Ее окружало с сотню стеклянных столов, выставленных овалом. На каждом размещался какой-нибудь классический домашний компьютер или игровая система, а рядом — полки, на которых лежали всевозможные периферийные устройства, контроллеры и носители с играми и программным обеспечением. Вся композиция смотрелась очень продуманно и аккуратно, как музейный экспонат. Обойдя овал, я обратил внимание, что компьютеры расставлены по году выпуска. PDP-1, Altair 8800, IMSAI8080, Apple I, рядом Apple II, Atari 2600, Commodore PET, Intellivision, несколько моделей TRS-80, Atari 400 и 800, ColecoVision, TI-99/4, Sinclair ZX80, Commodore 64, несколько игровых систем Nintendo и Sega, вся линейка Macintosh и ПК, игровых систем PlayStation и Хbох. И венец картины — консоль для OASISa, подключенная к системе погружения в центре всей инсталляции.

Я сообразил, где нахожусь — в виртуальной копии кабинета Холлидэя, комнаты в его особняке, где он провел большую часть последних пятнадцати лет жизни. В том самом месте, где он писал свою последнюю, величайшую игру. Ту самую, в которую я сейчас играл.

Я никогда не видел фотографий этой комнаты, но детальное описание всей ее обстановки и опись содержимого давно лежали в сети — информацию слила компания, которую наняли для вывоза имущества Холлидэя после его смерти.

Опустив взгляд, я обнаружил, что мой аватар из рыцаря Монти Пайтона снова превратился в Парсифаля.

Начал я с самого очевидного действия — подошел к дверям и подергал. Заперто.

Тогда я снова обвел глазами комнату, внимательно рассматривая собранные в ней памятники компьютерной и игровой истории.

Тут-то до меня и дошло, что овал, который формируют экспонаты, есть не что иное, как контур яйца.

В голове у меня зазвучала первая загадка из «Приглашения Анорака»:

Вот я и добрался до этого места. Пасхальное яйцо Холлидэя спрятано где-то в этой комнате.