III
Час спустя дочь позвала меня:
— Мать, иди сюда скорее! Может, ты передумаешь насчет иностранцев? Тут такие клевые мужики! Посмотри! Один другого лучше!
Я ничего не передумала, но, как говорится, посмотреть невредно.
— Видишь? На любой вкус.
Я уставилась на экран.
— Ты каких предпочитаешь? Темненьких или светленьких? Хотя вообще-то в твоем диапазоне они большей частью либо седые, либо лысые.
— Серо-буро-малиновых в крапинку, — нервно хихикнула я.
— Ма, ты хоть в чем-нибудь можешь быть серьезной? А то держись: вот напишу сейчас от твоего имени негру из Алабамы. Фу, извини! Неполиткорректно выразилась. Афроамериканцу из Алабамы. Красавец! Два метра роста. Вес сто двадцать килограмм. И мечтает познакомиться с белой женщиной. Между прочим, нестарый, сорок пять лет, холостой.
— Надька, прекрати! Я, конечно, не расистка, но предпочитаю мужчин европейского типа.
— Тогда рекомендую шведов и норвежцев. От них предложений очень много. Я сперва удивилась, а потом изучила вопрос. Оказывается, их в обратную сторону перекосило: мужиков больше, чем женщин. И такие симпатяшки встречаются! Даже сама задумалась. А что, мать, спишусь с каким-нибудь, уеду в Норвегию, там фьорды, северное сияние и социальное обеспечение на высшем уровне.
— И что ты там станешь делать?
— Не знаю, но помечтать-то можно.
Говоря, она не переставая щелкала мышью. На экране мелькали фотографии с биографиями.
— Во, ма, смотри! — остановилась она. — Англичанин. Профессор Оксфорда. Даже русский знает. Нет, ты гляди, гляди, лицо какое интеллигентное! И не так чтобы очень старый — пятьдесят пять лет всего. В хороших британских условиях и с твоей заботой еще может долго прожить.
— Дочь, хватит издеваться. У него вид не интеллигентный, а бомжеватый.
— Темный ты человек. Ничего не понимаешь. У английских интеллектуалов в таком виде ходить — самый шик. Это они так протест выражают против буржуазности.
— Знаешь, Надька, мне в жизни пока слишком мало буржуазности достается, чтобы выражать против нее протест. Не нужен мне такой профессор.
— Ох, и капризная ты у меня. Афроамериканца не хочешь, прогрессивного английского профессора тоже. Что же мне с тобой делать?
— Ничего. Мне и так хорошо.
Надька тем не менее продемонстрировала еще нескольких соискателей. Ни один меня по-прежнему не вдохновлял. Даже чисто теоретически, а уж переписку с ними заводить или тем более встречаться…
— Уговорила. Давай наших смотреть. Только они в основном без фотографий. С ними сперва надо списываться и посылать свою, и, только если понравишься, они себя покажут во всей красе.
— Тем более не надо. Нужно мне с котом в мешке переписываться!
— Не торопись. Давай мы лучше по-другому сделаем. Я сейчас еще покопаюсь, отыщу тебе несколько объявлений посимпатичней, а уж из них ты выберешь, на какие захочешь ответить. Может, конечно, ничего путного и не выйдет, но вдруг…
— Нет, Надька. Мне уже надоело. По-моему, очень скучно. Охота тебе на ерунду свободное время тратить. Лучше книжку бы почитала, если делать больше нечего.
— Нет, ты у меня безнадежно несовременная.
— Просто я давно работаю в магазине, и знаю: в таких местах, где ты ищешь, сбывают в основном залежавшийся товар. Или вообще неликвид.
Надька, резко крутанувшись в вертящемся кресле, в упор уставилась на меня.
— Мам, давай рассуждать по-другому. Вот ты у меня, например, нормальный симпатичный и приличный человек. Тем не менее столько лет уже не можешь ни с кем подходящим познакомиться. Думаешь, ты одна такая? Да нет. Таких людей тысячи. И мужчин, и женщин. Как им встретиться? В общем, отстань от меня со своими сомнениями и не мешай.
Я вздохнула и вышла из ее комнаты. Пусть себе развлекается. Все равно из этого ничего не выйдет.
Сама устроилась на кухне и набрала номер Нонки, своей самой близкой подруги. Она уже тоже отработала выходные на семейном фронте и урывала последние часы отдыха перед новой трудовой неделей.
— Устала — ужас! — с ходу принялась жаловаться она. — Настирала, нагладила, окна вымыла во всех комнатах, занавески тоже выстирала, выгладила и повесила. Спина ноет, руки-ноги отваливаются. А Петька мой все это время вокруг ходил и ныл. Мол, зачем тебе это надо? Можно подумать, я для себя развлекаюсь, а не для него и детей делаю, чтобы грязью не дышали! Никакой благодарности! И помощи не дождешься. А если за что и возьмется, потом приходится переделывать. Сама-то чем занималась?
— Примерно тем же, — ответила я. — Минус окна. С ними коллективно в прошлые выходные справились.
— Тебе хорошо, — позавидовала она. — Мама еще крепкая, а дочка уже взрослая. Не приходится на своем горбу весь воз везти. А у меня что? От Петьки в смысле хозяйства толку совсем никакого. А мальчишки еще маленькие. И дочки нет. Так ведь мечтала, а получились два парня. Правда, может, когда подрастут… — Она осеклась, не договорив, потом добавила: — Хотя, если в отца пойдут, достанется кому-то радость.
— Ой, Нонка, не гневи Бога. Хорошие у тебя мальчишки. И Петр только семьей и живет.
— Все хорошие, когда спят. Нет, конечно, они хорошие, но я так устала троих мужиков одна обслуживать. Ладно еще, не работала бы, а на два фронта уже иногда не хватает. Да и мальчишки не такие, как девочки. Неаккуратные. Пачкаются. Одежда и обувь на них горит. То в футбол, то залезут куда-нибудь. Вчера явились со двора. Оба по колено в цементе. Где только нашли? Ни одной стройки вокруг. Главное, кроссовки неделю назад купили! Чем я их только отскребать не пыталась. Теперь выкинуть придется.
— Знаешь, Надька в их возрасте тоже и лазила везде, и пачкалась…
— Это когда было. Теперь-то выросла. Потом, она у тебя одна, а у меня их двое. И друг друга постоянно на безобразия заводят. И отец, вместо того чтобы выдрать, во всем потакает. Мол, они мальчики, им положено много двигаться. Не понимаю, почему мальчикам положено двигаться, а мужчинам — нет? Скажи, чушь какая. Потом вырастают и на диване все время лежат, а мы словно белки в колесе по хозяйству крутимся. Вот и ответь: кому надо привыкать больше двигаться?
— Нонка, хватит жаловаться, а то я сейчас заплачу.
— Кому же мне, кроме тебя, пожаловаться. Петька не поймет, а матери скажешь, она заведет свое ду-ду: «Говорила тебе, не выходи за него замуж. Сама виновата». Ее послушать, на меня очередь из женихов выстроилась.
— Нонка, зачем прибедняешься? У тебя тогда было на выбор целых три кавалера.
— Ну скажи, Петька был самый лучший.
— Вот тут с тобой полностью согласна.
— Значит, выбора у меня и не было. Кстати, — почти зашептала она, — о бывших моих ухажерах. Я Кольку тут встретила. Помнишь, наверное? Который рыжий. Совсем спился, опустился. Идет, бутылками гремит. Сперва даже не признала. Думаю, бомж какой-то. Только когда окликнул, гляжу: он! Слесарем в домоуправлении, или как оно там теперь называется, работает. А был ведь инженером на заводе! И что с людьми делается.
— Вот. А ты своим Петром недовольна.
— Это не я, а мать. Ей до сих пор кажется, будто я принца упустила, и из-за этого она теперь живет не так, как ей хочется. Не понимаю, что ей не хватает! Все вроде у человека есть. По ее, естественно, возрасту и потребностям. И телевизор ей хороший купили, смотри — не хочу целыми днями, из дома уже два года никуда не выходит, продукты ей каждую неделю привозим, профессора тут к ней притащила, а то все на ноги жалуется. Бесполезно. Продолжает ворчать. И Петьку терпеть не может. На прошлой неделе ребят к ней закинула. Понадеялась, хоть полдня бабушка за ними приглядит. Дел у меня самой накопилось выше крыши. А дома их одних нельзя оставить, обязательно нашкодят. И что ты думаешь? Двух часов не прошло, звонит мне мать на мобильник: приезжай забирай своих оглоедов, я устала. А отчего, спрашивается, устала, когда она и так целыми днями сидит без дела. Другая бы на ее месте порадовалась: внуков привезли, пообщаться можно. Они, считай, бабку почти и не знают. А этой неинтересно. Ну никакого в ней зова крови! Пришлось с собой по магазинам таскать. Едва не рехнулась. Хоть к себе их привязывай. Ой, ну ладно. Ты про себя лучше расскажи.
— У меня все то же самое, что у тебя. Только у тебя детки маленькие, и бедки — тоже. А моя уже выросла, и проблемы соответственно укрупнились. Представляешь, мужика сегодня домой привела…
— Никак замуж выходит? — охнула Нонна.
— До замужества пока не дошло, и вообще дело не в этом, а в том, что мужик ее старше лет на пятнадцать. Представляешь?
— Вполне. — Мои слова почему-то совершенно не смутили подругу. — Молодец твоя Надька, правильно мыслит. На сопляков нет смысла размениваться. Мужик-то хоть солидный, при деньгах?
— Я к нему в кошелек не заглядывала.
— По виду-то можно определить. Машина у него какая?
— Понятия не имею. Его Надька на своей привезла.
Нонка разочарованно прогудела:
— Что это она так? Влюбилась? Найти пожилого и без машины.
Меня рассмешили зигзаги Нонкиных мыслей.
— Вообще-то у него есть машина.
— Уже лучше. Какая?
— Говорю тебе: понятия не имею. Но Надька в него не влюбилась. Сама мне сказала. Они просто встречаются. По-моему, ей льстит, что на нее обратил внимание взрослый мужик.
— А ты ей верь больше. Сама-то много своей маме докладывала, когда влюблялась?
— Нонка, зачем ты сравниваешь. У нас с Надькой вполне доверительные отношения.
— Блажен, кто верует, — скептически бросила она. — Конфликт родителей и детей всегда остается. Тем более мужик на столько ее старше, ты наверняка насторожилась. Будет она тебе о своих истинных чувствах к нему докладывать.
— Нет, если бы Надька была влюблена, от меня не укрылось бы, — по-прежнему не испытывала сомнений я. — Тут скрывай не скрывай… Хотя, знаешь, Нонка, они, как мы раньше, теперь не влюбляются. Вот помню, когда я влюбилась, вообще перестала что-нибудь видеть вокруг, кроме него. Есть не могла, спать, жила только от встречи до встречи. А у Надьки, по-моему, никогда так не было. Ну, нравится мальчик, встречается с ним, но никаких бурных эмоций.
— Это, Вера, потому, что для нас и поцеловаться было событием, а эти теперь спят со всеми направо и налево. Все доступно, все возможно, никакого запретного плода.
Я обиделась за дочь.
— Надька не спит направо и налево!
— Хочешь сказать, она у тебя до сих пор девушка?
— Таких интимных вопросов я ей не задаю, но полагаю, что уже нет.
— Что и требовалось доказать! — восторжествовала Нонна. — Ничего ты о ее личной жизни, по сути, не знаешь. И она тебе не докладывает. А ты сама влюбилась один раз. Замуж зачем выскочила? Да чтобы можно было законно сексом заниматься. И вся любовь у вас после свадьбы на убыль пошла.
Нонка вечно умеет вывернуть все наизнанку! Правда, отношения у нас с Надькиным отцом и впрямь быстро испортились.
— Ага! Молчишь! Ведь права я! А эти что? Понравился мальчик, переспали. Энтузиазм перестал выказывать, разбежались. Следующего нашла.
— Нонка, ты как-то все упрощаешь и опрощаешь. Нет, нравы стали, конечно, свободнее, однако любви все ищут.
— Где ж ее взять на всех! Вон у тебя много любви нашлось? Сплошной проходной вариант! А теперь вообще пусто.
— Вы с Надей словно сговорились. Вообрази, она меня сосватать решила!
— К кому? — Нонна заметно оживилась.
— Да пока абстрактно. Сказала, будет подыскивать подходящую кандидатуру.
Нонка аж захлебнулась.
— Это, Верунь, неспроста. Точно в того мужика влюбилась. Вот и хочет тебя куда-нибудь пристроить. Чтобы ты отвлеклась и ей палки в колеса не ставила.
— С какой радости я ей должна палки в колеса ставить? Ее выбор, ее жизнь, пусть сама и решает. Тем более мне этот Родион вполне понравился.
— Родион? Какое редкое имя! Слушай, а внешне он какой?
— Знаешь, вполне симпатичный, вежливый.
— По поводу вежливости не особо обольщайся. Они сначала все вежливые. А привыкнет, таким иной раз хамом себя проявит! Откуда что берется! Ну, так ты мне его опиши, опиши! В чем симпатичность.
— Ну, приятный. Улыбается хорошо.
— Ох, вытягивай из тебя! Говори, рост какой? Масть?
— Ростом будет повыше Надьки.
— Хорошо, — одобрила моя подруга. — Надька высокая, значит, ее Родион минимум метр восемьдесят.
— Наверное. Стрижка короткая. Волосы… шатенистые.
— Лысины нет? — забеспокоилась она.
— Пока, по-моему, не наблюдается.
— Толстый, худой?
— Средний. Одет хорошо.
— Ну хоть картину теперь себе составила твоего будущего зятя, — с облегчением выдохнула она.
— Да не собирается она за него замуж. И командует им…
— А он слушается?
— Пока вроде да.
— Положительный момент. Значит, есть надежда, что будет управляемым.
— Нонка, она его не любит, — отчеканила я.
— Поживешь — увидишь, — словно не слышала она. — Надежда — девка практичная. За здорово живешь тратить свое время не станет. Раз даже на машине его возит, помяни мое слово, у нее к нему что-то есть. Но больше всего меня настораживает, что она решила твоей личной жизнью заняться.
— Она говорит: «Хочу, чтобы ты, мама, была счастлива!»
— А ты слушай да читай между строк: чем мама счастливее, тем меньше меня станет дергать и моему счастью не будет завидовать.
— Что ты несешь! Когда, интересно, я ее дергала? И уж тем более никогда не завидовала. Она моя дочь.
— Вот уж не аргумент! Я своей матери тоже дочь. А она до сих пор пережить не может, что у меня нормальная семья, а от нее мой папаша удрал, когда мне было три года. Кстати, вполне его понимаю: я бы, на его месте, и года ее не выдержала.
— Кстати, как твой отец-то? — поинтересовалась я.
— Замечательно! И выглядит хорошо. А с моей остался бы, уверена, давно помер бы. Она бы его запилила. Ой, опять мы все о моей мамаше! Не могу больше! Хоть пять минут о ней не думать. А Надька неужели тебе мужика присмотрела?
— Да нет. Пока она теоретически действует. Вот сейчас сидит и по Интернету шарит. Я ее отговариваю: не надо. Но она уже завелась. Кстати, там такие красавцы попадаются.
— Рехнулись вы обе! — возопила она. — Эти красавцы и есть самые главные альфонсы! Знакомятся с бабами по всему свету, а потом под разными предлогами деньги из них выдаивают. И хорошо, если только деньги, — многозначительно добавила она. — Я вот недавно читала: всякие турки, греки и арабы выписывают к себе девушек якобы для женитьбы, те приезжают, раззявятся, а они их после в публичные дома продают.
Я засмеялась.
— Ну, для публичного дома я старовата.
— Не скажи. Во-первых, клиенты и вкусы разные бывают. Да и ты еще неплохо выглядишь. И бордели существуют разного пошиба. Словом, даже не вздумай ни с кем через Интернет знакомиться.
— Да успокойся. Не собираюсь. Но вообще-то там не только турки. Норвежец один, например, вполне симпатичный.
— Наверняка какой-нибудь работяга, который на буровой вахтовым методом трудится. Кроме того, сама посуди: зачем тебе иностранец? Ты даже английского не знаешь, а норвежский, говорят, такой трудный.
— Говорю же: не собираюсь я. Просто Надька нашла и показала. Интересно посмотреть.
— Ой, настоятельно тебе не советую. — Нонка будто меня не слышала. — И с нашими, между прочим, через Интернет тоже опасно знакомиться. Мне тут жуткую историю рассказали. Один маньяк под видом жениха назначал свидание. И обязательно просил женщин надеть что-нибудь зелененькое, вроде как в качестве опознавательного знака. Кофточку, юбочку, зонтик на худой конец. Этакий внимательный, вежливый, привлекательный. Бабы от него млели. А он их заводил в глухое место, насиловал и убивал. У него потом все их зеленые вещи нашли.
— Нонка, тебе не кажется, что это полная чушь? Сама подумай, если этот маньяк всех их убил, откуда кому известно, что бабы от него млели.
— А ему не всех удалось убить. Две ему не понравились, а еще одна, последняя, от него отбилась. Благодаря ей этот гад и попался. Так что можешь не сомневаться. Чистую правду тебе говорю, из достоверных источников. Знакомиться можно только с проверенными людьми.
— Если они проверенные, значит, знакомые, — возразила я.
— Ничего подобного. У меня, например, есть масса знакомых, которых я сама хорошо знаю, а ты вообще не знаешь.
— Вот и познакомь. — Я решила пресечь дальнейшие споры.
— Понимаешь, они или уже женатые, или тебе неподходящие.
— Сама себе противоречишь, подруга.
— Никакого противоречия! — отрезала она. — Какой смысл мне сватать тебе восьмидесятилетнего деда или двадцатилетнего мальчика. А оба они очень порядочные.
— Вот видишь, — меня опять начал разбирать смех. — Значит, порядочные и проверенные мне не подходят. Значит, только Интернет и остается. Но я, пожалуй, предпочту жить одна.
— И правильно сделаешь, — на полном серьезе отреагировала на мои слова она. — Знаешь, я порой тебе даже завидую. Сама себе хозяйка. Что хочешь, то и делаешь. Я в рабстве у троих мужиков. И освобождения не предвидится. Верно, уж никогда для себя, любимой, пожить не удастся. До замужества мамаша тиранила, а теперь три мужика погоняют. А ты свободна!
И я поняла: она искренне мне завидует.
