Глава IX
Я правильно сделала, что уехала. Два дня подряд, отключив телефон, я спала и гуляла. Еще я, конечно, ела, но мало — готовить было лень. А еще я жгла камин. Устроившись в огромном кожаном кресле деда и глядя на яркие оранжевые языки пламени, я размышляла о хаосе своей жизни. Огонь с малых лет меня завораживал и успокаивал. Вот и теперь, уехав, прервав всякую связь с городом, отдалившись от мучивших меня проблем, я наконец обрела способность спокойно взглянуть на них как бы со стороны.
Тишина. Засыпанный снегом сад. Снег шел и шел. По утрам мне приходилось прокапывать дорожку к калитке. Можно было, конечно, попросить сторожа, но мне доставляло удовольствие делать это самой. Давно забытое ощущение радости физического труда, когда потом гудят руки, а тело наливается бодростью и энергией. И как замечательно после этого, вернувшись в дом, выпить кружку горячего какао! Я словно вернулась в детство.
Проблемы, казавшиеся мне неразрешимыми, будто растаяли. Ну что, в конце концов, страшного происходит? У меня есть муж, работа, успех. Мы все здоровы, даже мама еще такая крепкая, по-прежнему работает и полна сил. Да, Виталий, конечно, сильно изменился, но ведь все люди с годами меняются. И я наверняка изменилась. Это естественно. Наверное, надо просто относиться друг к другу терпимее и стараться понять. Приеду — поговорим с Виталием по душам. Пока я к этому еще не готова.
Чем больше я таким образом размышляла, тем мне становилось яснее: я сама загнала себя в угол. Беспрерывной работой, как на конвейере, да еще эта свадьба. Кстати, психологи считают, что выход замуж вызывает стресс, не меньший, чем похороны близких.
Напряжение копилось и копилось, и в результате выбило меня из колеи. Голова забастовала, работа застопорилась, все мое существо вопило о помощи.
Замечательно, что я удрала именно сюда, а не в какой-нибудь санаторий с чужими безликими интерьерами. Как целительно возвращение в детство! Я вдыхала родной запах старого дома, трогала вещи, которые жили здесь уже много-много лет и помнили меня еще совсем маленькой, и комок внутри меня разжимался.
На третий день произошло настоящее чудо. Мои герои ожили! Я включила компьютер. Работа пошла. Я снова могла писать. Какое счастье! Я работаю!
Еще день спустя я решилась включить мобильник и позвонила Виталию.
— Со мной все в порядке. Я отдыхаю.
— Где ты? — принялся вопить он в ответ. — Мы все тут едва с ума не сошли.
— Я же оставила записку.
— Да, но почему ты не сообщила, куда едешь? Нам было совершенно непонятно, где тебя искать.
— Кому «нам»? — мне стало интересно.
— Мне, Феликсу, маме твоей, наконец!
— Маму-то зачем тревожил?
— Она сама позвонила. В каком виде ты меня выставила? Пришлось признаться, что я не в курсе, где моя собственная жена. А мобильный твой не отвечает. Я даже Ляльке в Италию позвонил, но ты и ей ничего не сказала. Где ты находишься?
Мне даже стало его жалко. Он и впрямь попал в унизительное положение. Хотя мог бы и соврать. Назвал бы любое курортное место, куда я якобы уехала. В любом случае я решила и дальше хранить тайну своего уединения. Мне было хорошо одной, и я панически боялась, как бы его приезд не разрушил моего рабочего настроения.
— Виталий, я не скажу тебе, где я. Мне еще нужно время, чтобы окончательно прийти в себя. Но могу тебя обрадовать: мне снова пишется.
— Правда? — в его голосе послышалось облегчение.
— Да. Мне уже практически весь роман ясен. Неожиданно все линии сложились. Осталось только написать.
— Очень рад. — Голос его вновь посуровел. — Только не понимаю, почему ты скрываешь от меня свое местопребывание?
— Виталий…
Он перебил:
— Мало ли что случится, а я не знаю, где ты.
— Здесь со мной ничего случиться не может. А если тебе от меня что-нибудь понадобится, звони в любое время. Я больше не стану телефон выключать.
— Все-таки…
— Нет, Виталий, — отрезала я.
— Боишься моего незапланированного визита?
Я понимала: он оскорблен, но ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось сохранить свое убежище в тайне и почему-то страшно было даже подумать, что он сюда нагрянет. Меня просто в дрожь бросало от одной этой мысли, но я надеялась, что как раз одиночество и время меня вылечат, и время необходимо было выиграть.
— Виталий, не будем ссориться. Вот напишу роман и приеду.
— Ты там не одна? — вдруг глухо осведомился он.
— Не говори глупостей. Я совершенно одна. — Мне стало смешно; оказывается, он еще способен ревновать. — Между прочим, Виталий, идея об одиноком отдыхе принадлежала тебе. Очень, замечу, здравая, спасибо за мудрый совет. Теперь тебе остается набраться еще немного терпения. А кстати, как там Егор? — нашла я удобный предлог перевести разговор на другое. — Он у нас?
— Нет пока. Не до него было. Я тебя разыскивал.
— Можешь спокойно его забирать. Недели две уж точно тут пробуду. Целую. Пока. Звони.
И, не дождавшись его ответа, я отключилась.
Я радостно погрузилась в работу. Отвлекал меня от нее только телефон. Все хотели непременно лично убедиться, что я жива и здорова, однако как только все в этом удостоверились, звонки почти прекратились, и я облегченно вздохнула.
Работа, прогулки, местный продовольственный магазин, в это время года почти без покупателей. Замечательно. Именно то, что мне требовалось. Лишние расспросы были мне совсем ни к чему.
Я ни с кем не общалась, разве что поселковый сторож иногда заходил проведать. Но это как бы не в счет. И я упивалась покоем и свободой. Из Италии возвратилась Лялька. Полная впечатлений, пылающая от любви к Толе, она рвалась нагрянуть ко мне с подарками. Но даже ее, ближайшую подругу, мне сейчас совсем не хотелось видеть. Может, все объяснялось моей завистью к ее счастью? Задавая самой себе этот вопрос, я не могла ответить на него однозначно и лишь понимала, что совершенно не в состоянии слушать Лялькины рассказы взахлеб, где через каждое слово упоминается Толечка с его высочайшими как духовными, так и физическими достоинствами.
То есть за Ляльку-то я была рада, но внимать ее откровениям удовольствия не доставляло, и даже ей я не призналась, где нахожусь. Она обиделась. Кажется, даже сильнее Виталия. Еле отговорилась, сваливая на книгу. Мол, она так хорошо пошла, боюсь отвлекаться, чтобы не сбиться. Но чем скорей я ее закончу, тем скорее мы увидимся. И Лялька неохотно, но смирилась.
— Раз здесь ничего личного, так уж и быть. Подожду. Но все-таки я чего-то не понимаю. Ну-ка, Таська, как на духу: скрываешь от меня что-то?
— Ровным счетом ничего, — заверила я. — Просто мне надо было отдохнуть, а теперь гоню роман.
Впрочем, она и дальше продолжала звонить, ежедневно информируя меня о московской жизни. Где они с Толей были, кого из общих знакомых видели, куда ходили. Этого мне было вполне достаточно для иллюзии сохраняющейся связи с миром. И книга моя успешно продвигалась все дальше и дальше.
Через неделю мне позвонил… Игорь.
— Здравствуйте, Таисия Никитична, — бодро начал он. — Что поделываете? Чем занимаетесь?
— Очень важным делом! — в тон ему откликнулась я. — Можно сказать, коммерческой важности. Изобретаю новый способ применения туалетной бумаги.
— Необычайно занимательно и высокодуховно! — Он прыснул. — Я совершенно заинтригован. Но позвольте узнать, чем вас не устраивает традиционный способ применения?
— Своей, если так можно выразиться, малой эстетичностью.
— Боюсь, не очень вас понял. Нельзя ли поподробней? А то тема уж больно интересная.
Я не выдержала и расхохоталась.
— Раз вам так уж интересно, извольте. На самом деле все очень просто. Может, конечно, я раскрываю глубокую коммерческую тайну, но вы свой человек.
— Мне, Таисия Никитична, смело можно доверить любую тайну, даже про туалетную бумагу, — раздался в трубке его заговорщицкий шепот.
— Ладно, иду с вами в разведку. «Атлантида» выдала мне наряд на «продакт плейсмент». Знаете, что это такое?
— Естественно. Эдакая ненавязчивая реклама товаров народного потребления в кинофильмах, телесериалах…
— Ага. И в книгах. Герой хватает топор, чтобы зарубить врага, но топорик у нас не простой, безымянный, а какой-нибудь известной фирмы. В кино клеймо покажут, а в книге пропишут название.
— Понятно. Тогда перед вами задачка. Туалетная бумага вещь специфическая.
— А мне, по условиям, надо упомянуть ее не меньше трех раз. Первый раз я ей промокнула кошачью лужу, второй — ребенок героини таскал бумагу в школу, нажевывал из нее шарики и плевался через трубочку в одноклассников.
— Оригинально, — одобрил Игорь. — И что, этот милый мальчик, плюясь, каждый раз восклицал: «Лучшие шарики из бумаги…» Как она у вас там называется?
— Неважно! И ничего он не восклицал, а маму попросил покупать теперь только бумагу этой марки. Другой, мол, плюется хуже.
— Чудный парень. Узнаю себя в детстве. Только я бы не стал говорить маме. Но, с другой стороны, какой же тогда «продакт плейсмент»?
— Вот вам смешно, — простонала я, — а мне еще третье появление проклятого «продакт плейсмента» изобретать.
— А если прямо по назначению? — посоветовал он.
— Дудки. В договоре прописано, что пропаганда прямого назначения настоятельно не рекомендуется.
— Таисия Никитична, зачем вы вообще на это согласились? Такой творческий человек, и занимается такой ерундой. Как-то у меня это с вами не вяжется.
— Да они пункт мне в договор внесли, не предупредив, а я не заметила и подмахнула.
— Договора, дорогая, надо читать, иначе смертный приговор себе подпишите.
— Теперь научена горьким опытом. А потом еще один немаловажный фактор, дорогой Игорь Ратмирович, за это деньги довольно приличные платят. Мне они сейчас не помешают.
— Хоть выбирайте в следующий раз для рекламы что-нибудь более приятное.
— Я выбирала, во-первых, из того, что осталось, а во-вторых, в чем была уверена. Деньги деньгами, но не желаю обманывать читательниц и навязывать им всякую гадость. Мне вот средство для похудения предлагали. Не сказать, чтобы вредное, но знакомые мои пробовали и потом из дома выйти боялись.
Игорь фыркнул:
— Что, до того исхудали, что страшно смотреть? Последняя стадия дистрофии?
— До этого не дошло, но есть им стало опасно. Любой проглоченный кусочек организм тут же перерабатывал и выбрасывал.
— Таисия Никитична, вы совершили непростительную ошибку. Реклама этого средства чрезвычайно эффектно сочетается с вашей туалетной бумагой. Правда, она бы тогда использовалась по назначению, а по контракту вам это не разрешено. И для средства для похудения вышла бы скорее антиреклама. Ой, — спохватился он. — Тема у нас с вами получается какая-то чересчур интимная. Лучше расскажите, какую продукцию вам еще предлагали? Из более интересной.
— Колбасу «Дедушкина радость».
— О-о! — восхитился он. — Чего же вы отказались?
— Как раз взяла. Ее и упомянуть-то требовалось лишь один раз. К тому же я ее пробовала. Вполне нормальная. В магазине на название купилась.
— И в вашем романе ее поедал беззубый дедушка?
— Не угадали. Кошка. Она всю ее с аппетитом съела, а потом напрудила лужу, которую моя героиня и вытерла вышеуказанной туалетной бумагой. Кстати, бумага тоже очень хорошая и мягкая.
— Да нет, колбасу лучше бы дедушке поручить, — заспорил он. — Вдруг вас теперь оштрафуют. Мол, колбаса годится только для кошек.
— Ах, Игорь Ратмирович, как далеки вы от народа. Дедушка старенький любую колбасу слопает, а избалованная домашняя кошка — только хорошую. Гадость есть не станет. Так что мой выбор точнее.
— Мудро, — признал он свое поражение. — Ну да Бог с ней, с рекламой. Что вы помимо этого-то поделываете? Понимаете, надо бы встретиться по нашему с вами будущему проекту. Возникли кое-какие вопросы.
— Встретиться с вами и с Феликсом? — Я насторожилась.
— Как раз наоборот. Я хочу предварительно с вами встретиться как раз без Феликса. Это очень важно.
— Ну вот закончу книгу, вернусь в Москву…
— А вы не в Москве?
— Скажем так, в Подмосковье.
— А-а. Медовый месяц… — Голос его поскучнел.
Сама не знаю почему, но мне захотелось немедленно его разуверить.
— Я тут совершенно одна.
— В медовый месяц! — голос его вновь обрел ехидные интонации.
— Медовый месяц давно прошел. Я тут работаю.
— Так давайте я к вам подъеду, чтоб ваше время не тратить.
— Вас Феликс ко мне подослал?
— Тася, при чем тут Феликс?
— При том, что я здесь ото всех скрываюсь. И от Феликса, и от мамы, и даже от мужа.
— Интересный поворот.
— Вы сами мне велели подумать.
— И что ты надумала?
— Пока ничего. Работаю.
— Тася, я никому не скажу ни слова, но поговорить мне с тобой надо.
Если честно, я испугалась. За последнюю неделю я почти не вспоминала о нем. Он наконец перестал мне сниться, и я подумала, что избавилась от этого наваждения. Но стоило ему позвонить, и я превратилась во влюбленную тринадцатилетнюю школьницу. Сердце бешено колотилось, руки вспотели, лицо пылало. А главное, я с ужасом сознавала, что он единственный человек, которого хочу здесь видеть. Ляльку и ту не хочу, а его хочу. Человека, с которым встречалась всего два раза в жизни, да и то мельком. Зачем, зачем мне это надо? Я только-только сумела успокоиться и прийти в себя.
В трубке послышался смех:
— Таи-исия Никитична, не бойтесь меня. Я вас не съем и даже не укушу. Приеду, поговорим, и уеду. Диктуйте адрес. Ну не узнает ваш муж, где вы прячетесь.
И я, не веря собственным ушам, словно со стороны услыхала, как мой голос диктует Игорю адрес старого дачного поселка.
— Что-нибудь привезти? — спросил он.
— Совершенно излишне, — ответила я. — У нас тут вполне приличный магазин.
Мы договорились, что, добравшись до поворота с шоссе, он позвонит, и я его встречу у въезда на территорию. Зачем ему зря плутать по поселку?
Дождавшись звонка, я вышла и встала у шлагбаума.
— Тася! — почти сразу окликнули меня. — Как же давно я тебя не видела!
Ко мне приближалась Галина Филипповна, чья дача располагалась на углу нашей улицы. Она знала меня с детства и дружила с моей бабушкой.
— Поздравляю! Говорят, ты замуж вышла? — Она пристально оглядывала меня с головы до ног.
Я кивнула.
— Давно пора. Вот бабушка бы твоя порадовалась, Царствие ей небесное. Читаем, читаем твои книжки. Очень нравится. Еще писать будешь?
— Пишу, пишу, — прокричала я ей в ухо; она еще при жизни бабушки была глуховата.
— А стоишь-то тут что? Ждешь кого-нибудь?
— Да! — снова крикнула я.
Тут у ворот остановилась машина. Из нее высунулся Игорь. Помахав ему, я нажала на кнопку. Шлагбаум поднялся. Въехав на территорию, Игорь выскочил из салона, чмокнул меня в щеку и поклонился Галине Филипповне.
— Тася, — кивнул он в сторону магазина. — Секундочку. Забегу сигарет купить, а то у меня по дороге кончились.
Галина Филипповна проводила его завороженным взглядом.
— Муж? Красавец! Правильно сделала, что за него вышла, а не за того, с которым раньше приезжала.
Бабушкина подруга скорчила брезгливую мину, и, пока я соображала, как ей потактичнее объяснить, что она все перепутала, продолжила:
— А тот-то какой прохвост оказался. Ребенка родил, а жениться не хочет.
Я обомлела.
— Вы о ком?
— Да о твоем бывшем. — Снова брезгливая мина. — Как его там звали-то? А-а, Виталий. Он аспирантке своей ребенка сделал, а как жениться — в кусты. Встречаться встречается, деньги на дочку дает, а жить вместе не хочет.
— С чего вы взяли, что это он?
— Да сама видела. У Симановских в гостях была, когда он приходил. Он-то меня не узнал, а я-то сразу. Еще думаю: «Вот Таськин бывший хахаль дает!» Ой, Таська, так уж я за тебя рада! Такого красавца оторвала. И машина хорошая, — окинула она уважительным взглядом джип Игоря.
— Когда, вы говорите, у… — Язык не поворачивался выговорить имя Виталий. — Когда у него ребенок родился?
— Да этим летом. И главное, девочка такая хорошая. Ангелочек прямо.
Вернулся Игорь.
— Тася, поехали.
— Ну, не буду, не буду вас задерживать, — заторопилась Галина Филипповна. — Езжайте, милуйтесь. Молодые ведь. Медовый месяц небось еще не кончился.
— Да, да, спасибо, — скороговоркой бросила я.
— О чем это она? — уже когда мы сели в машину, изумленно осведомился Игорь.
Я только махнула рукой.
— Глухая старая женщина. Решила, что ты мой муж.
— И как она, наш брак одобрила? — ухмыльнулся он.
— На все сто процентов, — я с трудом выдавила на лице улыбку. — Теперь весь поселок будет обсуждать моего красавца мужа на джипе.
— И как ты потом объяснишь сие своему настоящему мужу?
— Может, еще и не придется ничего объяснять.
Меня вдруг начали душить слезы. Кто мог подумать, что это окажется так больно! Я почему-то сразу поверила Галине Филипповне!
— Таисия Никитична, Тася, что с тобой? — Игорь остановил машину. — Куда ехать-то?
Голос его звучал испуганно.
— Туда, — махнула я рукой. — Сперва направо. Потом налево.
Слезы заливали мне глаза. Горло свело от спазмов.
Больше я не могла произнести ни слова. Снова тронув машину, Игорь спросил:
— Господи, что случилось?
Я лишь головой помотала.
— Ведь только что ты была совершенно нормальной. Неужели так обрадовалась моему приезду? — он попробовал пошутить, однако, глянув на мое лицо, осекся. — Так, хоть дом-то сможешь показать?
Я кивнула.
— Ну, тогда сейчас доедем, сядем, выпьем, и все мне расскажешь.
Остановив машину возле нашей калитки, Игорь вытащил из салона меня и еще кучу каких-то пакетов.
— Все-таки позволил себе чуть-чуть затовариться, — объяснил он.
Мне было безразлично.
Дома, скинув пальто, я в изнеможении плюхнулась в дедушкино кресло и теперь не знала, плакать мне или смеяться. Игорь мгновенно освоив незнакомую территорию, метался между мною и кухней. Везет же мне на хозяйственных мужиков.
— Что мы пьем? — деловито осведомился он.
— Ничего не хочу, — отрезала я.
— Раз ничего, тогда необходим коньяк, — он сходу оценил ситуацию. — Ах, какой я умненький и благоразумненький. Ведь в числе прочего и его купил.
Налив мне полную рюмку, он властно распорядился:
— Пей! Залпом. Как лекарство!
Я подчинилась. Он тоже выпил. Затем заботливо поинтересовался:
— Тебе лучше?
Я помотала головой. Он на мгновение задумался и спросил:
— Ты сегодня что-нибудь ела?
— Обедала.
— А я нет… Так. — Он наполнил обе рюмки. — Повторяем лечебную процедуру, а потом я пойду сделаю себе пожевать. С утра голодный мотаюсь.
— У меня там есть суп. Борщ. И к нему сметана, — сказала я.
— Сама делала? — Он удивленно уставился на меня.
— Кому же еще. Я тут одна. Захотелось, и сделала.
— Отлично. С удовольствием попробую борща от Евлалии Котовой. Только сперва еще выпей. Тебе необходимо.
Я опять подчинилась. В голове слегка зашумело, но я почувствовала себя куда легче.
Игорь за обе щеки уплетал мой борщ, и меня вдруг как прорвало. Я начала ему рассказывать про Виталия; о том, как внезапно заметила, насколько он изменился; как почувствовала, что мне необходимо от него уехать, и насколько мне стало легче, когда я очутилась здесь. И, наконец, Игорь узнал, о чем поведала мне Галина Филипповна возле шлагбаума.
Вероятно, все это звучало крайне бессвязно. Ведь в моей сбивчивой истории отсутствовала одна очень важная составляющая — мое отношение к Игорю, мои сны о нем и мои мечты. Про это я никак не могла ему рассказать.
Когда я умолкла, Игорь задумчиво откусил кусок черного хлеба, закинул в рот последнюю ложку борща и, прожевав, осведомился:
— А на кой фиг ты вообще выходила за него замуж?
Я ожидала всего, что угодно, кроме подобного вопроса. Однако честно попыталась ответить:
— По-моему, это вполне естественно. Мы столько лет были вместе, два года прожили под одной крышей, как муж и жена.
— Это еще не причина, — не сводя с меня глаз, веско изрек он. — Скажи, почему вы поженились именно сейчас, а не сразу после его развода?
— Да как-то не хотели…
— Вот именно! — в глазах его вспыхнули веселые искры. — Что же теперь изменилось, и что послужило толчком?
Я пожала плечами.
— Ну, он сделал мне предложение, и в издательстве как раз захотели… Мне показалось, глупо отказываться. Для меня-то штамп в паспорте ничего не менял, а Виталия бы обидела. Он так старался. Кольцо купил. Теперь я вообще ничего не понимаю. Зачем ему это понадобилось, если у него от другой женщины ребенок родился? Может, Филипповна все же ошиблась?
— Это не она, а ты ошибаешься по всем направлениям, — уверенно произнес Игорь. — То есть насчет ребенка я лично ничего определенного сказать не могу. Свечку не держал. Сама у него выясняй. А вот по поводу свадьбы могу тебя просветить. Только пойми меня правильно. Если бы не сегодняшняя ситуация, лучше бы тебе от кого-нибудь другого узнать. Иначе выходит, будто я на соперника подло лью грязь, а это не в моих правилах.
«На соперника! Ничего себе! — пронеслось у меня в голове. — Значит, он на меня всерьез претендует». И несмотря на ужасное состояние, в котором я находилась, мне стало приятно.
— Твой Виталий продал вашу свадьбу. Это я точно знаю.
Я остолбенела.
— Продал? Кому, когда? Откуда ты знаешь?
— Продал «Атлантиде». Они там что-то вроде полубартера устроили. Виталий уламывает тебя на свадьбу, а они ему взамен — большой контракт на серию научно-популярных книг по физике. Между прочим, с нехилым авансом. Чтобы на все хватило — на кольцо тебе, на свадьбу, ну и, судя по всему, ему, любимому, и его многочисленному потомству. Информация стопроцентная. Сам Феликс похвастался. Мол, авторы — существа капризные, а мы — через родственников. Вон Таисия Никитична замуж не собиралась, а мы ее выдали. И, в общем-то, за ее же счет. Да и контракт с ее мужем совсем не убыточный. Мы уже с его проектом в госзаказ влезли. А хорошо пойдет — вообще прямая прибыль. Считай, двух зайцев убили.
— Какая мерзость! — воскликнула я и закрыла лицо руками.
Игорь тем временем продолжал:
— Знаешь, мне одно в твоих словах странно. Ты чем угодно мне объясняла, почему согласилась выйти за него замуж, но не сказала самого главного. Что ты его любишь.
— Это как раз самое простое и одновременно самое сложное, — устало откликнулась я.
— Это как раз самое естественное! — воскликнул он. — И ничего тут сложного нет. Просто ты его совсем не любишь. Может, раньше когда-то любила, но сейчас точно нет. И он, по всему судя, тоже тебя не любит. Ты вышла за него из каких угодно соображений. Из благодарности, из чувства долга. Не было только самого главного, из-за чего, собственно, и стоит выходить замуж или жениться. Любви, Тася. Ты его не любишь! — уверенно повторил он. — Но это не меняет того, что он мерзавец. Он не имел права так поступать с тобой!
