— Присаживайтесь, лейтенант, — делаю приглашающий жест в сторону стула.

Мору пододвигает его и садится напротив меня.

— Вы попросили о личной встрече, лейтенант. Так что слушаю вас внимательно.

— Видите ли, господин полковник…

— Сэр. Можно без чинов.

— Слушаюсь, сэр! Так вот, у меня… у всех нас есть к вам несколько вопросов.

— Ко мне лично или ко мне как к полковнику испанской службы?

— Лично к вам.

— Слушаю вас, лейтенант. Выпить хотите? А то на дворе нынче ветрено, а я с утра слегка озяб. Но пить в одиночку… как-то не комильфо…

— Не откажусь, сэр. К этому вашему… «звериному бою» привыкли уже все.

— К «зверобою», Мору, — наливаю нам обоим по полсотни граммов.

— Извините, сэр, но некоторые слова я еще не очень хорошо запоминаю.

— Ничего страшного, лейтенант. Время у вас есть — научитесь еще.

— Вот в этом-то и вопрос, сэр! В каком качестве у нас всех есть это время?

— Вот что, Мору. Когда только обсуждался вопрос о получении вашими солдатами оружия, я обещал вам, что вы не будете воевать вместе с испанцами. Ни против своей страны, ни против ее союзников. У вас есть основания подозревать меня в нарушении слова?

— Нет, сэр! — Он смущен и мнет в руках свою шляпу. — Но ведь солдат учится воевать… нас учили… не сажать же нам цветы? С кем вы собираетесь воевать нашими руками?

— Ага! Вот что вас волнует… У меня, да и у всех нас, нет причин для войны с вашей страной. Как не было их и раньше. Вы все формально входите в мой испанский полк, как отдельный стрелковый батальон, это так. Но в списках полка вас нет!

Лейтенант удивленно поднимает на меня взгляд.

— Но…

— Ваше жалованье выплачиваю вам лично я! Из своих средств. Испанский вице-король не имеет к этому никакого отношения. Так что ваша совесть чиста — вы не берете денег у врага своей страны.

— Понятно…

— Далее. Мы все находимся здесь на краю цивилизации. Вокруг хватает дикарей, да и авантюристов разного рода, которые были бы совсем не против, чтобы потрясти нас со всей возможной силой. С ними вы воевать тоже отказываетесь?

— Нет, сэр! Но, это же совсем другое дело!

— Когда в ваш дом — а это теперь и ваш дом тоже, не так ли, лейтенант? Так вот, когда в ваш дом лезет до зубов вооруженный грабитель, будет ли вас интересовать его национальность?

— Нет, сэр.

— А если этих грабителей будет много? Они будут организованны, и у них будет свой командир?

— Какая разница, сэр? Разбойник — он разбойник и есть!

— Даже одетый в военную форму? Французскую, испанскую или даже английскую? Мы не трогаем никого и не нападаем первыми. И вправе защищать себя от всех, кто на нас нападет.

Мору молчит.

— И не забывайте, лейтенант, над вами всеми висит приговор.

— Испанский?

— Нет, Мору! Английский!

— То есть? — он озадачен и не скрывает этого.

— Еще двадцать лет назад суд Лондона вынес приговор нескольким солдатам войск короля. Потерпев крушение, они попали в руки дикарей. От изгнания, как чужаков и как следствие — от голодной смерти их спасло то, что они согласились взять в руки оружие и отразить набег соседнего племени. После этого они прожили там еще несколько лет, периодически оказывая такую помощь этому племени. Некоторые даже взяли себе жен и завели там семьи. Наконец им посчастливилось вернуться в Англию, где они тут же и попали под суд. Им вменили нарушение присяги и измену. Голову не отрубили и не повесили, но по десять лет тюрьмы им отвалили щедрой рукою. У вас есть основания полагать, что к вам отношение будет иным?

— Я… никто из нас этого не знал…

— Половина ваших солдат, Мору, ирландцы и шотландцы. У них есть основания горячо любить короля? Который, давайте говорить откровенно, попросту бросил вас всех тут подыхать? За год ни один англичанин даже не поинтересовался — выжил ли кто-нибудь после боя? Вы и после этого сохраняете ему верность?

— Но… вопрос ведь так не стоит, сэр?

— Стоит, лейтенант. Или вы с нами — тогда король отдыхает, или с королем.

— А что тогда?

— Тогда вы уходите из поселка. Для вас будет построен форт на границе наших земель. Будете сдерживать индейцев — против этого у вас, надеюсь, нет возражений? Подумайте, я вас не тороплю. И все ли солдаты уйдут вместе с вами в форт? Вы в этом уверены?

Плескаю еще по полстакана настойки и отхожу к печке — надо подкинуть дровишек. Похоже, что меня действительно продуло, не скопытиться бы еще…

— Сэр…

— Да? — поворачиваюсь к лейтенанту.

— Но как тогда быть с присягой? Мы все присягали королю…

— Который, бросив вас на произвол судьбы, сам ее и нарушил. Ведь факт присяги имеет и оборотную сторону, не так ли? Сюзерен тоже обязуется защищать своих подданных, ведь так?

— И теперь мы должны будем присягнуть испанскому королю?! Так, что ли, сэр?!

— Ну, я же не похож на сумасшедшего, лейтенант?

— Нет, сэр.

— Вы все являетесь моей личной ротой. Вице-король для вас — не командир. И никакой другой испанец тоже не имеет над вами власти. Такое положение дел вас устраивает?

— Что-то вроде преторианской гвардии, сэр?

Начитан, однако, лейтенант!

— Да, некоторым образом. Можно сказать и так.

— И мы должны будем присягать… кому, сэр?

Хороший вопрос! Знать бы на него ответ…

— А вы все к этому готовы?

— Нет, сэр. Пока… еще нет.

— Так и не буду вас торопить. Это все?

— Да, сэр!

— Я полностью ответил на ваш вопрос?

— Полностью, сэр!

— Все ясно?

— Ясно, сэр! Разрешите идти?

— Минутку, лейтенант, — встаю и, подойдя к столу, достаю из сундука пистолет. — Ваш?

— Мой… да, это мой пистолет, сэр!

— Забирайте его. Надеюсь, лейтенант, для него впредь найдутся другие цели?

Он вздрагивает.

— Так вы… знали?

— Все это время, Мору. Я много повидал убитых и могу отличить выстрел в упор от пули, прилетевшей издалека. Да и в дом ко мне вы пришли без него, ведь так?

— Да, сэр.

— А все прочие офицеры свои пистолеты отдали. Уже позже.

Мору молчит.

— Вы спасали жизни своих солдат, лейтенант. От бессмысленной гибели во имя неправедных целей. И делали это так, как могли.

— Вы понимаете меня, сэр? И не осуждаете?

— Нет, Мору. Вы — единственный офицер, который не оставил своих солдат и в плену. Все прочие — ушли, и пусть Господь Бог теперь будет им судьей!

— Я… спасибо, сэр…