XI
Пропущенный визит к врачу

Моя мать вскоре оказалась в роддоме. Пока она была там, мы с нетерпением ждали новостей. Наконец из роддома позвонил отец с сообщением, что у нас появился маленький братик Стивен Джуд Карино. Отец сказал, что мальчик большой и тяжелый: шестьдесят три сантиметра в длину и почти четыре килограмма весом. Голос отца был возбужденным, и я подумала, что, может быть, с рождением ребенка вся наша жизнь переменится к лучшему. Мне очень хотелось верить, что малыш изменит жизнь нашей семьи.

Как только мама поправилась после родов, она сразу пошла работать официанткой. Нам нужны были деньги – строительный бизнес отца провалился, и он снова искал способ сделать какое-нибудь плохо обдуманное вложение. Мама оставляла малыша на нас и сама уходила на двенадцатичасовую смену в ресторане в субботу. Несмотря на то что и отец, и мать работали как сумасшедшие, лишних денег в семье не наблюдалось. Мой отец имел тенденцию делать самые необдуманные вложения. Он, например, мог совершенно неожиданно купить подержанный «Кадиллак», починить эту машину и продать чуть-чуть дороже. По сути, он выбрасывал деньги на ветер, но мать молчала и ничего ему не говорила. Она стоически отдавала ему свою зарплату и надеялась на лучшее.

Однажды утром мама должна была отвести нас к зубному врачу. За день до этого она отработала длинную смену, очень устала, поэтому все проспала. Моему отцу это было, по сути, совершенно безразлично, потому что все эти бытовые детали он полностью передоверял матери. Однако в тот раз он был со страшного бодуна, потому что всю ночь пил, и использовал пропущенный визит к врачу как повод «наехать» на мать. И в тот раз он «наехал» на нее по полной программе.

Отец начал кричать на мать и ругаться прямо у нас на глазах. «Глупая женщина!» – орал он. Мать зашла в нашу с Аннет спальню и забралась вместе с нами в кровать. Отец вошел в нашу спальню и продолжал ругаться. Слюна обильно вылетала у него изо рта. «Да как же можно быть такой глупой?» Мама покрепче обняла нас и ждала, когда все это закончится.

Однако отец и не думал останавливаться. Он вышел из комнаты и вернулся, держа в руках две бутылки вина. Он бросил одну бутылку за другой в стену над нашими головами. Бутылки разбились, облив нас своим содержимым и осыпав кусками стекла. Мы натянули одеяло на головы. Отец вышел из комнаты за двумя новыми бутылками, которые также разбил о стену над нашими головами. Он продолжал ругаться и материться. Когда у него кончились бутылки, он пошел на кухню, перевернул стол и сломал пару стульев. В этот момент зазвонил телефон, мама встала из кровати, чтобы ответить на звонок. Я услышала, как она просит позвонившего связаться с полицией. Отец выхватил телефон из ее рук и вырвал шнур из стены. Мать вернулась в нашу с Аннет спальню, а отец продолжал крушить мебель и ругаться.

Наконец отец устал. В этот момент в нашу дверь позвонили. Отец открыл и увидел на пороге двух полицейских. Как потом выяснилось, нам звонила наша тетя и по просьбе матери сообщила о скандале в полицию.

– Нам поступило сообщение о шуме, – сказал один из полицейских. Если бы полиция зашла в дом, то обязательно бы увидела разгром. Но полицейские внутрь не вошли, а отец спокойным голосом и уравновешенным тоном уверил их, что все в порядке. К нашему удивлению, полиция ему поверила и удалилась. Кухня была разгромлена, а наша с Аннет кровать залита спиртным и засыпана разбитым стеклом. Мать быстро собрала нас (Стивен был тогда совсем маленьким), усадила в машину и повезла к своей матери в Хантингтон. Последующие три дня мы прожили у бабушки. Это были, наверное, лучшие дни моей жизни, потому что нам не надо было волноваться из-за отца и очередного скандала, который он может закатить.

На третий день нашего визита я увидела, что мама плачет и разговаривает с бабушкой.

– Твое место – с мужем, – говорила ей бабушка. – Ты должна к нему вернуться.

Я тоже начала плакать и умолять бабушку разрешить нам остаться у нее, но бабушка об этом и слышать не желала. В те времена жены, по крайней мере в итальянских семьях, не уходили от своих мужей. Считалось, что женщина должна терпеть. Бабушка терпела, а теперь должна была терпеть и наша мама. Поэтому все мы сели в автомобиль и поехали домой.

Мы тихо и с опаской вошли в дом. Я медленно зашла на кухню. Беспорядок был частично устранен. Вместо разбитого стола отец притащил с улицы пластиковый стол для пикника. Дырка в стене, образовавшаяся после того, как он вырвал розетку из стены, так и осталась. Все, что не убрал отец, должны были убрать мы. И в тот раз, точно так же, как и ранее, никто и словом не упомянул о произошедшем. Мы продолжали жить, словно ничего не случилось.

Это был тот случай, когда наша мать чуть было не ушла от отца.

После этого грандиозного «взрыва» отец немного успокоился. Надо сказать, что на отца очень хорошо влияло присутствие маленького Стивена. Отец обожал своего сына, он был очень рад тому, что Стивен растет умным, веселым и сообразительным. Стивен с самого раннего возраста демонстрировал большие способности. Он был гораздо младше остальных детей, и поэтому много времени проводил с матерью, что способствовало его быстрому развитию. Мама много ему читала, играла с ним и поддерживала его тягу к знаниям. К четырехлетнему возрасту Стивен запомнил не только имена и дни рождения всех президентов, но и даты их смерти. Отец очень радовался, когда Стивен наизусть сообщал ему эти числа. Отец брал с собой Стивена на работу и покупал ему пластинки с популярными песнями. Казалось, что впервые за долгие годы отец рад находиться дома. Он стал меньше ходить в бар. Он по-прежнему продолжал пить дома, но напивался меньше. И теперь, когда он был в доме с другими людьми, у него реже происходили приступы ярости. Я поняла, что чаще всего он «съезжал с катушек», когда ехал домой один. Дома он просто пил до тех пор, пока не отключался. На следующее утро мы находили большую пепельницу, полную окурков, разбросанный по полу пепел от сигарет и, может быть, пару прожженных окурками дыр в ковре или в диване. Это были мелочи, которые можно было легко пережить.

После того как отец перестал заниматься строительством, он снова занялся барами. На этот раз он купил бар под названием «Мельница», расположенный около разъезда Джерико. Мать начала работать в баре отца официанткой, и мы с Аннет часто им помогали – готовили суп из моллюсков и жарили гамбургеры. Мы переехали из Коммака назад в Хантингтон-Стейшен и поселились в доме, который отец построил сам. Этот дом стоял в небольшом переулке рядом с другим домом. К парадному входу вела длинная, усыпанная гравием дорожка. Внутреннее расположение комнат было более чем странным. Из парадной двери человек сразу попадал в комнату, заваленную непонятно чем. Справа располагалась гостиная, но так как в ней практически не было мебели, эту комнату не использовали. Чтобы попасть в туалет на первом этаже, надо было пройти через комнату, в которой стояла стиральная машина. С внешней стороны стены дома были покрыты сайдингом, причем у отца остался лишний сайдинг и он использовал его для обивки внутренних стен одной из комнат. И все же мне этот дом нравился. Во дворе росли огромные вязы, и потом – я вернулась в родной Хантингтон. Кроме того, с новым домом и новым баром отца родители так сильно уставали, что у них не оставалось времени на скандалы.

Приблизительно тогда же родители стали снимать летний дом у моря на севере Лонг-Айленда. В том доме мы могли отдохнуть всей семьей, чего уже давно себе не позволяли. Обычно мы проводили там неделю. Дом стоял на высоком берегу, и чтобы попасть на пляж, надо было пройти сто ступенек. Мне очень нравилось бывать рядом с океаном. Вечерами мы играли и поздно ложились спать, а завтракали в пижамах за столом на улице. Это были счастливые, тихие и спокойные дни. Тогда родители мало конфликтовали. Все на пляже могли отдохнуть и расслабиться.

Вскоре бедный Стивен все-таки понял, кто его отец на самом деле. До этого малыш считал, что отец – ровный, нежный и заботливый человек. Когда Стивену исполнилось пять лет, произошел случай, который показал ему темные стороны характера отца. Во дворе у нас лежала большая куча песка, и Стивен со своим другом играли в ней, как в песочнице. Рядом с кучей песка отец парковал свой автомобиль, и Стивен зачем-то засыпал песок в выхлопную трубу. Отец попытался завести автомобиль, но тот не заводился. Тогда отец схватил Стивена и с силой пнул его ногой. Стивен громко заплакал, мама выбежала из дома и схватила его в охапку. Оказалось, что даже Стивен, которого отец любил, не был застрахован от его плохого настроения.

И все же мы пытались жить нормальной жизнью, насколько это было возможно. Я уже училась в старших классах, начала ходить на свидания с мальчиками и заводить новых друзей. Казалось, что я живу совершенно обычной жизнью – гуляю, хожу в торговый центр, а по субботам на танцы в церковь. Но стресс от жизни в нашей семье стал сказываться на мне все сильнее. Мои оценки в школе становились все хуже и хуже. Учителя говорили, что я очень невнимательная. Если честно, то я слишком уставала, чтобы сконцентрироваться в классе. Дело в том, что я с трудом засыпала, а посреди ночи часто просыпалась от кошмаров. Сон не давал отдыха от ужасов, а являлся непосредственным продолжением кошмара, в котором я жила наяву.

Спокойно и хорошо выспаться я могла только тогда, когда ночевала у подруг. В то время моей лучшей подругой была девочка по имени Сю, которая разделяла мое чувство юмора и точно так же любила набедокурить. Мне очень нравилось ночевать у Сю дома. Мать подруги была секретаршей, отец работал в компании IBM. Мне казалось, что у Сю совершенно идеальная семья. Ее отец возвращался с работы в шесть, в семь они садились ужинать, а в девять часов ложились спать. На следующее утро мама Сю надевала кухонный фартук поверх офисного костюма и кормила нас яичницей с беконом или сосисками. Все это мы запивали апельсиновым соком, в который бросали несколько витаминных таблеток. Все сидели за столом, ели и смеялись. Обстановка была веселой и непринужденной.

В это время я чувствовала, что мой стресс исчезает, словно его и не было. Когда я ночевала у Сю, я могла спокойно выспаться и просыпалась отдохнувшей душой и телом. Я понимаю, что кое-что звучит весьма по-детски. Мне очень нравилось смотреть, как отец Сю одевается на работу. Он ходил на работу в прекрасном темном костюме, белой рубашке и узком темном галстуке. Он выглядел, словно человек из телевизионной рекламы. Помню, что я мечтала, чтобы мой отец так же одевался. Если честно, то я очень стеснялась, что мой отец работает барменом. Мне не нравилось, что он работал по ночам, и я ненавидела ситуацию, в которой всем нам приходилось вести себя тихо как мыши, когда он приходил домой пьяным в дым. Я уверена, что в семье Сю были свои проблемы, но мне тогда казалось, что у них хорошая, счастливая и идеальная семья.

Иногда, но далеко не часто, я приглашала Сю переночевать у нас дома. Дело в том, что наша семейная жизнь была очень непредсказуемой, потому что я не знала, когда отца «переклинит». Однажды, когда Сю спала у меня в спальне, я проснулась от громкого голоса отца, раздававшегося с первого этажа. Я не могла разобрать, что именно он говорил, но это не имело абсолютно никакого значения – и без слов я понимала, к чему все это ведет. Я начала трясти Сю, разбудила ее и сказала, что надо одеваться.

– Что случилось? – спросила она, ничего не понимая спросонья.

– Надо одеваться. Тебе надо срочно возвращаться домой.

Мы вытащили Сю в два часа ночи из нашего дома и вместе с Аннет отвезли ее домой. Почему я так поступила, я объяснила Сю только через несколько лет. Я не хотела, чтобы кто-нибудь из моих друзей увидел отца в состоянии бешенства. Я не хотела, чтобы люди знали, какой жизнью мне приходится жить.

В то время дела в отцовском баре шли все хуже и хуже. Я думаю, что все это произошло потому, что он много и бесплатно наливал клиентам спиртного. Собственный бар не приносил ему дохода, а медленно высасывал деньги. Родители работали больше, чем когда-либо, а денег в семье становилось все меньше. У отца уже давно не было нервных срывов, но мы чувствовали, что этот срыв не за горами.

Однажды днем я была в гостях у Сю. Позвонила Аннет и попросила меня к телефону. Когда я взяла трубку, по ее голосу я услышала, что все очень плохо.

– Выезжай домой прямо сейчас, – сказала Аннет. – Немедленно.

Я вскочила на велосипед и изо всех сил начала крутить педали. От Сю до нашего дома было совсем недалеко.

Я вошла в дверь и обратила внимание, что искусственная ветка мимозы, которая стояла в коридоре, валяется посреди комнаты. Я услышала крики и, практически не дыша, двинулась в ту сторону. Обычно нервные срывы отца происходили ночью, когда можно было спрятаться в спальне, выключить свет и раствориться в темноте. Однако на этот раз срыв у отца произошел днем, и прятаться было негде. Я слышала, как мама просит отца остановиться. Я подумала, что мне очень хочется забежать на второй этаж и спрятаться вместе с братьями и сестрами, но поняла, что сейчас не могу себе этого позволить. Мне было уже шестнадцать лет, и я уже не могла делать вид, что ничего не происходит.

Я вошла на кухню. Недавно приобретенные новый стол и стулья были разбиты в щепки. Мама лежала на полу, свернувшись калачиком. Над ней возвышалась фигура отца. Отец пинал мать ногами.

Я не выдержала. Я и раньше пыталась прекратить эти страшные сцены, заставить отца не кричать на Фрэнка, но в этот раз я поняла, что больше такого издевательства просто не потерплю. Я подбежала к отцу, начала бить его кулаками и кричать, чтобы он прекратил. Он отбросил меня одной рукой, я отлетела через всю комнату и ударилась о стену. Отец снова принялся пинать мать ногами.

Я вскочила на ноги так быстро, что даже сама удивилась. Я не знала, повредила ли я что-нибудь во время удара, и мне было совершенно все равно. Я подошла к отцу и крепко сжала руку в кулак. Я поднесла кулак к его носу и начала орать на него так громко, как никогда в жизни не орала. Я услышала, что мать умоляет меня уйти. Но я не сдавалась и трясла кулаком в нескольких сантиметрах от лица отца. Я была такой злой, какой еще никогда не была в жизни.

– Прекрати, или я вызову полицию! – орала я. – Немедленно прекрати, или тебя арестуют!

Не знаю, что помогло все исправить. Возможно, моя собственная ярость. Возможно, отец понял, что я его не боюсь. Может быть, он испугался моей угрозы вызвать полицию, потому что до этого никто ему этим никогда не угрожал. Не знаю, что это было, но мои действия возымели эффект. Отец перестал бить мать. Он обмяк, словно из него выпустили воздух. Он стоял, сутулясь, и вид у него был побитый и побежденный. Потом он, шаркая ногами, вышел из кухни. Я подошла к матери. Вскоре спустилась Аннет, потом Нэнси, а потом Фрэнк и маленький Стивен. Мы стояли среди разбитой мебели и смотрели, как мама плачет. Через некоторое время она села в автомобиль и сама поехала в больницу.

Оказалось, что у нее было сломано три ребра.

В больнице ей сделали перевязку и отправили домой, не задавая лишних вопросов.

Мамины синяки и раны постепенно зажили. Она не бросила отца ни раньше, ни после этого страшного случая. Но во мне что-то изменилось. Я не покорилась его воле и сказала ему, что я думаю. Казалось, что я нашла оружие борьбы с нервными срывами отца. Мне казалось, что я увидела выход из тупика.

Можно сказать, что в тот день я выросла.