Паровая машина запустилась не сразу. Механизмы заржавели, котел прогрызло время, но Илья не унывал. Котел он привел в порядок – латки в двух местах приварил, прокладки поставил, узлы и механизмы смазал, шестеренку заменил. На ремонтно-механический завод пришлось ехать, с мастерами-станочниками договариваться, проставляться. А путь неблизкий, умельцы несговорчивые, и еще неделю пришлось ждать, пока шестеренку выточат. Но ничего, справился, а заодно и дорожку протоптал. Паровая машина – это даже не полдела, меньше, она всего лишь приводила в действие мукомольный механизм, который, увы, не хотел вращаться. Железные части заржавели, деревянные – местами прогнили. И как все это запустить? Да и надо ли?..

Дымит печка, бурлит вода в котле, пар давит на поршень, шкив передает вращательное движение на главную мельничную ось, но та прокручивается вхолостую.

Илья спустил пар, сбросил давление. Огонь в топке погаснет сам, а он пока отдохнет, дух переведет, с мыслями соберется.

– Что, никак? – с сожалением спросила Лена.

– По ходу цевочная шестерня раскрошилась…

– И что делать?

– Разбирать, смотреть…

Как оказалось, хутор неспроста назывался Жерновами, там находилась самая настоящая мельница, старая, еще дореволюционная, но вполне передовая для начала двадцатого века. Кирпичная, трехэтажная, с классическим ковшом на самом верху. Механизмы и балки в основной своей части железные, а не деревянные, как в доисторических мельницах, а коррозия – штука безжалостная. Мельница эта худо-бедно работала до конца семидесятых, а потом заглохла, но заведующий так и остался жить в доме при ней, а в девяностых тихой сапой за несколько ваучеров приватизировал весь комплекс. Этим везунчиком оказался Василий Лучков, муж Лениной тетки, только вот счастья он своего не понял. Ему бы поднять мельницу, до ума довести, зерно в деньги превращать, а он махнул на нее рукой. И руководство местной сельхозартели пьянствовало, вместо того чтобы делом заниматься. В этой артели Лучков и работал водителем. Огород у него не самый большой, из живности только свинья и куры, но деньги на старость скопил… Вроде как зерно подворовывал, скупщикам по дешевке продавал. И на пенсию он неспроста собрался. Если верить Лене, шапку ему подпалили, опасно стало, вот он и подался в Пылец, поближе к цивилизации. А Лену сюда спровадил, за хозяйством смотреть.

Илья бросил взгляд на мельницу. Здание высокое и куда более широкое, чем классическая ветряная мельница, тут же амбар для зерна, хозяйский дом и гостевой, забор вокруг комплекса – все кирпичное. Но в каком состоянии! Забор обваливается, гостевой дом стоит без окон и полов, крыша на нем дырявая, амбар не в лучшем состоянии. Хозяйский дом чуть получше, крыша не течет, но гнилые полы угрожающе хрустят под ногами. Все это нужно обновлять, но кто этим будет заниматься? Лучкову оно «до лампочки», а Илье до этого какое дело? И с мельницей возиться смысла нет. Он ее починит, запустит, настроит, и тут же появится Василий Лучков. «Здравствуйте, я хозяин! А вы что здесь делаете?»… В лучшем случае Илью рабочим при мельнице оставят.

В убогом состоянии мельница, но если в нее вложиться, можно получить доходное производство. И дом не так уж и трудно в порядок привести – укрепить фундамент, содрать старую штукатурку и налепить новую, полы заменить. Но капитальный ремонт влетит в копеечку, а с деньгами туго. От былых богатств осталось тридцать шесть рублевых тысяч, еще мебель за четыре продал. На продукты потратиться пришлось, за сварку заплатил, за шестеренку. Двадцать восемь тысяч всего и осталось. С такими деньгами далеко не уедешь.

– Тут все менять надо. И жернова тоже. А где новые взять? – с безнадегой в голосе проговорил Илья, обращаясь к Лене.

– А если эта мельница нашей станет? – немного подумав, спросила она.

– Нашей?! – Илья в замешательстве посмотрел на нее.

Вторую неделю они живут здесь под одной крышей, но их отношения по-прежнему неопределенные. Лена тянется к нему, а он ее сторонится. Во-первых, слишком уж она молодая, а во-вторых, он Кристину любит. Несмотря ни на что, любит. И здесь, на этом хуторе, он пропадает исключительно из любви к техническому искусству… Да и домой к родителям без жены ехать не хочется. Мать вздохнет, отец косо посмотрит. Без семьи сын остался, без работы, а так хорошо все начиналось…

– Да я вот думаю, почему это тетя Кира в наш с мамой дом вселилась? На каких правах? Дом на маму записан, а наследница я.

– А завещание? – с кислым видом спросил Илья.

– Ну, завещания нет… – вздохнула Лена.

– А тетя Кира – родная сестра матери?

– Нет, родная сестра отца… Как думаешь, у нее есть права на мамин дом?

– Такие же, как у меня.

– Она думает, что я маленькая, ничего не понимаю.

– А ты большая? – усмехнулся Илья.

– Ну, не совсем… Я даже не возмущалась… А зря… Может, мы сможем поменять мамин дом на эту мельницу?

Илья в раздумье взлохматил волосы. Дом у Лены не самый плохой, кирпичный, с газовым отоплением, и участок большой, к тому же находится в центре крупного поселка… Возможно, Лучковы и не собирались строить новый дом. Приведут в порядок старый и будут жить не тужить. А Лена вкалывай на них на хуторе! Огород здесь не такой уж и маленький, земля плодородная, урожай неплохой собрать можно. А посевная уже на носу…

– Я почему-то думаю, что получится, – сказала Лена, горящими глазами глядя на него.

– Все возможно, – не стал возражать он.

Но и соглашаться с ней не хотелось. Не такой уж и выгодный обмен предлагала Лена. Без крепкой и умелой хозяйской руки этот хутор не воскресить, и сама Лена здесь пропадает ни за грош. Ей Илья нужен… Он, может, и не прочь пожить здесь, восстановить и наладить производство, но на правах стороннего лица. Не собирался он связывать свою жизнь с этой маленькой мошенницей.

– Если ты вмешаешься, то возможно, – кивнула она.

– Ну, я, конечно, могу представлять твои интересы, – немного подумав, сказал Илья. – Мы бы могли составить договор.

– Какой договор?

– Договор долевого участия. Твоя собственность, моя рабочая сила, тебе пятьдесят процентов и мне пятьдесят.

– Пятьдесят процентов чего?

– Это все – производственный комплекс! – Илья обвел двор широким взмахом руки. – Мы создаем акционерное общество, пятьдесят процентов акций – твои, пятьдесят – мои. Заключаем договор и работаем. Теперь понятно?

– Понятно, – кивнула Лена. – Я поговорю с тетей. Эта мельница будет твоей.

– Мне все не нужно, – не очень уверенно сказал Илья.

Он рад был бы владеть мельницей напополам с Леной, главное, чтобы его не кинули потом, когда процесс пойдет. Но, в принципе, Лена могла застопорить дело и со своей, равной долей. Просто взять и вставить палку в мельничное колесо – со злости, например, или по дурной задумке. Может, шантажировать его начнет… И зачем тогда вообще связываться с этим делом? Не нужна ему Лена, он Кристину любит, а если так, то почему бы не убраться с этого хутора от греха подальше? Может, и не сможет он вернуть Кристину, но и с Леной связывать свою судьбу точно не станет. А раз так, нужно убираться отсюда – в тот же Черноземск. Штагов получил свое, он больше не станет чинить ему препоны, значит, и на работу можно будет устроиться. А там уж как сложится…

Еще совсем недавно березки стояли голые, робкие в своей наготе, но расклеились почки, раскатались в клейкие листочки. Зеленый верх, белый низ – стоят нарядные, шелестят листьями на ветру, весне радуются, солнцу, теплу. И с ветром заигрывают, и между собой весело перешептываются – бурлят соки под берестой, кипит жизнь в молодых древесных стволах, и Кристина отдыхает душой в их честной компании. Перешептываются березки, перемигиваются, заигрывают друг с дружкой, веселая у них жизнь, беззаботная. Пока молодые, пока растут… А когда-нибудь придет небритый, расхлестанный дядька с топором, срубит одну, другую. Срубила же судьба Кристину… Срубила, принесла в чужой дом, и живет она здесь, без души, без корней. Она, конечно, пытается врасти в новую жизнь, но может, и не нужно этого делать? Может, забыть обиды, бросить все и вернуться к Илье? Да, она должна подняться над своими обидами, вернуться к мужу, начать все с ним заново… Но уйти к Илье – значит, сбежать. А как сбежать, если ее никто и не принуждает жить здесь? Штагов не удерживает ее, она может уйти от него в любой момент. Но куда? Где Илья? Ни слуху о нем, ни духу. Из Пыльца его выгнали, может, в Черноземск подался? А там что? На завод устроился, снова в общежитии поселился? Не хочет она в общежитие к Пилюгину и прочим уродам… Квартиру можно снять, она, в принципе, не прочь мыкаться по углам, но вдруг Илью снова занесет, и вновь их семейная жизнь сядет на мель… Да и где он, Илья? И почему она должна бегать за ним?

Кристина услышала шаги за спиной, остановилась, обернулась. Штагов шел к ней со стороны дома, громадой высившегося за его спиной. Валерий Семенович роста среднего, плечи отнюдь не широкие, но при этом он не казался маленьким на фоне большого дома. Властный, бесконечно уверенный в своих силах, взгляд прямой, спина ровная, походка твердая.

Он улыбнулся Кристине тепло, но как будто мимолетно. Куда больше, казалось, его радовал ее сын. И Алешка заулыбался, увидев его, потянул к нему пухлые свои ручки. Штагов показал ему «козу», взял на руки, прижал к себе. И не понятно, кого он больше любит, Кристину или ее сына? А может, уже и не любит ее. Не пристает к ней, не домогается, даже маслеными взглядами не раздражает, может, потому и нравится ей здесь, у него в гостях, и уезжать отсюда не хочется. Не зовет ее Илья, и не срывается она с насиженного места. Возможно, даже корнями потихоньку в чужую землю врастает. Да и какая она чужая, если все здесь исхожено вдоль и поперек? И Штагов почти как родной. Во всяком случае, заботится о ней, как отец о дочери…

– Как настроение? – спросил Штагов, возвращая Алешку на место.

– Хорошо, – кротко улыбнулась она.

– А чего так невесело? По Илье скучаешь?

– А вы что-то знаете про него?

– Ну, справки не наводил…

– Что с ним? – встревожилась Кристина.

– Да с ним-то хорошо. Я думаю, очень хорошо… Девчонка совсем еще молоденькая, шестнадцать лет едва исполнилось.

– Какая девчонка?

– А которую он изнасиловал… Ну, как бы изнасиловал… Лена ее зовут… Любовь у них…

– Любовь?! – Она не хотела в это верить.

– На хутор они уехали, там живут. Подальше от людских глаз. Чтобы люди не осуждали… Раньше в двенадцать лет замуж выдавали, но то раньше… Так она и выглядит на двенадцать лет… – Штагов хотел сказать что-то еще, но передумал и махнул рукой, обрывая самого себя. И без того много наговорил.

– На двенадцать лет… – унылым эхом отозвалась Кристина.

– Нет, если хочешь, можешь съездить к нему, поговорить. Может, я что-то не так понял. Что мне сказали, то и говорю. А слухи, они как воздух, двадцать процентов правды, остальное – азот.

– Вы хотите, чтобы я поехала к нему? – возмущенно спросила Кристина.

– А вдруг это неправда?

– Вы что же, прогоняете меня? – вдруг разрыдалась она, решив, что больше никому не нужна, и как тогда дальше жить?

Штагов испугался, подошел к ней, неловко обнял, и Кристина прильнула к нему, лбом уткнулась в его плечо. Ей нужна была отцовская забота и ласка…

– Ну что ты, глупенькая! – погладил он ее по спине.

– Не надо меня прогонять! – всхлипнула она.

– Я не прогоняю.

– Нет, прогоняете! А я не хочу!

– Успокойся, милая, никто тебя не прогоняет. Живи сколько хочешь… Если хочешь… Если тебе здесь не скучно…

– Не скучно. И мне очень нужно мужское участие. Я вижу, что вы настоящий мужчина. С вами спокойно, надежно…

Сказав эти слова и не дождавшись его реакции, Кристина резко повернулась к Штагову спиной, вцепилась в коляску и зашагала прочь.

– Ты далеко не уходи, – ласково сказал он ей вслед, – ужин скоро.

Кристина кивнула. Да, ей нравилось жить с Валерием Семеновичем, ужинать за одним с ним столом, спать в мягкой постели – пусть и в одиночестве, но в его таком замечательном и уютном доме. Ей нравилось чувствовать себя защищенной. И еще она хотела быть ему нужной… А у Ильи своя жизнь. Зачем она будет ему мешать?..

Или все-таки съездить к нему, поговорить? Может, еще не поздно вернуть все назад?..