Своим походным топориком я срубил аккуратную маленькую рождественскую елочку. Под наблюдением Женевьевы я обрубил ветки, а также верхнюю (около дюйма диаметром) и нижнюю (дюйма полтора-два) части ствола. Получилась крепкая палка, вроде тросточки, немного короче трех футов, липкая от смолы.

Я с сожалением посмотрел на топорик, засовывая его в чехол и пряча в багажник. В свое время я упражнялся с оружием типа томагавков, но человек с двумя фунтами стали в голове или в груди имеет тенденцию оставить этот мир, а мы и так уже доставили канадским властям немало хлопот с двумя трупами. И потому я считал целесообразным свести смертоубийство к минимуму.

Женевьева с сомнением смотрела на меня.

— Разве у вас нет пистолета? — спросила она, — Я думала, все детективы с ног до головы увешаны оружием, так что едва могут ходить. И все агенты секретных служб тоже — кем бы вы ни были.

Я не испытывал желания без необходимости обнаруживать степень своей вооруженности: она могла позже использовать эту информацию против меня.

Я сказал:

— Вы, мадам, насмотрелись телефильмов. В реальной жизни от пистолета куда больше неприятностей, чем пользы. Особенно в чужой стране с очень строгими законами импорта. С моей стороны было бы незаконно иметь тут с собой какое-либо оружие. Если бы я застрелил здесь кого-нибудь, даже всего лишь сбежавшего заключенного, мне пришлось бы много и долго объясняться. — Я взмахнул для проверки своей тростью. — Не волнуйтесь, мадам. Один хороший человек с тросточкой стоит дюжины плохих людей с ножами.

Женевьева сухо заметила:

— Мне всегда нравились скромные люди. Хочется верить, что вы действительно так хороши, как изображаете.

— Вспомните: один из них почти наверняка держит нож у горла Пенни. С их стороны это очевидная предосторожность. Пригрозите ему пистолетом, и он занервничает. Даже может сделать что-нибудь сгоряча. Но если я появлюсь фактически без оружия… — Я пожал плечами, — Если у вас есть предложение получше, давайте обсудим его.

Женевьева заколебалась.

— Но оно очевидно. Меня удивляет, что вы его не делаете.

— Какое?

— Там, на дороге, остались двое служащих Королевской конной полиции. А Королевская конная всегда настигает беглецов, разве не так?

— Если вы предпочитаете их, — возразил я, — почему не обратились за помощью к ним?

— Я их не предпочитаю. Вам очень хорошо известно, что я не могу позволить себе иметь дело с полицией.

Я посмотрел на нее.

— Даже чтобы спасти жизнь вашей дочери?

Женевьева покраснела и принялась оправдываться:

— Они будут стараться поймать преступников. Пенни для них окажется на втором плане. Но вы — человек, которого наняли будто бы для того, чтобы защищать Пенни. Поэтому я и обратилась к вам.

Я сказал:

— Хотелось бы, мадам, чтобы вы решили для себя этот вопрос. Помню, не так давно вы ничуть не поддались на мою приманку: я-частный-детектив и так далее. А теперь снова сбиваете меня с толку.

— Значит, нас — двое, — сказала она мрачно.

— И если вы не хотите иметь дело с полицией, к чему тогда вообще говорить о ней?

Женевьева задумчиво посмотрела на меня.

— Удивительно, почему вы не хотите иметь с ней дело? Разве респектабельный частный детектив, отвечающий за жизнь юной девушки, не должен при данных обстоятельствах настаивать на том, что следует обо всем доложить властям?

Это был хороший вопрос, но она оставила мне лазейку, и я ею воспользовался:

— Прилагательное, мадам, принадлежит вам. Не припомню, чтобы я когда-либо хотел прослыть респектабельным, если это означает — любить фараонов. Я давно работаю частным сыщиком и не хочу добровольно иметь дело с полицией. Там, дома, я вынужден с ними сотрудничать, если не хочу, чтобы меня выбросили из дела. Терплю их шуточки и только вежливо улыбаюсь. Это — дома. Но здесь — провались они к дьяволу. Я нисколько не грущу, что незнаком ни с одним канадским полицейским. И если смогу, то и не намерен знакомиться. О’кей?

Женевьева продолжала изучать меня.

— У вас на все есть ответ, да? Итак, вы решили справиться с двумя отчаянными вооруженными бандитами — один, не имея при себе ничего, кроме маленькой палочки. Вы, мистер Клевенджер, или очень храбрый человек, или дешевая фальшивка! Хотелось бы мне знать, кто именно!

Я сказал:

— Есть легкий способ убедиться.

Она еще пару секунд разглядывала меня, потом легонько пожала плечами и пошла к трейлеру, стоящему на узкой проселочной дороге, проложенной в лесу между деревьями. Я отметил, что у нее легкая прямая походка женщины, которой нет необходимости играть ягодицами, чтобы привлечь к себе внимание мужчин.

Я крикнул ей вслед:

— Миссис Дриллинг!

Она обернулась.

— Что?

— Как ваша девичья фамилия? — Я знал, конечно, но по некоторым причинам хотел, чтобы она сама ее назвала.

— О’Брайен, — ответила она, поколебавшись, — А в чем дело?

— Просто так, чистое любопытство. Вперед, Дженни О’Брайен!

Женевьева хотела что-то сказать — возможно, возмутилась моей фамильярностью, но передумала, рассмеялась и забралась в пикап. Я еще раз взмахнул моей липкой тростью, бросил взгляд на «фольксваген», более или менее скрытый деревьями, направился к трейлеру, залез внутрь и закрыл дверь. Послышался шум мотора, и мы тронулись с места.

В качающемся, подскакивающем трейлере сильно потряхивало. Меня чуть не пристукнуло какими-то пластмассовыми тарелками, вывалившимися из шкафика на стене; а за другими, еще не раскрывшимися дверцами терлись друг о друга (судя по слуху) разнокалиберные банки с консервами или специями. Мне пришло в голову, что там может быть спрятан зловредный реагент, замаскированный под растительное масло или сироп для пирога. Пустая бутылочка, которую я видел в комнате Элайн, не гарантировала, что весь запас уже использован. Если после процедуры с Грегори кое-что осталось, то жидкость могли перелить в другую посуду. Я быстро нашел то, что искал, так как для этой цели подходил не всякий сосуд: металл или пластик кислота прожгла бы. Маленький кувшинчик для специй с притертой стеклянной пробкой сразу привлек мое внимание. Капля, выпущенная из него на палец, мгновенно вынудила меня броситься к умывальнику, чтобы смыть чертову жидкость. Это было не оливковое масло.

Я мрачно посмотрел на маленькую, обманчивую с виду бутылочку. Наверное, я все-таки был разочарован. Не знаю почему, но я начал думать, что Женевьева, может быть, всего лишь милая, излишне увлекающаяся дама, и только. Я прикинул, не стоит ли вылить эту дрянь и наполнить контейнер водой — на случай, если его содержимое захотят использовать против меня. Но такой защитный маневр был, так сказать, обоюдоострым, так как мог предупредить моих оппонентов, что я в курсе дела, причем именно в тот момент, когда мне, возможно, удастся наконец завоевать их доверие.

Можно было слегка растворить дьявольскую смесь, чтобы она стала не столь эффективной. Но мое химическое образование очень поверхностно. Я только помнил, что кислоту сливают с водой в определенной последовательности, но в какой именно, я не знал. Поэтому в конце концов я оставил сосуд в прежнем виде и на том же месте, где его нашел, — среди бакалеи. Едва я успел захлопнуть дверцу настенного шкафика, как наше продвижение вперед прекратилось.

Я осторожно выглянул между занавесками в боковое окошко и увидел голубое озеро с сосновым лесом по берегам. Моя хорошенькая веснушчатая кислотолюбивая леди выключила мотор. Согласно моим указаниям, она не пришла составить мне компанию — и слава Богу: я мог бы не удержаться от искушения, попросив ее приготовить салат со специями.

Мы сидели, каждый в своей клетке, на берегу озера в тихом канадском лесу и ждали визитеров. И они появились.

— Эй, там, в машине! Леди, проснитесь! — раздался с опушки не то крик, не то хриплый громкий шепот. Я не рискнул снова показаться у окна, а просто пригнулся в ожидании у дверей трейлера.

— Отлично, леди. Теперь откройте обе дверцы, чтобы мы видели, что там у вас, и вылезайте… Так, правильно… Теперь просто стойте на месте. Одно лишнее движение — и девочка получит свое. О’кей, Мышонок, проверь трейлер.

Я услышал голос Женевьевы — на грани паники:

— В трейлере никого нет.

— Да уж, лучше бы не было. Иди, Мышонок.

— Подождите! — играла она потрясающе. Но я напомнил себе, что там, где речь об обмане, у нее имеется профессиональный инструктор Рейтер и немалый опыт, приобретенный в пути.

— Стойте! — снова крикнула Женевьева. — Там сидит человек, тот частный детектив. Я вынуждена была его захватить, так как он остановил мою машину и не отпускал, пока я не рассказала, где находится Пенни. Иначе он грозил обратиться в полицию. Но он обещал не причинять вам вреда, если вы не тронете девочку.

— Он обещал! — фыркнул голос, — Как мило!

— Вы не понимаете! Он просто частный детектив, и ему на вас наплевать. Он говорит, пусть канадские власти сами присматривают за своими беглецами, а ему, мол, платят только за то, чтобы он присматривал за Пенни. Разрешите ему выйти. Не причиняйте ей вреда только потому, что… Я ничего не могла сделать, говорю вам! Я вынуждена была привезти его сюда. Или он, или полиция.

Долгая пауза. Потом человек в кустах сказал:

— Хорошо, скажите ему, пусть выходит, и чтобы руки были на виду. Если вытащит пистолет, ребенок тютю, понятно?

— Да, да, конечно. Выходите, мистер Клевенджер. Пожалуйста, будьте осторожны. Один из них держит нож за спиной Пенни.

Я открыл дверь и выпрыгнул из трейлера.

— Брось палку! — приказал юноша, стоявший около Пенни.

Теперь я мог рассмотреть и бандитов и девочку. На ней была вчерашняя короткая юбка с разрезом и грязная белая рубашка. На носках и обуви грязь, и вообще вид довольно потрепанный. Сетка для волос исчезла, цилиндры, словно змеи, раскрутились. Но тем не менее ей как будто не нанесли большого вреда, хотя лицо ее по понятным причинам было бледным, а глаза полны испуга.

Мужчины были в хлопчатобумажных брюках и рабочих рубахах. Мерзкая на вид пара. Молодой правонарушитель с правильными чертами лица и взглядом убийцы и пожилой ворюга с очевидным пристрастием к алкоголю.

— Брось палку! — повторил тот, что моложе.

— Пошел вон, ублюдок, — сказал я доброжелательно. — Чего ты боишься? Что я прицелюсь из нее и скажу: «Бам-бам, ты убит»?

Я сделал несколько шагов в сторону от трейлера.

— Эй, ты, с воспаленными глазами! — крикнул я, — Иди сюда и осмотри этот дом на колесах. Проверь, что там нет ищеек, пока твой друг не наложил в штаны от страха.

Юноша сильнее сжал горло Пенни.

— Поосторожнее шлепай губами, мистер, — сказал он, потом заколебался и неохотно добавил: — Мышонок, иди и посмотри, как я и говорил с самого начала.

Они обменялись знаками, которые я, надо полагать, не должен был разгадать, затем Мышонок боком обошел меня, и я услышал, как он влез в трейлер и через несколько секунд вышел из него.

— О’кей, Фрэнки, там пусто.

— Хорошо, — бросил Фрэнки, — что вы имеете нам сообщить?

— Отпустите девочку, и мы забудем о нашей с вами встрече, — ответил я, притворяясь, что не слышу, как крадется за моей спиной старый жулик. Он двигался медленно и неуклюже (неудивительно, что по нему тюрьма плакала), и я громко продолжил, чтобы ему помочь:

— Что скажешь, Фрэнки? Отпусти ее — и вам нечего бояться. Можете убираться ко всем чертям.

Тот ответил:

— Бояться? Слушай, верзила, я тебя и вот на столечко не боюсь. — Американские гангстерские фильмы составили, очевидно, главную часть его образования, а может быть, все тюрьмы мира выдавали один и тот же продукт (англо-американского происхождения, по крайней мере). Он выговаривал слова по-тюремному жестко и отрывисто:

— Хочешь сказать, мы должны дать вам уехать, а сами топать пешком?

— Отлично, — согласился я, — Забирайте машину, трейлер. Только отпустите девчонку. Обещаю…

На этом слове я развернулся на пятке, и чувство момента меня не подвело. Мышонок занес надо мной большой кухонный нож, словно собрался отколоть кусок льда для коктейля. Думаю, он и вправду надеялся воткнуть его мне в спину. Но если он и был вором-профессионалом, то как убийца пребывал в классе любителей.

Высоко поднятый нож не годился ни для нападения, ни для защиты, и я был в полной безопасности, когда сделал выпад и всадил ему палку чуть пониже ребер. Он согнулся, любезно подставив шею, и я стукнул по ней своей тростью (не очень сильно). — Он упал, потеряв на ближайшие два-три часа всякий сознательный контакт с внешним миром.

Быстро развернувшись, я продолжил беседу с Фрэнки:

— На чем мы остановились? Да, как я уже сказал, отойди от девочки, пока я не спустил, с тебя штаны и не нашлепал как следует.

Я рисковал, конечно, и, наверное, вел бы себя иначе, если бы у него был пистолет: с перепугу он мог случайно выстрелить. Но ножом по ошибке трудно нанести серьезное повреждение. Пенни стояла не шелохнувшись и закусив губу от боли, так как он нервно водил лезвием по ее ребрам.

— Не следовало этого делать, мистер. — Лицо Фрэнки заблестело от пота. — Брось палку! Брось, а не то…

— А не то что? — спросил я. — Убьешь ее? И потом? — Я плюнул на землю перед его ногами. — Я скажу тебе, что будет потом. Потом ты будешь мертв. Ноги у меня длиннее твоих, и лес — мне дом родной. Только поцарапай ей кожу своим дурацким ножиком — я тебя под землей найду и прикончу. Будешь еще волынить, разорву на куски и брошу в озеро. Ну, малолетка! Хватит стоять с грозным видом и строить из себя мужчину! Здесь ты, может быть, на что-то и годишься, но у нас в Денвере таких сопляков не отпускают от мамочкиной юбки.

Я посмотрел на него еще пару секунд, фыркнул, изобразив пренебрежение, и отбросил палку в сторону.

— Вот, нет палки. Ну, а теперь что ты будешь делать?

Это сработало. Я не только пристукнул его партнера, но и задел его самолюбие: в присутствии двух женщин я обращался с ним, как с мальчишкой. Кроме того, даже своим дефективным умом он осознал, что угрозы расправиться с Пенни не помогут получить машину, без которой ему не выбраться из здешних лесов. Не ее, а меня ему надо было убить, и, отпустив девочку, он шагнул вперед, чтобы осуществить свое намерение.

Он приближался, держа нож наготове, и в отличие от Мышонка знал достаточно, чтобы держать его как шпагу, а не как вертел. Но этим, пожалуй, исчерпывалось все, что он знал. Сначала он надвигался осторожно, но, когда я отступил, осмелел и прыгнул, выбросив вперед руку с ножом. Я сделал все строго по правилам, уклонившись влево и обезоружив его боковым ударом каратэ. Имея дело с ножом, лучше, по возможности, действовать ногами, так как они обычно защищены обувью — в моем случае тяжелыми туристскими ботинками.

Нож вылетел у него из руки, а сам он от удара развернулся в сторону, схватившись за ушибленную руку. Едва коснувшись земли после броска, я, не вставая, подсек ему ноги, тут же встал и носком ботинка осторожно ударил его по голове. Перешагнув через Фрэнки, я подобрал нож и швырнул в озеро. Сохранять ножик не стоило — дешевая грубая имитация охотничьего американского ножа. Их обычно покупают охотники, считающие, что им необходим кинжал для защиты от оленей или кроликов. Подобрав инструмент, выпавший из руки Мышонка, я подошел к Женевьеве, которая держала дочку в объятиях.

— Это как будто принадлежит вам, мадам, — сказал я, протягивая ей кухонный нож с длинным лезвием.

Женевьева похлопала дочь по плечу и повернулась ко мне. Последовала странная короткая пауза. Я выбросил из головы все мысли о сосуде с кислотой, найденном мною в трейлере. Как и убийство Грегори и Элайн, этот сосуд никоим образом не был связан с данным мне поручением: завоевать дружбу и доверие этой женщины и помочь ей добраться туда, куда она пожелает.

Я подумал, что лучше просто не могло получиться. Столкновение с парой сбежавших арестантов было диким совпадением, но это дало мне шанс осуществить задуманное. И считала меня Женевьева Дриллинг частным детективом или агентом секретной службы — все равно, теперь она не могла не чувствовать себя до известной степени мне обязанной. Наконец-то удалось, подумал я, создать основу для вполне удовлетворительного чувства взаимной близости.

— Вы прямо герой, мистер Клевенджер! — нарушила молчание Женевьева, — Какая сцена! — В ее голосе звучали странные, напряженные нотки. Как будто она не знала, расплакаться ей или истерически рассмеяться. И я был абсолютно застигнут врасплох, когда она размахнулась и сильно ударила меня по щеке.

— Чертова вы фальшивка! — воскликнула она.