Глава 19
Елена
Все события последнего часа стали бесконечным ужасом, пропитанным ароматом множества хищников, животными рыками боли, визгами агонии и шумом боя. Глухие удары, клацанье волчьих клыков и жутковатый звук раздираемой когтями плоти.
Запахи рысей, росомах, крови, ярости, боли… Угнетающее ощущение угрозы, страха, смерти! Предчувствие конца не отпускало.
Все смешалось для меня в пугающей вакханалии боя. Боя не на жизнь, а на смерть, боя отчаянного и в чем-то предрешенного, боя страшного. В первую очередь страшного железной решимостью белого волка — выстоять, выжить и защитить вопреки всему. Эта решимость окружала зверя словно сгусток силы и… неуязвимости.
Одно это ощущение уверенной мощи остановило бы многих. Но не тех, кто нас преследовал. У них была слишком четкая цель. Убить нас! Или кого-то одного из нас…
Еще в конце нашего стремительного забега волчица ощутила перемену в белом самце. Он решился на отчаянный шаг — остановиться и принять бой!
Но намерен был сделать это, самостоятельно выбрав место.
Потому и повернул к скалам, к той памятной для меня пещере. Хотя мысли о скверных ассоциациях, связанных с этим местом, в данный момент занимали меня в последнюю очередь. Перед реальной угрозой смерти отступает все.
А те, что пришли за нами, своих намерений не скрывали. Как и не стеснялись в средствах.
«Целая армия! Огромная, страшная!..»
Единственная мысль снова и снова билась в голове, пока я, в панике прижавшись к дальней стене пещеры, вслушивалась в каждый звук боя, идущего снаружи, отчаянно надеясь…
Глупо надеясь.
Но надеясь.
План Андрея был мне ясен. Медведи обязаны вмешаться. Это нападение совершено чужаками на их территории! И мой альфа не зря тревожно выл, призывая помощь. Вот только сочтут ли хранители нужным своевременно прийти на помощь? Или намеренно чуть опоздают? Ведь допустили же они присутствие чужаков на своих землях! Мне были неизвестны цели хранителей в этой игре, оттого и доверять им не могла. И ждать помощи — тоже.
А за Андрея очень боялась…
До онемения рук, до разрывающей душу боли. Невыносимо боялась.
«Все что угодно, кроме… этого!» — мысленно молила я, взывая к удаче.
К чуду!
Ничто иное помочь не смогло бы.
* * *
Из последних сил, измотанная сумасшедшим бегом, напуганная яростью преследователей, ощущая себя жалкой безвольной добычей, бурая волчица вбежала в пещеру. Вбежала лишь подчиняясь неумолимой воле сильнейшего. Белый волк и вовсе остановился снаружи. Инстинкты понукали и бурую выскочить из ограничивающего маневренность пространства, но порыв сдерживала направленная воля ее альфы. Сдерживала и одновременно пугала юную и неопытную самку. Настолько пугала, что впервые бурая, терзаемая страхом, сама отступила, освобождая сознание человеку.
Краткая вспышка, сопровождавшая смену ипостаси, совпала с нападением преследователей. Но волк, намеренный защищать свою пару, успел предупреждающе зарычать, приказывая уже девушке: не выходи!
Вновь и вновь в душе умирая от страха, бессознательно впиваясь пальцами в щербатые неровности скалы и с трудом сдерживая панический вой, я пряталась в относительной темноте пещеры. От предательской паники удерживало одно: отвлеку Андрея и тогда — все.
Слезы текли горячими ручейками, грудь содрогалась от беззвучных, сотрясающих все тело рыданий, душа разрывалась от муки и отчаяния.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Рухнула на влажный, местами каменистый грунт. Отчаянно хотелось заткнуть пальцами уши, закрыть глаза и перестать дышать. Чтобы не слышать, не видеть, не знать… Но не могла. Пока я слышу бой, я понимаю, что он жив, что есть еще надежда.
Яростные взвизгивания, специфичное рычание росомахи, запах смерти…
«Это невозможно! Я не вынесу. Сердце не выдержит. Силы, защитите его!.. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»
Миг тишины, едва не разорвавший мне сердце, и вновь — глухие удары, утробный яростный волчий рык и звук разрываемой когтями плоти.
«Защитите, защитите, защитите его…»
Сидела, едва дыша, со страхом вслушиваясь в происходящее снаружи, но отчаянно боясь тишины. Запах крови усиливался, смерть витала рядом — я отчетливо ощущала ее густой и приторный запах; шум схватки то усиливался, то немного стихал. И я не знала, чего бояться больше.
«Кровь белого…»
Когда я почуяла ее, казалось, кровь в моих собственных жилах застыла.
«Много…»
Я даже не заметила, как оказалась на ногах, движимая одним желанием — помочь! И тут же замерла, подавляя эмоциональный порыв. Выскочу — обязательно отвлеку внимание волка на себя. А он и так противостоит множеству соперников, и миг утраты концентрации станет роковым.
Следующего шага в направлении выхода я не сделала. Но какой ценой! Ежесекундно казалось, что я малодушно предаю его, жертвую им ради спасения собственной жизни.
«Мне не нужна жизнь, если Андрей заплатит за нее своей!» — четко осознала я истину.
Но и не оценить его отчаянных усилий я не могла.
Не имела права! Срок, на который древний договор объединил нас в пару, еще не истек. Добровольский сейчас был воплощением защитника, мужа. Рисковал всем ради меня. Слезы текли не переставая. Отчаянно кусая сжатую в кулак ладонь, старалась сдержать желание закричать.
Страх был всепоглощающим. Душевная боль — невыносимой.
Чье-то явно мертвое тело упало на землю у входа в пещеру, едва не залетев внутрь. На секунду сердце замерло, пропустив удар. Но потом я осознала: это рысь! И ощутила невыразимое облегчение и ликование — одним врагом меньше!
Сейчас во мне проснулся хищник. Я жаждала убивать сама, хотела помочь, продолжая отчаянно и безнадежно надеяться на чудо. Но и понимала, что только наврежу. Поэтому твердой рукой человеческой воли сдерживала судорожные порывы бурой метнуться к своему альфе.
Волчица внутри то яростно билась, требуя отпустить ее к волку, то испуганно таилась, стараясь не напоминать о себе.
Прошло не меньше часа, для меня — целая жизнь! Жуткая, невыносимая и безнадежная. Глупо считать, что мне в эти минуты было сложнее, чем Андрею, но ждать в жалком бессилии — невыносимо трудно!
Тишина снаружи наступила внезапно. Только что слух резал взбешенный визг раненой росомахи, как вдруг все стихло. Звуки борьбы, шум драки… Какое-то время по инерции просидела в оцепенении, ожидая, что вот, сейчас, опять начнется. Но время шло, а до меня доносился только шум леса.
«Андрей! О нет…» — внезапно поняла, что белого я тоже не слышу. И, уже не думая ни о чем, выскочила наружу.
Руки тряслись, ноги подкашивались, голова кружилась. Очень боялась увидеть белого волка мертвым. Тогда… Не знаю, что бы я тогда сделала, но точно что-то ужасное!
Остальных зверей я даже не замечала, переступая через лужи уже впитавшейся в землю крови, оторванные куски тел, клочья шерсти. Взгляд, судорожно блуждая по поляне, выискивал светлошерстого зверя. И нашел…
Вот только мех его, пропитавшись кровью, стал розовым, а тело неподвижно замерло в странной противоестественно изломанной позе, наполовину придавленное мертвой росомахой.
Метнувшись к нему, одним толчком скинула труп поверженного врага и рухнула на колени рядом со своим альфой. Бурая внутри завыла с невыносимой тоской и болью. В этом вое воплотилась вся наша совместная боль, отчаяние утраты. Мой Андрей, ее белый…
— Андрюшенька… — Я рыдала, уже не сдерживаясь, не думая о том, что кто-то услышит, что, возможно, кто-то из врагов жив. Это перестало быть важным.
Слабый хрип стал мне ответом.
Вздрогнув, пригнулась к самой земле, припадая вплотную к телу любимого.
Дышит!
Пусть слабо, редко, но дышит. Он жив! Пока…
Мгновенно собравшись, обхватила тело зверя, стараясь осторожно перевернуть, чтобы оценить повреждения. Регенерация не всегда может помочь. Все зависит от ран.
Но стоило мне устроить волка на боку, ужасаясь разорванному брюху, вырванным кускам плоти и торчащим костям, и положить его голову на свои колени, как… Тело зверя окутало свечение. И вот уже с искаженным дикой болью лицом передо мной лежит Андрей.
— Я смог… — Это даже не стон. Я, скорее, догадалась, чем расслышала. Каждый звук давался ему с трудом, обрываясь жутким булькающим хрипом. — Лучше так… хочу проститься…
— Нет! — рявкнула я на него, чувствуя, что слезы снова потекли ручьем, застилая обзор, лишая возможности видеть любимые черты. — Не уходи! Скажи, что… Что я могу сделать? Как помочь?
И понимала, что — все. Шансов нет, это конец! Состояние Андрея было жутким. Я не представляла, что тут можно предпринять. Развороченный живот, в клочья разорванная когтями грудь с торчащими ребрами, сломанные ноги и множество рваных кровоточащих ран. Голова, что покоилась на моих коленях, распухла, даже увеличившись в размерах от ушибов и гематом, глаза превратились в узкие щелочки, а нос расплылся на пол-лица.
— Плохо выгляжу, да? — Сжимаясь от боли, Добровольский собрал все силы — я чувствовала это последнее усилие, — чтобы глухо усмехнуться: — Но все как ты любишь: уши торчком, нос пятачком. Вот и понравлюсь тебе… наконец.
— Дурачина, — глотая слезы, бормотала я. И умоляла: — Пожалуйста, держись!
Бросить его в таком состоянии и бежать за помощью я не могла. Боялась.
— Лена!!! — Полной неожиданностью стал истеричный мамин крик, разнесшийся над поляной.
Вздрогнув, не уверенная, что мне не мерещится, повернула голову. Ко мне действительно бежала мама! В человеческом облике. А следом за ней Захар Фирсанов и еще кто-то из клана бурых. И медведи. И… Дамир Добровольский! Позади него я различила мелькнувших тенями белых волков.
— Твари… — впившись взглядом в глаза Макса, зашипела я.
Они могли появиться раньше! Не знаю почему, но не сомневалась в этом.
Хранитель лишь странно улыбнулся в ответ. В душе вспыхнуло яростное желание впиться ему в глотку. Оно мгновенно захватило меня, застилая взор красной пеленой злобы.
— Проклятая! — Это Добровольский-старший оказался рядом, рухнув возле тела сына. — Убирайся! Оставь его! Ты его погубила!
И столько боли и ярости прозвучало в этом вскрике, что все резко замолчали, настороженно уставившись на нас. Я лишь виновато поникла, понимая, что до последней капельки заслужила его ненависть, оправдав худшие опасения. Наш союз не принес белому добра.
Тишину нарушило глухое и злобное ворчание волка. Это зверь Андрея неожиданно отреагировал на слова отца. Дамир тут же вскинулся, резко склонившись к сыну.
— Медикаменты! — рявкнул он, обращаясь к своим.
Ему тут же протянули какие-то шприцы, уже наполненные спасительным лекарством. Я застыла, наблюдая за действиями оборотней с таким благодарным благоговением, что снесла бы любые упреки и угрозы. Лишь бы они помогли моему волку!
— Уйди, — Дамир сильно толкнул меня в плечо, требуя отодвинуться.
Я безмолвно подчинилась, бережно перекладывая голову любимого мужчины на землю. На все была сейчас согласна, только бы белый выжил. А отец — это понимала даже в своем состоянии — все сделает ради Андрея.
— Леночка! — Стоило встать, как мои плечи обхватила мама, укутывая во что-то. Из-за потрясения, испытанного за последние час-полтора, совсем забыла, что голая. — Идем со мной.
Уходить от своего альфы я не желала. Ни за что! Но мама упорно тянула в сторону, бормоча:
— Все хорошо! Все так хорошо. О, силы, как я боялась, что мы не успеем, что тебя убьют! Тогда бы все пропало, все планы рухнули. — Мама судорожно трясла мою руку и исступленно бормотала одно и то же: — А с ним — и к лучшему. Пусть сдохнет. Свое дело он сделал.
— Мама! — В полнейшем ужасе, ощущая дикую боль, которой ее слова отдавались в моем сердце, рыкнула я. — Не смей говорить подобного! Я не уйду от Андрея. Я не хочу. Я не могу!
— Леночка, пойдем. Так надо. Пришло время созывать Верховный совет. Пора отправляться в поселение медведей и узнать правду о своей судьбе. — Мама упорно тянула меня в сторону.
Дамир Добровольский при ее словах резко обернулся и пронзил меня ненавидящим взглядом. Я даже споткнулась, едва ли не физически ощутив его.
— Нет! — Рядом с белыми находиться было страшно, но уйти от Андрея? Сейчас? Я не могла!
— Ты должна! — неожиданно твердо приказала мне мама.
— Нет! — уже с истерикой в голосе замотала я головой.
— Лена!
— Нет! Нет! Нет! — Я отскочила, вырвав ладонь из маминых рук.
Беспокоил тот факт, что Андрей так и не пришел в сознание. И бурая была против, не желая терять из виду своего защитника.
— Елена, — рядом оказался Максим, — вам надо уйти. Следуйте за своими. Время действительно пришло. И я как один из представителей народа хранителей должен отвести вас к месту проведения Верховного совета. Вы обязаны подчиниться! Это не земля волков, у вас нет права находиться на ней по собственному желанию.
Они обступили меня: мама, Захар Фирсанов, медведи. Давили, вынуждая отступать, пятиться к лесу, уходя все дальше от Андрея.
— Стойте! Нет! — умоляла я медведя. — Поймите, мы — пара. Я не могу сейчас уйти. Бросить его. Не после того, что он сделал.
Мысль о том, что он очнется — а он очнется, о другом я и думать не буду! — а меня нет рядом, убивала. Не могу так предать белого.
«Мы — пара!» — обиды и злость я оставила в прошлом, простила Андрею все ошибки и угрозы. Просто поняла, что важнее меня у белого ничего нет. Просто — ничего!
— Я не пойду!
— Мы унесем вас! — Проклятый Макс. — Это приказ Старейшин.
— Лена, ты обязана уйти. Между вами все кончено, не думай о договоре, — ласково убеждала мама. — Пойдем с нами. Ты все поймешь.
— Оставшись, только навредишь себе. Дашь белым повод сорваться и уничтожить тебя! — ворчал Фирсанов.
Я же смотрела на Андрея, лежащего на траве. Его грудь вздымалась еле-еле.
— Уходи! — Дамир вновь обернулся ко мне. — Ты достаточно ему навредила. Андрей должен избавиться от этого наваждения, от навязанной ему больной волчицы! Не осложняй его жизнь еще больше. Если есть в твоем сердце что-то к нему — уходи!
«Больная волчица».
Правда, отрезвляя, камнем упала на дно души. В этом вся суть. Нет у нас будущего. У меня его нет. Так пусть хоть у него будет!
Если кого-то любишь, искренне и всей душой, пожертвуешь чем угодно, даже собой. Своим сердцем.
— Хорошо. — Смирившись, я приняла этот урок судьбы. — Я уйду.
И, отвернувшись, испытывая неописуемую душевную боль, шатаясь от муки, мутнеющим взглядом обвела поляну.
«Девять тел рысей и три росомахи! Как он выстоял?!»
Жертва не должна стать напрасной. Жизнь моего белого волка будет счастливой! Вот только я, словно магнитом притягивающая к нему беды, исчезну, и счастье его найдет.
Белые волки действительно самые сильные из нас. Они по праву получили власть! И Андрей должен продолжить их род.
За медведями шла в каком-то полутрансе, так и не осознав до конца, как сумела уйти от своего альфы. Бурая внутри подавленно молчала. Или тоже считала меня предательницей?
