Глава 7
НЕСПЕШНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
Следующие три дня Ганнон по большей части лишь ел и спал. Элира с удовлетворением смотрела, как он вычищает одну за другой тарелки еды, приносимые ею из кухни. Силы возвращались к нему, боль от побоев стихала. Вскоре юноша настоял на том, чтобы большую часть перевязок с него сняли, жалуясь, что это мешает ему дышать. На четвертый день он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы выйти наружу. Но страх сдерживал его.
— Где Агесандр? — спросил он.
Полные губы Элиры сжались.
— Хвала богам, этот сын шлюхи сейчас в Капуе.
Успокоившись, Ганнон неловко пошел к выходу. Во дворе никого не было. Все рабы находились в поле. Они сели, откинувшись на прохладную каменную стену конюшни и подставив себя лучам солнца. Ганнона не заботило, что вокруг никого нет. Это лишь означало, что он будет наедине с Элирой, красота тела которой с каждым днем все больше манила его. Ломота в паху напомнила ему, что он не был с женщиной уже много месяцев. Но даже думать о таком было опасно. Даже если бы Элира и захотела того, рабам запрещалось иметь близость между собой. Кроме того, Ганнон видел, как глядят друг на друга Элира и Квинт. Держись от нее подальше, жестко сказал он себе. Поиметь любимую рабыню сына своего хозяина было бы верхом глупости. Есть способ попроще удовлетворить себя. Не такой приятный, но куда более безопасный.
Надо было как-то отвлечь себя от мыслей о близости.
— Как случилось, что ты попала в рабство? — спросил он.
Элира удивилась вопросу, и ее лицо мгновенно погрустнело.
— Мне впервые кто-то задает такой вопрос.
— Думаю, у всех нас одинаковые, печальные истории, — мягко сказал Ганнон и приподнял брови, давая ей знак, что готов слушать.
Элира, отвернулась от юноши, в ее взгляде сквозила боль.
— Я выросла в небольшом иллирийском селе, у моря. Большинство были селянами и рыбаками. Мирное, чудесное место… до того, как появились пираты. Мне было девять лет. — Ее лицо помрачнело от печали и гнева. — Мужчины сражались отчаянно, но они же не воины. Мой отец и старший брат, они… — Ее голос дрогнул. — Они погибли. Но то, что случилось с мамой, было ничуть не лучше. — В глазах девушки появились слезы.
Потрясенный Ганнон взял Элиру за руку и крепко сжал.
— Прости, — прошептал он.
Она кивнула, и от этого движения слезы покатились по ее щекам.
— Они забрали нас на свои корабли, доставили в Италию и продали. С тех пор я не видела ни мамы, ни сестер.
Элира плакала, а Ганнон выругал себя за то, что вообще открыл рот. Но охватившая иллирийку печаль лишь сделала ее еще более привлекательной. Так несложно представить себе, как он мог бы обнять ее, утешить… Поэтому Ганнон обрадовался, увидев Аврелию, — та направлялась к ним со стороны виллы. Ткнув Элиру локтем в бок, он спешно вскочил. Иллирийка едва успела вытереть слезы и откинуть волосы с лица.
Увидев Элиру так близко к Ганнону, Аврелия почувствовала укол ревности.
— Ты уже встал и ходишь! — ехидно сказала она.
— Да, — кивнув, ответил карфагенянин.
— Как себя чувствуешь?
Ганнон коснулся ребер.
— Намного лучше, чем несколько дней назад, и все благодаря тебе.
Увидев, как Ганнон слегка вздрогнул от боли, Аврелия снова прониклась к нему симпатией.
— Ты Элире должен быть благодарен. Она просто чудо.
— Точно, — согласился Ганнон, застенчиво улыбнувшись рабыне.
Иллирийка покраснела.
— Меня, наверное, уже Юлий ищет, — пробормотала она и спешно ушла.
Аврелия снова почувствовала раздражение, но, недовольная собой, постаралась поскорее об этом забыть.
— Ты ведь карфагенянин, так?
— Да, — осторожно ответил Ганнон. Он еще ни разу так долго не беседовал ни с Фабрицием, ни с его домочадцами. В его понимании, в первую очередь они все еще были врагами.
— На что похож Карфаген?
Ганнон не сдержался:
— Он огромный. Там, наверное, живет четверть миллиона человек.
Глаза Аврелии против воли расширились.
— Но ведь это много больше, чем в Риме!
Ганнон понимал, что лучше не отпускать саркастических замечаний, которые так и просились на язык.
— Действительно, — ответил он.
Аврелии явно было интересно, и он пустился в описания родного города, живо представляя его перед собой. Вскоре, когда юноша уже запутался в объяснениях, он умолк.
— Звучит прекрасно, — признала Аврелия. — А ты был такой радостный, когда рассказывал…
Объятый тоской по дому, Ганнон опустил взгляд.
— Думаю, ничего удивительного, — с теплотой произнесла Аврелия. Наклонила голову в сторону, с любопытством глядя на юношу. — Я тут вспомнила, что ты говоришь по-гречески, как и на латыни. В Италии греческий учат только в благородных семьях. Наверняка и в Карфагене так же. Как же такой образованный человек попал в рабы?
Ганнон поднял взгляд и мрачно поглядел на нее.
— Я забыл попросить о защите одну из самых могущественных богинь, когда отправлялся рыбачить с другом.
Аврелия вопросительно поглядела на него.
— Суни, тот, которого ты видела в Капуе. Наловив кучу тунца, мы выпили вина и уснули. Внезапно налетевший шторм унес нас далеко в море. Нам как-то удалось выжить в течение ночи, но на следующий день мы наткнулись на пиратский корабль. Нас продали в Неаполе и повели в Капую, чтобы отдать в гладиаторы. Вместо этого меня купил твой брат… — Голос Ганнона стал жестче. — Кто знает, что случилось с моим другом? — закончил он и не без удовольствия увидел, как Аврелия вздрогнула.
Но, недовольная этим проявлением слабости, девушка быстро взяла себя в руки. Симпатичный или нет, он все равно раб, подумала она.
— У всех на рабовладельческом рынке печальная судьба. Это не значит, что мы можем всех их купить. Считай, что тебе повезло, — резко сказала она.
Ганнон склонил голову. Пусть она и юна, но дух у нее уже крепок, подумал он.
Повисла неловкая пауза.
— Аврелия! — прервал молчание голос Атии.
На лице девушки появился испуг.
— Я во дворе, мама.
Спустя мгновение появилась Атия. На ней была простая льняная стола и красивые кожаные сандалии.
— Что ты здесь делаешь? Мы же уже должны были заниматься игрой на лире… — Ее взгляд скользнул по лицу Ганнона. — Это тот раб, которого побил Агесандр? Карфагенянин?
— Да, мама, — ответила Аврелия. Бледность слегка сошла с ее лица. — Я как раз поговорила с Элирой, узнала, окончательно ли он выздоровел.
— Понимаю. Хорошо, что ты обращаешь внимание на такие вещи. Это важная часть домашнего хозяйства, — продолжила Атия, бросив на Ганнона пристальный взгляд. — Сломанный нос не вправили, а в остальном он выглядит хорошо.
Ганнон переминался с ноги на ногу, несколько обескураженный тем, что его обсуждают так, будто его здесь и нет.
Аврелия немного смутилась.
— Я думаю… Элира не сказала, когда ему можно будет вернуться к работе.
— Ну? — требовательно сказала Атия. — Ты достаточно поправился?
Ганнон не мог ответить отрицательно.
— Да, госпожа, — пробормотал он.
— У него три ребра сломано, — возразила Аврелия.
— Это не помешает ему работать на кухне, — ответила Атия. Поглядела на Ганнона. — Так ведь?
Это намного легче, чем работать в поле, подумал Ганнон. Склонил голову.
— Не помешает, госпожа.
Атия кивнула.
— Хорошо. Иди следом за нами, в дом. У Юлия для тебя найдется достаточно работы.
Втайне радуясь, Аврелия пошла следом за матерью. Больше не надо будет выискивать возможности, чтобы встретить Ганнона.
— Квинт хотел, чтобы мы поглядели, как он тренируется с отцом, — с гордостью, но не без сожаления обратилась Атия к дочери.
— Ага, — буркнула Аврелия, ухитрившись в одном слове выразить всю зависть и недовольство.
— Хватит этого! — обернувшись, сказала Атия. — Или тебе больше хочется играть на лире или учить греческий?
— Нет, мама, — яростно прошептала Аврелия.
— Отлично, — сказала Атия, переставая хмуриться. — Тогда пошли.
Ганнон был ошеломлен. Большинство девочек, которых он знал, просто обожали возиться со всякими женскими глупостями. А вот Аврелию боги явно вылепили из другого теста.
Они вошли в дом через небольшой боковой проход, устроенный с краю двух больших дощатых дверей. Ганнон внимательно глядел по сторонам. Он впервые оказался в главном здании виллы. Его поразило сочетание простоты и изящества, с которым был построен дом. В Карфагене дома возводили исходя из чистой практичности, так что мозаики и яркие рисунки на стенах были скорее исключением, чем правилом.
Во внутреннем дворе они увидели Фабриция и Квинта. Отец и сын настороженно стояли друг напротив друга. На них были простые туники, подвязанные поясами, а в руках зажаты деревянные мечи и круглые кавалерийские щиты.
Увидев Атию и Аврелию, они остановились.
Фабриций поднял меч, приветствуя Атию, и она улыбнулась.
— Наконец-то, — шутливо сказал Квинт.
Аврелия изо всех сил старалась выглядеть воодушевленной. Это действительно лучше уроков музыки, сказала она себе.
— Вот я и здесь, — сказала девушка брату.
Квинт поглядел на отца.
— Готов?
— Если готов ты.
Они начали сходиться, подняв мечи. Лезвия с глухим стуком ударились друг о друга. На мгновение оба замерли, выжидая, кто первым пойдет в атаку.
Атия хлопнула в ладоши.
— Принеси какого-нибудь фруктового сока, — приказала она Ганнону, показав пальцем, где находится кухня.
С трудом оторвав взгляд от начинающейся схватки, юноша взглянул на нее.
— Да, госпожа.
Он двинулся медленно и размеренно, как полагалось рабу. К счастью, это давало ему возможность еще немного понаблюдать.
Квинт начал первым. Он взмахнул гладием, уводя меч отца вниз. Продолжая движение, отвел правую руку назад и сделал выпад, целясь противнику в грудь. Фабриций мгновенно принял удар на щит и с усилием перевел меч Квинта вверх. Это открыло правую подмышку Квинта для атаки. Зная, что отец обязательно атакует в уязвимое место, юноша резко крутанулся влево и отступил на несколько шагов. Но Фабриций преследовал его, как бросившаяся в атаку змея. Несмотря на яростную атаку, Квинту все-таки удалось отбиться.
— Неплохо, — прокомментировал Фабриций через некоторое время, отходя назад. Они остановились, чтобы перевести дыхание, и возобновили бой.
К радости Квинта, первая кровь была за ним. Это получилось благодаря неожиданному столкновению щит в щит, что дало ему возможность сделать удар по дуге, в обход щита. Острие запуталось в тунике Фабриция на его левом боку. Несмотря на то, что меч был деревянным, он пробил в тунике изрядную дыру и рассек кожу, скользнув по ребрам. Фабриций взревел от боли и отшатнулся. Зная, что сейчас боль не позволит отцу быстро поднять меч, Квинт ринулся следом, чтобы завершить атаку.
— Ты в порядке?! — вскричала Аврелия.
Фабриций не ответил.
— Продолжаем, — рыкнул он Квинту. — Думаешь, сейчас добьешь меня?
Уязвленный, сын вскинул меч и бросился вперед. Когда он был всего в шаге от отца, сделал обманный удар справа, потом слева. На возврате меча нанес рубящий удар в голову Фабрицию, и тот едва успел отбить его. Вскрикнув от радости, Квинт начал теснить отца, пытаясь закрепить успех. Но Фабриций застал его врасплох, так быстро отойдя назад, что Квинт потерял равновесие и упал. Фабриций тут же крутанулся и приложил острие меча к шее Квинта.
— Готов, — спокойно сказал он.
Взбешенный и пристыженный юноша встал на ноги. Поймав взгляд Ганнона, оскалился.
— Что глазеешь?! — заорал он. — Иди занимайся своим делом!
Пригнув голову, чтобы скрыть гнев, карфагенянин пошел в сторону кухни.
— Не срывайся на рабе! — крикнула Аврелия. — Он ни в чем не виноват.
Квинт возмущенно поглядел на сестру.
— Остынь, — сказал Фабриций. — Ты проиграл потому, что слишком уверился в своей победе.
Лицо Квинта побагровело.
— А до того ты очень хорошо справлялся, — успокоил его отец. Стоящая поодаль Атия согласно закивала. — Если бы ты выбрал момент правильно, у меня бы не было шансов, — добавил Фабриций, поднимая левую руку и показывая Квинту длинный кровавый след у него на боку. — В бою даже такая царапина делает воина медлительнее. Помни об этом.
— Обязательно, отец, — ответил Квинт, радостно улыбаясь.
В этот момент появился Ганнон с полированным бронзовым подносом в руках. На нем стоял красивый стеклянный кувшин и четыре чашки в том же стиле. Увидев его, Квинт повелительно махнул рукой.
— Неси сюда! Пить охота, — сказал он.
«Самодовольный засранец», — подумал Ганнон, выполняя приказ.
Фабриций дождался, пока не выпьют по глотку все остальные, а затем поднял чашу.
— Тост! За Марса, бога войны. Пусть его щит всегда укрывает нас обоих.
Закрыв свои уши от молитвы чужим богам, Ганнон безмолвно вознес молитву Баал Сафону, карфагенскому богу войны. Пусть он приведет Ганнибала к победе. Над Сагунтом. И над Римом.
Допив сок, Фабриций дал Ганнону знак, чтобы тот снова наполнил его чашу. Нахмурился, узнав его.
— Совсем поправился? — спросил он.
— Почти совсем, господин, — ответил Ганнон.
— Хорошо.
— Я поразилась тому, что Аврелия сама следила за его выздоровлением, — сообщила Атия. — Он пока не готов к работе в поле, но я не вижу причин, почему бы Юлию не взять его на работу на кухне.
— Правильно. Тогда пусть возвращается в свою комнатушку.
Аврелия уже было открыла рот, чтобы возразить, но Фабриций поднял руку.
— Он, конечно, не лошадь, — жестко сказал он, — но свое стойло ему необходимо. И надо снова надеть на него кандалы.
Увидев сомнение на лице Ганнона, Фабриций смягчился.
— Слушайся приказов, и Агесандр тебя не тронет. Даю тебе слово.
Ганнон принялся бормотать благодарности, но в его голове бурлили мысли. Без сомнения, Агесандр затаил на него злобу. Ему придется все время быть настороже. Не раздумывая, Ганнон остался на месте, рядом с семьей римлян.
Спустя мгновение Квинт поглядел на него, и их взгляды встретились. «С каким удовольствием я бы сразился с тобой на мечах! — подумал Ганнон. — Проучил бы тебя». Губы молодого римлянина скривились, будто он прочел его мысли.
— Ты еще здесь? Возвращайся на кухню, — приказал юноша.
Ганнон поспешно покинул двор, напоследок заметив, что Аврелия тайком улыбнулась ему.
Разговор продолжился.
— Сможем завтра снова потренироваться, отец? — не скрывая восторга и радостного предчувствия, предложил Квинт.
— Энтузиазм молодости! — ответил Фабриций, касаясь бока и кривясь. — Сомневаюсь, что мои ребра этому возрадуются. Но я бы все равно не смог.
— Почему же? — воскликнул Квинт.
— Мне нужно отправляться в Рим. Собирается Сенат, чтобы обсудить, как действовать, если падет Сагунт. Я хочу своими ушами слышать, что они планируют.
«Война, — возбужденно подумал Ганнон. — Надеюсь, что они решат сражаться. Потому что им в любом случае придется».
Квинт приуныл, но не стал спорить.
— Сколько тебя не будет?
— Дней десять, не меньше. Может, и больше. Зависит от успеха другого моего дела, — ответил Фабриций, внимательно глядя серыми глазами на Аврелию. — Найти тебе достойного жениха.
Девушка побледнела, но не отвела взгляда.
— Понимаю. Значит, мне не будет дозволено влюбиться и выйти замуж по любви, как тебе и маме?
— Ты сделаешь так, как я скажу, и никак иначе! — отрезал Фабриций.
Аврелия покраснела и опустила взгляд.
— Ладно вам, дети, — вмешалась Атия. — Это хорошая возможность вернуться к занятиям для вас обоих. Квинт, твой учитель доложил, что твои успехи в геометрии не настолько хороши, как могли бы быть.
Квинт застонал.
Атия повернулась к Аврелии.
— И ты тоже не думай, что сможешь увильнуть.
Нахмурившись, девушка тем не менее обрадовалась. Ее сердце подпрыгнуло от пришедшей в голову мысли. Если все получится, их не утомят дополнительные уроки. И это поможет ей отвлечься от мыслей о втором деле, запланированном отцом…
Как и все лучшие планы, ее был прост. Но она не была уверена, поддержит ли ее Квинт, поэтому ничего не говорила несколько дней после отъезда отца. К этому времени расстройство Квинта оттого, что он не тренируется с мечом, стало просто невыносимым. Аврелия тщательно выбирала момент, дожидаясь, пока мать с головой уйдет в домашние дела. Утренние занятия Квинта к этому времени обычно заканчивались, и она нашла его, когда он расхаживал у фонтана во внутреннем дворе, раздраженно шаркая сандалиями по мозаичному полу.
— Что такое?
Он мрачно глянул на нее.
— Ничего, кроме того, что мне пришлось два часа высчитывать объем цилиндра! Это просто невозможно! И я вовсе не уверен, что снова смогу повторить эти вычисления. Проклятые греки, вечно выдумают какую-нибудь глупость…
Аврелия сочувственно вздохнула. Ей тоже не нравилось учиться.
— Я просто думала… — начала она и нарочно замолчала.
— Что? — с нетерпением спросил Квинт.
— Ой, да ничего, — ответила она. — Просто глупая идея.
— Рассказывай! — с внезапным интересом сказал Квинт.
— Ты так много жаловался на то, что уехал отец…
Брат раздраженно кивнул:
— Да, потому, что не могу совершенствоваться во владении мечом.
Аврелия озорно улыбнулась:
— Можно найти и другой способ.
Квинт жалобно поглядел на нее.
— Ездить верхом в Капую и обратно каждый день, чтобы тренироваться с Гаем, — не вариант. Слишком долго.
— Я вовсе не это собиралась тебе предложить, — ответила Аврелия, изобразив задумчивость. «Скажи же это, — подтолкнула она себя мысленно. — Терять нечего». — Я могу быть твоим партнером в тренировках.
— А? — изумленно переспросил Квинт, поднимая брови. — Но ты же никогда не держала меча в руках!
— Я быстро учусь, — парировала Аврелия. — Ты сам говорил, когда учил меня обращаться с пращой.
Лицо Квинта медленно расплылось в улыбке.
— Мы можем пойти «погулять» в лес, туда, где я тренируюсь.
— Именно об этом я и думала! — радостно воскликнула Аврелия. — Мама не станет беспокоиться, раз мы закончили с учебой и сделали остальные дела.
Квинт нахмурился:
— Зачем тебе это? Ты больше никогда не сможешь этого делать, когда…
Он виновато поглядел на нее.
— Именно поэтому, — с горячностью ответила Аврелия. — Скорее всего, в течение ближайшего года я выйду замуж. И тогда буду обречена на возню с детьми и домашнее хозяйство до конца своих дней. Итак, возможность забыть о такой судьбе у меня есть только сейчас!
— Мать тебя прибьет, если узнает, — предостерегающе сказал Квинт.
— Вот тогда и буду с этим разбираться, — сверкнув глазами, ответила Аврелия.
Увидев решимость сестры, юноша кивнул. На самом деле он был рад помочь ей, даже ненадолго. Ему не нравилось будущее, которое она так красочно ему описала.
— Очень хорошо, — наконец согласился он.
Аврелия шагнула и поцеловала его в щеку.
— Благодарю тебя. Для меня это так много значит!
На следующий день, покончив с делами, они встретились в атриуме. У Квинта на плече висел старый мешок, в котором лежали два деревянных гладия и несколько силков. Их он положил на тот случай, если мама станет задавать вопросы.
— Готово? — радостно прошептала Аврелия.
Он кивнул.
Они прошли с дюжину шагов, когда из таблинума неожиданно вышла Атия с пергаментным свитком в руке и с любопытством поглядела на них.
— Куда идете? — спросила она.
— Прогуляться, — спокойно ответила Аврелия. Двинула рукой, в которой держала плетеную корзину. — Думаю, ты не против, если мы соберем грибов.
— А я поставлю силки, — добавил Квинт, похлопав по мешку, и поднял руку с луком. — Это — на случай, если увижу оленя.
— Только возвращайтесь задолго до темноты, — приказала Атия и, сделав пару шагов, обернулась. — На самом деле почему бы вам не взять с собой этого нового раба? Кажется, его зовут Ганноном. Пока он еще работает на кухне, пусть заодно и поучится собирать грибы и ловить дичь.
— Хорошая мысль, — ответила Аврелия, и ее лицо посветлело. Несмотря на то, что сейчас Ганнон работал по дому, у нее почти не было возможности поговорить с ним.
— Да ну? — раздраженно спросил Квинт. — Он может сбежать.
Атия рассмеялась.
— В кандалах-то? Не думаю. Кроме того, можете оба попрактиковаться с ним в греческом. Тоже полезно будет.
— Да, мама, — уныло согласилась Аврелия.
Улыбаясь своим мыслям, Атия наконец вернулась в дом.
Аврелия толкнула Квинта.
— Она даже ничего не заподозрила!
— Нет, но придется взять с собой этого карфагенянина, — скорчив мину, ответил брат.
— И что? Пусть мешок несет.
— Да, наверное… — нехотя согласился Квинт. — Пошли найдем его. Незачем задерживаться.
Вскоре они уже шли по узкой дороге, ведущей меж полей к лесу. Ганнон шел позади, шаркая из-за кандалов на ногах, и пребывал в удивлении. Предложение Аврелии прогуляться в лес было приятным сюрпризом. Хотя работа на кухне и спасала его от нежелательных встреч с Агесандром, юноша уже стал скучать по пребыванию вне дома, по дружбе с Цингеториксом, Гальбой и остальными галлами. Юлий и остальные домовые рабы были людьми добрыми, но слишком мягкотелыми и лишь сплетничали между собой. Сегодня он не увидит галлов, но мысль о том, чтобы собирать грибы, освоить новое дело, с которым он не сталкивался в Карфагене, ему нравилась. Тем более — поохотиться. Сегодня у него не будет времени для грусти.
Однако когда двое молодых римлян остановились, выйдя на большую поляну, Ганнон задумался. Грибы, про которые говорила ему Аврелия, росли в тенистых местах, под упавшими деревьями. И только дурак станет расставлять силки или поджидать оленя посреди открытого места.
Подошел Квинт.
— Давай мешок, — приказал он.
Ганнон подчинился. Спустя мгновение он с изумлением увидел, как на землю со стуком упали два деревянных меча. Боги, как долго он не держал в руках оружие! Он до конца не понял происходящего даже тогда, когда Квинт бросил один из мечей Аврелии.
— Больно, клянусь Гадесом, если попадешь, но, по крайней мере, кишки не выпустит.
Аврелия взмахнула клинком сверху вниз.
— Очень неудобный, — сообщила она недовольно.
— Вдвое тяжелее настоящего меча, чтобы выработать выносливость, — объяснил Квинт, видя, как она хмурится. — Не надо нам было этого делать.
— Нет, надо! — возразила Аврелия. — Покажи мне, как держать эту проклятую штуковину.
Квинт с улыбкой повиновался, взяв ее за запястье, и медленно провел ее рукой.
— Как ты знаешь, им можно и колоть, и резать. А еще рубить, если идешь в бой на коне, в кавалерии.
— А щиты нам разве не нужны?
Квинт рассмеялся.
— Конечно нужны. Но, думаю, мама сразу поняла бы, что мы задумали. Я вечером принесу сюда один, когда она будет принимать ванну.
Квинт принялся учить Аврелию наносить колющие удары.
— Держи ноги близко, когда идешь вперед. Важно не бросаться вперед слишком быстро, чтобы не потерять равновесие.
Спустя некоторое время Ганнон заскучал. Он бы с удовольствием занял место Аврелии, но этому не бывать. Глянув на почти пустую корзину, юноша кашлянул, чтобы привлечь внимание римлян.
— Что? — спросил Квинт, обернувшись и хмурясь.
— Здесь мы много грибов не найдем. Может, мне немного отойти и поискать?
Квинт удивился, но кивнул.
— Очень хорошо. Только не уходи далеко. И даже не думай сбежать.
Аврелия с теплотой поглядела на Ганнона.
— Благодарю тебя.
Ганнон оставил их. Прошел по краю поляны, но грибов не нашел. Квинт и Аврелия не глядели на него, и он углубился в лес. Звуки их голосов стали глуше, а потом и вовсе пропали. Солнце едва пробивалось сквозь плотную листву, покрывая землю под ногами неровными пятнами света. Было душно. Увидев Ганнона, птицы стали перелетать с ветки на ветку, тревожно крича. Вскоре юноша ощутил себя единственным существом во всем этом мире. Свободным. И тут же на его ногах брякнули кандалы, возвращая к реальности. Ганнон выругался. Даже если он попытается сбежать, далеко не уйдет. Как только оповестят Агесандра, тот спустит охотничьих псов, и те сразу же его найдут. Кроме того, он в долгу перед Квинтом. Вздохнув, Ганнон вернулся к сбору грибов.
Ему повезло. Спустя четверть часа он вернулся на поляну с полной корзиной.
Аврелия первой увидела его.
— Здорово! — вскричала она, бросаясь к нему. — Вот эти грибы с тонкой ножкой и плоской шляпкой — объедение, когда пожаришь. Может, потом попробуешь.
— Благодарю тебя, — с улыбкой ответил Ганнон.
Квинт поглядел на корзину, но ничего не сказал.
— Побежали к ручью — предложил он. — Можно остудиться прежде, чем возвращаться домой.
Хихикая, Аврелия направилась к дальнему краю поляны, откуда доносилось журчание воды.
— Эй! — крикнул Квинт. — Так нечестно!
Аврелия не ответила, и он побежал следом за ней.
Ганнон с завистью поглядел на них, вспоминая, как так же бегал наперегонки с Суниатоном. Но спустя мгновение его взгляд упал на два деревянных меча, оставшихся на земле неподалеку. Рядом лежали лук и колчан Квинта. Даже не думая, Ганнон подошел и подобрал гладий. Как и говорила Аврелия, держать его было неудобно, но карфагенянину было все равно. Крепко ухватив рукоять, он сделал несколько выпадов. И естественным образом представил себе, как ткнул бы этой штукой в живот Агесандру.
— Что ты делаешь?
Ганнон едва не подпрыгнул. Обернулся и увидел Квинта, с которого каплями стекала вода. Тот с подозрением наблюдал за ним.
— Ничего… — пробормотал Ганнон.
— Рабам запрещается брать в руки клинки! Брось!
С большой неохотой юноша выпустил меч из руки.
Квинт подобрал его.
— Не сомневаюсь, ты уже думал, как убить нас всех, пока мы спим, — жестко сказал он.
— Никогда! — возразил Ганнон. «Агесандра — другое дело», — подумал он. — Я дважды обязан тебе жизнью. Я такого никогда не забуду.
Квинт был неумолим:
— Я купил тебя в первую очередь потому, что этого не хотел Агесандр. А насчет того, когда он тебя побил, то серьезно покалечить раба — большая растрата.
— Возможно, — пробормотал Ганнон. — Но если бы не ты, меня уже не было бы в живых.
Квинт пожал плечами.
— Даже не думай, что тебе когда-нибудь удастся отплатить мне за это. Здесь не так-то много опасностей. — Он показал на мешок. — Бери его. Я нашел хорошее место на берегу ручья, чтобы поставить силки.
Склонившись так, чтобы Квинт не видел угрюмого выражения его лица, Ганнон повиновался. «Будь проклят этот римлянин и его самодовольство, — подумал он. — Надо было просто сбежать». Но в нем все еще жила гордость. Долг — он и есть долг.
Квинт и Аврелия ухитрились еще три раза прогуляться на поляну, пока спустя неделю не вернулся Фабриций. Атию так обрадовали полные корзины грибов, что Квинт убедил ее каждый раз отпускать с ним и сестрой нового раба. Ганнон с радостью подчинился. Аврелия вела себя доброжелательно, да и Квинт постепенно менял к нему свое отношение. Нет, никакой дружбы не было, да и не могло быть, но больше юный римлянин не вел себя так высокомерно. Может, потому, что узнал о чувстве долга, о котором рассказал ему Ганнон…
Хотя возвращение Фабриция домой и означало, что их тайные прогулки прекращаются, Ганнон с радостью узнал, что хозяин скоро снова вернется в Рим. Подслушивая разговоры семьи во время подачи еды, он узнал, что дебаты в Сенате по поводу Ганнибала идут постоянно. Некоторые фракции предлагали начать переговоры с Карфагеном, другие же требовали немедленного объявления войны.
— Это дело привлекает куда больший интерес, чем дочка благородного гражданина из сельской местности на выданье, — признался Атии Фабриций.
Аврелия едва смогла скрыть радость, но мать поджала губы.
— Никого подходящего не нашел? — спросила она.
— Нашел, предостаточно, — попытался успокоить ее Фабриций. — Просто на это нужно время, вот и все.
— Я хочу знать самых лучших из них, — заявила Атия. — Могу написать их матерям, какие из них еще живы. Устроить встречу.
— Хорошая мысль, — кивнув, согласился Фабриций.
«Пусть это продолжается целую вечность! — взмолилась Аврелия. — А я тем временем буду тренироваться с Квинтом». Для нее было истинным счастьем почувствовать, с какой легкостью она овладевает искусством боя на мечах. Ей хотелось тренироваться как можно чаще, пока это еще возможно.
А вот реакция брата была совершенно противоположной.
— Когда ты вернешься? — мрачно спросил он отца.
— Не знаю. Может, это займет недели. К Сатурналиям точно буду дома.
— Но до них не один месяц! — в ужасе воскликнул Квинт.
— Ну, не до скончания веков, — ответил Фабриций, хлопнув его по плечу. — В любом случае весной ты уже начнешь учиться в армии.
Квинт хотел было возразить, но вмешалась Атия.
— Дела твоего отца куда важнее, чем твои тренировки с гладием. Будь рад, что он хоть сейчас с нами.
Квинт неохотно умолк.
Наклонившись друг к другу, их родители начали о чем-то тихо переговариваться.
«Наверное, о потенциальных женихах, — с яростью подумала Аврелия и толкнула Квинта ногой под столом. — Сможем чаще ходить на поляну тренироваться», — сказала она брату одними губами. Когда тот приподнял брови, она повторила и изобразила рукой выпад мечом.
Квинт наконец-то понял, и печаль на его лице сменилась радостью.
Ганнон лишь надеялся, что Квинт и Аврелия продолжат брать его с собой. Пока он с ними, Агесандр ничего ему не сделает. Кроме того, прогулки ему нравились.
— Неужели ты думаешь, что это хорошая мысль? — спросила Атия, когда дети ушли.
— Что ты имеешь в виду? — скорчив мину, спросил в ответ Фабриций.
— Ты же сам сказал, что сейчас никто из подходящих семей не ищет себе невесту.
— И?
— Может, подождать месяцев шесть или даже год?
Фабриций нахмурился еще сильнее.
— А какой в этом смысл? Только не говори, что ты передумала.
— Я…
— Так и есть!
— Ты помнишь, Фабриций, причину, по которой мы с тобой поженились? — тихо спросила она.
— Конечно помню, — ответил тот, и на его лице мелькнуло виноватое выражение.
— Тогда, наверное, очень удивительно, что я не без труда решилась на то, чтобы заставить Аврелию выйти замуж по договоренности, против ее воли?
— Мне это тоже нелегко далось, — возразил Фабриций. — Но ты знаешь, почему я так поступаю.
Атия вздохнула.
— Я пытаюсь возвысить нашу семью. Но не смогу сделать это с тем огромным долгом, который висит у нас на шее.
— Ты всегда можешь попросить о помощи Марциала.
— Может, я и должен заимодавцу из Капуи тысячи дидрахм, но гордость у меня еще осталась! — возразил Фабриций.
— Он не станет думать о тебе хуже из-за этого.
— Плевать! Я больше в глаза ему смотреть не смогу!
— Ты же не проиграл деньги в кости или на гонках колесниц! Средства понадобились тебе из-за той ужасной засухи, два года назад. Нет никакого позора в том, чтобы сказать ему, что у нас нечего было продать.
— Марциал не селянин, — с грустью заметил Фабриций. — Он бы понял, если бы у меня были проблемы с домом, но это…
— Ты можешь попытаться, — проворковала Атия. — В конце концов, он же твой старый товарищ.
— Хуже нет, чем брать взаймы у друзей. Я этого не сделаю, — жестко поглядев на жену, сказал Фабриций. — Если мы не хотим в течение следующей пары лет потерять виллу, нам остается только выдать Аврелию за мужчину из богатой семьи. Сам по себе этот факт заставит заимодавца держаться от нас подальше.
— Возможно, но деньги от этого из воздуха не появятся.
— Нет, но если боги будут милостивы, я снискаю на предстоящей войне больше признания, чем на предыдущей. А когда она кончится, получу пост местного магистрата.
— А если нет?
Фабриций моргнул.
— Тогда он достанется Квинту. При надлежащей поддержке он легко выслужится до трибуна. А ежегодное жалованье на этом посту такое, что наши долги покажутся каплей в море. — Наклонившись, он уверенно поцеловал жену. — Понимаешь? Я все уже обдумал.
У Атии больше не было сил возражать. Она не могла заставить Фабриция пойти к Марциалу и не могла придумать другого плана. Женщина храбро улыбнулась, стараясь не думать о возможной неудаче. Что, если Фабриций не вернется с войны? Что, если Квинт не сможет получить пост трибуна?
В последующие недели брат с сестрой ходили на поляну ежедневно. Довольная постоянно поступающими на кухню грибами, орехами, а иногда — и подстреленным Квинтом оленем, Атия не возражала. А поскольку Аврелия поручила Ганнону таскать всю поклажу, то и ему было позволено постоянно сопровождать их. К удивлению карфагенянина, мастерство Аврелии во владении гладием постепенно росло, и со временем Квинт начал учить ее пользоваться щитом. А вскоре взял с собой и два настоящих меча.
— Это, чтобы ты почувствовала, что значит держать в руках настоящее оружие, — сказал он, давая Аврелии один из клинков. — Хватит с меня игрушек.
Ганнон с нескрываемым удовольствием поглядел на длинное, с прогибом между краем и серединой лезвие в руке Аврелии. Оно не особо отличалось от того меча, который был у него в Карфагене.
Увидев его интерес, Квинт нахмурился.
— Знаешь, как таким пользоваться?
Ганнон рывком вернулся в реальность.
— Да, — против воли пробормотал он.
— Как так?
— Отец меня учил, — ответил Ганнон, намеренно не упоминая братьев.
— Он воин?
— Был, — солгал Ганнон. Чем меньше Квинт знает, тем лучше.
— Он воевал в Сицилии?
Ганнон нерешительно кивнул.
Квинт с удивлением поглядел на него.
— И мой тоже. Несколько лет прослужил в кавалерии. Отец говорил, что твой народ — достойные враги, вот только достойного командира у них нет.
«Не теперь, — восторженно подумал Ганнон. — Ганнибал Барка изменит все». Заставив себя, он лишь пожал плечами.
— Возможно.
Квинт уже открыл рот, чтобы задать следующий вопрос.
— Давай тренироваться! — прервала его Аврелия.
К облегчению Ганнона, этот разговор закончился. Квинт прислушался к словам сестры, и они начали аккуратно спарринговать с гладиями в руках.
Ганнон пошел проверить силки. Вскоре он заметил в стороне от поляны след кабана и поспешил обратно, чтобы сообщить об этом. За отменный аромат мясо кабанов очень ценилось. Но этих, скрытных по сути своей, животных было сложно найти. Возможность добыть такую ценную дичь упускать было нельзя. Новость сразу же заставила Квинта прекратить тренировки с Аврелией. Убрав гладии в ножны, юноша закатал их в одеяло и сунул в мешок.
— Пошли! — крикнул он, взмахивая рукой, в которой уже держал лук.
Аврелия поспешила следом за молодыми людьми. Она ничуть не меньше хотела добыть кабана и притащить его домой.
Сотня шагов, и Ганнон начал отставать.
— Я не могу идти быстрее, — объяснил он юным римлянам, которые с нетерпением глянули на него.
— Мы можем прекратить погоню, — недовольно сказал Квинт. — Или ты просто останешься тут.
Надо отдать ему должное, при этих словах он покраснел.
Но Ганнон сжал кулаки. «Я же этот проклятый след нашел, а не ты», — подумал он.
Повисла неловкая тишина.
— Я могу помочь, — внезапно сказала Аврелия.
Она вытащила из-под одежды небольшую связку ключей и, встав на колени сбоку от Ганнона, потыкала ими по очереди в кандалы карфагенянина, пока не нашла нужный.
— Ты понимаешь, что делаешь? — возмущенно спросил Квинт.
Аврелия не обратила никакого внимания на слова брата. Широко улыбнувшись Ганнону, она отстегнула второе кольцо, при этом не смогла удержаться от мысли, что юноша похож на греческую статую атлета.
Ганнон, не веря глазам, поднял одну ногу, потом другую.
— Клянусь бородой Баал Хаммона, как же здорово!
— Как, во имя Гадеса, ты их заполучила? — спросил Квинт, подходя к молодым людям.
Аврелия просто светилась от гордости.
— Сам знаешь, как Агесандр вечерами любит выпить. И очень часто потом спит до Бесперы, первой стражи. Мне было достаточно подобраться к нему и сделать восковые слепки с каждого. А потом сходить к кузнецу и сделать копии. Я сказала ему, что это ключи от отцовских сундуков, и дала пару монет, чтобы он никому не рассказывал.
Глаза Квинта расширились, но он все равно был не рад.
— Зачем ты это сделала?
Аврелия не хотела сознаваться в истинной причине, по которой она освободила Ганнона от кандалов. Она их просто ненавидела. Большинство рабов получали право ходить без цепей спустя годы службы, когда хозяева сочтут, что они уже не помышляют о побеге. Но некоторым такое доверие не оказывали никогда. Естественно, Агесандру не составит труда убедить Фабриция, что Ганнон как раз из таких.
— На такой случай, как сегодня, — с вызовом сказала она. — Чтобы мы смогли нормально охотиться.
— Он же сбежит! — вскричал Квинт.
— Нет, не станет, — с горячностью возразила Аврелия и посмотрела на Ганнона. — Ты же не станешь?
Растерявшись в такой странной ситуации, ошеломленный действиями Аврелии, Ганнон едва смог ответить.
— Н-нет, конечно нет… — запинаясь, сказал он.
— Вот! — торжествующе сказала брату Аврелия.
— И ты веришь? Он же раб!
Глаза Аврелии сверкнули.
— Ганнону можно доверять, Квинт, и ты это знаешь!
Ее брат мгновение смотрел ей в глаза.
— Очень хорошо, — проговорил он наконец и, поглядев на раба, спросил: — Дашь слово, что не сбежишь?
— Клянусь. Да будут в этом свидетелями Танит и Баал Хаммон, Мелькарт и Баал Сафон, — твердо ответил Ганнон.
— Если ты солгал, я сам тебя поймаю, — пробормотал Квинт.
— Отлично, — ответил Ганнон, не отводя взгляда.
Римлянин слегка кивнул.
— Тогда вперед.
Наслаждаясь возможностью бежать, впервые за много месяцев, Ганнон сорвался с места туда, где видел след кабана. Конечно, юноша думал о побеге, но клятву, которую он только что дал, никак нельзя нарушить.
Но, к их разочарованию, кабан куда-то улизнул. Прошел час, а они так и не увидели зверя. След привел их туда, где лес редел, уходя вверх по склону горы, и постепенно уступал место камню. Большие участки скальной породы под ногами сводили шансы найти зверя к минимуму.
Квинт поглядел на темнеющее небо и выругался.
— Скоро придется прекратить погоню. Мне не улыбается ночевать здесь. Давайте разойдемся в стороны. Думаю, это лучшее решение.
Аврелия пошла влево от Квинта, а Ганнон медленно двинулся вправо. Не отрывая взгляд от земли, он проделал уже добрых пару сотен шагов, но так ничего и не увидел. Поглядел на склон горы. Скалы покрывала лишь короткая жесткая трава. Это еда для коз и овец, не для кабанов.
Ганнон нахмурился. Впереди и выше, за торчащими тут и там соснами и можжевельником, он увидел небольшой деревянный домик. Из дыры в крыше неспешно подымался дымок. Вокруг домика были плетеные заборы, судя по всему — загоны для овец. Ганнона это не удивило. Как и у большинства землевладельцев, стада Фабриция были с весны на удаленных пастбищах, их охраняли жившие там же пастухи и собаки. Простенькие хижины и загоны для животных были повсюду, защищая пастухов от плохой погоды, а стада — от хищников, например, волков. Но, к своему удивлению, Ганнон услышал блеяние. Поглядел на небо. Загонять стадо с пастбища рановато. Он бросил взгляд на Квинта, который все еще искал следы кабана. Вдалеке заметил Аврелию; похоже, девушку, тоже ничего не насторожило.
Ганнон уже хотел было тихо свистнуть, но что-то его остановило. Вместо этого он неторопливо побежал к римлянам.
Увидев подбегающего раба, Квинт обрадовался.
— Что-то видел?
— Вон там, наверху, овцы уже в загоне, — сообщил Ганнон. — Рановато, так ведь?
Квинт прикрыл глаза рукой и взглянул наверх.
— Во имя Юпитера, ты прав, — признал он, недовольный тем, что не заметил этого первым. — Там пастухом Либон. Добросовестный, от работы не отлынивает.
У Ганнона сжало живот.
— Скверно, — сказал Квинт, скидывая мешок и вытряхивая на землю содержимое. Раскатал плащ, аккуратно заткнул себе за пояс один из гладиев, другой отдал только что подошедшей Аврелии.
— Наверняка он тебе не понадобится, — пытаясь изобразить уверенность, сказал он и улыбнулся. Согнув лук о колено, натянул тетиву. У него в колчане было десять стрел. Достаточно, подумал Квинт.
— Что случилось? — встревоженно спросила Аврелия.
— Может, и ничего, — ответил Квинт, пытаясь ее успокоить. — Просто возьму с собой Ганнона и проверю, что там в хижине.
У Аврелии в глазах блеснул страх, но она не дала ему воли.
— А мне что делать? — спокойно спросила она.
— Останься здесь, — приказал Квинт. — Спрячься. Ни в коем случае не иди следом за нами. Понятно?
Девушка кивнула.
— Сколько мне ждать?
— Четверть часа, не больше. Если мы не вернемся, бегом возвращайся домой. Найди Агесандра и скажи ему, чтобы привел сюда достаточно людей. С оружием.
И тут Аврелия не выдержала.
— Не ходите туда, — прошептала она. — Давай вместе пойдем за Агесандром.
Квинт на мгновение задумался.
— Возможно, Либон в опасности. Я должен проверить, — наконец твердо заявил он и похлопал Аврелию по плечу. — Все будет хорошо, вот увидишь.
Поняв, что брата ей не переубедить, Аврелия шагнула было к Ганнону, но остановилась.
— Да защитит вас обоих Марс, — дрожащим голосом прошептала она, негодуя на себя за слабость.
«И Баал Сафон», — подумал Ганнон, призывая в помощь карфагенского бога войны.
Оставив Аврелию следить за ними из-под большой ели, двое юношей начали взбираться выше. Квинт удивился той неощутимой перемене, которая произошла в их отношениях. Хотя впереди не было видно ни единого человека, они оба шли пригнувшись и скрываясь за кустами. Как подобало воинам… «Не глупи, он же раб», — подумал Квинт.
— Наверное, разбойники, — сказал он сам себе. — Кто же еще?
— В сельской местности в окрестностях Карфагена я сказал бы то же самое, — ответил Ганнон.
Квинт выругался.
— Непонятно, сколько их там?
Ганнон пожал плечами. Скверно, что у него нет оружия. Ничего удивительного, что Квинт отдал второй гладий Аврелии, но ему от этого не легче.
— Ничего не могу сказать.
У Квинта пересохло во рту.
— Что если их слишком много и я не справлюсь?
— Надо постараться не обгадиться со страху и подползти туда, — сухо ответил Ганнон. — Прежде чем идти за помощью.
— Хорошая мысль, — ответил Квинт, улыбнувшись против воли.
Дальше они подымались молча. Последним укрытием перед хижиной пастуха был невысокий кипарис, и до него они легко добрались. Переведя дыхание, стали по очереди выглядывать, осматривая загоны и убогую хижину, едва ли не шалаш. Двигая губами, Квинт пересчитал овец.
— Больше полусотни, — прошептал он. — Все стадо Либона.
Рассуждай логично, подумал Ганнон.
— Может, он приболел?
— Сомневаюсь, — ответил Квинт. — Либон здоров и крепок. Всю жизнь в горах.
— Тогда надо немного подождать, — предложил Ганнон. — Не стоит бросаться вперед, не оценив ситуацию.
Римлянин едва не вспыхнул. Рабам не дозволено давать советы хозяевам, зло напомнил он себе. Но карфагенянин прав. Прикусив губу, юноша достал из колчана стрелу с оперением из гусиного пера. Его любимая, он не раз убивал ею дичь. Но не человека, со страхом понял Квинт. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Хорошо бы, чтобы до этого не дошло. Но тем не менее он достал из колчана еще три стрелы и воткнул их в землю у ног. Внезапно ему пришла в голову ужасная мысль. Если там разбойники и их много, лук — его единственное преимущество. И его может не хватить. Квинт был готов к опасностям, идя сюда, но вот о сестре не подумал. И он повернулся к Ганнону.
— Если со мной что-то случится, беги обратно и как можно скорее уводи отсюда Аврелию. Понял меня?
Поздно говорить, что лучше бы Квинт дал ему меч, зло подумал Ганнон. Тогда бы их было двое, сколько бы там ни было разбойников. Но он кивнул.
— Конечно.
Вскоре они уловили какое-то движение внутри хижины, расположенной в шагах двадцати от них. Кто-то кашлянул — видимо, мужчина только что проснулся. Квинт окаменел и обратился в слух. Ганнон сделал то же самое. Они услышали, как хлипкая дверь хижины настежь распахнулась. Появился силуэт человека в овечьей шкуре, накинутой поверх домотканой туники. Потягиваясь и зевая, он спустил штаны и начал облегчаться. Солнечный луч блеснул на желтой струе мочи.
Квинт тихо выругался.
Несмотря на очевидность реакции, Ганнон решил спросить.
— Это не пастух? — прошептал он.
— Нет, — одними губами прошептал Квинт, аккуратно наложил на тетиву любимую стрелу и навел ее на чужака.
— Это может быть другой пастух?
— Я его не знаю, — бросил Квинт, оттягивая тетиву так, что оперение из гусиного пера оказалось у самого уха.
— Подожди! — прошипел Ганнон. — Надо быть уверенным.
Квинта снова разозлил тон раба. Но тем не менее он не спустил тетиву. У него тоже не было никакого желания убивать невинного.
— Цецилий? Ты где? — послышался голос из хижины.
Оба юноши замерли.
Закончив облегчаться, тот, что снаружи, натянул штаны.
— Снаружи, — неторопливо ответил он. — Помочился на пастуха. Убедился в том, что он все еще мертв.
Раздался громкий хохот.
— Вряд ли этот сын шлюхи выжил бы после того, что ты с ним сделал.
— Кто бы говорил, Бальб, — послышался третий голос. — Больше всего он орал, когда ты взялся за раскаленную кочергу.
Квинт с ужасом глянул на Ганнона.
Бальб гулко и противно расхохотался.
— Как думаешь, Полион?
Ответа не последовало, и они услышали, как Бальб пнул кого-то ногой.
— Просыпайся, ты, пьянь.
— Сейчас дам ему под зад с размаху и проснется, — заревел Цецилий, направляясь к двери.
Ганнон в отчаянии повернулся к Квинту, чтобы сказать, что стрелять не стоит, но было поздно. Он едва увидел мелькнувшую в воздухе стрелу, которая просвистела в воздухе и попала Цецилию прямо в грудь. С изумлением на лице разбойник рухнул на колени, а затем завалился набок, в грязь. Несколько раз судорожно вздохнув, он затих.
— Отлично, — прошептал Ганнон. — Осталось еще трое.
— Не меньше, — ответил Квинт, даже не задумываясь над тем, что только что сделал, наложил следующую стрелу и стал ждать.
Хижина стоит так, что разбойники могут выглянуть наружу и увидеть тело Цецилия, не подставляясь под стрелы. «Юпитер всемогущий и величайший, — тихо взмолился он, — пусть следующий мерзавец так ничего и не поймет».
Ганнон стиснул зубы. Он тоже понимал, в насколько опасной ситуации они оказались.
— Цецилий? Ты что, упал, на хрен? — требовательно крикнул Бальб.
Ответа не последовало. Спустя мгновение из хижины показался дюжий мужчина с длинными грязными волосами. В мгновение ока увидел тело товарища и торчащую у него из груди стрелу, приглушенно вскрикнул и резко развернулся, чтобы спрятаться в хижине.
Квинт спустил тетиву. Стрела полетела точно в цель и с глухим стуком вонзилась в правый бок Бальбу. Разбойник выругался, но сумел скрыться с глаз.
— Помоги мне! — крикнул он. — Я ранен.
Из хижины донеслись злобные крики.
— Цецилий мертв, — злобно рыкнул Бальб. — Стрела в груди. Нет, Сеян, я ни хрена не знаю, кто это.
После этого разбойники перешли на шепот.
— Они знают, что я здесь, рядом, — прошептал Квинт, внезапно задумавшись, не откусил ли он больше, чем сможет проглотить. — Но не знают, что я один. Что они станут делать?
«Ты не один, самодовольный дурак», — скривившись, подумал Ганнон.
— А ты бы что сделал?
— Попытался бы сбежать, — ответил Квинт, протягивая руку за стрелой.
В это же мгновение раздался треск, и стена хижины развалилась. Трое разбойников выбежали и рванулись прямо на них. Впереди был худощавый мужчина в заляпанной вином тунике. Он сжимал в руках охотничье копье. Это, должно быть, Полион, подумал Ганнон. Позади него находился дюжий мужчина с дубиной в руке. Ганнон удивленно моргнул. Бальб бежал в паре шагов позади, держась одной рукой за раненный стрелой бок, а в другой был зажат ржавый меч. Хотя первый вдвое больше Бальба, здоровяк был похож на него как две капли воды. Видимо, они братья.
Мгновение они глядели друг на друга.
Первым среагировал Полион.
— Это же дети… Один даже без оружия! — крикнул он. — Убьем их!
Его товарищей не требовалось подбадривать. С гневным ревом все трое бросились вперед.
Их разделяло уже всего пятнадцать шагов.
— Быстро! — крикнул Ганнон. — Застрели хотя бы одного ублюдка.
Сердце Квинта бешено колотилось, и он едва смог правильно наложить стрелу. Но спустил тетиву раньше, чем надо. Стрела просвистела над плечом Полиона и упала на развалины хижины. Времени пустить следующую не было. Разбойники уже были рядом. Бросив лук, Квинт вырвал из ножен гладий.
— Беги отсюда! — заорал он. — Знаешь, что делать!
Поняв, что без оружия он обречен на верную смерть, Ганнон развернулся и побежал.
— Не гонитесь за ним! — крикнул Полион. — Этот засранец, похоже, быстрее ветра бегает!
У Квинта едва хватило времени, чтобы вознести благодарственную молитву Юпитеру, прежде чем Полион, перепрыгнув через упавший ствол дерева, оказался перед ним.
— Значит, это ты человека убил, когда он поссать вышел? — зарычал разбойник, делая выпад копьем.
Квинт увернулся.
— Он получил по заслугам.
Ухмыляясь, Полион снова сделал выпад.
— Эта смерть полегче, чем та, которой умер пастух.
Квинт старался не думать о Либоне, как и о том, что он сам остался один против троих. Ухватив гладий обеими руками, отбил древко копья в сторону. Сеян, здоровяк, был в паре шагов, а вот Бальба не видно. «Где же этот сын шлюхи», — подумал Квинт. От догадки его едва не стошнило. Ублюдок заходит сзади, чтобы ударить в спину, понял юноша. Все, что ему пришло в голову, — это отступить к дереву. Отбив град ударов Полиона, он отбежал к ближайшему кипарису с толстым стволом. Так возможно выстоять.
К его изумлению, он успел это сделать.
Проблема была лишь в том, что спустя удар сердца его полукругом обступили трое ухмыляющихся разбойников.
— Сдавайся, и умрешь легкой смертью, — предложил Полион. — Не то что бедный пастух.
Рассмеялся даже раненый Бальб.
«Что я наделал», — подумал Квинт, но смог сдержать страх.
— Вы хреновы мерзавцы! Я вас всех убью! — заорал он.
— Думаешь? — оскалившись, спросил Полион. — Как хочешь.
И тут же ткнул копьем Квинту в грудь.
Юноша отшатнулся в сторону. Слишком поздно, понял он, увидев, как Сеян бьет дубиной в то самое место, куда он хотел сместиться. Отчаявшись, намеренно упал. Дубина с громким треском ударила в дерево. При мысли о том, что этот удар размозжил бы ему голову, Квинт мгновенно вскочил. Воспользовавшись моментом, рубанул мечом по руке Сеяна и с радостью увидел, что лезвие врезалось в правую руку гиганта. Глубокого пореза оказалось достаточно, чтобы разбойник заревел от боли и отшатнулся. Но радость Квинта была недолгой. Такая рана не остановит этого скота. Чтобы выжить, ему надо вывести из строя или убить двух других.
И в это мгновение в его голову врезалась рукоять меча. У Квинта вспыхнуло в глазах, и его колени подогнулись. Теряя сознание, он упал.
Ганнон пробежал шагов пятьдесят, когда решил глянуть через плечо. Довольный, что его не преследуют, он пробежал еще полсотни шагов и снова обернулся. Наконец-то один. На свободе. В безопасности. Как и Аврелия.
«Но что же с Квинтом», — с ужасом подумал он.
«Ты убежал. Трус», — кричал ему его разум.
«Квинт приказал мне, — подумал он, защищаясь от непрошеных мыслей. — Этот идиот так и не смог доверить мне гладий!» — «И это значит, что ты оставишь его на погибель, — пришло ему в голову. — Какие у него шансы выстоять против троих взрослых мужчин?»
Ганнон резко остановился и, развернувшись, побежал в гору со всех ног, старательно считая шаги. Досчитав до восьмидесяти, сбавил темп. Выглянув из-за деревьев, увидел троих разбойников, стоящих над неподвижным телом. Страх когтями сжал живот Ганнона, и он укрылся за кустами. Нет! Он не должен умереть! Когда от пинка Полиона Квинт застонал, Ганнона едва не стошнило. Римлянин еще жив. Но долго это не продлится, это уж точно. Ганнон сжал кулаки. В руках ничего нет. Что же делать, во имя Баал Сафона?
— Давай оттащим его в хижину, — предложил Полион.
— Зачем? — возразил Бальб. — Можем просто убить этого паршивца прямо здесь.
— Там огонь есть, дурак! Еще не погас, — со смехом ответил Полион. — Я понимаю, что ты ранен, но я и Сеян его дотащим.
Кровожадная ухмылка расплылась на лице Бальба.
— Уж точно. Еще немного развлечемся горяченьким.
Он поглядел, как его товарищи подхватили Квинта и потащили к хижине. Тот не сопротивлялся, но они не выпускали из рук оружия.
«Вот мой шанс», — понял Ганнон. Все трое разбойников были к нему спиной, и Бальб шел всего в пяти шагах от остальных. У Ганнона пересохло во рту. Шансы на успех ничтожные. В противном случае он умрет или его будут пытать, как и Квинта. Он все еще может сбежать. И тут его охватило презрение к себе. «Он же спас тебя от Агесандра, помнишь?»
Стиснув зубы, Ганнон выбрался из укрытия. Благодаря густой траве, приглушавшей шаги, он смог быстро подобраться к разбойникам. Бальб, хромая, шел вслед за товарищами, которые уже начали сетовать на то, как тяжела ноша, рассуждая, что они сейчас с ним сделают. Ганнон сосредоточился на ржавом мече, болтавшемся в правой руке Бальба. Сначала надо заполучить оружие. Потом убить одного из разбойников. Потом… Ганнон не знал. Оставалось только вверить свою судьбу богам.
К радости юноши, первый из разбойников не услышал его шагов. Тщательно прицелившись, карфагенянин ударил Бальба рядом с тем местом, где в его бок вонзилась стрела Квинта, и тут же поймал меч, вывалившийся из пальцев завопившего от боли противника. Перекинув его в правую руку, ринулся вперед, за двумя остальными.
— Эгей! — заорал он.
Те встревоженно обернулись, но радость Ганнона сменилась страхом, когда они бросили Квинта, как мешок с зерном. «Пусть он только не покалечится, — взмолился Ганнон, — прошу!»
— Ты, должно быть, раб! — зарычал Полион. — Был без оружия… Почему тебе к нам не присоединиться?
— Мы дадим тебе убить хозяина, — предложил Сеян. — Любым способом, как пожелаешь.
Ганнон не удостоил ответом это предложение. Сеян был к нему ближе, и он ринулся на него. Может, здоровяк и был ранен, но все равно с дубиной в руках представлял смертельную опасность. Ганнон пригнулся, уворачиваясь от мощного удара, потом отскочил в сторону от другого, увидев, как Полион бьет копьем. Отступил на пару шагов. Сеян неуклюже пошел вперед, преградив путь товарищу, и Полион громко выругался. Сеян на мгновение отвлекся.
Ганнон прыгнул на противника. Глаза разбойника изумленно расширились, когда карфагенянин глубоко вонзил меч ему в живот. Когда он выдернул лезвие из раны, раздался отвратительный чавкающий звук. На землю хлынула кровь. Сеян заревел от боли, и дубина выпала из его немеющих пальцев. Он сжал обе руки поверх раны в животе.
Ганнон уже крутанулся, отбивая удар Полиона. Худощавый разбойник едва не попал ему в правую руку. С колотящимся сердцем юноша сделал шаг назад. Мельком глянул в сторону. Несмотря на сильную боль, Бальб уже был готов ввязаться в бой и подобрал с земли толстый сук. Убить не сможет, подумал Ганнон, но если попадет, то легко собьет с ног. Горло сжало от подступившего страха, и его рука с мечом дрогнула.
«Держи себя в руках! Ты нужен Квинту».
Ганнон успокоил дыхание и жестко поглядел на Бальба.
— Хочешь клинок в живот, в добавку к стреле?
Бальб вздрогнул, и Ганнон ринулся вперед. «Заронить страх в сердце врага — половина победы в бою», — всегда с гордостью говорил отец.
— Карфаген! — заревел юноша. Даже если Полион ударит ему в спину, он был намерен убить Бальба.
Тот увидел самоубийственную смелость в глазах Ганнона, бросил сук и поднял руки.
— Не убивай меня! — взмолился он.
Юноша не стал доверять разбойнику, имея возможность от него отделаться. Кроме того, он не видел, что делает Полион. Опустив правое плечо, он ударил Бальба в грудь и сбил с ног. Затем обернулся к Полиону, но худощавый разбойник уже бежал. Вскидывая ноги и размахивая руками так, будто за ним гонится сам Цербер, он карабкался вверх по склону и вскоре исчез среди деревьев. Пусть бежит, ублюдок, устало подумал Ганнон. Он не вернется. В паре шагов от него на земле лежал Бальб, скрючившись, как младенец, и непрерывно стоная. Сеян тоже был на земле, теряя сознание от боли и потери крови.
Бой окончился.
Ганнон почувствовал облегчение. Но тут он вспомнил о Квинте и ринулся к римлянину. К его огромной радости, юноша улыбнулся ему.
— Ты в порядке? — спросил Ганнон.
Вздрогнув, Квинт поднес руку к голове.
— Вот тут шишка размером с яблоко, а в голове так, будто Юпитер там молнии мечет. Помимо этого, кажется, я в порядке.
— Хвала богам! — с горячностью воскликнул Ганнон.
— Нет, — ответил Квинт. — Благодаря тебе, что ты вернулся. Что нарушил мой приказ.
Ганнон покраснел.
— Я бы жить не смог, если бы поступил иначе.
— Но ты не обязан был этого делать. И даже совершив это, мог бы принять предложение разбойников. Пошел бы против меня… — В голосе Квинта появилось удивление. — Но вместо этого ты бросился на них, один на троих, и победил!
— Я…
У карфагенянина пропал голос.
— Я жив только благодаря тебе, — перебил его Квинт. — И очень тебе благодарен.
Видя искренность слов молодого хозяина, Ганнон наклонил голову.
— К твоим услугам.
Постепенно понимая, что они выжили в совершенно безнадежной ситуации, юноши глупо ухмыльнулись друг другу. Странная ситуация для них обоих. Раб спас хозяина, римлянин заодно с карфагенянином… Но они чувствовали, что между ними зародилась новая связь. Боевое товарищество.
И это им нравилось.
