7
Сознательный возраст
ЛЮБОВЬ. – Страсть мужчины и женщины. Супружеская, легитимная. См. Брак, девственная плева, свадебная песнь. Нелегитимная любовь, свободная. См. Сожительство, дебош, связь, распутство, либертинаж, сладострастие, союз (свободный). Продажная любовь. См. Проституция. Связь со служанкой. Греховная любовь, преступная любовь, запретная любовь. См. Адюльтер, инцест.
Поль Робер. Алфавитный аналогический словарь французского языка. Слова и ассоциации
Я не почитаю себя достигшим; а только забывая заднее и простираюсь вперед, стремлюсь к цели.
Святой Павел. Послание к Филиппийцам. III. 13 – 14
– М ы вас совсем потеряли, – сказала Анна Мария, достав из машины мольберт, коробки с красками и кисточки.
– Может, я и правда потерялась, – ответила Эммануэль.
– Где мы можем расположиться?
Эммануэль подняла руку:
– Наверху. На террасе.
Эммануэль вспомнила, что именно там, на террасе, она впервые познала колдовские чары Мари-Анн. Анна Мария, разумеется, не приготовила для нее сюрпризов подобного рода.
По пути на террасу Эммануэль прихватила с собой шоколад и печенье и сказала Эа, чтобы та принесла апельсины.
– Пока вы в поле моего зрения, – заметила Анна Мария, прислоняя плечи Эммануэль к подушкам, – я, по крайней мере, уверена в том, что вы не наделаете глупостей.
Эммануэль самодовольно хихикнула.
– Посмотрите на меня, – приказала гостья, пальцем приподнимая подбородок Эммануэль.
Анна Мария пристально посмотрела в глаза своей модели, и сердце у той вдруг забилось быстрее; затем девушка села прямо на выложенный плиткой пол напротив дивана, где устроила Эммануэль. На низком мольберте Анна Мария укрепила небольшой холст.
– Я что, целиком помещусь на такой маленькой картине? – возмутилась модель.
Анна Мария рассмеялась. Эммануэль спросила:
– Вы уверены, что мне не стоит раздеваться?
– Мне все равно, меня интересуют только ваши глаза.
На лице Эммануэль отразилось недоумение.
– Как же я не люблю позировать!
– Не позируйте. Лучше расскажите, какие ужасы вы сотворили, пока прятались у Арианы.
– Значит, эти ужасы вам любопытны?
– Почему нет? Вдруг дополнительная информация поможет мне понять вас!
– И нарисовать мои глаза?
– Кто знает?
Эммануэль вздохнула, вид у нее был не особенно воодушевленный. Она задумалась о том, что именно следует рассказать. Наконец решила:
– Эти дни не задались. А теперь еще вот вы меня рисуете.
Нисколько не возмутившись, Анна Мария вопросительно взглянула на Эммануэль: мол, почему «не задались»? Только этого взгляда Эммануэль и ждала, чтобы с удовольствием ответить:
– Только вчера я наконец-то убедилась в том, что не беременна.
Поймав на себе мимолетный, но очевидно осуждающий взгляд Анны Марии, Эммануэль, однако, не сменила тему:
– Последние четыре дня я думала, что беременна. Но, видимо, это просто смена климата на меня повлияла.
– Вы не заслуживаете такого везения.
– Везения? Почему? По-моему, забеременеть было бы очень даже забавно.
– Забеременеть и не знать от кого?
– Именно это меня и позабавило бы.
Эммануэль искренне рассмеялась. «Она и правда забавляется, – подумала Анна Мария. – Безнадежный случай».
– Я могла бы попробовать угадать, от кого ребенок, – мечтательно произнесла Эммануэль.
Девушка начала подсчитывать про себя потенциальных отцов, загибая при этом пальцы и облизывая кончик каждого, но вскоре сбилась.
Анна Мария не стала вникать в процедуру счета, поскольку вся эта история с возможной беременностью казалась ей греховной, а намерения Эммануэль – бесовскими. Не говоря ни слова, Анна Мария с головой ушла в работу, набрасывая в центре холста пересекающиеся черные и серые линии, которые вскоре превратились в унылый пейзаж. Эммануэль, расстроенная тем, что ее новость Анну Марию не заинтересовала, спросила:
– Можно взглянуть?
– Нет. Еще ничего не готово. Не надо говорить о моей работе, пока я не закончу.
– А когда это вы предполагаете закончить?
– Но ведь мы с вами никуда не торопимся. А вам не приходило в голову использовать последние дни с большей пользой?
– Я использовала их с пользой, – заявила Эммануэль.
Анна Мария догадывалась о том, что Эммануэль подразумевает разные непристойные занятия, беспорядочный секс и так далее, поэтому не стала уточнять.
– И тем не менее вы вернулись к мужу, – констатировала Анна Мария. – Ариана вас недостаточно любит, о, королева ночи?
Эммануэль нервно пожала плечами.
– Вы не понимаете. Мне просто хотелось снова увидеть Жана. Я по нему соскучилась.
– Вы могли пригласить его на чашечку чая со своими новыми партнерами.
– Я так и поступила.
– И как он отреагировал?
– С юмором. Мы здорово повеселились. Слопали все пирожные.
– И больше ничего?
– Потом мы с Жаном ушли рука об руку, как влюбленные голубки.
– Бедная Ариана!
– Почему? Я снова с ней увижусь.
– А граф де Сайн?
– Он может получить меня в любой момент. Как только пожелает.
На сей раз молчание Анны Марии явно выражало осуждение – и самой ситуации, и формулировок Эммануэль.
– Жан действительно совсем не обиделся на ваш побег? Он не скучал? Не ревновал?
– Он радовался, зная, что я счастлива. Он сам так сказал.
– А вам не портила настроение мысль о том, что Жан остался в одиночестве?
– Он не был в одиночестве: я думала о нем.
Эммануэль внезапно вспылила:
– Не надо преувеличивать! Я не бросала Жана в одиночестве! Он сам вернулся из Ярн Хее от силы четыре дня назад. Так что без меня он провел всего две ночи.
– А что бы вы сказали, если бы Жан провел одну из ночей с какой-нибудь вашей подругой?
Эммануэль вытаращила на собеседницу глаза, искренне удивленная таким абсурдным вопросом:
– Я была бы счастлива! Я бы очень этого хотела. Если бы я лучше знала Мерве…
– Мерве!
– Вы не находите ее красивой?
– Насчет красоты не знаю. Но она… и Жан!
– А что такого? Они, по-вашему, друг другу не подходят?
– Совершенно не подходят. Эммануэль, вы либо безумны, либо более невинны, чем я думала. Неужели вы позволите этой девушке отнять у вас Жана?
– Отнять? К чему такие страшные слова? Разве нельзя переспать с моим мужем, не отнимая его?
Анна Мария покачала головой: она выглядела обеспокоенной. Эммануэль рассмеялась:
– Вы хотите сказать, что, познав невиданные таланты Мерве, Жан будет столь поражен и ослеплен, что больше не захочет никого, кроме этой девушки?
Не получив ответа, Эммануэль сформулировала его сама:
– Анна Мария! Я занималась любовью с мужчинами, которые доставляли мне больше сексуального наслаждения, чем мой муж. Но тем не менее меня не только не тянет бросить Жана ради кого-то, но я даже стала любить его сильнее, познав объятия других мужчин. Как вы это объясните?
– Никак!
– А это несложно. Это доказывает две вещи: во-первых, я люблю Жана, а во-вторых, чем больше я занимаюсь любовью, тем лучше умею любить.
Анна Мария скорчила гримасу. Эммануэль продолжила:
– Если бы любовь к одному мужчине разрушалась из-за секса с другим мужчиной, она не считалась бы таким великим чувством.
– И все-таки недаром женщинам рекомендуют заниматься любовью только с супругом, – сказала Анна Мария, изо всех сил стараясь быть сдержанной и объективной.
– Кто рекомендует? – возмутилась Эммануэль. – Трусы рекомендуют! В основе всех ваших добродетелей – страх.
– А если бы Жан страдал из-за вашего распутства, но вам ничего бы об этом не говорил?
– У него нет подобных комплексов. Мужчины, которые боятся измены жены, чаще всего очень не уверены в себе и считают себя плохими любовниками. Жан никогда не боялся измены. Он ничего не боится. За это я его люблю.
– Он сам предложил вам заиметь любовников?
Эммануэль моргнула. Об этом она сожалела.
– Нет. Не сам. Но он позволил мне сделать это.
И, не в силах сдержаться, Эммануэль призналась:
– Но я бы хотела, чтобы он вел себя как Жильбер. Это единственное, что могло бы сделать меня еще более счастливой.
– А как себя ведет Жильбер?
– Он одалживает Ариану своим друзьям. Как ей повезло!
– Это ужасно! Эммануэль, вы совсем лишились ориентиров? Не понимаете, что хорошо, а что плохо? Как вы можете одобрять подобное обращение с женским телом? Ариана не вещь, не продукт потребления! Как можно спекулировать на ее красоте?!
– Спекулировать? Это неверное слово. Жильбер ничего не просит взамен. Он на время дарит свою жену. Что плохого в том, чтобы быть подарком, вещью, продуктом потребления? Лично мне нравится, когда меня потребляют.
Эммануэль оценила впечатление, которое ее слова произвели на Анну Марию, и осталась довольной. Затем продолжила:
– Одолжить кого-то – это способ укрепить свою власть над кем-то, разве нет? Ревнивый муж не знает, что теряет, сохраняя жену для одного себя, словно Гарпагон свою обезьянку.
– Тогда почему вы не предложите Жану разрешить вам заниматься такого рода проституцией?
Эммануэль подняла брови, словно идея ей приглянулась. На несколько минут собеседницы умолкли. Анна Мария вновь забыла обо всем, кроме своей картины. Вскоре, однако, она устало вздохнула, положила кисти, оперлась локтями о диван и решила передохнуть. Ликуя, Эммануэль констатировала, что портретистке не дает покоя судьба Жана:
– Но ведь Ариана отдается не только тем мужчинам, которым ее одалживает муж?
– Нет.
– Значит, она его в некотором смысле предает, согласно вашей собственной теории. Она лишает его права контролировать ее сексуальную жизнь и ущемляет его супружеские права. Ариана ведет себя как свободная женщина, а не как жена.
Анну Марию, казалось, вдохновляла собственная логика. Она не могла остановиться:
– А вы еще хуже Арианы, поскольку отдаетесь исключительно мужчинам, которых Жан вообще не знает.
– Существует множество способов быть хорошей супругой, – произнесла Эммануэль. – Главное, чтобы эротизм верой и правдой служил браку. Ведь все мы стремимся к счастливой любви, не так ли?
– Сомневаюсь, что ваши методы здесь уместны.
– Вы ошибаетесь. Я вам уже сказала: когда занимаешься любовью, учишься любить.
– То есть счастье – это всего вопрос любовной техники?
– Я развиваюсь не только в физическом плане, совершенствуется и мое сознание. Я учусь не страдать, не считать злом то, что им не является. Влюбленным больше нравится себя мучить, чем любить. Я излечилась от этой нездоровой привычки. Я хочу, чтобы для нас с Жаном любовь была не проблемой, а облегчением. Не экзаменом, а каникулами. Увы! Я слишком поздно приступила к занятиям. Прежде чем вступить в брак, надо стать достойным этих уз.
– Но только муж должен лишить жену девственности!
– Соглашусь. Но жена должна приносить в качестве приданого не собственное неведение, неумение, не свою неловкость, не букет запретов и корону предрассудков, а вкус, искусство, навыки любви. Если девушка не успела пройти обучение до свадьбы, она должна наверстать упущенное после. Девушки, которые волочатся за мужчинами и возвращаются от них подобные свежим цветам – радуют мужей больше, чем матроны, пожелтевшие от пламени свечей в церкви и пахнущие ладаном супружеской верности.
– Боже мой! Да почему вы обрекаете все приличные супружеские пары на скуку и увядание!
– Стоит лишь повнимательнее понаблюдать. Брак развивается и процветает лишь благодаря эксцентричному поведению и несдержанности в любви. Считайте это солью на длинном обеде для двоих.
– А что, если вы путаете специи с ядом? Что, если все перечисленное вами отравляет брак? Вы станете отрицать тот факт, что с большинством людей так и происходит?
– Если так происходит, значит, брак изначально неудачный. Не стоит о нем переживать. Конец такой супружеской жизни ни для кого не будет потерей.
– То есть только верные друзья Эроса достойны счастья?
– Другие люди просто не живут. Не стоит поощрять имитацию жизни.
– А ревность других женщин? Тех, с чьими мужьями вы распутничаете… Эти женщины не имеют права на нормальную жизнь?
– Я что – должна защищать глупость? Поощрять разные дикости? Кажется, в некоторых первобытных племенах женщинам отрезают клитор, чтобы они не слишком наслаждались жизнью. А в нашем обществе женщины сами себя кастрируют. Я не собираюсь проявлять уважение к цивилизации, отставшей от цивилизации пигмеев.
– По-моему, вы как эксцентрическая несдержанная жена ни к чему не проявляете большого уважения. Интересно, как мужья подобных вам особ переживают рождение детей, зачатых их супругами с другими мужчинами?
– Дети не бывают чужими. Мы не заботимся о происхождении детей, будто они сыр или вино. Когда у меня будет ребенок, я буду переживать не о том, из какого зерна он вырос, а о том, в каком мире мне предстоит его воспитывать: и если не в мире свободы и разума, ребенок в любом случае окажется лишенным всякой породы.
Несколько секунд Анна Мария внимательно вглядывалась в свою палитру. Затем подняла голову и спросила:
– Вы ничего не станете запрещать своим детям, Эммануэль?
– Я запрещу им жить в первом тысячелетии нашей эры.
– А какие советы вы им дадите в любви?
– Любовь одна.
– Значит, ваша любовь к детям будет той же, что вы испытываете к Жану?
– Говорю вам: любовь одна.
– Но вы спите с Жаном. Даже если он и не единственный.
– И что?
– С детьми вы тоже будете заниматься любовью?
– Не знаю. Отвечу вам, когда познакомлюсь со своими детьми.
– И вы позволите им заниматься любовью друг с другом?
– Позволю ли я? Запрет в этом смысле был бы просто чудовищным шагом.
– Вижу, что худшее у вас впереди.
– Вас ввергает в ужас, когда кто-то нарушает табу!
– Почему вы не признаете законы природы? Раз уж вы не желаете слышать о законах Бога.
– Я принимаю все законы природы: у меня нет выбора! Мои электроны крутятся вокруг моих ядер, как им вздумается; сила тяготения одолевает меня, и в конце концов я умру. Пока наука не сделает меня сильнее законов природы (да и вряд ли ей удастся обойти их все разом), я буду зависима и подчинена. Но я не вижу, как природа может помешать брату заняться любовью с сестрой. По-моему, это более чем естественно, сама природа вызывает в нас желание.
– Значит, платоническая любовь невозможна?
– Вы любите все раскладывать по полочкам. А я считаю дозволенными все комбинации.
Эммануэль потягивается на диване, как кошечка, зевает, не скрывая, что разговор начинает ее утомлять, затем вдруг взрывается:
– Платоническая любовь, секс без любви: христиане уже две тысячи лет наматывают километры вокруг этих любопытных тем, словно мотыльки вокруг фонаря. И если бы они одни! Так ведь всем помутили сознание! Гениталии статуй прикрыли, а таитянок облачили в рубашки. Заставили нас бояться собственной наготы. Неужели на этой планете больше нечем заняться, кроме дисциплины и шитья?
– Помимо плотских радостей и сексуальных ценностей, есть и другие.
– Да кто тут говорит о плоти! Я говорю о душе, которая расцветает в условиях свободы, а не от наркотика ваших молитв.
– И что – эта душа не видит иного смысла в жизни, помимо служения Эросу?
– Я говорю о том, что люди, не признающие Эроса, не узнают иного смысла жизни. Люди, не оценившие чудеса плоти, не оценят и дух.
– Эммануэль, вы говорите как пророк, наставляющий меня на путь истинный. Если бы я только могла поверить в вашу правду, может, мне бы и захотелось следовать вашей дорогой.
– Так посмотрите же на меня! Я что – похожа на воплощение зла? Я похожа на беса? Взгляните на мое тело: на нем есть знаки проклятия?
Одним движением руки Эммануэль срывает с себя свитер и демонстрирует свои груди художнице, та улыбается:
– Говорят «дьявольски красива», но я не верю в это выражение. По-моему, красота всегда от Бога.
– И снова вы ошибаетесь, – констатирует Эммануэль. – Красота – заслуга человека.
Анна Мария молча любуется Эммануэль. Потом как бы нехотя поднимается, собирает кисточки и закрывает тюбики.
– Все? – с надеждой спрашивает Эммануэль.
– На сегодня все. Завтра посмотрим, можно ли продолжить.
Эммануэль вскакивает с дивана, наклоняется, чтобы рассмотреть полотно, гримасничает:
– Ни на что не похоже, – подытоживает она. – Это не портрет.
* * *
В это воскресенье после обеда Жан отвез жену и Кристофера на скачки. Эммануэль разглядывает публику, никого не узнает. Ею, как всегда, любуются, но косо никто не смотрит, и ни одна ухмылка не выдает слухов о скандальной ночи. Эммануэль делает из этого вывод, что завсегдатаи ипподрома в Малигате не были.
Тем сильнее Эммануэль удивляется при виде Арианы в компании двух незнакомцев неопределенного возраста.
– Я сопровождаю дипломатов, – говорит графиня. – А ты тут что делаешь?
– Жан учит меня выигрывать.
– И ты выигрываешь?
– Постоянно.
– Ничего себе!
Они смеются. Включается громкоговоритель, и чей-то неприятный голос делает объявление. Эммануэль грациозно поворачивается на каблуках, чтобы лучше слышать, при этом ее верхняя юбка слегка взлетает, приоткрывая нижнюю, а также прекрасные линии бедер, и мягко опадает.
– Неплохо! – восклицает Ариана. – Взгляни на Кристофера. Что у него с лицом?
– У него такое лицо, потому что он меня любит.
– А ты его?
– Он милашка.
– И хорош в постели?
– Потом скажу.
Она меняет тему:
– Я получила письмо от Мари-Анн.
– Ну и что у нее происходит?
– Пишет про море, про ветер, про песок, про то, как ветер гонит волны и волны оставляют следы на песке… У нее поэтическое настроение.
– Это о чем-то говорит.
– И подпись: Преподобная Святая Мать Мария де Сент-Оргазм, Настоятельница монастыря Нотр-Дам де ла Мастюрбасьон.
– Ах, ну тогда все в порядке.
– Еще написала, что к ней приезжала Би.
– Да? И все?
– Кстати, – вдруг спрашивает Эммануэль. – Тебе известно ее настоящее имя?
– О ком ты?
– О Би! Не делай вид, что ничего не понимаешь.
– Ах, о Би! Ее зовут Абигейл. Абигейл Арно.
– Арно? Ты издеваешься? Как пишется?
– Так же, как по-французски: a-r-n-a-u-l-t.
– Слушай! Это невозможно…
Эммануэль растерялась. Ариана удивляется:
– В чем дело?
– Но это же моя фамилия! Моя девичья фамилия. Фамилия моей семьи…
– И что тут странного? И американский дядюшка у тебя, конечно, есть.
– Это абсурд.
– Правда? Тогда я скажу тебе правду: Би не существует. Ты ее выдумала.
Эммануэль вытирает со лба пот.
– Я уже давно это предполагаю. То и дело задаю себе этот вопрос. Не плод ли она моего воображения?
Затем, помолчав:
– А ее брат – тоже плод воображения?
– Не для меня, – живо отвечает Ариана. – Во всяком случае, не после Малигата. До Малигата я, признаться, считала его призраком.
– Той ночью он занимался с тобой любовью?
– Божественно.
– Со мной тоже.
– Правда? Браво! Нам повезло.
– До такой степени? – подтрунивает Эммануэль.
– Я хочу сказать, что обычно он интересуется лишь своей сестрой.
– Своей сестрой?
– Да, вспомни – твоей Би!
– Но… почему? Он так ее любит?
– До безумия.
Эммануэль колеблется:
– Он… Думаешь… ты считаешь, что она… его любовница?
– Что за вопрос! Ты не знала? Они этого и не скрывают. Михаэль и Абигейл, Абигейл и Михаэль… Они как Дафнис и Хлоя, Клеопатра и ее братья. Она тебе что, не рассказывала?
Эммануэль уклоняется от ответа, задевающего ее самолюбие. Она лишь повторяет:
– Они любовники.
– Это противоречит твоим принципам?
– Нет, нет…
– Вспомни о том, что говорил эксперт: инцест расширяет круг семейных связей и заставляет граждан любить свою родину сильнее.
Эммануэль, внезапно развеселившись, улыбается:
– С этими чистокровными лошадьми возни еще часа на два, тебе правда интересны скачки? – спрашивает она у Арианы.
– Нет.
– Тогда лучше сделай ставку на мужчин.
– Ты права. До скорого.
Эммануэль присоединяется к мужу.
– Ты позволишь мне пойти прогуляться? Я вернусь до окончания скачек.
– Конечно. Если что – ищи нас в баре.
Эммануэль проходит по зданию клуба, которое отделяет стадион от теннисных кортов, кортов для игры в сквош и бассейна. Наверное, страсть к приключениям написана на ее лице, поскольку мужское внимание становится все более пристальным. А может, дело в том, что она идет против света, и под платьем из чесучи, благодаря лучам сентябрьского солнца, вырисовываются прекрасные формы.
Эммануэль, впрочем, находит платье чересчур целомудренным. Спереди платье на пуговицах. Правда, сверху несколько штук расстегнуты, чтобы желающие могли полюбоваться вырезом. Эммануэль ступает, приподнимая подол. Зрители останавливаются, чтобы убедиться – перед ними не мираж, они действительно только что созерцали черный треугольник лобка… Эммануэль медленно расстегивает пуговицы, начиная с нижней и вплоть до той, что расположена над самым лобком. Теперь полы платья развеваются, открывая упругие бедра. Проказница и сама с удовольствием наблюдает за тем, как из-под шелка выглядывает золотистая атласная кожа. «Как прекрасны мои ноги! – радуется Эммануэль про себя. – И грудь тоже. Вообще мое тело прекрасно. Хочу заняться любовью немедленно».
Взгляды, которыми Эммануэль награждала мужчин, приводили их в волнение, но девушка шла довольно быстро, и потенциальные кавалеры не осмеливались за ней следовать. Ей хотелось петь. Она и запела. Группа людей замерла на месте, все восхищенно улыбались. Обнаженные легкие ноги несли Эммануэль вперед – она двигалась грациозно, словно танцовщица, и вдруг побежала, юбка летела сзади, подобно шлейфу. Я счастлива: я больше никогда не буду страдать. Времена невежества прошли. Нет больше моих детских горестей! Теперь я знаю, как надо любить.
Она добралась до парковки, забитой автомобилями разных цветов. А что, если выбрать какую-нибудь из них? Эммануэль прошла мимо американских гигантов, розовых и голубых, мимо итальянской модели, красной, мускулистой, мимо белой карликовой простушки (нахлынула ностальгия: последняя книга, которую Эммануэль читала перед тем как покинуть факультет, называлась «Изучение белых карликовых звезд»; девушка хотела стать астрономом, но Марио приказал ей оставить уравнения и неизвестные величины ради искусства физической любви и красоты…). Эммануэль нежно погладила маленькую мордочку белой машины с непропорционально огромными глазами – точно англичанка.
– You like Gussie? – произнес веселый голос.
Эммануэль вздрогнула, а потом заметила в родстере сначала мужской локоть, а вскоре и молодого человека с лукавой улыбкой на лице, бритого наголо и с таким светлым взглядом, что девушке понадобилось несколько секунд, прежде чем она разглядела цвет глаз – голубой. Эммануэль заговорщически подмигнула.
– How about a ride? – продолжал молодой человек.
Парень высунул руку из машины и ладонью похлопал по алюминиевым бокам своей подружки. Из салона приятно пахло кожей. Эммануэль подошла почти вплотную к открытому окну. «Он красив, – подумала Эммануэль. – Но надо, чтобы он понимал: это я его выбрала».
Она подняла колено, уперлась им в красную наружную панель, и юбка скользнула к бедру. Молодой человек прищелкнул языком и, вволю налюбовавшись, произнес:
– You sure are a sweetie pie!
Он указал на свободное сиденье:
– Come along, baby!
Эммануэль сделала еще шаг, присела на капот, поерзала на попе, скользнула вниз, наполовину оголившись из-за трения, и наконец присоединилась к своему избраннику, пощекотав парня за подбородок. Он нежно погладил ее скулы, облизал ее губы, сказал ей пару слов. Она прижалась к нему, не понимая, почему он сразу же не переходит к делу.
Однако молодой человек решительно взялся за руль, сорвался с места, и машина понеслась вперед – сначала по городу, затем мимо влажных, наводненных грязью рисовых полей. Буйволы лениво поднимали тяжелые головы, чтобы посмотреть на проезжающий автомобиль. Утки и гуси, крякая и попискивая, разбегались в стороны; Эммануэль положила голову на широкое плечо незнакомца, а сдвинутые колени прижала к его бедру; свободной от руля рукой, когда скорость не менялась, парень похлопывал Эммануэль по коленям, но по-прежнему не осмеливался дотронуться ни до черного треугольника лобка, ни до грудей, которые ветер выставил напоказ.
Несколько раз Эммануэль замечала по дороге подходящее местечко в тени, под тамариндом или под сырным деревом, между полями, разделенными небольшими дамбами. Девушка поднимала руку, указывая на приглянувшееся местечко, и кричала:
– Там!
Однако машина продолжала мчаться вдаль, и молодые люди смеялись своему безрассудству. Вскоре, однако, сгустились тучи, и водитель занервничал. На перекрестке, почти не снижая скорости, парень резко развернул автомобиль, так что Эммануэль мешком повалилась на своего спутника, и будущие любовники полетели обратно – в сторону Бангкока. Эммануэль решила, что пейзажем она уже вдоволь налюбовалась, поэтому сменила позу и положила голову парню на колени. Руль из дерева и стали мог легко задеть голову; чтобы уберечься, Эммануэль плотнее прижалась к животу молодого человека и вскоре затылком почувствовала, как нарастает долгожданное желание. Осторожно поворачивая шею то вправо, то влево, Эммануэль усилила желание, и в конце концов не выдержала: запустила руку себе между ног, и время тут же превратилось в череду вздохов и стонов.
Тяжелые теплые капли, которые стали падать с неба прямо на голову, ни в коей мере не отвлекли девушку от ее занятия. Когда машина остановилась на трескучем гравии, парень взял Эммануэль на руки и отнес в домик. С волос Эммануэль струилась вода, платье облепило тело. Молодой человек положил Эммануэль на диван, покрытый рафией, облизал мокрые от дождя губы девушки, сорвал с нее платье, разделся сам и, недолго думая, глубоко вошел во влагалище. Парень долго эякулировал, закрыв глаза и сжав зубы, пока Эммануэль обнимала его торс, не желая ни достигать оргазма, ни портить момент эгоистического удовольствия самца, для которого окружающий мир исчез, угрызения совести растворились в небытии, и время превратилось в сплошной фонтан сладострастия.
Когда молодой человек поднялся с дивана и потянулся, Эммануэль вновь поразилась его красоте. «А мы стоим друг друга», – подумала она.
– Мне хотелось бы помыться, – сказала девушка.
Парень проводил Эммануэль в душевую, где она с наслаждением подставила голову под воду. Брызги сверкали, подобно черным лучам, расходившимся от темных волос, которые теперь струились между грудями и по спине. Молодой человек вскоре присоединился к партнерше, обнял ее, плотно прижался и принялся покусывать ее плечо – Эммануэль кричала от удовольствия.
– Мой муж не любит, когда меня метят, – укоризненно, хоть и смеясь, заметила она.
Парень испугался и с виноватым видом стал массировать плечо – следы укуса, однако, не исчезали. Эммануэль выскользнула из объятий, опустилась перед парнем на колени и, прежде чем он успел что-либо сказать, взяла в рот его член. От нежностей умелой любовницы молодой человек вновь сильно возбудился. Щеки Эммануэль то надувались, то сдувались, а язык старательно ласкал головку члена. Эммануэль не ослабляла хватку до тех пор, пока массивный ствол не достиг того состояния, в котором спазм неизбежен. Тут девушка на секунду отстранилась, чтобы полюбоваться своим шедевром, который волшебным образом парил в пустом пространстве, готовый вот-вот взорваться… Продолжая сладкие муки, Эммануэль взяла ароматизированное мыло и стала растирать тело любовника, так что вскоре оно покрылось густой пеной.
– Подождите, дайте мне завершить свою работу! – ликовала она.
Ладонями Эммануэль рисовала на груди и животе любовника орбиты, по которым движутся звезды, расслабляла его мышцы, все больше уплотняя пену. Она дула на мыльные пузыри, заливисто смеялась, переходя от спины к ногам, от ног к ягодицам и наконец возвращаясь к члену. Эммануэль с такой ловкостью вновь завладела стрелой сладострастия, что та быстро обрела прежнюю форму. Девушка ласкала покрытый белой пеной член то пальцами, то ладонями, не прерываясь ни на секунду. Молодой человек вздрагивал, ощущая приливы горячих волн к вискам и губам. Он почти изнемогал, но руки Эммануэль лишили его воли, он подчинялся девушке, принимая правила игры, и был готов умереть за эти ласки. Ягодицы напряглись до предела, колени болели, стоны рвались из груди сами собой. Эммануэль, которую душ продолжал полировать, подобно статуе фонтана, не сводила глаз с головки члена – даже под слоем пены было видно, как она багровеет. Ногтями и подушечками пальцев Эммануэль раздражала мошонку и чувствительные зоны за ней почти до самого ануса. Затем она вдруг резко сжала член в руке и с силой оттянула кожу вниз – густая сперма брызнула на лицо, но Эммануэль успела взять член в рот и заглушить горьковатый привкус мыла любовным нектаром.
Эммануэль жалела, что не вобрала в себя весь любовный напиток до последней капли, ей бы хотелось, чтобы рядом вдруг оказался второй любовник, готовый предложить свое семя. «На следующий год, на двадцатый день рождения, надо будет позвать двадцать мужчин, чтобы каждый побывал у меня во рту, – подумала Эммануэль. – Лучшего пиршества не придумаешь!» Идея так вдохновила девушку, что она вскочила на ноги и запрыгала на месте, радуясь своему настоящему и будущему.
– Я смою с вас мыло, – обратилась она к партнеру, который так и стоял перед ней, словно завороженный.
Эммануэль смыла с парня пену, вытерла его, поцеловала, затем вытерлась сама и заявила:
– Теперь мне пора – уже совсем темно. Хорошо, что дождя нет.
Она вышла из ванной комнаты, подняла с соломенного коврика свое платье и оглядела его с некоторым изумлением: его словно только выудили из лохани с водой.
– Я не могу его надеть, – заметила Эммануэль.
У парня в шкафу, конечно, не было женских платьев. Эммануэль скорчила недовольную гримасу и немного отпила из протянутого ей стакана. Вздохнула:
– Придется ждать, пока высохнет.
Не очень компетентный в таких вопросах хозяин предложил:
– А может, я отдам его горничной, чтобы та погладила? Тогда вы сможете его надеть? – неуклюже произнес парень, избежав, однако, языковых ошибок.
Эммануэль засмеялась: ее тронула наивность молодого человека. Однако у нее возникла идея получше:
– А горничная не может одолжить мне саронг?
– Слушайте, у меня есть рубашки и брюки.
Эммануэль испугалась:
– Нет уж, спасибо. Впрочем, шорты мне, наверное, подойдут. Что-нибудь придумаю.
Эммануэль затянула шорты на талии и закатала их почти до самого паха. Взгляд наблюдавшего молодого человека выражал недоумение: коли так обращаться с одеждой, можно и голышом идти. Впрочем, рубашка села отлично. Эммануэль завязала ее концы над пупком, а пуговицы не застегивала.
– Теперь отвезите меня поскорее.
Белый автомобильчик вновь покатился по улицам Бангкока.
– Где ваш дом?
– Отвезите меня в Спортивный клуб. Муж ждет меня там.
Парень уже ничего не понимал, он просто выполнял то, о чем его просили. На парковке осталось всего две машины, одна из них принадлежала Эммануэль. Шофер подошел к девушке и медленно, с характерным вьетнамским акцентом произнес:
– Месье уехал домой. Месье прислал машину за вами.
– Видите, я должна поторопиться, – объяснила Эммануэль парню, выпрыгивая из родстера с мокрым платьем в руках.
– Но… когда я снова увижу вас?
– Не знаю. Я побежала!
Эммануэль послала молодому человеку воздушный поцелуй. Он скорчил покорную гримасу.
Проезжая мимо бассейна, от которого Эммануэль отделяла кактусовая изгородь, девушка услышала, что кто-то ее окликает. Но точно ли ее? Она сделала знак шоферу, тот притормозил, она свесилась из окна и разглядела на ступенях, выложенных мозаикой и ведущих к бассейну, женский силуэт. Девушка явно махала рукой. Кем она была? Эммануэль не могла ее припомнить. Незнакомка спустилась по ступеням и вскоре очутилась прямо у машины. На вид женщине было около тридцати (Эммануэль не назвала бы ее молоденькой), ее тело поражало своим совершенством: длинная шея, высокая тонкая талия, аккуратные бедра, мускулистый живот, плоский, почти впалый, длинные стройные ноги и при этом идеально круглые упругие груди – будто у статуи в индийском храме. Женщина торопилась, поэтому грудь цвета золотистого янтаря возбужденно вздымалась – ее хотелось потрогать. Она казалась такой пружинистой, молодой, энергичной и неподвластной закону земного притяжения. С восхищением и удивлением Эммануэль подумала, что эти груди ее даже немного раздражают. Девушка понимала, что дело не в форме бюстгальтера, так идеально поддерживающего грудь; сама грудь была безупречной.
Заинтересовавшись грудью, Эммануэль не сразу обратила внимание на лицо: глубокие черные глаза, удлиненные и сверкающие, словно от возбуждения; прямой тонкий нос, высокие скулы, пухлый рот и светлая, почти белая помада. Лоб был наполовину скрыт под купальной шапочкой аспидного цвета, покрытой каучуковыми веревочками, напоминающими шевелюру инопланетянина.
– Пойдемте искупаемся, – произнесла женщина странным низким голосом.
– Я опаздываю, – попробовала объяснить Эммануэль, но на ум тут же пришла другая причина:
– И у меня нет купальника.
– Ничего. Здесь ведь только мы.
«Мы» заинтриговало Эммануэль. Она колебалась.
Женщина открыла дверцу автомобиля, протянула Эммануэль руку и ласковым голосом произнесла:
– Пожалуйста!
Эммануэль была взволнована и внезапно приняла решение, сказала шоферу:
– Ждите меня на парковке, я вернусь через минутку.
Эммануэль взяла незнакомку за руку и последовала за ней. Почти бегом они поднялись по ступенькам и оказались за зеленой изгородью. Эммануэль чуть не упала, когда незнакомка резко остановилась и с властным видом стала расстегивать мужские шорты и развязывать узел рубашки гостьи. Эммануэль раздели, прежде чем она успела опомниться. Внезапно ей стало не по себе – она впервые после Малигата предстала обнаженной публично. Тьма не прикрывала наготу, потому что прожекторы сияли, озаряя мозаику из яшмы и розовую воду светом, куда более ярким, нежели дневной.
В бассейне стояли двое мужчин: вода доходила им лишь до уровня груди. Женщина подвела Эммануэль к ним и помогла спуститься по лестнице в воду. Представила своего мужа, указав на более высокого мужчину. Он тоже отличался смуглой кожей и стройностью, лицо было худым, нос казался чересчур острым, а глаза – слишком черными и такими внимательными, что Эммануэль невольно подумала: «Вдруг он читает мои мысли? Может, он факир?» Второй мужчина понравился девушке больше, хотя впечатление производил менее сильное. Наверное, он был одного возраста с Эммануэль.
«Интересно – что сейчас будет?» – подумала Эммануэль. Конечно, трио призвало ее ради любовной игры, иного девушка не могла себе вообразить. Не проясненной оставалась лишь ее роль.
– Кто это? – поинтересовался муж незнакомки.
Женщина развела руками.
– Вы меня не знаете? – воскликнула Эммануэль. – Но зачем же вы меня тогда позвали?
– Я увидела вас сегодня днем на скачках. Под платьем у вас ничего не было, – сказала женщина.
– Это было заметно?
– Но вы ведь именного этого и добивались?
Эммануэль улыбнулась, подтверждая уместность реплики. Женщина спросила:
– Вы нимфоманка, не так ли?
Пленница с изумлением взглянула на нее. Почему не шизофреничка? Эпилептичка? Страдающая атаксией или заика? Эммануэль расхохоталась:
– Что за нелепая идея!
На это темноволосый мужчина сухо заметил:
– Нимфомания – это хорошо. Если вы не нимфоманка, лучше станьте ею поскорее.
Эммануэль не знала, что и думать. Может, у нее сложилось превратное представление о нимфомании? Ведь на самом деле точно она не знала, в чем заключается этот недуг. И недуг ли это вообще? Это состояние…
– Я знаю, кто она! Она та самая лесбиянка, что вышла замуж за строителя! – пронзительно воскликнул молодой человек.
Эммануэль позабавилась этому определению.
– Да-да, это я, – подтвердила она.
Молодой человек скорчил недовольную гримасу:
– Ей совсем не нравятся мужчины, – проинформировал он мужа незнакомки.
Старший из мужчин воспринял эту новость спокойно.
– Вот и прекрасно, – заявил он.
Эммануэль с трудом сдержала смех. Она притворилась, что не испытывает ни малейшего удовольствия, когда брюнет ощупывал ее груди, попу, половые губы. Эммануэль так здорово симулировала фригидность, что муж наконец решил призвать на помощь свою жену:
– Эй, подготовь ее.
Войдя в роль, Эммануэль тут же растаяла в объятиях женщины, чьи пальцы активно двигались у нее во влагалище. Впрочем, когда груди Эммануэль коснулась идеальная грудь незнакомки, игра перестала быть игрой.
– Снимите бюстгальтер, – попросила Эммануэль.
Но женщина не ответила, она продолжала ласкать Эммануэль, глядя ей в глаза. Эммануэль быстро сдалась, почувствовала оргазм. Она откинула голову назад, так что волосы коснулись воды.
– Давай, скорее, – сказала женщина, протягивая вздрагивающее от спазмов тело девушки своему мужу.
Мужчина спустил плавки, взял член в руку, раздвинул ноги Эммануэль, которую незнакомка все еще поддерживала за талию. Мужчина вошел очень быстро. Молодой человек и женщина помогали ему, то приподнимая, то опуская тело Эммануэль, манипулируя ею, будто манекеном, с помощью которого мужчина себя удовлетворял. Эммануэль представила себе сцену, участницей которой оказалась: «Как же это прекрасно! – восхитилась она. – Я вся – одна сплошная вагина, просто анонимная вагина, которой пользуются, чтобы порадовать Бога…
Двое прислужников внимательно наблюдали за хозяином, следили за тем, как развивается его сексуальное чувство – муж незнакомки то снижал скорость, вот-вот готовясь достичь сладостного спазма, то снова начинал глубоко дышать, брал ситуацию под контроль и ускорялся. Эммануэль, легкая и подвижная в прохладной воде, поддавалась любой манипуляции. Член входил и выходил свободно, безболезненно. Эммануэль едва выдерживала растущее напряжение, ей казалось – живот, гениталии и голова вот-вот взорвутся.
Чтобы член проник еще глубже, Эммануэль подняла колени, крепко прижала бедра к ягодицам мужчины, руками ухватив его за плечи. Только тут руки, поддерживавшие девушку, отпустили ее – и она задвигалась в собственном ритме. Спектакль про фригидность Эммануэль больше не интересовал, она собиралась кончить, и этот оргазм обещал нирвану. Пусть только любовник сделает свое дело до конца, а потом – вольному воля, пускай хоть продает Эммануэль, как рабыню! Или… пусть лучше передаст ее своему молодому дружку… Если, конечно, этому Керубино нравятся женщины.
Взглядом Эммануэль искала член милого парня, и внезапно чуть не закричала: Керубино яростно мастурбировал, сотрясая свой член с такой силой и неистовством, что становилось страшно. Парень глаз не сводил с Эммануэль и хозяина. Эммануэль поразил и напугал не сам факт мастурбации, а нечеловеческие чудовищные размеры члена, его ствола и головки, которые парень нещадно линчевал. «Если он войдет в меня, – тараторила про себя Эммануэль, – я буду разодрана на части, на клочки, я навсегда останусь покалеченным ветераном секса!» От этой мысли все желание куда-то пропало. Эммануэль искала сочувствия во взглядах окружающих, надеялась, что кто-нибудь придет на помощь. Напрасно.
Молодой человек рычал и задыхался и вдруг кончил. Эммануэль с наслаждением любовалась обильной спермой, которая извергалась из минотавра, словно лава, растекаясь по воде белыми пятнами. Они плыли к Эммануэль, прилипали к ее коже. Теперь она была спокойна и могла отдаться приятному занятию. Она испытала сильный оргазм, закричала, застонала, изнемогла. Любовник внимательно следил за тем, как менялось выражение лица Эммануэль, и не останавливался, пока девушка не впала в прострацию.
Тогда он вынул член из влагалища, однако сам не кончил. Эммануэль вынесли на берег и опустили на плиты рядом с бассейном. Какое-то время заговорщики молча наблюдали за жертвой. Потом женщина, обращаясь к мужу, спросила:
– Хочешь сделать это сразу?
Он нерешительно пожал плечами.
– Решай сама. Это ведь твоя добыча.
– Завтра у нас будет больше времени, – заметила она безразличным тоном. Кстати, таким же тоном разговаривали и остальные члены компании, что производило довольно зловещее впечатление, такое же, как неподвижные взгляды заговорщиков.
Когда Эммануэль пришла в себя, новый любовник сказал ей:
– Завтра в три часа дня жду вас у себя. Надеюсь на вашу пунктуальность.
Эммануэль вовсе не удивилась тому, что к ней обращаются в подобной манере. В конце концов, мужчина имеет право отдавать приказы девушке, которую довел до оргазма.
Она спросила:
– Как я вас найду?
– Вы знаете, где находится небоскреб? Я живу на последнем этаже. Мое имя указано на двери: доктор Маре.
Эммануэль подняла с плит шорты и рубашку, задумалась, стоит ли одеваться, и решила сделать это в машине. Взгляд шофера не выдал его мыслей.
Жан читал, сидя на террасе.
– Дорогой, прости, я сильно задержалась!
Он взял ее за руку и внимательно рассмотрел ее наряд.
– Много мне сегодня изменяла?
Она кивнула, что-то промурлыкав. Он нежно прикоснулся к ее щекам и поцеловал в губы.
– Ты совсем вымокла, – проговорил он.
– Мое платье в машине, – уверенно ответила Эммануэль так, будто ее ответ что-то объяснял. – Кстати, который час?
Он посмотрел на часы:
– Девять двадцать пять. Ты ела?
– Нет. Надеюсь, вы поужинали? Не ждали меня?
– У Кристофера жар, он не может есть. Я поужинал в одиночестве.
– О! Прости! Мне следовало вернуться раньше.
Затем, словно до нее только что дошел смысл слов мужа, Эммануэль спросила:
– Как? Кристофер заболел? Что с ним произошло?
– Ничего серьезного. Слишком долго жарился на солнце. Ты же его знаешь: клеил всех подряд, не мог остановиться. Кристофер человек крайностей.
Эммануэль с облегчением вздохнула. Как все-таки хорошо дома!
– Я выгляжу в этих шортах как идиотка! – она сняла шорты и бросила их за софу, развязала рубашку и та закрыла лобок и частично бедра. Эммануэль застегнула только одну пуговицу – на талии.
– Тебе очень идет. А теперь поешь, – сказал Жан.
Он сел за стол напротив Эммануэль. Слуга поставил перед девушкой миску с дымящейся едой. Эммануэль выпила суп маленькими глотками, улыбаясь до ушей.
– Ты что, упала где-то в воду?
Девушка просияла.
– Да. А еще я попала в грозу!
Он продолжал смотреть на жену молча и с явным удовольствием. Эммануэль поужинала меньше чем за пять минут, затем вскочила на ноги и повисла на шее у Жана:
– Мне надо проведать Кристофера.
– Беги скорее. Подожди, вот на, порадуй его, – Жан протянул Эммануэль бутылочку джина.
– Джин после солнечного удара его прикончит.
– Вовсе нет! Египтяне лечатся джином.
Она взяла настойку, и, когда протягивала руку, рубашка задралась, приоткрыв бедро.
Эммануэль пулей без стука влетает в комнату Кристофера – тот воюет с простыней, лихорадочно пытаясь натянуть ее повыше. Эммануэль хихикает про себя: какой же Кристофер стыдливый!
– Ну что, мой маленький Кристобаль, вы умираете?
– Нет-нет, мне уже лучше.
Он обливается потом. Эммануэль что-то ищет взглядом, выходит из комнаты, возвращается с полотенцем, садится на кровать, вытирает пот со лба пациента. Кристоферу неловко:
– Не стоит беспокоиться.
– Лежите смирно.
Эммануэль гладит пациента по груди и пытается стянуть простыню с живота, но Кристофер так энергично за нее цепляется, что девушка не в силах сдержать смех:
– Я приготовлю вам чай. И овсянку…
– О, нет! Я не голоден. Но я бы с удовольствием выпил джина с тоником и льдом.
– Жан знает вас лучше, чем я!
Эммануэль встает, звонит в колокольчик – вызывает слугу. Заново она устраивается на кровати так, чтобы был виден живот, лобок и растительность на нем. Кристофер смотрит на нее во все глаза. В его висках пульсирует кровь. «What a blendy fool I am! – ругается гость про себя. Я сто раз видел ее голой, я не стану вести себя как придурок только потому, что теперь она сидит на моей постели». Он резко поворачивается к Эммануэль спиной, девушка волнуется, кладет ладонь Кристоферу на лоб, проверяет пульс.
– Не дергайтесь, Кристофер. Лед стоило бы положить вам на лоб, а не в стакан. Или лучше вызвать врача?
– Нет. Уверяю вас: завтра я буду в полном порядке.
«А вот сейчас я и правда не в порядке, – с горечью думает Кристофер. – Идиот!» Ему хочется вновь насладиться видом укромного местечка Эммануэль, обрамленного пышной растительностью. Но если он ляжет на спину, она тут же заметит его возбуждение. Дружба Жана будет предана – Кристофер все испортит.
«Я ей как брат. Поэтому она ничего от меня не скрывает».
– Крис, вы весь красный! Я уверена, что у вас поднимается температура.
Она снова вытирает пот с его лба. Кристофер в панике – он смертельно боится, что Эммануэль заметит его эрекцию.
– Да оставьте же меня в покое! – грубо восклицает он.
Однако Эммануэль не обижается: «Ясно, что бедняжка совсем плох. Надо сказать Жану».
«А может, она решит, что эрекция из-за температуры? Если бы я мог только дотронуться до нее, немного расслабиться…»
Желание столь нестерпимо, что Кристофер даже попискивает, отчего Эммануэль начинает волноваться сильнее. Она его о чем-то спрашивает, он не слышит. Единственное, чего он мучительно хочет, так это чтобы его член оказался в руках у Эммануэль. Он готов всем рискнуть, заплатить за удовольствие. Даже если придется с позором бежать из этого дома и забыть о звании джентльмена.
Да, он будет страдать! Он готов пожертвовать репутацией ради одной минуты блаженства…
Он вздыхает, поворачивает голову, смотрит на Эммануэль с отчаянием. Она наконец-то замечает сокровище, скрытое одеялом. Умиляется.
«Бедный Кристофер! – думает Эммануэль. – Вот почему он так несчастен. Но если я займусь с ним любовью, ему может стать еще хуже. Больному не стоит заниматься сексом. С другой стороны, я не хочу оставлять его в таком затруднительном положении. Что же делать?»
Она не решается отойти от Кристофера – он может подумать, что эрекция произвела на девушку шокирующее впечатление, ведь он такой странный! Почему бы не поговорить с ним начистоту, спросить: «Хотите, чтобы я вас поласкала?» Он покраснеет до корней волос, провалится под землю. Можно, предложить свои услуги и в более мягкой форме, например: «Могу ли я что-нибудь для вас сделать?» Но тогда он попросит вторую порцию джина. Проще всего – без лишних слов запустить руку под одеяло. Но он может закричать. Эммануэль задумчиво улыбается, и Кристофер, считая, что девушка смеется над ним, чувствует себя презираемым.
Ну что ж! Очень жаль! Будь что будет: придется стреляться с Жаном на дуэли и умереть, но сначала он получит Эммануэль, он хочет ее, он овладеет ею против ее воли, изнасилует ее. А если она закричит, придется приглушить ее крики подушкой. Он будет так отчаянно заниматься любовью, что, скорее всего, учитывая температуру, умрет. Можно не беспокоиться насчет позора и прочего. Смерть – отличный выход из положения. Но как же Эммануэль? Она будет осквернена навек: она покончит с собой, и в этом будет виноват Кристофер, друг Жана, почти что брат. Кристофера тошнит. Какой же он гнилой, дурной человек! Он бы разрыдался, если бы не стыдился слез еще больше, чем своей похоти.
«Эммануэль просто символ верности. Для нее существует лишь один мужчина – муж. Я для нее ничто. Она меня даже не замечает. Ах, если бы она только взяла моего малыша в руку и сжала его, ах, если бы она облегчила эту пытку. Я потихоньку к ней пододвинусь, может, удастся хотя бы дотронуться до ее бедра, она и не почувствует».
Эммануэль сбита с толку: какой странный мужчина! Уже три недели здесь, а до сих пор с ней не переспал! Она постоянно перед ним маячит, а он не может воспользоваться ситуацией. А ведь он, конечно, знает: все, что принадлежит Жану, принадлежит и ему. Было бы абсурдно, если бы Жан предоставлял другу свой дом, машину, книги, трубки, но не жену! Какой тогда смысл в красоте?
Эммануэль жарко. Она снимает рубашку. Кристофер с печалью любуется ее грудью. «Она так совершенна, так чиста! – думает он. Она может позволить себе такое поведение, ведь она святая невинность. Если бы передо мной так крутила хвостом другая, я бы счел это провокацией, но Эммануэль… Мне бы следовало встать перед ней на колени…»
Эммануэль на цыпочках выходит из комнаты и направляется к Жану.
– Такое ощущение, что Кристофер спит, но он разговаривает, несет какую-то чушь, думаешь – бредит?
– Он всегда несет чушь, даже когда хорошо себя чувствует, ты не заметила?
Жан гладит ладонью шею Эммануэль:
– Хочешь заняться любовью?
– Я всегда этого хочу.
Она начинает раздеваться.
– Сегодня, – говорит Эммануэль, – сначала я буду сверху.
Позже, между стонами, она шепчет:
– Хорошо иметь жену-изменницу?
* * *
«Если мне удастся пересечь эспланаду в таком виде, если меня не остановят полицейские и не выбросит на улицу портье, я буду готова к тому, чтобы меня изнасиловали в лифте», – думает Эммануэль.
«С другой стороны, можно ли в моем случае говорить о насилии, если я отдаюсь всем подряд? Я уже давно стала неприкосновенной-наоборот».
Тем не менее Эммануэль кажется, что всегда найдется способ чувствовать себя насилуемой. Это чувство зависит от атмосферы или от человека. Или от намерения. В любом случае – опыт захватывающий. «Если бы я была обычной девушкой, – думает Эммануэль, – я бы хотела, чтобы меня насиловали постоянно…»
Платье из красного джута, без рукавов и с глубоким вырезом, конечно, не годится для города. Это просто прямоугольник без застежек, без пуговиц или крючков, только с дыркой для головы. Сзади и спереди два отрезка ткани закрывают тело Эммануэль, талию опоясывает кожаный шнурок. Но при малейшем дуновении ветра платье открывает вид на прекрасные груди, попку, бедра и живот девушки.
Эммануэль решила, что мода не должна мешать ее философии жизни: если приходится надевать юбку, пусть она будет с разрезом, из прозрачной ткани или совсем короткой; если юбка широкая или в складку, Эммануэль приподнимает ее, когда садится; если юбка узкая, она задирается сама. Днем Эммануэль нравится носить полупросвечивающий трикотаж, например, цвета луковой шелухи – он подчеркивает ее грудь, к тому же ей к лицу такой оттенок. Блузки Эммануэль обычно носит расстегнутыми до самой талии. А по вечерам в ходу круглые или квадратные декольте, из которых торчат верхушки прекрасных шаров любви – когда девушка наклоняется, груди видны полностью. Эммануэль не нравятся платья свободного покроя, они должны прилегать к телу: манящее декольте куда привлекательнее. От нижнего белья Эммануэль отказалась.
Девушка не встречает всеобщего осуждения на эспланаде, потому что шофер, игнорируя знак «въезд запрещен», подвозит ее прямо к самому небоскребу. Можордом не реагирует на внешний вид Эмманюэь. Лифтер и люди, которые бродят по этажам, тоже не обращают на девушку внимания. Эммануэль горда собой. Дерзость победила.
Терраса над городом напоминает сад, а квартира доктора – виллу посреди этого сада. Фасад увит розами. Фамилия действительно указана на двери.
«Доктор Маре подрезал свои розовые кусты… – подумала Эммануэль. – Нет, – решила она, – такое начало было бы слишком скучным, надо, чтобы история начиналась со встречи с незнакомцем». Снаружи никого, стена, дверь, все скрыто за дверью. Но что именно? Произойдет ли что-то? Или ничего? Осознает ли Эммануэль, в какую историю ввязалась?
«Волчья пасть, – подумала девушка, глядя на дверь. – Если я не вернусь, никто даже не будет знать, где меня искать. Она посмотрела на чудесные камни: что это? Не мрамор. Кремень? По ту сторону у Эммануэль уже не будет сообщников, свидетелей, знакомых. Не лучше ли отправиться к ним? Не лучше ли ограничиться клубом, проверенной территорией?
Эммануэль встряхнулась. Не сдрейфит же она, в самом деле! Она звонит в звонок.
Дверь открывает очень молоденькая горничная в интересном наряде: вместо традиционного саронга сиамских служанок девушка была одета в короткое облегающее платье (чуть ли не короче, чем у Эммануэль) из черной шерсти (в таком-то климате!), с длинными рукавами и тяжелым круглым белым воротником.
Прическа – с челкой и завитками – как и положено типичной субретке, венчалась кружевным треугольником. На длинных ногах (Эммануэль сочла их неимоверно красивыми), тонких как в области щиколоток, так и над коленями – были надеты черные чулки.
– Заходите, пожалуйста, мадам.
Голос был сладким, а акцент настолько слабым, что Эммануэль на секунду приняла девушку за француженку. Но будь та француженкой, откуда у нее эта идеальная кожа оливкового цвета, миндалевидные глаза, высокие скулы? Она разглядывала гостью с невинным (наверное) любопытством. Сказала:
– Мои хозяева ожидают вас.
Эммануэль последовала за ней по длинным прохладным от кондиционеров коридорам. Ноги утопали в мягких коврах, на стенах висели картины великих художников прошлого. Казалось, Бангкок где-то далеко.
Комната, куда Эммануэль привели, была просторной, едва освещенной и хорошо проветренной. Глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к полутьме, и при слабом мерцании ламп с шелковыми алыми абажурами разглядеть помещение было трудно. Все окна (если таковые имелись) были закрыты ширмами и гобеленами, поэтому с улицы свет не просачивался. Иконы, ценные предметы из дерева, кожаные изделия с гравировками, редкое оружие, книги, старинные золотые статуэтки и монеты – постепенно открывались взору Эммануэль. Мягкая обволакивающая тишина ласкала ухо. Вчерашние знакомые смотрели, как Эммануэль входит в комнату.
Женщина, пригласившая Эммануэль накануне, была одета в бледно-зеленые колготки, мягкие балетки и нейлоновое платье с длинными рукавами. Гостья не смогла понять, какого цвета у женщины волосы. Слава богу, обтянутые нейлоном прекрасные груди выглядели теперь не менее привлекательно, чем в бикини.
Хозяин дома сидел в кресле и смотрел на Эммануэль с флегматичным взглядом. Он был в узких штанах из ребристого бархата, в тонком вязаном свитере и в шелковом платке.
Эммануэль подумала, что перед ней парочка мерзляков. Молодой человек оделся, как для ужина. Эммануэль поразил его лысый череп, удивительный, гладкий, цвета слоновой кости, без малейшего намека на волосы. Внезапно Эммануэль поняла, что у молодого человека нет ни бровей, ни ресниц. Тем не менее ни отвращения, ни страха он не вызывал.
На черном кожаном диване, на спине, в картинной позе лежала абсолютно голая девушка-подросток.
Больше не было никого, субретка удалилась. Хотя… нет! Вот она, стоит в углу, в темноте. Видно, как спокойно вздымаются ее конусообразные груди.
Доктор наконец поднялся, наклонил голову, поцеловал Эммануэль руку и уступил ей свое кресло. Она оказалась рядом с лысым молодым человеком. Гость его представил:
– Мой замечательный друг Георг фон Хоэ.
Про себя Эммануэль поинтересовалась, что же в нем выдающегося.
– Эрик спит, – мягко добавил хозяин.
«Эрик, конечно, имеет право, – вздохнула (опять же про себя) Эммануэль. – Нечего со мной церемониться».
Немец протянул Эммануэль стакан. Все замолчали. Эммануэль показалось, что они тоже уснули.
Чтобы сделать хоть что-то, Эммануэль отпила немного из стакана, потом сделала еще глоток. Лишь осушив стакан, она почувствовала, что напиток с подвохом: у нее сильно кружилась голова. Девушка обиделась, решив, что ее подставили.
– Вы хотите накачать меня наркотиками, – сказала она.
Доктор вновь ожил и пожал плечами.
– В вашем стакане был только алкоголь.
– Значит, хотите меня опоить.
– Следить за дозой – ваша обязанность.
Эммануэль была не в духе, чтобы выслушивать подобные замечания. Она рассмеялась в лицо собеседнику:
– Значит, вы за этим меня вызвали! Рассказать о том, что во всем должна присутствовать мера!
«Может быть, мои претензии несправедливы, а рассуждения нелогичны, но, по совести сказать, я начинаю задумываться о том, что вообще я здесь делаю!» – переживала Эммануэль. Никто особенно не интересовался ее присутствием. Может, все собрались для того, чтобы молча пить? Реплика, адресованная Эммануэль, застала ее врасплох:
– Раз уж вы так хотите все назвать своими именами, я скажу вам, какова ваша роль здесь: вы пришли, чтобы мы вдоволь вами насытились.
Хозяин слегка повернул кресло, в котором сидела Эммануэль, и окинул девушку похотливым взглядом, который, впрочем, удивил ее меньше, чем последовавшие затем слова:
– Игра, которую мы вели вчера, больше нас не развлекает. Я рад за вас, если вам ее достаточно. Но нам нужно нечто большее, чтобы по-настоящему возбудиться. Мы любим оргазм не меньше, чем вы. Так что сегодня вы позволите нам получить все, что нам необходимо для полноценного наслаждения. Вас вчера уже удовлетворили, теперь наша очередь.
Эммануэль немного испугалась, но решила, что драматизировать еще рано. Прежде всего необходимо было распознать вкусы и привычки этой компании. Девушка продолжила диалог:
– Коктейль, который вы мне дали, – часть вашей программы?
– Я не отрицаю того, что коктейль дали вам специально.
– Думаете, в пьяном виде я удовлетворю вас лучше?
– По крайней мере, вы будете любезнее.
– А может, я из тех, кто интереснее в трезвом виде?
Впервые за все время хозяин снисходительно улыбнулся:
– Давайте не будем тратить время и вас убеждать.
– Вы считаете, что я не хочу вам отдаться? Вы ошибаетесь! – смело заявила Эммануэль.
– Вы не знаете, что мы хотим с вами сделать, – неожиданно вмешалась женщина, словно внезапно проснувшись.
Эммануэль уже представляла ее с хлыстом и цепями в руках.
– Вы будете меня пытать?
Хозяина, казалось, позабавил этот вопрос.
– Вы начитались дурной литературы, – заметил он. – У нас богатое воображение.
– Мы хотим лишить вас природных свойств, – сказала хозяйка.
Ее муж пояснил:
– Изменить вашу чувствительность и ваше сознание. Заменить вашу волю другим свойством. Возможно, после этого ваша сексуальность вновь будет представлять для нас интерес.
Эммануэль подумала о том, что напрасно она до сих пор отсюда не сбежала.
– И что я должна буду делать после того, как вы меня измените по своему вкусу?
– То, что по своей воле вы бы не сделали.
– Я буду выглядеть иначе? – испугалась Эммануэль.
– Да, но не хуже – лучше.
– Меня устраивает моя внешность.
– Вы можете стать более естественной. В любом случае изменится главным образом ваше сознание.
– Я стану чудовищем?
– По социальным меркам – да, пожалуй, слово «чудовище» будет относительно верно отражать вашу новую сущность.
– Я начну совершать преступления?
– Конечно, но разве вы уже этого не делаете?
– Но я никому не причиняю вреда, а в том, что глупцам не по нраву мои поступки, моей вины нет.
– У каждого свои жизненные установки. Вот нам, например, не по нраву ваша свобода воли.
«Нарвалась! – подумала Эммануэль. – Теперь придется заплатить за неосторожность и безрассудство. Но без битвы не сдамся!»
– Рабство женщин никогда не пугало, – храбро произнесла Эммануэль, у которой уже начинало сосать под ложечкой. – Все, что связано с наслаждением, – уместно.
– Мы сделаем вас больше чем рабыней.
Эммануэль пугало то, что она до сих пор толком не могла оценить степень опасности.
– Я знаю, – сказала она, – вы хотите меня загипнотизировать.
– Рекомендую вам отказаться от своих романтических гипотез. Лучше сохраняйте спокойствие.
– Думаете, мне страшно?
– Это меня не интересует. Меня интересует состояние, в которое мы вас погрузим.
– Почему вы мне его не опишете? Может, я найду вашу затею забавной и подготовлюсь к эксперименту!
Хозяин впервые посмотрел на Эммануэль с любопытством.
– Мне все равно, найдете вы нашу затею забавной или нет, потому что у вас больше нет выбора. Вы должны подчиниться.
– Но ведь вы привели меня сюда не силой. Я пришла по своей воле. Именно потому, что мне хочется поэкспериментировать.
На сей раз хозяин был действительно заинтригован.
– Но вы не имеете ни малейшего понятия о том, в чем будет состоять эксперимент.
– Правильно. Вот попробую и узнаю.
Он задумался и вдруг решился:
– Дело вот в чем, – произнес он. – Сначала мы введем вас в состояние гипероргазма. При этом никто к вам даже не прикоснется, в том числе и вы сами. Интенсивность и качество наслаждения, которое вы испытаете, не будет иметь ничего общего с тем, что вы чувствовали раньше, каким бы потрясающим темпераментом вы ни обладали. Вы буквально сойдете с ума от наслаждения. И в этом состоянии будете пребывать несколько часов.
– Сколько? – спросила Эммануэль.
– Думаю, на этот раз часа два.
Она скорчила гримасу, означающую, что два часа – это совсем недолго.
– А что потом?
– Психологически вы будете готовы подчиниться и согласиться на что угодно. Вам будет хотеться, чтобы вами пользовались, как вещью, как бездушным предметом – но не ради того, чтобы доставить наслаждение вам, а ради наслаждения окружающих. И вы неистово станете отдаваться всем, кому вздумается удовлетворить свои желания. Вы будете одержимы желанием доставлять удовольствие другим.
Эммануэль рассмеялась.
– Я действительно не понимаю, что особенного в вашем эксперименте! – воскликнула она. – Я уже испытывала то, о чем вы говорите, миллион раз. Если вам действительно хочется проделать все это со мной, то сразу скажу как эксперт: это будет для меня весьма приятно.
Доктор повернулся к своим друзьям, словно призывая их в свидетели.
– Для вас не существует опасностей и табу, ведь так? – произнес хозяин с сарказмом и немного снисходительно. – Но послушайте: когда мы будем использовать вас, вы доставите нам столь невероятное наслаждение, какое и вообразить нельзя. По равнению с оттенками этого наслаждения тот оргазм, которым наделила нас матушка-природа, просто ерунда.
– Отлично! – Эммануэль захлопала в ладоши. – И как мы добьемся нашего великого оргазма? Я полагаю, у вас для этого предусмотрена целая программа.
– Точно. Нам необходимо подготовиться к этому действу.
– То, чем вы меня напоили, имеет отношение к делу?
– Нет, мы сделаем вам укол.
Эммануэль скорчила кислую мину:
– Ненавижу уколы.
– Не беспокойтесь: этот укол совершенно безболезненный.
У Эммануэль заколотилось сердце: ее пугала вовсе не временная боль. Девушка попыталась выкрутиться.
– Вы меня обижаете, – произнесла она, кокетливо улыбаясь. – Мне вовсе не требуется афродизиак, чтобы дойти до кондиции: я безумна от природы! Может, ваш афродизиак и нужен девушкам, у которых проблемы с гормонами, но не мне…
– Речь не об этом. Афродизиак возбуждает нервную систему, вызывая желание. А мои наркотики, напротив, желание удовлетворяют. Но удовлетворение получается чрезмерным.
– То есть это как опиум или гашиш?
– Совсем нет. Эффект, о котором я говорю, достигается благодаря вам.
– Значит, это похоже на ЛСД?
– Нет. Тип действия другой. Гораздо более радикальный и сильный.
– Объясните точнее.
– Не могу вдаваться в подробности.
– Жаль, – вздохнула Эммануэль.
Секунду она подумала, а потом спросила:
– Я рискую умереть в ходе всей этой операции?
Он вновь улыбнулся:
– Конечно, нет!
Она поглядела скептически.
– Врачи всегда так говорят, – заметила она спокойно. – Во всяком случае, наверное, есть шанс, что я навсегда останусь безумной?
– Такого шанса нет.
– После такого… транса, который вы описываете… можно полностью прийти в себя?
– Остается только желание испытать все вновь и сожаление о том, что удовольствие длится не бесконечно.
– Я больше не смогу обходиться без наркотика?
– Нет, не сможете.
Эммануэль не отреагировала. Ее лицо оставалось бесстрастным. Маре хладнокровно уточнил:
– После нескольких опытов вы будете нуждаться в ежедневной дозе. Но это не помешает вам в жизни. Наоборот.
Хозяин посмотрел на жену. Эммануэль подумала о том, что та, наверное, живет в безумном мире диких наслаждений. Каждый день испытывать такой оргазм, от которого теряешь сознание… Каждый день доставлять любимым людям неземное наслаждение…
Это было сильным искушением.
– После нескольких опытов, вы сказали? То есть одного опыта мало, чтобы произошла интоксикация? – фыркнула Эммануэль.
– Необходимо провести несколько сеансов, – объяснил доктор извиняющимся тоном. – Привыкание, как правило, наступает после десятого или двенадцатого раза.
– Значит, то, что вы сделаете со мной сегодня, ни к чему не приведет? – по-детски возмутилась девушка.
– На сегодня этого будет достаточно, – надменно ответил доктор. – Разумеется, вы не сможете испытывать наслаждение в течение длительного времени до тех пор, пока вас не обработают надлежащим образом: понадобится, как я уже сказал, дней десять.
– А где все будет происходить?
– Прямо здесь. Вы будете приходить в назначенное нами время.
Эммануэль не верила своему счастью: значит, ее не станут держать в плену?
– Я не вернусь, – неосторожно заявила она.
Внезапно она перестала волноваться. И решила уточнить:
– Рай – не мой вариант.
Затем, прежде чем кто-либо успел вставить реплику, радостно добавила:
– Не печальтесь. Ваш праздник все равно состоится. Раз уж вы меня позвали, сделаем все как надо. Хорошо, что от одного раза ничего не будет.
Эммануэль окинула окружающих покровительственным взглядом:
– Я хочу испробовать ваше легендарное средство.
Маре с недоверием смотрел на девушку. Лицо его жены оставалось непроницаемым. Что до бургграфа, то Эммануэль даже не посмотрела на него. «Всем этим людям недостает энергетики, – подумала она, – их надо расшевелить, разбудить!»
– Чего же вы ждете, доктор? Я уже все решила! Вперед! Не бойтесь! Сделайте мне укол!
