5
Гетерия
О Боже, что стало бы с нашим духом, если бы он не питался насущным хлебом земных вещей, если бы его не пьянила красота?
…Путь, который мы проходим, материален.
Р. П. Пьер Тейяр де Шарден
В час ночи во дворце Малигат подали консоме с красным и зеленым перцами, мелиссой, базиликом, мятой; суп с кальмарами, сердцевинами лотоса и кубебой; акульи плавники с молокой краба; морских ланей, нарезанных тоненькими пластинками – в приготовленном виде они выглядели весьма пристойно и аппетитно; клешни омаров с кардамоном; мягкую барракуду с кокосовым молоком, тушенную в закрытой сковороде и приправленную двадцатью семью специями, доставленными контрабандой из Китая, Индонезии и Вьетнама; жаркое из маленьких птичек, вместе с их длинными нежными клювами, хрустящими лапками, сочным черепом, гребешками молодых цесарок, петушиным достоинством, сдобренным шалфеем и плодами арековых пальм – острые обжигающие яства; в качестве гарнира принесли прозрачные филаментарные волокна, студенистые и отливающие всеми цветами радуги, их можно было принять за вермишель, которая на самом деле представляла собой щупальца медузы-хризаоры, известной тем, что рождается она самцом, в середине жизни становится гермафродитом, а в конце – самкой: это безвкусное блюдо, богатое протеинами и фосфором, предлагалось отведать в сыром виде.
Гостей обслуживали молодые люди с голыми ягодицами и в чем-то вроде фартуков, сооруженных из позолоченных и серебряных цепей. Фартуки пристегивались к поясу на талии и едва прикрывали яйца – член можно было разглядеть. Вместе с молодыми людьми еду разносили девушки с едва-едва очерченными грудями и лобками, украшенными жасмином, гибискусом и плюмерией; на шее у каждой из девушек на шелковом шнурке висел амулет из слоновой кости, инкрустированной золотом, в форме фаллоса – в натуральную величину. Во время вечера гостям предоставлялась возможность воспользоваться этим самым фаллосом, дабы лишить юную прислужницу девственности (смысл праздника заключался в том, чтобы к утру девственниц не осталось). Прислуга дефилировала по залам и террасам, разнося чудесные блюда, в том числе горькую тыкву, разделенную надвое, в которой плавали, как в кастрюльке, черепашьи яйца в бульоне из «ласточкиного гнезда», крокодилов с карри, рубленую беличью печень, фрикадельки из кобры, грибы, поджаренные с пыльцой и пудрой из оленьего рога, побеги бамбука и листья борассовой пальмы в устричном масле, а также небольшие горшочки, покрытые черной эмалью – под их крышками скрывался свежий обезьяний мозг.
Эммануэль пробует все, наслаждается десертом из засахаренных корней мандрагоры, мороженым из скарабеев и бабочек, пьет горячий Каунг-Тонг, рисовое пиво из Кората, «солнечную воду» из южных провинций, обжигающую, словно удар плеткой. После трапезы девушка с трудом отдает себе отчет в том, сколько времени провела во дворце – один день, один час, один год или всю жизнь.
Эммануэль не представляет себе, в какой части дворца находится. Она сидит среди людей, которых никогда не видела – все разговаривают, смеются, отдыхают. Эммануэль хорошо. Высокий брюнет, лежащий на голубом шерстяном покрывале, опустил свой затылок Эммануэль на бедра, другой мужчина ласкает ее ступни. Девичье сердце поет хвалебные баркаролы: Чудная ночь! Нежная ночь!
Позже является принц. Он уводит Эммануэль в другую комнату – за свой стол, представляет гостям. Мужчины и женщины окружают девушку, восхищаются ею, трогают ее волосы, целуют ее в губы, обнимают ее за талию. Она с трудом их различает, ей слишком жарко, она жалуется хозяину, тот берет ее за руку, вырывает из толпы и провожает во внутренний дворик.
На свежем воздухе Эммануэль оживает. Может ли она надеть платье? Принц кивает, зовет слугу, отдает приказ. Эммануэль ждет и гадает: удастся ли слуге отыскать ее прекрасную тунику нефритового цвета? Жалко было бы ее потерять. И вот – слуга приносит и тунику, и пояс, и золотую фибулу – ничего не забыл. Слуга показывает Эммануэль, куда пройти, чтобы одеться перед зеркалом, поправить складки наряда, причесаться, надушиться. Эммануэль благодарит, а мужчина, сомкнув ладони, склоняет голову.
– Следуйте за мной, – говорит принц. – Вы еще не видели моих садов. Прогулка пойдет вам на пользу.
«Хочет ли он заняться со мной любовью?» – думает Эммануэль. Она еще не вполне оправилась от ласк моряка.
Девушка следует за хозяином мимо водоемов и питомников, гадая, овладеет ли принц ею на одной из лужаек, влажных от брызг фонтанов, или на розовом песчанике под развесистым баньяном. Снимет ли он этот странный узорчатый наряд, делающий его похожим на персонажа комедии? Быть может, обнаженным он обретет величие истинного принца…
Две юные девушки при виде хозяина и Эммануэль выпархивают из беседки, оставляя на земле свои саронги, и скрываются из виду в мгновение ока. Эммануэль жаль, что эти прекрасные гибкие тела серн столь стремительно испарились.
– Я знаю, что вам нравятся женщины. Нашли в моем дворце кого-нибудь подходящего?
Эммануэль волнуется:
– Сколько обо мне все всего знают! А ведь я здесь только три недели… Весь город наблюдает лишь за мной?
– Не весь город, но город в городе. Да и как вами не заинтересоваться? Этот город всегда вас ждал.
– Почему? Мне кажется, здесь, в вашем тайном обществе, все женщины похожи на меня…
– Один умный человек сказал: «Можно любить лишь собственную сестру, сиамскую близняшку или просто близняшку». Неудивительно, что мы вас любим.
– А Анна Мария Серджини вам не сестра? – дерзко спросила Эммануэль.
Но принца нелегко было разозлить.
– Кто знает? – прошептал он. – Иногда нужна целая жизнь, чтобы узнать брата. А бывает, что и несколько жизней.
– Думаете, нас ждет реинкарнация?
– Не знаю. Я даже не уверен в том, что мы можем умереть.
– Я не хочу умирать.
– Значит, вы не умрете.
Принц усаживает Эммануэль на мраморные ступени, ведущие к бассейну.
– Послушайте стихотворение молодого китайского инженера:
«Гора моя подушка,
А небо моя крыша,
Но сокрушив гору,
Я поднимусь выше».
У Эммануэль комок в горле:
– Я знаю, как распорядиться своей жизнью, но как быть со смертью?
Принц смотрит на девушку с симпатией, отвечает:
– «Я не знаю, что такое жизнь. Как я могу знать, что такое смерть?» Это слова Конфуция. К чему себя мучить такими вопросами?
– Я и не размышляла об этом, но Анна Мария заставила. С тех пор я не могу отделаться от неприятного чувства.
– Впрочем, думайте о чем хотите, – говорит принц. – Но не надо бояться. Если вы будете трястись от страха смерти, вы и вправду скоро увидите Бога. И тогда уж точно испугаетесь! Зато узнаете истину.
Эммануэль смеется. Но ей грустно. Принц ее успокаивает:
– Французский писатель Жорж Батай сказал мудрую вещь: «Не хочу хвастаться, но, по-моему, нет ничего смехотворнее смерти».
– А мне так не кажется, – признается Эммануэль.
Принц улыбается. Девушка вздыхает.
– Не знаю, что происходит, но в последние два-три дня я все время думаю о смерти. Я никогда столько не занималась любовью и никогда столько не говорила о смерти! Любовь и смерть совершенно не сочетаются.
– Почему же? Напротив. То, что делает жизнь ценной, заставляет нас дорожить ею.
– Правильно. Но нам придется все потерять.
– Кто знает? Марио Серджини сказал мне, что вы любите математику, математика должна вам многое разъяснять. Подсчеты ваших ученых показали, что если материя движется со скоростью света, то сжимается и исчезает. Она исчезает в нашем видении, исчезает, согласно показателям наших математических аппаратов, но кто осмелится сказать, что она исчезает в реальности? Мы сами на этой планете уже давным-давно перестали существовать по тем же причинам и в той же степени – для тех, кто смотрит на нас с противоположной точки Вселенной. Мы почили в небытии скорости, и наши братья теперь в десяти миллиардах световых лет от нас – в других галактиках. И ничто больше не позволит нам встретиться. И хотя мы разделены природной константой, тайной чисел, быть может, мы продолжаем жить в разных пространствах, в несоприкасающихся мирах. Не надо печалиться, даже если мы одиноки, как Хадали, в этой бескрайней ночи под светом мертвых звезд.
– Да, я понимаю, – вздыхает Эммануэль.
– Значит, вы знаете, что время не приводит в ад. Будущее – не смерть настоящего, просто новая страница. Раньше нам была известна лишь одна сторона луны, но ведь по другую сторону не было смерти? Может быть, в смерти мы останемся такими же, как сейчас, только увидят нас с другой стороны…
Эммануэль одновременно чувствовала себя счастливой и хотела плакать. И конечно, счастьем было ожидание сверкающих слез, готовых пролиться. Запрокинув голову, почти касаясь темными волосами мраморных ступеней, Эммануэль, чье сердце разрывалось от надежды и отчаянья, созерцала далекие звезды, каждую секунду меркнущие и в своем загадочном падении уносящие любовь, которую девушка к ним испытывала, и безумную мечту, от которой не могла отказаться – мечту прожить достаточно долго, чтобы увидеть звезды вблизи, познать их жизнь, обнять их за огненные плечи, поцеловать в пылающие губы.
Рядом с ними присел мужчина. Очень короткие темно-рыжие волосы подчеркивали его молодость. Он показался Эммануэль интересным, и она не рассердилась на незнакомца за вторжение.
– Михаэль, ваша компания для этой юной особы подходит лучше, чем моя. Развлеките девушку.
Эммануэль про себя возмутилась: она хотела остаться с принцем и вовсе не желала, чтобы ее развлекали. Однако хозяин взял ее руку и вложил в ладонь молодого человека, сказав:
– Идите – искупайтесь вместе с моими лебедями!
Бассейн, освещенный белыми цветами лотосов и отблесками луны, казался волшебным. Эммануэль вытянула ногу – вода была теплая. Девушка обернулась на Михаэля и вопросительно на него посмотрела. Он улыбнулся. Тогда Эммануэль высвободила свою руку, встала и сделала несколько шагов в сторону, чтобы расстегнуть золотую фибулу на плече.
Хотя Эммануэль провела большую часть ночи без одежды, в свете луны, в прозрачных сумерках парка ей казалось, что, сняв тунику, она обнажит не только свое тело. Внезапно ею овладело невероятное чувство стыдливости. Но мысль о том, что мужчины ждут метаморфозы, придала Эммануэль смелости. Она вспомнила, что совершает эротический акт, торжественный и необходимый, и обрадовалась: если бы она уже была раздета, ей не удалось бы воплотить перед зрителями момент рождения красоты, когда из глины вдруг возникают грудь, живот, ноги, талия. Неподвижная законченная красота не столь эротична, сколь красота в момент ее сотворения.
Сначала девушка сняла пояс, и туника на ветру надулась, как парус, затем скользнула вниз – на талию, открыв прекрасную темную спину, за которой на земле распростерлась тень Эммануэль. На секунду туника зацепилась за бедра, волны ткани сначала обняли ягодицы, затем щиколотки – скульпторы всегда изображали Венеру именно так. Эммануэль действительно словно явилась из античной мечты, знакомой каждому мужчине и воплотившейся столь невероятным образом.
Возможно, видение возникло лишь на миг, и достаточно было тряхнуть густыми волосами, подать грудь вперед и обнажить слишком тонкую для античности талию, чтобы мечта рассеялась, однако современное тело обладало своей грацией и своими силами. На самом деле, руки мужчин тянулись не к божественным изгибам тела, а к миражу, к бессмертной иллюзии, словно высеченной из камня. Конечно, грудь живой женщины привлекала сильнее, чем каменная грудь Афродиты Книдской, но никогда при виде реальной женщины мужчины не испытывали такого жгучего желания – следствие воображаемой любви, – как в гротах и храмах каменной богини, где мужчины до сих пор не могут глаз оторвать от статуи.
Не говоря ни слова, принц и Михаэль смотрели на то, как фантасмагория растворяется в бассейне. Вода расщепляла прекрасную иллюзию на фрагменты, и та исчезала. В конце концов, на поверхности осталась лишь темная шевелюра как напоминание о триере, исчезнувшей вместе с амфорами, чудесными девушками, их божественными танцами и мечтами об островах.
Михаэль разделся и присоединился к Эммануэль, резвящейся среди антигон и опавших благоухающих цветов жасмина. Молодые люди плавали в воде, цепляясь иногда о длинные стебли водорослей, ныряя под плоскими гигантскими листьями кувшинок, способными, казалось, выдержать вес человека. Принц ушел. Молодые люди прижались друг к другу. Эммануэль немного возбудилась, коснувшись длинного твердого члена, подобного флейте, поющей о сладострастии. Михаэль попытался заняться любовью в воде – довольно неловко, поскольку тела скользили, а молодой человек был слишком силен и тороплив. Ему, однако, удалось проникнуть в Эммануэль и вырвать у нее крик удовольствия и боли. Затем девушка попросила отпустить ее, чтобы она добралась до края бассейна. Взобравшись на ограду, она принялась ласкать молодого человека языком и пальцами, прижимать его член к своим бедрам, к животу, до тех пор, пока он не оказался в заветном местечке между грудями – словно в мягкой вагине девственницы. Вскоре густое семя обильно излилось в руки Эммануэль, которые она сложила в виде чаши. Девушка поднесла волшебную чашу ко рту, спросив у любовника:
– Хочешь?
Он, смеясь, покачал головой, однако прижал свою щеку к щеке Эммануэль, чтобы посмотреть, как она выпьет его эликсир желания. Темная грива Эммануэль легла на его плечи, и со стороны могло показаться, будто два тела имеют лишь одну голову.
Поскольку Эммануэль стало прохладно, Михаэль лег на нее, растянувшись по всей длине, и молодые люди принялись нашептывать друг другу слова любви. В небе, нависающем над любовниками, сиял Орион со своим туманным мечом и поясом из драгоценных камней. Эммануэль повторяет про себя каббалистическую формулу: Альнитак, Альнилам, Минтака… Мысль теряется в грезах.
Придя в себя, Эммануэль чувствует боль и бессилие, не понимает, что делала в этом парке и почему на ней неподвижно распростерт голый мужчина, которого она никогда раньше не видела… Возможно, он мертв? По мере того как память стала возвращаться, паника отступила, но Эммануэль не хотела больше здесь оставаться. Она попросила Михаэля отвезти ее домой. Она устала и хотела проспать несколько дней напролет в собственной постели – как сурок.
Молодой человек, напротив, жаждал продолжения и хотел веселиться до утра. Эммануэль ощущала неловкость. Ей следовало найти Марио. Она надела платье; кожа за ночь стала немного сухой; прикосновение шелка было приятным. Эммануэль мечтала расчесать волосы, из которых выуживала мокрые лепестки и опавшие листья. Она помнила, что во дворце есть ванные комнаты, отделанные серебром и слоновой костью, где прислуживают девушки-подростки с глазами, полными восхищения и желания. Эммануэль отыскала одну из таких служанок и оставила кавалера за дверью ванной, наказав не ждать ее.
Эммануэль искупалась в горячей воде, вытерлась, напудрилась, надушилась, ей сделали массаж, ее расчесали, и девушка с удовольствием провела бы остаток ночи в ванной комнате, если бы принц, предупрежденный Михаэлем, не явился за ней.
– Многие переживают, что вас похитили, – сказал принц. – Не хотите положить конец этим слухам?
– Когда я сейчас проходила по дому, мне показалось, что страсти поутихли и народу осталось не так уж много. Все ушли спать!
– Рано или поздно на таких вечеринках все устают. Но разум способен оживить тело. Я собрал в одном приятном месте гетерию, для которой игрища сегодняшней ночи всего лишь прелюдия. Ведь и вы сами до теперешнего момента больше болтались без дела, не так ли?
– Кстати, – спросила Эммануэль, – кем был тот молодой человек, которому вы доверили меня в парке?
– Михаэль? Я думал, вы его знаете. Он морской атташе США.
Эммануэль и глазом не моргнула. Тем не менее у нее было чувство, будто ее ударили по лицу. Брат Би! Она занималась любовью с братом Би, ни о чем не подозревая! Как она могла быть такой непроницательной?! Тот же взгляд, те же губы, та же улыбка и волосы, отливающие медью, легкое высокомерие во взгляде! Манера говорить… Михаэль фактически ее двойник! А она не догадалась!
Эммануэль последовала за принцем, не замечая ничего вокруг себя, до двери из красного дерева, почти бордо, потертой, как палуба корабля, инкрустированной полосами железа, которые скрещиваются, образуя ромбы, или сходятся в форме замков со скользящей задвижкой, гвоздей, штырей, оков или каких-то символических фигур, которые сознание Эммануэль было не в состоянии расшифровывать.
Принц толкнул дверь, пропуская девушку перед собой. Она вздрогнула, потому что в помещении работал кондиционер, и воздух казался холодным даже в сравнении с ночным воздухом сада. Все вокруг окутал оранжевый пар. Эммануэль ощутила тяжелый пряный запах, четкий, но состоящий из нескольких компонентов: она почувствовала имбирь, возможно, шафран и еще какие-то травы и специи, но не цветы. Возможно, так пахло дерево, а не женские и мужские тела. Эммануэль казалось, что аромат распространяется вместе с волнами сумеречного света и пара, впитывается в кожу, словно пробует ее на вкус.
Сначала Эммануэль различила вытянутые лампы из плотного стекла на шестиугольной основе, они были замаскированы крохотными экранами из серебряных пластин, которые разлиновали ковры так, что можно было играть в классики или в лабиринт. На белом фоне ковров в тусклом свете пространство дополняли плоские широкие подушки разной толщины и разного размера, квадратные или прямоугольные (хоть бы одна овальная или круглая попалась!), покрытые желтым войлоком, сине-зеленым бархатом, гладким мехом, рыболовными сетями, почерневшими от краски каракатиц, или наволочкой из перьев – маорийские вожди облачались в подобные наряды.
Несмотря на то что глаза довольно быстро привыкли к полумраку – окрашенному и плотному, который то рассеивался, то сгущался, наверное, из-за воздействия потока воздуха, поступающего через открытую дверь – Эммануэль не могла толком все разглядеть. На подушках она заметила трех женщин моложе себя. Они лежали на спине, широко раскинув ноги, но не прикасаясь друг к другу. В одной из них Эммануэль узнала дочь принца. В области, освещенной лампами, сквозь клубы пара проступали фигуры мужчин – они наблюдали.
Эммануэль повернулась к хозяину. Ей хотелось услышать собственный голос. Она произнесла первое имя, пришедшее на ум, чтобы почувствовать себя увереннее в новой обстановке:
– Ариана… Она здесь?
– Вам бы хотелось, чтобы она была здесь? – спросил принц. – Я разыщу ее.
– Нет-нет, – поспешно сказала Эммануэль, словно осознала свою ошибку.
Затем, изображая непринужденность, спросила:
– Ариана хорошо повеселилась?
И тут же поняла, что употребила прошедшее время, будто праздник уже закончился.
– Думаю, этой ночью она имела больший успех, чем кто бы то ни было, – с улыбкой ответил принц.
«Почему это?» – возмутилась Эммануэль про себя, а вслух спросила:
– Больший, чем я?
Голос Эммануэль выдал задетую гордость и волнение.
Девушка, однако, попыталась изобразить игривый тон:
– Неужели Ариана здесь самая красивая?
– Нет, – ответил Ормеасена.
– Тогда в чем дело? Если я красивее, то имею право на большее число любовников. Я достойна большего, чем кто-то там еще!
Голос Эммануэль прозвучал триумфально. Из мрака выступил мужчина и взял девушку за кисти рук.
– Это нам решать! – заявил он.
Она узнала его и притихла. Это был моряк.
Эммануэль последовала за моряком – по мере ее движения туман рассеивался, и взору открывались тела – по большей части мужские. Одни выглядели совсем молодо, как мальчики, другие – словно англо-саксонские военные пилоты с редкими короткими волосами; третьи, загорелые, со смеющимися живыми глазами и чертами сибиряков, казались более зрелыми. Мужчины были очень разные.
Кто-то положил руки Эммануэль на плечи, и она опустилась на прохладную скользящую ткань. Девушку стали ощупывать десятки рук. Ей раздвинули ноги, и тут же, не раздевая Эммануэль, не целуя, не произнося ни слова, незнакомцы занялись ее вагиной. Эммануэль не осмеливалась шевельнуться, лечь на спину, хотя была готова к тому, что ею овладеют несколько человек сразу, и даже ждала, когда ее попросят открыть рот. Руки сновали между ног Эммануэль, делали больно, но девушка не жаловалась, терпела, пока ее грубо открывали и подробно, глубоко изучали. Она готовилась к большим испытаниям и была на них согласна. Внезапно она ощутила гордость и удовольствие, осознав, что уже не испытывает ни страха физической боли, ни ужаса унижения.
По приказу моряка все одновременно убрали руки от Эммануэль. Девушке казалось, что, отступив на несколько шагов, мужчины словно исчезли во мраке. Тьма, насыщенная ароматами, будто окружала Эммануэль магическим кольцом.
– Позовите Ариану, – произнес невидимый вожак, и кто-то вышел из комнаты.
В помещение ворвался теплый воздух, и Эммануэль поняла, что у нее еще есть возможность избежать плена, покинув это место. Она знала, что ее не будут удерживать силой. Выбор был за ней. Потому дверь оставалась открытой.
Эммануэль осталась. Не из уважения, лени или фатализма. А потому что ей так хотелось. Она ощущала это желание в горле, по обе стороны от гортани, словно чья-то нежная рука начинала сжимать Эммануэль изнутри. Язык становился горячим. Пульс учащался. Кровь приливала к вискам. Подобного желания Эммануэль никогда не испытывала. «Скорее бы уже! – втайне вздыхала она. – Они видят, что я готова. Понимают, что могут поступить с моим телом, как им вздумается».
– Чего бы вам хотелось? – услышала она голос вожака, и Эммануэль уловила в нем иронию.
То ли моряк неправильно истолковал улыбку Эммануэль, то ли из вежливости, но он спросил:
– Вы предпочитаете мужчину или женщину?
Прежде чем Эммануэль успела ответить, он произнес:
– Впрочем, это не имеет значения. На определенном уровне эротизма пол уже не имеет значения.
Затем командирским тоном добавил:
– Разденьтесь!
Эммануэль оперлась на левый локоть, откинулась назад и распахнула платье, обнажив лобок, на котором уже почти не осталось жемчужин. Девушка согнула правое колено, раздвинула ноги и пальцами грациозно приоткрыла половые губы.
– Вперед! – скомандовал офицер, обращаясь к мужчинам.
Сколько их могло быть? Эммануэль даже не представляла себе размеров комнаты. А если их сотня? В любом случае после такой бурной ночи наверняка не все из них в состоянии заниматься любовью.
Однако на самом деле Эммануэль беспокоилась о том, чтобы с ней занялись любовью как можно больше возбужденных мужчин. Она испытала некоторое облегчение, когда высокий обнаженный человек с курчавыми волосами и полными губами – наверняка негр – опустился перед ней на колени, отодвинул ее руку, прикрывающую вагину, наклонился и направил в ее ложе такой огромный напряженный член, о каком Эммануэль только мечтала. Впрочем, для первого раза девушка предпочла бы размер поменьше.
Эммануэль с честью перенесла испытанную боль и даже не пикнула, но по щекам покатились слезы девственницы. Массивный член погружался в девушку очень долго: Эммануэль и не подозревала о том, что она так глубока. Мужчина не сразу перешел к движениям вперед-назад, но великодушно подождал, пока Эммануэль привыкнет – мужчина ласкал ягодицы Эммануэль, ее живот и аккуратно поворачивался влево и вправо, словно растягивая внутренние мышцы вагины. Наконец, девушка стала горячей и влажной, обняла партнера за плечи и застонала.
Тогда любовник принялся резко и быстро насаживать девушку на свой могучий ствол. При каждом толчке Эммануэль громко кричала, но крики лишь раззадоривали и сильнее возбуждали мужчину, который начал рычать, подобно дикому зверю. Затем тяжелый поток густой спермы излился в Эммануэль и проник столь глубоко, что девушка почти ощутила вкус семени на языке. Кончив, зарывшись лицом в волосы Эммануэль, любовник, распростертый на груди своей жертвы, еще долго продолжал акт совокупления, его ягодицы подскакивали, будто под ударами невидимого хлыста, один спазм следовал за другим, и Эммануэль чувствовала вкус новой любви – терпкой, грубой, лакомой. Девушка целовала, покусывала шероховатую щеку, шептала что-то на ухо своему партнеру, стонала и рыдала, не в силах контролировать эмоции.
Мужчина долго выскабливал и буравил Эммануэль, упорно и жестоко, резко и быстро: дольше, чем кто-либо когда-либо, и ее наслаждение не могло сравниться ни с чем. В момент просветления между двумя оргазмами она подумала, что любовь – это всегда обещание чего-то большего. Если бы незнакомец не овладел ею, она бы, наверное, никогда не узнала о невероятном космическом удовольствии, которое может доставить мужчина.
«Я должна превзойти саму себя, – решила Эммануэль. – Этой ночью я это сделаю». Однако после последнего самого сильного оргазма, подобного грому и молнии, Эммануэль поняла, что больше не хочет заниматься любовью. Внезапно на смену ветру и огню пришло затишье, удивительная ясность ума и спокойствие души. Если во время совокупления Эммануэль испытывала удовольствие, то теперь в своем новом состоянии она чувствовала себя счастливой.
С рычанием любовник кончил в последний раз и замер, словно потерял сознание. Другие мужчины сняли его тело с Эммануэль и заняли его место. Но Эммануэль тут же потеряла сознание.
Придя в себя, девушка поинтересовалась, сколько у нее было любовников после негра:
– Мне нужно знать их количество, иначе все бессмысленно.
Пока бесконечные мужчины наслаждались телом Эммануэль, она открывала для себя новую форму познания эротизма: не через физический спазм, не через оргазм, а через осознание, завораживающее церебральное принятие эроса. На смену плотскому оргазму явился высший оргазм, оргазм духа, интеллекта. Отдаваться кому-то из удовольствия – ничто, настоящий эротизм – отдаваться велением воли. Эротизм начинается там, где кончается жажда удовольствия; величие эротизма, его значение скрыты там, где наслаждение не властно. Система координат красоты перевернута…
Теперь Эммануэль волновалась, что стала чересчур доступной. Ей хотелось, чтобы все смогли ею овладеть, но не потеряли при этом интереса, страсти. Мужчины должны были терпеливо ждать, не воспринимая готовность Эммануэль к любви как должное.
Эммануэль успокаивалась лишь тогда, как мужчина изливал в нее свой сок и освобождал место для следующего героя. Девушке нравилось наблюдать за тем, с какой аккуратностью мужчины слезают с нее и практически на коленях удаляются во тьму – казалось, в этой комнате все совершалось по законам горизонтали, вертикаль словно была запрещена: никто не вставал в полный рост. Эммануэль наслаждалась, созерцая копошащихся у нее в ногах самцов, которые сменяли друг друга, иногда наваливались на девушку всем телом, входили сразу, рывком, или медленно, помогая члену рукой.
Одни целовали ее, набирая нужную скорость, при которой член легко вонзался и выходил из плоти, доставляя максимальное удовольствие. Другие во время совокупления держали дистанцию, смотрели Эммануэль в лицо. Общаясь с каждым из партнеров, девушка на деле применяла знания, полученные от Жана, использовала техники и приемы, которые всегда радовали мужа – у незнакомцев они тоже имели успех. Когда партнеры рычали от удовольствия, Эммануэль с благодарностью и любовью вспоминала мужа, сделавшего из нее сексуального эксперта, каким она вовсе не была, отдавая ему свое лесбийское девство.
По всеобщему молчаливому соглашению – наверное, по приказу моряка – никто больше не приближался к Эммануэль. Впрочем, беспощадные объятия, которые раньше девушка сочла бы оскорблением, теперь соответствовали ее состоянию духа. Она хотела всем доставить наслаждение: превратить себя в инструмент любви для мужчин. Чтобы они восхваляли ее вагину, чтобы ликовали, проникая в нее, чтобы удовлетворяли свои эгоистические нужды не задумываясь. Теперь Эммануэль занималась любовью ради искусства. Она полностью раскрывалась, использовала все свои навыки и умения, проявляла изобретательность, чтобы утолить мужскую жажду, заставить мужчин распространять в городе слухи о том, что Эммануэль лучшая на свете любовница, послушная и услужливая, как проститутка, но вместе с тем искусная и непредсказуемая.
В определенный момент Эммануэль стало больно. Затем она перестала чувствовать и думать. Ее оставили в покое. И тут она поняла, что забыла сосчитать любовников.
Позже ее разбудил голос. В комнате стало еще холоднее, чем прежде: наверное, многие ушли.
Эммануэль понадобилось несколько секунд, чтобы понять, кто с ней разговаривает. Света хватало, но глаза после сна видели плохо. Сначала Эммануэль разглядела по обе стороны от себя ноги: и какие ноги! А над ногами – потрясающее сексуальное тело, молодое лицо, чувственные губы, густая шевелюра, лобок – чрезмерно выпуклый и словно подбитый мехом. Эммануэль уже видела его под купальником, который ничего толком не закрывал. Это была простая полоска хлопковой ткани, врезающаяся в вагину и эротично выставляющая напоказ половые губы. Даже откровенная нагота не выглядела бы столь сексуально. Эммануэль почти пожалела о том, что притягательного бикини больше нет. С другой стороны, девушка возбудилась при виде дерзкого лобка – если бы она слегка приподнялась, он оказался бы на уровне ее губ. Ах, нет! Лучше бы он сам опустился на ее лицо, чтобы она могла втянуть в себя, словно мякоть устрицы, содержимое прекрасной раковины любви.
Внезапно боль прошла, по телу пробежали мурашки. Загадочный орган незнакомки по-прежнему находился в отдалении.
– Я знаю вас, – наконец произнесла Эммануэль, словно для того, чтобы убедиться в реальности происходящего. – Я видела вас у бассейна. Но ваше имя мне неизвестно.
Затем Эммануэль добавила:
– Вы львенок.
– Меня зовут Мерве, – сказала девушка. – Римляне предпочитают называть меня Фьяммой, потому что я жгу их, словно пламя, или Ренатой, потому что я возрождаюсь из их пепла. Мой любовник называет меня Мара, как индийского демона. Но я также Майя. И Лилит.
– Здорово, наверное, иметь столько имен, – ответила несколько обескураженная Эммануэль.
– У меня есть и другие имена, но не для этой ночи. Именами, которые я упомянула, я предпочитаю называться, когда на мне нет одежды.
Сощурив глаза и оставаясь серьезной, она добавила:
– Разумеется, у меня есть и мужские имена для тех дней, когда я играю роль мальчика.
Эммануэль подняла брови. Затем решила принять ситуацию, как есть. В конце концов, наверное, нет ничего невозможного для столь странного существа. Эммануэль, однако, не удержалась от шутки:
– Надеюсь, вы не сбриваете волосы, когда превращаетесь в мужчину.
«Было бы печально, – подумала Эммануэль. – Эти великолепные джунгли куда гуще, чем у меня. Волосы такие пышные, такие золотые. Как настоящее китайское золото с алым отливом. Какая разница, мальчик или девочка? Я хочу ее».
Глазами Эммануэль пожирала вход в храм любви.
Странная девушка тоже изучала Эммануэль, критически оглядывая ее с головы до ног:
– Жаль, что вы не появились в Сиаме раньше. Я бы дорого вас продала!
Львенок подступил к Эммануэль ближе, словно давая понять – не все еще потеряно.
– Но ничего. Случай еще представится.
– Вы продаете женщин? – спросила Эммануэль.
Эммануэль не ждала ответа. Она думала о том, что львенок, должно быть, относится к породе существ, не ведающих ни добродетели, ни порока, ни виноватых, ни невинных, ни возраста – лицо выглядело лет на десять, груди – на двадцать, а волшебный орган, наверное, существовал вечно. Он мог бы принадлежать ангелу или дьяволу.
– Где Ариана? – поинтересовалась Эммануэль.
Мерве внимательно смотрела на губы Эммануэль.
– Пойдемте со мной в ванную комнату, – непринужденно бросила Мерве так, словно ее фраза не имела никого значения.
«Интересно – зачем?» – подумала Эммануэль. Она была уверена в том, что Мерве не станет заниматься с ней любовью, во всяком случае – не так, как это делают другие. От большинства женщин-львов можно ожидать чего угодно. Но чего на этот раз? Эммануэль смутно догадывалась. Она согласилась последовать за Мерве. Только бы подняться с пола…
Внезапно появились слуги с подносами яств и отвлекли Эммануэль от львенка. Создавалось впечатление, что во дворце Малигат только и делают, что любят и едят. Завидев еду и напитки, Эммануэль поняла, как сильно проголодалась.
Девушка не помнила, видела ли раньше своих сотрапезников, однако они показались ей красивыми. Все сидели на тех самых подушках, на которых еще недавно любили. Интересно – эти люди занимались с ней любовью? Эммануэль хотела спросить, но решила, что оставаться в неведении – более пикантно.
Настал час курения. Комната наполнилась новым ароматом и голубоватым дымом. Эммануэль не курила, однажды попробовав, она навсегда отказалась от этого занятия. Кто-то сказал:
– Воздух так нежен, что не дает умереть…
Где она читала эти слова? Она не помнила. Больше она не хотела спать. Но усталость брала свое.
– Что вы намерены делать со своим мужем? – спросил молодой человек, расположившийся рядом с Эммануэль.
Она скорчила гримасу: вопрос был сложным.
– А вот и Ариана, – произнес чей-то голос.
Но дверь оставалась закрытой, Эммануэль не заметила ни малейшего движения и никого не увидела.
Она хотела пить.
– Возьмите, – сказал молодой человек, протянув девушке чашу.
Он поддерживал Эммануэль за плечи, пока она утоляла жажду. Затем вздохнул:
– Я бы занялся с вами любовью еще. Но, к сожалению, у меня не осталось больше сил!
«У меня тоже, – подумала Эммануэль. – В конце концов, невозможно все время заниматься любовью». Девушка оглядывает свое тело: странно – оказаться обнаженной в толпе других обнаженных тел – на пиру, на празднике любви. А где же туника? Значит, Эммануэль все-таки раздели. Ее ноги по-прежнему раздвинуты, она торопливо сдвигает их. «Половые органы, которые никто не ласкает, выглядят смешно», – думает девушка. Сейчас ей вовсе не хочется ласк. Который может быть час? Как бы одеться? Эммануэль чувствует себя растерянной. Как же она доберется домой?
– Не знаю, что я скажу Жану.
Молодой человек кивнул, понимая, что Эммануэль в сложном положении. Затем предложил:
– Подарите ему Мару!
«Видимо, это ее любовник», – отмечает Эммануэль про себя.
– Вам надо жить втроем, – с убежденным видом продолжает молодой человек. – Втроем вам будет очень хорошо. Вне всяких сомнений.
«Почему именно Мара – или Рената, или Фьямма, как бы ее ни звали? – хотела спросить Эммануэль. – Почему не Ариана или Мари-Анн? Или другая женщина? Например, Анна Мария вполне бы подошла». Но Эммануэль не хочет смущать молодого человека, ведь он уверен в том, что ни одна женщина в мире не сравнится с его любовницей.
– Да, – говорит Эммануэль. – Хорошая идея.
– Не стоит терять время, – волнуется собеседник. – Вы с Жаном упускаете массу возможностей. Это просто смешно!
«Каких возможностей? – недоумевает Эммануэль, не особенно интересуясь соображениями молодого человека. И какая комбинация лучше: две женщины и мужчина или женщина и двое мужчин? Последнее сочетание привлекает девушку больше. Вторым мужчиной мог бы стать, например, Кристофер. Или Марио. Нет, не Марио. И не Кристофер.
– Что вы думаете о возможных конфигурациях? Что лучше? Две женщины и один мужчина или двое мужчин и женщина? – спросила Эммануэль, вынырнув из пятиминутной полудремы.
– Мне кажется, две женщины – это логично. Учитывая, что вы лесбиянка. В любом случае – главное начать. Тем или иным способом. Разница невелика. Я отправлю вам свою книгу.
– Книгу о жизни втроем?
– В том числе.
– Надо почитать, а то я пока что плохо себе представляю, как все организовать. Должно быть, это нелегко. Как танец втроем.
– Примерно так.
Эммануэль не скрывала своего удивления: партнер спокойно рассуждал о том, о чем многие заикнуться не смеют. Он продолжил:
– Втроем жить сложнее, чем танцевать. К счастью! Если бы все получалось по мановению волшебной палочки, было бы хуже, разве нет? Легкие пути не для нас.
«Да, мы делаем это не ради развлечения, – подумала Эммануэль. – Мы пытаемся дать шанс будущим поколениям. Мы не опровергаем нравственность, не отвергаем ее, но создаем новую мораль. Когда мчишься в космосе к новой звезде, мораль Галахада уже не работает. Чтобы посадить дерево и построить дом, достаточно осознания существующих моральных устоев, но для того чтобы исследовать Бетельгейзе – нужны новые законы жизни. Надо же, я играю в Марио», – подловила себя Эммануэль.
– Вряд ли мы сами особенно изменимся, – произнесла она. – Но если мы хотим дать шанс нашим детям, стоит постараться.
Молодой человек покачал головой и со всей серьезностью произнес:
– Будьте осторожны, вы сентиментальная женщина.
– Это я-то? – возмущенно вскричала Эммануэль.
– Да все вокруг. Мы умны, но наши чувства не соответствуют нашим знаниям. Мы думаем, как Эйнштейн, и любим, как Поль и Виржини.
Она пожала плечами:
– Законы Эйнштейна не применимы к любви. И никогда не будут применимы. Любовь – не природа.
– Правильно! – согласился молодой человек. – Очень правильно! И с этим связаны все неприятности. Люди любят очень глупо. Вот в чем их трагедия. Наш разум происходит из высшего разума, который мы пока не в силах познать. А любовь мы изобрели сами. Неудивительно, что в ней присутствуют изъяны.
– Вселенная всего лишь гладкий, холодный отрезок перкаля. Человек сделал на нем складки, чтобы украсить. По крайней мере, человек хочет в это верить. На самом деле, складки нужны ему в качестве ориентиров.
– Со временем складки исчезнут. Вернитесь в нашу жизнь спустя тысячелетия и убедитесь сами.
– Может быть, любовь и правда исчезнет. Но ее след останется, – настаивает Эммануэль.
Молодой человек одним залпом выпил содержимое высокого стакана и резко изменил тон и тему разговора:
– Спать с таким количеством народу, устраивать ночные оргии – это пшик, ерунда, фантазия. Вы здесь просто отдыхаете. Каникулы себе организовали. Выбрались из рутины, сбежали от законов морали, а вовсе не изобрели новые.
– Вы ошибаетесь: эту ночь я провела именно так, потому что считаю, что это правильно.
– «В чистоте все чисто, и нет ничего нечистого самого по себе», – сказал святой Павел, но не забудем о том, что: «Все мне позволительно, но не все полезно». Если хотите изменить мир, не думайте, что достаточно прийти на праздник. Начните с себя самой – соблюдайте законы своей морали каждый день, а не только по воскресеньям. Ваше поведение будет что-то значить, когда каждая ваша ночь станет такой, как сегодняшняя. Тогда вы докажете, что вы и вправду на верном пути. А если днем вы соблюдаете всеобщие правила и только иногда по ночам превращаетесь в суккуба, то это просто несерьезно. Вот когда мне скажут, что вы женили Жана на Маре, я буду впечатлен. Или если вы научите своего мужа делиться вами с друзьями после ужина. Не потихоньку, не по секрету, а на виду у всего города, так, чтобы все об этом знали. И не по праздникам, а каждую ночь.
Он устало махнул рукой, мол, последний рывок, и все:
– Распутство, измена, либертинаж меня не интересуют, если все это превращается в проделки, в тайные игры, в мелкие пороки. Если хотите, чтобы я вам поверил, покажите всем – открыто и дерзко, с гордостью – что вы отстаиваете свои взгляды, что вы хотите быть обнаженной, потому что это красиво, и считаете сексуальное наслаждение добродетелью. Проявите смелость, расскажите о своих убеждениях искренне, обратитесь к людям с посланием! Не соглашайтесь на роль ветреной жены при одураченном муже: заявите, что способны любить множество мужчин! Будьте любовницей мужчинам всего мира. И пускай робость иных кавалеров только поддерживает вашу репутацию. Может, и они когда-нибудь станут вашими партнерами. Никого не списывайте со счетов. Может, однажды вы будете держать в руках возбужденные члены робких поклонников и превратите мальчиков в настоящих мужчин. А впрочем, остерегайтесь магии своих рук и своего тела – магия затмевает разум. Действуйте, придерживаясь теорий и методик, продиктованных разумом. Позвольте своим современникам наблюдать за тем, как вы живете и размышляете. Успех ваших экспериментов, проверенных временем (все научные эксперименты должны выдерживать испытание временем), убедит окружающих в том, что любовные сообщества, оргии, множественные половые контакты, переживание все новых и новых страстей, каждая из которых уникальна, – не распутство, а естественная необходимость для тех, кто хочет повзрослеть. Детство кончилось: хватит играть в обманутых мужей и жен, в разбитые сердца, в верность до гроба – это все классики и салочки. Хватит слез, самоубийств и трагедий. Мы должны жить как люди, способные на все, люди, для которых прошло время порки и запретов.
Молодой человек умолк. Эммануэль встает, размышляя о том, где искать Мерве. В конце концов девушка утыкается в меховую обивку двери. Эммануэль еще не планировала уходить, но раз уж дверь здесь… Эммануэль идет по пустынной галерее. Жарко. Впереди комната, из которой доносятся голоса. А вот и Марио! Эммануэль радостно вскрикивает. Марио, впрочем, ее не слышит, слишком увлеченный каким-то ганимедом.
Эммануэль видит Марио со спины. Тихо подкрадывается сзади, едва удерживаясь от смеха. Перед Марио чье-то обнаженное тело. Эммануэль узнает Би.
Сердце словно перестает биться. Целомудренная Би! Марио по самые яйца вошел в девушку, которую Эммануэль не смогла удержать! Слезы застилают взор. Эммануэль сжимает губы, выбегает из комнаты, несется неведомо куда, спасается, спотыкается, задыхается, плутает в вестибюлях и галереях, где ничего не узнает.
Вдруг видит в толпе Ариану. Эммануэль падает перед ней на колени, обнимает ее.
– Уведи меня отсюда! Я больше не могу здесь оставаться! Уведи меня!
– Что с тобой, моя рыбка? Тебя кто-то обидел? – смеется Ариана.
– Нет. Ничего. Ничего. Я просто хочу домой.
– Домой? Но там никого нет. Что ты будешь делать одна?
– Тогда забери меня к себе.
– Ты и правда этого хочешь?
– Да.
– И ты останешься у меня?
– Да, да!
– И отдашься мне?
– Обещаю.
– Просто так?
– Ты же видишь – у меня есть только ты!
Ариана целует Эммануэль.
– Идем.
Эммануэль поправляет спутанные волосы.
– Я сделаю все, что ты захочешь.
Подруга ведет Эммануэль за руку – вдоль лужайки и залитых лунным светом мраморных плит у бассейна.
– Я совсем голая, – жалуется Эммануэль детским голосом.
– И что страшного?
В машине девушки молчат. Голова Эммануэль лежит на плече Арианы. Встает солнце, и уличные фонари гаснут.
Автобусы сигналят, а продавцы фруктов подзывают покупателей громкими выкриками. На перекрестках, когда машины останавливаются на светофорах, парни вывешиваются из окон и таращат глаза – изумленно и тревожно – на голую девушку в черном кожаном кресле.
Привратник открывает ворота посольства. Перед старым фасадом шумит река, свистят лодочники. Девушки поднимаются по лестнице в комнату Арианы, где витает аромат папоротника. Эммануэль падает на кровать, прижимает колени и руки к груди. Голос Арианы доносится до нее словно во сне.
Графиня снимает кимоно, которое надела, покидая Малигат, и проскальзывает в соседнюю комнату.
– Иди посмотри, – шепотом произносит кому-то Ариана, приложив палец к губам.
Муж поднимается и следует за графиней.
– Только взгляни на нее, – Ариана указывает на Эммануэль и благостно улыбается. – Она моя. Но я тебе ее одолжу.
Ариана делает мужу знак, чтобы он удалился, ложится рядом с Эммануэль, обнимает ее и засыпает.