Книга: Книга 1. Прорыв
Назад: Глава 5. Когда не хватает скрипки
Дальше: Глава 7. С миру по нитке

Глава 6. На неведомых дорожках

По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед…

Из песни Темных веков.
Надежды Дария Силвы сбылись: лейтенант Бебешко выиграл в домино и дал добро на проникновение двух подчиненных ему бойцов на территорию Пузыря при посредстве оперативного танка серии «Мамонт» с личным именем Бенедикт Спиноза. Кто такой Спиноза, Силва, порывшись в своем комме, взводному пояснил. Подчеркнув, что древний земной философ не только измышлял что-то в собственной голове, но и занимался практической деятельностью, приносившей безусловную пользу тогдашнему несовершенному обществу: шлифовкой линз для оптических прицелов. Взводный против названия танка ничего не имел. И даже, продемонстрировав недюжинные знания, без всяких подсказок комма поведал бойцу Силве, что танкам издревле давали личные имена, как вполне понятные, так и не очень: «Буцефал», «Росинант», «Навекаопочил», «Боевая подруга», «Сильный», «Таня», «Грозный»…
У этого распоряжения была своя хитрая предыстория. Осторожный Бебешко, не раз гордо называвший себя «стреляным калачом», все-таки не решился, даже выиграв в домино, принимать груз ответственности на себя. Страхуя свою личную «пятую точку», он доложил о планируемой операции ротному, хотя и опасался, что, в случае успеха, тот припишет заслугу себе. Ротный, собственно, так и намеревался сделать, но был не менее «стреляным калачом», нежели Тамерлан Бебешко, поэтому сразу побежал со «своей» инициативой к командиру заставы. И вот тут-то и оказалось, что лавры собирался присвоить себе этот самый командир заставы полковник Сибора: он-де лично ходатайствовал перед командиром Пограничной службы о выделении именно для его заставы танка серии «Мамонт». Поскольку давно собирался осуществить такое проникновение в Пузырь. Просто спал и видел. Полковник Сибора не стал согласовывать поход Спинозы с командиром Погранслужбы, намереваясь при неудаче все списать на подчиненных. Он отдал устный приказ ротному изучить такую возможность и определить взводного, который будет нести персональную ответственность за эту вылазку. Со всеми вытекающими. Вытащив Бебешко из клуба, ротный прямо заявил, что в случае чего крайним окажется именно Тамерлан, и тоже не стал отдавать прямой приказ.
«Тамик, тут дело такое, – доверительно сказал он. – Если дело выгорит, победителями будут все, если нет – тонуть тебе одному. Но есть выход».
И вот какой это был выход. Бебешко дает приказ двум своим подчиненным на проникновение за стенку Пузыря и всякие маневры на близлежащем пространстве. А экипаж должен уже сам определять степень опасности и принимать решение об углублении на подпузырную территорию. Тем более что средства связи там не работают. Вернутся бойцы – честь и слава всем командирам. Не вернутся… Что ж, они действовали на свой страх и риск. Ну а что пропадет мощная боевая единица – так еще не было случая, чтобы за такую утрату кто-то платил из своего кармана. Бывало, успешно списывали не только отдельные танки или артиллерийские орудия, но и целые звенья космических истребителей…
В общем, Дарий Силва и Тангейзер Диони отправились в путь на великолепной машине, вооруженной по макушку и битком набитой продовольствием, способной самой собой управлять, все видеть и все слышать, да еще при этом оглашать всякими рифмованными фразами внутрипузырные пространства. И даже если сгинут они без следа, их имена занесут на Доску Памяти, где уже было немало имен тех, кого истребили Простыни. На худой конец, и такое неплохо. Во всяком случае, лучше, чем вообще ничего.
Танк, провожаемый свободными от боевого дежурства пограничниками, выехал из ворот погранзаставы и попылил к Пузырю. Дарий и Тангейзер в чуть напряженных позах сидели в креслах, глядя на передний обзорный экран, где все приближалась и приближалась мутная стенка. Спиноза негромко, но с упоением вещал что-то о тишине… огне… броне… войне… врагах… простреленных ногах… пробитых головах… стихах… боях… походах… бронеходах… бутербродах (?)… уродах (?!)… фернтинкродах (??!!)… Гомере… Алигьери… Бодлере… Аполлинере… Заболоцком… Высоцком… Бродском… Твардовском… Маяковском… Чуковском… Шевченко… Евтушенко…Тагоре… Алькоре… наводке… проводке… обмотке… снарядах… преградах… ракетах… сонетах… ударах… радарах… защите… суперзащите… сверхсуперзащите… сыновьях… матерях… глазах… материнских слезах…
Короче, был весь в предвкушении.
«Хотя при чем здесь материнские слезы?» – мимолетно подумал Дарий, не отводя глаз от экрана.
Когда танк вышел на последнюю прямую и стал разгоняться, чтобы с ходу протаранить стенку, на связь с последними напутствиями вышел Тамерлан Бебешко:
– Слушай меня, бронелобые! Если алкоголь сумели непосредственно на борт пронести, лучше прямо сейчас выбрасывайте, иначе с дежурств у меня вылазить не будете. Через каждый час – шилом в перпендикуляр, с орбиты будут засекать, как вы там движетесь. Если, конечно, получится изнутри Пузырь продырявить… Но и думать не сметь просто уползти в туман, бросить якорь и вялиться. Плющить, понимаешь, харю, пока личность не опухнет. Все фиксировать, видео потом своими обеими руками лично пересмотрю и спрошу по полной! И с точевом там соответственно не перегибайте, чтоб расстройства во внутренних кишках не было. Доступно объясняю?
– Доступно, господин лейтенант, – ответил Силва, назначенный командиром экипажа. – Не беспокойтесь, господин лейтенант, все будет в лучшем виде.
– Ну, смотрите, бойцы! Держите марку Пограничной службы! Рассчитываем на вас!
Стенка Пузыря была уже совсем близко, танк пер на нее, набирая скорость.
– Всё, врубаю полный газ – в добрый час! – почти проревел Спиноза и вломился на территорию странного образования, неизвестно как и зачем появившегося на Пятой Точке. – Мы пойдем своим путем, будет всё у нас путем! – Курс бронеходу был определен произвольный, хотя для начала решили двигаться на север.
Ввалившийся в Пузырь танк быстро достиг тумана и бодро понесся вперед, подминая под гусеницы невысокую сухую траву.
– Не торопись, Бенедикт, – сказал Дарий. – Гонки тут устраивать не будем.
Танк послушно сбросил скорость. Архамасса, использованная при создании этой машины, благотворно влияла на ее характеристики – на обзорных экранах все вокруг было отлично видно. А вот того, что осталось за удаляющейся стенкой Пузыря, разглядеть не удавалось. И связи с погранзаставой уже не было. Лупанув пару раз по парившим в вышине Простыням и превратив их в белые клочья, Спиноза вновь прибавил ход, и Силве опять пришлось его осадить.
– Так хочется размяться, пробежаться, – стал оправдываться бронеход, – во весь опор нестись… поверьте, братцы!
– В другой раз, Беня, – подключился к обузданию Тангейзер. – У нас не та задача.
– Ну что ж, сдержу свои стремления, – пробормотал супертанк. – Побольше наберусь терпения.
– Вот-вот, наберись, – кивнул Диони. – Спешить, как выражается Бебя, непосредственно некуда, с Простынями ты лихо разделываешься. Простор, тишина, еды навалом – что еще нужно для счастья?
– Возможно, и кое-что еще, – таинственным голосом сказал Спиноза. – Но не сейчас, всё впереди у нас!
Оба танкиста пропустили эти слова мимо ушей.
Вылазка началась как нельзя лучше. Танк все делал сам, так что экипажу оставалось только сидеть на своих местах, чистить ногти да поглядывать на обзорные экраны. А там каких-то особых чудес не было. Обычная картина, чуть ли не копия той, что пограничники видели каждый день вне Пузыря. Разве что вместо неба и солнца тут был «потолок», подобный сплошной пелене облаков. Но света вполне хватало – лучи Атона, хоть и рассеиваясь, но проникали в Пузырь. А тумана, как уже отмечалось, экраны не показывали. В передвижении на воздушной подушке необходимости почти не было, вокруг, то повышаясь, то понижаясь, расстилалась покрытая пятнами засохшей травы равнина, на которой кое-где виднелись рощицы. Но рощицы тут выглядели хуже, чем те, что росли в окрестностях погранзаставы вне Пузыря. Они, даже самые обширные, просматривались насквозь, потому что почти не имели листвы. А если где листья и были, то ссохшиеся, свернувшиеся в трубочку. Да и сами деревья казались скорее мертвыми, чем живыми, трава под ними была усеяна сухими ветками, стояли они вкривь и вкось, а многие и вовсе упали – только непонятно отчего. То ли здесь временами гуляли какие-то свои ветры, то ли их подкапывали представители местной фауны. Впрочем, единственными такими представителями пока были Простыни (если их можно отнести к фауне) – никакого другого зверья или птиц на глаза не попадалось. Иногда встречались овраги – танк в таких случаях не сворачивал, а включал воздушную подушку и перелетал через них. На дне оврагов тускло блестела вода – может, это дожди проникали сквозь Пузырь, а может, пробивались вверх подземные воды. Больше ничего примечательного на этих пространствах видно не было, и танкистам уже приходилось бороться с подступающей дремотой – Спиноза разговорами их не развлекал. Вероятно, продолжал сдерживать свои стремления. Простыни болтались в воздухе на почтительном расстоянии от пути следования боевой машины и атаковать не пытались. Это вновь наводило на мысль, что хоть они и безголовые, но что-то соображают – или же их хозяева сделали выводы. И, может быть, готовят сюрприз. Если существовали они, эти хозяева. Больше всего радовало то, что ни разу ни одна белая тварь или стая тварей не пролетела в направлении погранзаставы. Хотя, возможно, теперь Простыни предпочитали следовать окольными путями.
Горизонт тут казался гораздо ближе, чем вне Пузыря, но по мере продвижения танка из-за него не появлялось ничего необычного. Все та же равнина стелилась под гусеницы, все те же засохшие деревья группами торчали из земли. Временами к ним, для разнообразия, присоединялись чахлые кусты, да пару раз проплыли мимо какие-то расползшиеся невысокие холмы. Будто вылили на землю с высоты изрядно грязи, и так она тут и окаменела, без всякой надежды порасти травой и уж тем более – цветами.
В общем, пейзаж был так себе. Вряд ли он вдохновил бы художника или другую творческую личность. Может, еще и потому Бенедикт Спиноза помалкивал?
Лишь только эта мысль пришла в голову с трудом держащему глаза открытыми Силве, как танк продемонстрировал, что своего мягкого баритона отнюдь не лишился.
– Какой печальный скучный край: увы, не рай, – негромко произнес он. – Мы напрасно снова солнца просим – осень. Пожелтели наших жизней оси – осень… Осень… Хотя не во временах года тут дело. Мой третий род познания подсказывает мне, что раньше в этих местах было повеселей. Очень смахивает на некроэнергию… Термин, конечно, тот еще… оксюморонный… «Живой труп»… «Нищий богач»…
– Ты хочешь сказать, тут прогулялась смерть? – насторожился Дарий, а Тангейзер с усилием открыл глаза.
– Смерть не гуляет, – поправил его танк. – Она ходит только по делам. Дела у нее, скажем прямо, однообразные, но тут выбирать не приходится. Ты должен – значит, делаешь. Но я, собственно, не о том. Пора, цитируя господина лейтенанта Бебешко, «шилом в перпендикуляр». – (В Спинозу уже загрузили информацию обо всем личном составе Пограничной службы.) – Я готов.
– Так действуй, – вяло махнул рукой Силва. – Дырявь «потолок».
– Приказ понял!
Не прошло и десяти секунд, как танк, не сбавляя хода, бабахнул ракетой вверх. На экране беззвучно вспухла и растеклась под верхней плоскостью Пузыря красочная клякса. Вниз посыпались огненные обломки корпуса ракеты среднего класса.
– Результат отрицательный, – сообщил Спиноза.
– А если вдарить посильнее? – предложил Тангейзер.
– На результат это не повлияет, – сказал танк. – Я это знал еще до операции, проанализировав свойства покрытия. Изнутри моими средствами его не пробить.
– То есть стенки снаружи продавить можно, а отсюда – нет? – спросил Дарий. – А как же тогда выбрались из Пузыря первые экспериментаторы-геологоразведчики?
– Это касается только верхней плоскости, – пояснил Спиноза.
– Если ты это знал, почему не объяснил Бебе? – удивился Тангейзер. – И зачем сейчас выполнил приказ командира экипажа, точно зная, что никакого толку не будет? Только зря боеприпас потратил.
– Приказы командиров не обсуждаются, а выполняются, – отрезал танк.
– Значит, ты и дальше через каждый час будешь ракеты тратить? – иронично усмехнулся Силва.
– Приказы командиров не обсуждаются, – повторил Спиноза, – но в них, с учетом полученных или не полученных результатов, можно вносить коррективы. Или отменять.
– А отменяешь ты сам? – поинтересовался Дарий. – И кто крайним будет в случае чего? Тоже ты? И как тебя можно наказать? В угол поставить?
– Отменяет командир экипажа, по моей рекомендации. Несет ответственность тоже он. А я стрелять не рекомендую: положительного результата не будет, тогда как экологическую обстановку еще более усугубим. А природу беречь надо, мать вашу…
Танк включил еще один экран – там крупным планом было видно, как горит, исходя густым желтоватым дымом, сухая трава, подожженная обломками ракеты.
– Убедил, – сказал Дарий. – Перпендикуляры отставим.
– Приказ зафиксирован, господин Силва.
– Можно просто Дар. И без господина. Это Бебя у нас господин. Непосредственно и лично.
– Слушаюсь, Дар!
Минут десять прошли в тишине. Тангейзер вновь задремал, а Дарий поглядывал на экран. Там постепенно редело облако дыма, от которого удалялся танк.
«Интересно, – подумал он. – Туман здешний аппаратура с экранов убирает, а дым не убрала. Даже такие тонкости различает… И тут дело в той же архамассе?»
Силва вместе с креслом переехал поближе к лобовой стенке и подался к перископу. Как и ожидалось, ничего толкового там не было видно. Перископ добросовестно отражал всеми своими призмами и линзами именно то, что находилось перед танком – туман. Оставалось только поражаться глупости тех, если можно так сказать, сапиенсов, которые решили отправить сюда, в Пузырь, танковую группировку, вынужденную продвигаться практически вслепую.
«Но куда она все-таки подевалась? – задал себе вопрос Дарий. – Если подверглась массированному нападению Простыней, и все экипажи исчезли, то где сами боевые машины? И бомб вокруг не видно – тех, неразорвавшихся, что сбрасывали на Пузырь… В землю ушли?… А роботы? Им-то здешние твари не могли причинить вреда! Свалились в овраги и поломали ноги? Перейдя на уровень коллективного разума, хором решили забить на задание и обосноваться где-то в глубинке, земельку пахать да рыбку ловить? Или впереди поджидает опасность похлеще Простыней?»
Дарий поежился и вознамерился поговорить об этом со Спинозой, но тот сам подал голос:
– Странно… Отмечается несоответствие между временем нашего пребывания здесь, скоростью передвижения и расстоянием, пройденным относительно опорных точек изнутри верхней плоскости Пузыря и его левой относительно нас стенки, на которой я тоже создал опорные точки.
Силва потряс головой, а Диони всхрапнул во сне.
– Поясни, только попроще, – потребовал командир. – И так же прозой, не стихами.
– Мы движемся по территории Пузыря семьдесят пять… нет, уже семьдесят шесть минут, – начал Спиноза. – Со средней скоростью тридцать километров в час. За это время я проехал тридцать восемь километров с юга на север, что подтверждается моими же приборами. Но относительно опорных точек я переместился только на шесть километров в том же направлении. И если бы ракета сумела пробить верхнюю плоскость Пузыря, с орбиты ее зафиксировали бы тоже на удалении шести километров от той точки, где я въехал на его территорию. Все данные, судя по приборам, верны.
– Все данные верны, – сосредоточенно повторил Дарий. – И получается, что тридцать восемь тут равно шести. Очень интересная арифметика. Тан, ты слышишь? Тан!
– А? Что? – Всполошившийся Диони чуть не вывалился из кресла. – Уже подъем, господин лейтенант?
– На то время, пока мы здесь, забудь о Бебе, – посоветовал Силва. – Побереги нервные клетки. Тут у нас непонятка обнаружилась. Спиноза, поясни бойцу.
Спиноза пояснил. Тангейзер слушал его, хлопая глазами.
– Что скажешь, мастер? – спросил Дарий. – Приборы чудят или как?
– Или как, – уверенно ответил Диони. – Челябцы дело туго знают, не раз убеждался. Да чтобы на такой машине приборы барахлили? Скорее уж Пятка замрет на орбите и Бебя проиграет в домино, чем…
– Понял, – остановил товарища Силва. – Я тебе еще раз говорю: забудь о Бебе. Значит, дело не в приборах, а в реальном положении дел. Так, Бенедикт?
– Мой организм совсем не знает сбоев, таким я создан и таким пребуду, нет оснований в этом сомневаться, а потому… – довольным голосом начал Спиноза, но Дарий не дал ему развить тему.
– Да я уже понял! – поморщился он. – Никто в тебе не сомневается. Я просто пробую разобраться. На экраны мы с тобой, Тан, смотрели, так? Ты поверишь, что мы плелись со скоростью меньше… м-м… сколько там получается, Беня?
– Почти четыре тысячи семьсот тридцать семь метров, – подсказал супертанк.
– Вот я и говорю, меньше пяти километров в час. Скорость пешехода! Можно в это поверить? Мы же тридцатку точно делали… А по опорным точкам выходит, что чуть ли не стояли на месте. И что тут можно предположить?
– Была какая-то история, – задумчиво произнес Тангейзер. – Про одного мужика, который все бежал и бежал с холма, а вниз так прибежать и не мог. И к нему никто не мог прорваться… Такие там свойства пространства…
– Вот! – удовлетворенно поднял палец Силва. – Свойства пространства. Значит, и здесь, в Пузыре, тоже свои свойства… – Он помолчал. – Или, во всяком случае, в этой его части. Аномальная зона. Если так и дальше пойдет, не беда, хавчика вдоволь. А вот если еще больше замедляться будем…
– То застрянем здесь надолго, – закончил Тангейзер. – По сантиметру в час… – Он вдруг округлил глаза. – Карабарас! Может, эти… бронелобые… и роботы… до сих пор вперед шлепают, где-то там! – он кивнул на экран.
– Роботы, может, и шлепают, а бронелобые уже друг друга съели, – мрачно заметил Силва. – В общем, так, Бенедикт: следи за этим и дальше. Если что – пойдем назад.
– Только, пожалуйста, без спешки, – попросил Диони. – Лучше здесь, чем на Бебину физиономию любоваться и перлы его слушать. Жаль, три года не получится, до конца срока. Балабаса не хватит.
– Тебе три, а мне два, – напомнил Дарий. – Согласен, спешить не будем. Посмотрим, как там дальше все обернется. А ты, Бенедикт, тут целые поэмы сможешь сочинить, времени хватит. «Я поэт, зовусь я Беник, и желаю… много денег!»
– Новый веник! – чуть не опередил его Тангейзер.
А танк, выдержав паузу, высказался более изящно:
Да, я желаю поэмы писать, и баллады писать, и сонеты,
Ямб пятистопный попробовать, а вместе с ним и анапест,
Верю, услышат прекрасный хорей эти пустынные дали,
А вслед за ним и гекзаметр придет, и пеон, и трибрахий,
Мощно в ночи прозвучит сладкозвучный пиррихий,
Дактиль, брахиколон дружно ему подпевают,
Ну, а пентон зазвучит – вмиг замрет от восторга природа…

– Так и пройдут в Пузыре эти два чертовых года, – подхватил Дарий и покачал головой. – Бенедикт, ты из нас сделаешь таких поэтов, что мы Бебе в рифму отвечать будем. Давай пока без этого, я уже сыт по горло.
– Забудь о Бебе! – вернул Силве его же рекомендацию Диони. – Кстати, насчет «сыт по горло»… А не пора ли нам что-то закинуть непосредственно в желудочно-кишечный тракт? И желательно не на ходу, а на травке, на природе, а?
Силва фыркнул:
– Нашел природу! На соломе, в тумане…
– Ну, какая есть… – пожал плечами Тангейзер. – При желании можно представить, что это вовсе не солома и не туман…
– Ага, а Простыни – райские птички, – с иронией продолжил Силва.
– Не беспокойтесь, вашу безопасность я обеспечу, – с готовностью заверил танк. – Сейчас выберем местечко поудобнее, и можете располагаться и поглощать калории. Я угощаю.
– Ну, если гарантируешь, тогда годится, – согласился Дарий. – Хотя для обеда еще вроде не время.
– Для обеда всегда время, – с видом философа, подобного Бенедикту Спинозе, изрек Тангейзер. – Ибо обед для бойца, а не боец для обеда. Особенно – чьего-нибудь.
– Мудро, – усмехнулся Силва. – Вот что значит общаться с мозговитой машиной.
– Иная машина такое загнет, что человека за пояс заткнет, – заметил танк и начал сбрасывать ход. – Вон там ровное местечко, у тех кустов. Выбирайтесь-ка к кустам, балабас я вам подам. Прямо туда, наружу.
– О! – восхитился Дарий. – Балабас! Ты набираешься армейского жаргона. Происходит взаимное духовное обогащение…
– Мне слово понравилось, – признался розовый гигант. – К нему можно подобрать множество рифм: глаз, контрабас, унитаз, ананас, скалолаз, пенелтасс, отличный балабас, класс, противогаз, мурмибас, лоботряс…
Спиноза все бормотал и бормотал, а Дарий с Тангейзером уже осторожно выбрались через люк на свежий воздух и рассматривали окружающее. Правда, особо свежим воздух не был, сухим – да, и приходилось только гадать, как при таких условиях тут мог постоянно висеть туман. Да и действительно ли туман это был, а не какая-то местная взвесь? Но ближайшие окрестности просматривались вполне удовлетворительно, и ложку мимо рта тут можно было пронести, если только делать это намеренно. Хотя не чувствовалось ни единого дуновения ветерка, кусты с редкими скрюченными листочками время от времени тихонько шуршали. Не устрашающе, а как-то отвлеченно, словно для того, чтобы хоть чем-то занять себя. Трава здесь росла не пятнами, а сплошь, и место для второго завтрака (первый был поглощен в столовой погранзаставы) под опекой танка представлялось достаточно удобным.
Спиноза выдвинул из собственного бока манипуляторы с двумя менажницами и радушно сказал:
– Вот, возьмите балабас! Не гонит порожняк Гонбасс!
– И где ты только успел нахвататься всего? – восхитился Тангейзер, приняв менажницу, и непроизвольно сглотнул слюну. – Гонбасс – это же вроде где-то на Лабее. Служил тут один, мы его «Профессором» называли, так это была его любимая фраза.
– Присадка архамассы позволяет мне хранить практически неограниченный объем информации и оперировать им, – похвастался Спиноза. – Вот меня и загрузили по полной, серия-то экспериментальная. Давайте, балабасьте, пока не остыло, а я покараулю.
Танкисты расположились на траве под кустиками, вооружились вилками, сняли крышки с танковой еды.
– О-о! – с вожделением закатил глаза Диони. – Судя по запаху, это далнийские пицули… Божественно!
– Ага, годная жрачка, – согласился Силва, принюхиваясь к своей порции. – Да уж, это тебе не болты с бикусом в нашей столовке. А вот это у нас что? М-м!.. А это у нас варенички… – Он подцепил на вилку вареник. Трепетно, благоговейно, затаив дыхание, поднес ко рту, прожевал. – Да с картофанчиком! Стрелять-попадать!
Некоторое время танкисты молча предавались восхитительному процессу поглощения вкуснейших блюд, запивая их в меру холодным соком пипилии, а потом Тангейзер с грустью сказал:
– Представляешь, что будет, когда у него, – он мотнул головой на танк, – запас кончится? Уж наши-то местные командиры на разносолы не расщедрятся, да и из чего тут готовить далнийские пицули? И кто бы сумел их приготовить? И вообще, сюда такие харчи не возят. Так что забьют Беню под завязку кирзой, и конец благословенной жизни. Не, надо тут кататься, пока все не подчистим!
– Мда-а… – задумчиво покивал Дарий. – Вареников уж точно не будет… Но, с другой стороны, мы тут будем кататься, а там, – он махнул рукой в сторону далекой уже южной стенки Пузыря, – парни от Простыней отбиваются.
– Это да, – согласился Тангейзер. – Но так уж масть легла, как этот беглый зэк говорил. С третьей-то стороны, ты ведь на дежурство не напрашиваешься, если не твоя очередь. Вот и считай, что сейчас не наша очередь. У нас свое задание.
– Второй Спиноза! – воскликнул Силва. – Чувствую, вернемся отсюда такими наблатыканными, что кого хочешь в чем хочешь убедить сможем.
– Общение с мудрецами если и не делает дурака умным, то, по крайней мере, дает ему возможность скрывать, что он дурак, – изрек танк.
– Это воспринимать как намек? – ледяным голосом осведомился Дарий.
– Ни в коем случае! – воскликнул Спиноза. – Я не изъясняюсь намеками, я всегда говорю прямо. – И прежде чем командир успел осознать смысл сказанного, добавил: – Да ты ешь, Дар, ешь, холодные вареники это уже совсем другое блюдо, и удовольствия от него ты не получишь.
– Тут ты прав, – кивнул Силва.
Танкисты опять сосредоточились на приеме пищи, чувствуя себя спокойно и уютно под прикрытием расчудесной боевой машины.
– Вкусные пицули… – вздохнул Диони. – С детства люблю. Мама их так готовила, что я чуть вилку не проглатывал. Жаль, нечасто ел такое, они ведь дорогущие, заразы! – Он вдруг перестал жевать. – А кто ж это нашу коробку деликатесами умудрился набить?
– Это подарок, – неожиданно заявил Спиноза. – Но я не коробка.
Танкисты с удивлением уставились на его розовый бок.
– Подарок? – недоверчиво переспросил Тангейзер, пропустив мимо ушей возражение бронехода. – Челябцы, что ли, скинулись? Не верю! Слыхал я, что они только на водку могут скидываться. И то – для себя же. И не все.
– Мир не без добрых людей, – загадочно изрек бронеход. – Вспомните, как много есть людей хороших – их у нас гораздо больше, вспомните про них!
– Да, это здорово… – Диони похлопал себя по животу. – Пицули… Мама…
Танк издал какой-то звук, и Дарий встрепенулся:
– Что там, Бенедикт?
– Все нормально, – успокоил его танк. – Жуй не спеша.
Силва последовал его совету, искоса поглядывая на притихшего товарища. Тангейзер потягивал сок.
Дарий общался с ним и Поллуксом почти год и знал, что Диони вырос без отца. Мама его работала менеджером в какой-то фирме, и в деньгах они вовсе не купались, хотя голодными, разумеется, тоже не ходили. Но далнийские пицули могли позволить себе далеко не каждый день. Впрочем, если трескать деликатесы каждый день, они, наверное, приедятся. В том-то вся и прелесть… И потом, у Тангейзера была мама, которая могла готовить ему пицули и прочее, а у него, Дария, мамы уже не было…
Силва подавил вздох и допил сок. Закрыл крышками опустевшие ячейки менажницы, повертел в руках вилку. Подумал – и аккуратно положил ее под куст. Пусть потом кто-нибудь поломает голову, откуда взялась в Пузыре вилка.
– Ну что, поехали? – взглянул он на товарища. – Нас ждут великие дела.
– Лучше уж без них, да живыми-здоровыми. – Диони поднялся, забрав менажницу. – Спасибо, Беня! Ты прям как скатерть-самобранка.
– Хорошо, чтоб каждый танк был скатерткой-самобранк! – выдал Силва и, тоже подхватив свою менажницу, направился к люку.
– А еще говорят, что поэтом нужно родиться, то да се, – заметил Тангейзер. – А всего-то и требуется, что провести некоторое время в компании Спинозы. Еще раз спасибо, Беня! И добрым людям спасибо!
– Пожалуйста, – в голосе танка чувствовалась улыбка.
Он тут же продолжил, переменив тон:
Кто со мной проведет ну хотя бы неделю,
Сможет рифмы плодить в самом деле!
Почему бы и нет?
Был танкист – стал поэт!
Если есть голова и мозгов хоть чуток,
Знаю я: будет толк.
Будет толк!
Я все лучше творю – посмотри на меня:
Совершенствуюсь день ото дня.
Так присутствуй почаще при этом,
И тогда будешь тоже поэтом!

– Побольше бы таких благодетелей, и мир был бы лучше, – не уклонялся от темы Тангейзер, устраиваясь в кресле и расстегивая комбинезон. – Беня, скажешь, кому и куда, вернусь и позвоню. Может, еще один подарочек сделают…
– Неизменна природа человеческая! – весело воскликнул Спиноза. – Каждый так и норовит выжать по максимуму!
– Да нет, я не то хотел сказать, – начал смущенно оправдываться Диони. – Ну, то есть то, но это не главное. Просто благодарность выражу… А вдруг они еще раз такую благодарность захотят услышать?… То есть сами пусть решают, я просить не буду…
– Я просить не собираюсь, только дайте мне вот это, а еще, пожалуй, это, а коль вас не затрудню я, то добавьте и вон то, – ехидно прокомментировал Спиноза и почти сразу сообщил: – Вижу скопление Простыней. Летят в сторону нашей погранзаставы.
– Угости их ракетой, Бенедикт, – приказал Дарий и тоже расстегнул комбинезон. – Покажи им, где руньки ночуют…
– Слушаюсь, Дар!
Все вокруг закачалось от пуска ракеты, но тут же успокоилось – демпферы у Спинозы были что надо.
– Э! – встрепенулся Дарий. – А если промажешь, и ракета вылетит за стенку? Стенки-то у Пузыря вполне пробиваемые, не то что потолок! Наши там не пострадают? А если на Лагерь брякнется?
– Никуда не брякнется, – заверил танк. – Во-первых, промаха не будет, а во-вторых, если и брякнется, то километров за сто отсюда.
– Противоречие, однако, – заметил Дарий. – То «не брякнется», а то «если и брякнется»…
– А что есть жизнь? Сплошные противоречия, – не моргнув и объективами, парировал супертанк. – И в этом единстве противоречий и заключается вся суть и прелесть бытия…
– Вот и решение проблемы, как дать о себе весточку, – сыто отдуваясь и орудуя зубочисткой, заявил Тангейзер. – Беня делает расчеты и запускает болванку, чтобы она шмякнулась где-то в окрестностях заставы. Но не на нее. И народ понимает, что у нас все в порядке.
– Что-то в этом есть… – задумчиво протянул Силва. – Только народ может и непонятливым оказаться. Сопроводительное письмецо нужно бы.
– Ага, к стабилизатору привязать! – хохотнул Тангейзер.
– Ну, к стабилизатору не к стабилизатору… – Дарий потер лоб. – Бенедикт, а у тебя на борту краска имеется какая-нибудь?
– Найдется, – сказал танк. – Меня снабдили на все случаи.
– Это чтоб мыть тебя не приходилось? – еще больше развеселился Тангейзер. Дополнительный завтрак явно положительным образом сказался на его настроении. – Танки ведь не моют, их красят, так сказал мудрейший Бебя.
– И кто-то, видимо, считает так же, коль о краске позаботился. – Дарий встал. – Где она у тебя? Сейчас боеголовку свинчу и намалюю на болванке: «Привет! У нас все нормально». Надеюсь, Бенедикт, краска быстросохнущая?
– Именно, – подтвердил танк. – В кладовке номер четыре, слева от входа, на нижней полке. Сейчас открою кладовку.
Дарий вышел из башни и по узкому коридорчику направился за краской. Через несколько секунд до оставшегося на месте Тангейзера донесся его голос:
– Эй, Спиноза, а чего это у тебя в душевой вода течет, слышно, и дверь заперта?
– Развоздушиваю, – пояснил танк. – Не досмотрел сразу.
– Непорядочек, боец! – пожурил Силва. – В следующий раз будешь принимать упор лежа.
– Виноват, господин командир экипажа, исправлюсь! – тут же отбарабанил танк.
– Надеюсь, боец, очень надеюсь… Так… Краска есть, и кисточка… Открывай боевые закрома. Тан, дуй ко мне, банку держать будешь. А ты, Бенедикт, давай, поезжай потихоньку, чего стоять-то?
– Слушаюсь, Дар! – рявкнул танк и незамедлительно тронулся дальше.
А Диони бросил зубочистку в отверстие мусороприемника, не попал, и побрел на помощь командиру.
Провозившись со словом «привет», Силва решил, что этого будет достаточно: если мозги есть – поймут, что все в порядке. А если нет, то хоть трактат целый пиши, все бестолку. Завершив труд жирным восклицательным знаком, он дал команду Спинозе отправить болванку в полет с таким расчетом, чтобы она приземлилась где-то неподалеку от КПП. Болванка пустилась в путь, а танкисты вернулись в башню.
Пейзаж на экранах практически не менялся – уплывали назад хилые рощицы, извивались овраги, на голые склоны редких холмов жалко было смотреть. Простыни все так же маячили в отдалении, то в одиночку, то группками, но никаких агрессивных намерений не проявляли.
О них минут через двадцать молчания и заговорил танк:
– Я анализирую расположение Простыней, их численность и направление движения.
– И что интересного наанализировал? – спросил Дарий.
– Собственно, я хотел выяснить, прослеживается ли у них какой-то исходный пункт. Точка, из которой они отправляются совершать акции, направленные на срыв добычи стратегического сырья.
– И как, выяснил?
В ожидании ответа Силва задрал голову к потолку, хотя с таким же успехом мог смотреть в пол или куда-нибудь еще. Потому что голос Спинозы по-прежнему раздавался сразу из всех углов (которых, правда, в закругленной башне не было).
– Пока таких мест выявлено тринадцать, и ни одному нельзя отдать предпочтение, пока не будет накоплена база данных.
– Тогда произвольно выбирай курс к одному из них и продолжай наблюдение, – решил Дарий. – Если появится намек на гнездо, отправимся туда.
– А если так и не появится? – подал голос Тангейзер.
– Тогда будем кататься тут и жевать пицули с варениками, – улыбнулся Силва. – И периодически посылать приветы сослуживцам.
– О, это меня устраивает! – потер руки Диони и негромко запел: – А срок идет, а срок идет…
– И все мерцает и плывет, – немедленно подключился Спиноза. – Курс выбрал, поворачиваю на двадцать три градуса к востоку.
– Тебе виднее, – сказал Дарий.
– Вероятность определения расположения базы врагов возрастает прямо пропорционально времени нашего пребывания на данной территории, – глубокомысленно заявил супертанк. Помолчал и добавил: – Хотя такой вывод может быть и неверным.
– Не парься, – добродушно посоветовал Силва. – И не спеши с выводами. Будем накапливать информацию. Далеко не всегда удается с ходу обнаружить врага, правильно?
– Совершенно верно, – согласился многознающий танк. – Во всяком случае, есть как минимум один древний, явно иносказательный текст – точнее, отрывок текста, повествующий именно о такой ситуации.
– А ну-ка, что за текст? – заинтересовался Дарий.
Танк заговорил напевно, словно перебирая струны невидимых гуслей:
Ищет бедная старушка
За подушкой, под подушкой,
С головою залезала
Под матрац, под одеяло,
Заглянула в ведра, в крынки,
В боты, валенки, ботинки,
Все вверх дном перевернула,
Посидела, отдохнула,
Повздыхала, поворчала
И пошла искать сначала.
Снова шарит за подушкой…

Спиноза умолк, а в башне, казалось, продолжал витать звон струн.
– И что? – лениво спросил Тангейзер. – Нашла? И что она искала-то?
– На этом текст обрывается, – ответил танк. – Ясно, что под старушкой подразумевается армия, под всякими подушками и ботинками – места поисков, а ищет она, несомненно, врагов.
– Хитро зашифровано! – восхитился Дарий. – Я бы никогда не подумал…
– А у исследователей работа такая: думать, – изрек Спиноза. – Обычному человеку и в голову не придет, а они глубоко копают. Я тут тоже на досуге попробовал. Знаете, наверное, такое древнее выражение: «Истина в вине»?
– А как же, – кивнул Силва. – Приходилось слыхать, еще в училище.
– Вот, – сказал танк. – Принято считать, что, говоря так, мы либо констатируем правдивость мнения нетрезвого индивидуума, имевшего неосторожность высказать его на публике, либо ошибочность, субъективность мнения того же индивидуума, разум которого одурманен алкогольным напитком. На самом же деле, по моему скромному разумению, дело тут в ином. Дело тут в способности алкоголя воздействовать на ум таким образом, что постижение какой-либо истины происходит непосредственно, без логического анализа, в виде некоего озарения, какие неоднократно случались у всяких выдающихся деятелей. Главное – в правильном выборе напитка, дозе, времени суток, погоде и еще очень многих факторах, над установлением которых я сейчас и работаю. Вот, по-моему, прекрасный пример такого воздействия:
Душа мала и мысли легковесны.
Да, это я. Такие всем известны.
И не дано природой мне надменной
Быть Аристотелем, Дидро иль Авиценной.

Увидеть суть вещей мне не дано.
Я мелок – под водою зримо дно.
И чувств глубоких я не испытал,
И неизвестен мне любви накал.

В кругу философов сижу я сам не свой.
Я их не понимаю – я такой!
Хоть тщусь подняться от земли – увы! —
Мне не дано подпрыгнуть выше головы.

Но иногда, испив бокал до дна,
Я чувствую: открылась глубина,
И я глубок, и я горю в огне,
И я витаю в мудрой вышине,
Я рассуждаю умно, как Платон…

Как жаль, что это сон.
Всего лишь сон…

– Недурно, – одобрительно кивнул Силва. – Видно, что автор хорошо знает, о чем пишет.
– Это Алькор, – пояснил танк. – По-моему, один из так и неоцененных по достоинству поэтов Темных веков. Кстати, и прозу неплохую писал: «Вино Асканты»… «Время Черной Луны»… «Заколдованный остров»… «Прорыв»… «Обрыв»… Хотя нет, «Обрыв» – это Гончаров, Алькор жил попозже. Насчет того, что это всего лишь сон, понятно: оставляет лазейку, не хочет раскрываться. Но умный сообразит. Вот такое стихотворение. Тут он бьет в самое яблочко! Могу привести и другие примеры…
– А как у нас насчет «тихого часа»? – осведомился Тангейзер и страстно зевнул. – По очереди, например.
– Не понял? – сурово сдвинув брови, повернулся к нему Дарий. – А что ты ночью делал, боец?
– Так… это… Думал о нашей вылазке… И этот Бундер, зараза, под ухом храпел, как всегда… Я из-за него не высыпаюсь…
– Нет, расслабляться пока не будем, – решил командир экипажа. – Еще и трех часов в пути не провели, а ты уже… О боевой задаче непосредственно думать надо, боец, а не о том, как харю плющить. Кстати, Бенедикт, что там с пройденным расстоянием? Замедление не увеличивается?
– Пока нет, – ответил танк. – Все те же четыре тысячи семьсот тридцать семь метров в час.
– Ну, и то хорошо. – Силва откинулся в кресле. – Может, дальше все и образуется, другая полоса пойдет…
– Жизнь полосками идет, то не прет, а то попрет, – забубнил танк. – Вот и новый поворот, там совсем наоборот…
– Вот такой вот бутерброд, – сонно сказал Тангейзер, влип затылком в подголовник, сцепил тонкие пальцы на животе и закрыл глаза.
– А в туалете с водой нормально? – спросил Дарий.
– Без проблем, – заверил танк. – С душем тоже все уже в порядке. И горючки лет на пять, если экономно…
– Ну, это я знаю… Бантин – не соляра… – Силва почувствовал, как тяжелеют его веки, сел прямо и уставился на обзорный экран. – А ну-ка, прыгни пару раз на подушке, для разнообразия!
Танк прыгнул не пару раз, а три. Наверное, потому, что прыжки – понятие не парное. Прыгнул довольно высоко и далеко, но приземлялся мягко, так что танкисты из кресел не выпали. При третьем прыжке над ближайшей рощицей взвились две Простыни и зависли над деревьями, не удирая, но и не атакуя. Спиноза пролетел мимо них большой розовой птицей, не пуская в ход оружие.
– Боезапас пожалел или чертяк этих? – поинтересовался Дарий.
– Они же не полезли, – ответил танк. – И не собирались, я бы их намерения определил. У них перед атакой цвет слегка меняется.
– Боятся тебя, что ли? – предположил Силва. – Или им просто в лом? Обеденный перерыв?
– А зачем им нарываться? Мы же архамассу не добываем.
Дарий хлопнул себя по лбу:
– Точно! Значит, мы им безразличны?
– Возможно, они и чувствуют, что во мне есть архамасса, но, очевидно, им до нее нет дела, – сказал Спиноза. – А вот когда речь идет о добыче архамассы…
– Это радует, – широко улыбнулся Дарий. – Нападения можно не опасаться. Но расслабляться все равно не стоит – мало ли что…
– Начеку я всегда, не грозит вам беда! – отбарабанил танк.
– Замечательно, – сказал Силва. – Так и продолжай.
– Служу Мезвездному Союзу! – выпалил Спиноза и понизил голос: – Между прочим, консистенция тумана уменьшается.
– Отлично! – Дарий вновь растянул губы в улыбке, но тут же слегка нахмурился. – Что-то уж больно удачно у нас одно с другим складывается… Как бы все это нам…
– Тихо, Дар, не накаркай! – открыл глаза Тангейзер. – Это хорошо, когда все хорошо.
– Да, Тан, ты прав. Пожалуй, помолчу.
Силва некоторое время смотрел на обзорный экран – там открывался очередной овраг. Его противоположная серо-бурая стенка была испещрена трещинами, а когда Спиноза подъехал ближе, стало видно, что внизу, метрах в девяти-десяти от кромки, отвалился целый пласт почвы. И обнажил что-то красноватое и гладкое, напоминающее какой-то искусственный объект.
– Что это? – Дарий, подавшись к экрану, ткнул пальцем в странное пятно. – Тормозни, Бенедикт! И давай туда, вниз. Посмотрим…
– Мне и отсюда видно, – заявил танк, но послушно сбавил ход и, вместо того, чтобы перелететь через овраг на воздушной подушке, опустился в него и завис у пятна. – Показываю результаты сканирования.
На экране появился весь предмет, часть которого высовывалась из земли. Силва и Диони принялись разглядывать его.
– И что это за штуковина? – пробормотал Дарий. – Явно кусок какой-то конструкции…
– Во всяком случае, на природное образование не очень похоже, – согласился Тангейзер. – Обломок какой-то.
– Именно, – подтвердил танк. На экране было видно, что он выдвинул два манипулятора, похожих на костлявые руки скелета. – Я прошелся по базе, и вот результаты.
На соседнем экране в несколько рядов появились цветные изображения рыцарских доспехов и защитных костюмов хоккеистов, полицейских и спецназовцев. Красным был выделен фрагмент, совпадающий с тем, что находился перед танком.
– Ага, понятно, – удовлетворенно сказал Силва. – Кусок нагрудника. Ну и крупный же был его владелец, стрелять-попадать! Богатырь!
– Возможно, это часть обшивки какого-то механизма, – предположил Спиноза.
Его манипуляторы разгребли землю вокруг находки, вцепились в нее и с видимой легкостью выдернули из почвы.
– Прячь в свои закрома, – распорядился Дарий. – Пусть специалисты обнюхают и оближут.
– Я уже обнюхал и облизал, – сообщил танк.
– Не клок ли это наших пропавших роботов? – спросил Тангейзер.
– Нет, состав не такой, – возразил Спиноза. – Есть, конечно, совпадения, но отличий гораздо больше. Тут столько всего намешано… Я могу поплотнее этим заняться, подвергнуть разным анализам…
– Анализы оставим специалистам, – отмахнулся Дарий. – Ясно, что штуковина эта древняя, не наша, и кто-то здесь крепко повоевал. Как ты говорил, Бенедикт? Некроэнергия?
– Да.
– Битва гигантов… Думаю, если запустить сюда специалистов, они тут еще много интересного нароют. А у нас, бойцы, задача другая. Так что суй этот обломок доспехов в контейнер, и поковыляем дальше.
– Тут какой-то значок имеется, – сообщил танк. – Сейчас протру, чтобы вам тоже видно было.
– А ну-ка, ну-ка! – Силва заинтересованно подался к экрану, и Диони последовал его примеру.
Из-под манипулятора потекла коричневая густая жидкость. Суставчатый палец принялся тщательно растирать ее по поверхности находки. Вскоре очиститель превратился в засохшую полупрозрачную пленку. Коготь манипулятора сковырнул ее, и взорам танкистов открылся небольшой, с половину ладони, рисунок, выполненный черными линиями. Из углов ромба, расположенного вертикально по длинной диагонали, во все четыре стороны тянулись наружу стрелки – точь-в-точь графическое изображение вектора. Оба боковых и нижний были одинаковой величины, такими же, как поперечная диагональ, а верхний вектор, направленный на условный «север», – в полтора раза длиннее.
– Занятно, но непонятно, – сказал Дарий. Между прочим, в рифму сказал. – Что-то вроде эмблемы.
– Или знака отличия, – добавил Тангейзер.
– Или знака отличия, – согласился Силва. – Да, покопаться тут было бы интересно… Кстати, Бенедикт, а сканеры твои глубоко под землю могут заглядывать?
– Это зависит от состава грунта, – ответил Спиноза. – Разумеется, я не научно-исследовательская машина, и на километр, скажем, в глубину заглянуть не в состоянии. Но мины обнаружить могу, и бункер подземный, и коммуникации, при неглубоком расположении. Однако такую задачу передо мной не ставили…
Силва потер шею.
– Упущение. Может, зеленые человечки как раз под землей и сидят. Я же вроде об этом говорил.
– Говорить и ставить задачу – это совершенно разные понятия, – изрек танк. – А мне в таких делах не положено ни вносить предложения, ни самовольничать. Только выполнять поставленную задачу.
– Да, это уже мы недоработали, – признал Дарий. – Я, честно говоря, предполагал, что такое предусмотрено по умолчанию… – Он с прищуром взглянул на Тангейзера: – Ты же инструкцию изучал, боец. Не дочитал, что ли?
– А что я?! – вскинулся Диони. – Беня как говорил? Инструкцию нужно изучать постепенно, это, мол, интересное дело. Постепенно! Так, Беня?
– Да, говорил, – подтвердил Спиноза.
– Ну вот! – Тангейзер победно посмотрел на Дария. – А изучать такой объемище можно и до конца срока. Вот я и не спешил, прошелся по основному… И потом, – голос его стал вкрадчивым, – ты же и другое говорил, Беня! Ты говорил, что знаешь ее на память и готов ответить на любой вопрос. Ты же у нас из тех машин, что включил и забыл! Не так?
– Так, – согласился бронеход. – Но меня насчет осмотра недр никто не спрашивал.
Тангейзер возмущенно фыркнул:
– Карабарас, не спрашивали его! А кто говорил, что и советы дает, и врагам наподдает? Что ж ты не посоветовал, чтобы Дар тебе приказал, чтобы ты и под землю пялился?
– Я не могу советовать командиру дать такой приказ, который я ему посоветую дать! – железным голосом, в котором не было и нотки прежнего мягкого баритона, прогрохотал танк.
Силва опять принялся с силой тереть шею.
– Мда-а… Тут что-то с логикой не так… Понимаю, а вот выразить не могу… Какое-то противоречие… Что-то типа той загадки про парикмахера…
– Какого парикмахера? – удивился Тагнейзер.
– Ну, который бреет бороду только тем, кто не бреется сам, – пояснил Дарий. – Вопрос: кто бреет парикмахера?
– Да никто его не бреет, – заявил Тангейзер. – И сам он не бреется. Вот и все.
– Нет, не все, Тан. Он каждый день побритый ходит.
– Значит, у него вообще борода не растет! Какой-нибудь фирлянин.
– Загадку эту придумали, когда ни о каких фирлянах еще не знали…
– Другой парикмахер бреет, и все дела!
– Он там один-единственный.
– Да на что он тебе сдался, этот парикмахер? – возмутился Диони. – Это его проблемы! Бреет – не бреет…
– Ну, у нас ситуация не совсем типа этой загадки, – вмешался супертанк. – И решение у этой загадки есть. Даже два. Это довольно известная интерпретация парадокса Рассела о множествах, содержащих самих себя в качестве элемента. Пусть Икс – это множество всех множеств, которые не содержат себя в качестве своего элемента…
– Что-то у тебя всюду Иксы, – заметил Тангейзер.
– Ну, пусть будет троглонийская Мия, – не стал затевать спор Спиноза. – Суть от этого не меняется. Содержит ли эта Мия саму себя в качестве элемента? Если да, то, по определению Мии, она не должна быть элементом Мии – значит, противоречие. Если нет, то, по определению Мии, она должна быть элементом Мии – опять противоречие.
– Беня, не надо! – взмолился Тангейзер. – Ты решение сразу скажи.
– Пожалуйста. Парикмахера можно рассматривать как лицо, выполняющее социальную функцию. Она заключается в том, чтобы, в частности, брить бороду другим. За эту работу он получает от тех, кому эту услугу оказывает, деньги. А когда же парикмахер бреет бороду самому себе, он не выполняет социальную функцию «брить бороду». Он просто осуществляет свою потребность быть выбритым. И парадокс исчезает.
– Ну, завернул… – покачал головой Тангейзер. – Слушай, а зачем тебе вообще в бой ходить, стрелять, суетиться? Стой на яме, да выдавай ученым что-нибудь в таком же духе – они же тебя на руках носить будут.
– Да ладно! – скромно сказал танк. – Еще надорвутся. Если для тебя такое объяснение сложновато, то вот другое, попроще: парикмахер – это особь женского пола, и ей не нужно брить бороду, так как бороды она не имеет.
– Умеешь ты мозги запудрить… – протянул Силва почти с восхищением и вдруг встрепенулся: – Стоп! Но раньше ты, помнится, говорил, что командир, то есть я, могу отменять собственные приказы по твоей рекомендации.
– Можешь, – согласился танк. – Но для этого нужно сначала такой приказ дать. А ты не давал.
– Тьфу! – плюнул на пол Дарий. – Совсем голову заморочил! Есть подозрение, что ты в разных случаях руководствуешься, в первую очередь, собственной выгодой и потому заявляешь то так, то этак.
– А какая же у меня может быть выгода? – удивился танк. Или сделал вид, что удивился. – Мое дело – выполнять приказы! Решать боевые задачи!
– Ладно! – махнул рукой Дарий и растер плевок подошвой. – С тобой только свяжись, мозги расплавятся… Да и вообще, о чем мы тут болтовню развели? Ехать надо! Давай, Бенедикт, прячь находку, и вперед!
– Слушаюсь, Дар!
Танк втянул манипуляторы и, словно кабина лифта, начал возноситься вдоль стенок оврага. Миновав кромку, он пролетел чуть вперед, мягко опустился на гусеницы и покатился дальше.
А Силва повернулся к Диони:
– Значит, так, Тан: вместо того, чтоб спать, изучай инструкцию.
– Приказ понял, командир, – уныло выдавил из себя Тангейзер и полез в настенный шкафчик. Извлек увесистый том и со вздохами принялся его листать.
– А с тобой так договоримся, Бенедикт, – не унимался Дарий. – Советы давать разрешаю, но в разумных пределах. Понял?
– А каковы эти разумные пределы? Какие пределы можно считать разумными? По каким критериям определять, что является разумным, а что…
– Сам соображай, – отрезал командир экипажа и победно выпятил подбородок.
Спиноза ничего не сказал, и это молчание было явно недоуменным…
«Вот так я тебя!» – удовлетворенно подумал Силва.
Прошло минут пять, а то и больше, и Тангейзер, который, судя по его виду, все это время что-то напряженно обдумывал вместо того, чтобы изучать инструкцию, повернул голову к командиру.
– Слушай, Дар… А с чего мы вообще завели разговор про парикмахеров? При чем тут парикмахеры?
Силва крякнул и произнес в пространство:
– Без комментариев…
А Спиноза, конечно же, без комментариев не обошелся, разразившись очередными рифмованными строками:
Детишкам маленьким не без причин
(А уж особенно девицам,
Красавицам и баловницам),
В пути встречая всяческих мужчин,
Нельзя речей коварных слушать, —
Иначе волк их может скушать…

– И что? – с недоумением спросил Тангейзер. – Зачем ты еще и детишек с волками приплел? Тебе парикмахеров мало?
– Это концовка древней сказки «Красная Шапочка», – пояснил бронеход. – Ее мораль.
– Ну, знаю такую сказку, – Тангейзер продолжал хлопать глазами. – Мама в детстве рассказывала. Там вроде никаких парикмахеров не было…
– Человек сочиняет сказку. Вернее, пересказывает старую легенду. И в конце говорит, что именно хотел этой историей сказать. А потом эту мораль из сказки изъяли. Решили, что она не нужна. Народу сама история была интересна.
– Ну?
– Гну! – незамедлительно срифмовал Спиноза. – Неважно, зачем мы говорили о парикмахере. Главное – история интересная.
Силва громко фыркнул, но промолчал, сочтя за лучшее просто смотреть на экран. А Диони подумал-подумал, покрутил головой и уткнулся в инструкцию, пробормотав:
– Почитаю-ка… Может, вычитаю, как с тобой бороться.
– Со мной бороться – напрасный труд, – заметила удивительная боевая машина. – А коль решишься – тебе капут!
Тангейзер вжал голову в плечи и с самым что ни на есть сосредоточенным видом принялся читать инструкцию. Дарий бросил на него косой взгляд, усмехнулся и вновь перевел глаза на экран.
И не зря.
– Стой, Бенедикт! – почти тут же сдавленным голосом сказал он. – Ты видишь?
– Что там? – подпрыгнул в кресле Диони, опять уронив на пол многострадальную инструкцию.
– Следы гусениц, – сбрасывая скорость, произнес танк. – Здесь прошли братья мои меньшие…
Да, глубокие отпечатки траков, куски вывороченной земли и вырванная с корнем трава говорили о том, что пересекающимся курсом по этим землям когда-то проследовали боевые машины. Туман совсем рассеялся, и следы были отчетливо видны.
– Все правильно, – сказал Дарий. – Они заходили не с юга, как мы, а с запада. Да, Тан, так же нам говорили?
– Точно, – подтвердил Тангейзер.
Силва выпрямился в кресле.
– Принимаю решение: мы пойдем по их следам! Но с предельной осторожностью!
Диони опасливо хмыкнул.
– Они тоже, небось, с предельной осторожностью… И где они теперь?
– Судя по следам, они не боевым порядком шли, а стадом, – сказал Силва. – А мы стадом не пойдем. Правильно, Бенедикт?
– И хотел бы, да не получится, – отозвался танк. – Даже если последует такой приказ. Ну, разве что, если распилю себя на куски.
– Пилить не надо. Давай, потихоньку, и все свои рецепторы задействуй!
– Слушаюсь, Дар!
Это были последние слова, прозвучавшие в башне. Далее, в течение чуть ли не трех часов, там царило напряженное молчание. И сам танк, и его экипаж пребывали в состоянии постоянной готовности к любым неожиданностям, которые вряд ли могли бы оказаться приятными.
Следы все вели и вели на восток, кое-где виднелись в траве пустые банки из-под тушенки и смятые одноразовые стаканчики, и теперь не оставалось сомнения в том, что здесь прошла танковая группировка именно Межзвездного Союза, а не каких-то чужеродцев. Такие же предметы присутствовали в любых местах, где проходили танки Союза. Они, эти предметы, придавали особую прелесть пейзажу. Да и поваленные деревья были отличительной чертой таких походов – зачем объезжать, когда можно напрямик?
И только когда впереди показалась очередная превращенная в дрова рощица, командир прервал молчание.
– «Трицер»! – выдохнул он, показывая на экран.
Там и вправду виднелась обрамленная сухими ветками широченная корма танка «Трицератопс».
Назад: Глава 5. Когда не хватает скрипки
Дальше: Глава 7. С миру по нитке