Глава 3
Размечталась
Настя сполоснула кисть и села на ступеньки веранды, бездумно глядя на катящиеся к берегу волны. Не слишком высокие – кататься интересно разве что совсем новичкам. Гладкие сверху, опушенные пеной на гребне, безвредные. Заряженные магией чудовищной силы. До сих пор Настя могла только помнить разговор министров из «Гарри Поттера» и не выпускать из виду, что Внимающие Сивапу – «тоже волшебники». Теперь она знала, чем именно грозят сектанты, и мирный шум прибоя вызывал у нее тошноту. Фантазия раз за разом рисовала одну и ту же картину: горизонт задирается все выше, заслоненный гладким, безобидным на первый взгляд валом, катящимся на берег. Зона глубин пройдена; нижние слои воды цепляются за кромку шельфа, окружающего остров. Верхние – вспухают кошмарной волной, нависающей над прибрежными поселками и городами…
Дальше воображение Насти не шло. Перехватывало дыхание, ладони становились мокрыми и холодными, и в горле набухал отвратительный ком. Цунами. Всего лишь экзотическое слово для жительницы Новосибирска. Ужасающая реальность – здесь, на берегу океана… Шриланкийцы утверждали, что Внимающие Сивапу не решатся пустить в ход свое единственное оружие. Махинда яростно фыркал в усы и кричал, что кишка у них тонка. Темный Сиримаво утверждал, что Хранитель Голоса Ратна, главарь сектантов, достаточно разумен и протянет до последнего в надежде все-таки заполучить артефакт. Дингири и вовсе сомневался, что заклинание существует, и называл Ратну старым жадным жуликом. Но Настя не могла не замечать тревогу, с которой они посматривали на безмятежную морскую гладь.
Впрочем, долго наблюдать за Иными не пришлось: Настю выставили с совещания мягко, но стремительно и с непререкаемой решимостью. Объяснение дали резонное: у нее нет ни навыков защиты, ни умения работать с информацией, ни обычного человеческого самообладания. Узнай она что-нибудь лишнее – и сведения станут доступны врагу. Препираться и спрашивать, за каким чертом ее вообще сюда притащили, Настя постеснялась: местные Иные вели себя бесконечно вежливо. Их манеры были столь безукоризненны, что вполне заменяли логику и здравый смысл…
Конечно, она попыталась подслушать – но вместо речи различила лишь мерзкий гул, от которого до сих пор чесалось в носу и слезились глаза. Оставалось только уйти в свою хижину и распаковать краски. Старый, проверенный способ не думать о страшном, заглушить боль. Такая у нее судьба – рисовать, когда становится совсем плохо. Настя оказалась непрошеным ребенком, мечтающим помочь взрослым, но способным лишь помешать. Времени на раздумья не было: страх и обида притаились в глубине души, готовые затопить с головой. Необходимо как-то развлечься, чтобы пережечь их, и жить дальше.
К тому же рисунок на двери действительно не давал Насте покоя. Полный идиотизм, возможно, даже симптом душевного нездоровья, но несколько недостаточно четких линий по-настоящему выводили из себя. Неплохо, но – несовершенно. Эту хижину Тави раскрашивала последней, второпях, и огрехи бросались в глаза, зудели под черепной коробкой, как толстые навязчивые мухи. И Настя сдалась: проще было убрать ошибки, чем пытаться их игнорировать. Не зря бросала в рюкзак акрил… Теперь, когда рисунок был исправлен, она наконец могла сосредоточиться на том, что успела узнать.
Цунами. Древнее пророчество об артефакте, который навсегда изменит мир Иных. Как именно, Настя так и не поняла. Навязанная практически силой помощь московского Ночного Дозора. Сильвия… Неудивительно, что Настя, явившаяся в компании представителей Ночного Дозора, не вызвала у хозяйки «Сансамая» теплых чувств. Одно дело – потенциальная Светлая, не подозревающая о существовании Иных и их внутренних раздорах. Совсем другое – Светлая, которой уже объяснили, где друзья, а где – враги. Настя печалилась о том, что их сдержанной дружбе пришел конец, но понимала, что иначе быть не могло.
Чандра вовсе не фантазировал, когда предостерегал счастливую Тави, ошеломленную свалившейся на нее чудесной работой. Сильвия оказалась Иной – и не просто Иной, а древней Темной, перед которой лебезили местные дозорные. Торопливо просвещая Настю перед совещанием, Семен не мог скрыть ни восхищения перед умом ведьмы, ни отвращения к ее темным делишкам. Слабый от природы уровень Силы Сильвия компенсировала хитроумием и неуемным любопытством. Вместо того чтобы конкурировать с европейскими коллегами, она сделала ставку на Азию – и не промахнулась.
Сильвия перебралась на Цейлон еще в конце восемнадцатого века вместе с англичанами, неуклонно вытесняющими голландцев. Самостоятельные попытки изучать магию местных Иных провалились; но как только Цейлон объявили британской колонией и остров начал интересовать не только военных с торговцами, но и ученых, ведьма тут же нашла лазейку. Антропологи и этнографы с удовольствием нанимали толковую, крепкую и, главное, потрясающе обаятельную девицу. Ведьма не претендовала на многое: место секретаря или стенографистки ее вполне устраивало. Одна экспедиция следовала за другой, и, пока наивные ученые описывали обычаи и ритуалы племен, Сильвия собирала по-настоящему ценную информацию. Выжав все, что можно, из цейлонцев, она переключилась на другие страны. Умудрилась поработать с Миклухо-Маклаем и Маргарет Мид. Стала по-настоящему сильным ученым. Действуя исподволь, вдохновила многих создателей знаменитых теорий…
Это была внешняя сторона ее жизни, частично доступная взгляду людей. Была и другая, тайная. В ней Сильвия вела обширную переписку с европейскими ведьмами и магами, делясь строго рассчитанными дозами добытой информации. Ведьмочка, не заслуживающая внимания, вечная девочка на побегушках утерла всем нос, превратившись в бездонный источник знаний. Сведения, хранящиеся в ее памяти, были обильны и отвратительны. Большая часть самых гнусных заклинаний из арсенала Темных проникла на Запад именно через Сильвию…
* * *
Сейчас ведьма сидела на веранде вместе с дозорными – бесценный консультант, удерживающий в голове массу мельчайших подробностей о секте Внимающих. Интересно, о чем они говорят? И зачем все-таки москвичи рванули на Слоновый, да еще и прихватили с собой недо-Иную, которую сами же обзывали обезьяной с гранатой? Почему Сильвия обратила на нее внимание в прошлом году – ведь она не могла не увидеть в путешествующей художнице потенциальную Светлую? Нет ответа. Нет…
Настя уныло ковырнула пятно краски на запястье. Кадмий красный, он же червонный, он же рэд, рохо, руж, хонг, сивапу… дэнг. Она медленно поднялась на ноги, преодолевая дрожь в ватных коленях. Спустилась к кромке воды, смыла пятно. Не сознавая, что делает, побрела по отливной полосе, загребая босыми ногами песок и кусая ногти. Красные футболки, Внимающие Красному, раскрашенный красным дом. Дэнг – домашнее имя, официальными тайцы пользуются редко. В переводе – попросту красный…
Да только есть ли связь? Красный – цвет популярный. Куда ни кинь – кругом только красный, или черный, или белый. То ли дело зеленый или лиловый. Вот если бы местные сектанты внимали Фиолетовому, а Дэнг звался Симван, было бы над чем подумать. А все-таки – кругом красное. Может, именно ради таких догадок ее привезли на Слоновый? Может, нашелся кусок головоломки, который разрешит кризис? Пурпурная шапка бугенвиллеи. Огненно-оранжевый панцирь маленького суетливого краба. Индийский миндаль роняет багровые листья. Красная тряпка подрагивает на ветру за переплетением ветвей. Белки выпученных глаз исчерчены красными, налитыми кровью сосудами…
Настя запоздало заорала, и ее крик увяз в липком холоде Сумрака. Время замедлилось; увязая в сером, податливом песке, Настя рванулась к оставшемуся далеко позади «Сансамай», но что-то с ужасающей силой дернуло ее назад. Нападающий уже был здесь – тощий мужчина в одежде, окутанной красноватым сиянием. Его костлявые темные пальцы впились в Настину руку. Под ногами расплескалась лужица тени, бледной и вялой под светом сизого, слабо светящегося неба. Внимающий оскалил слегка заостренные зубы – а потом его тень бросилась Насте в лицо, и она почувствовала, как проваливается в нее… в новый слой Сумрака. Сияние вокруг мужчины здесь стало ярче. Ладонь на Настином плече превратилась в бледную, когтистую птичью лапу, пронизанную красными жилками. Настя с беззвучным воплем рванулась прочь, оставляя на когтях клочья собственной кожи, но мужчина ловко перехватил ее одной рукой – а в другой уже разгоралось темное пламя. Бросок – и в серой ткани Сумрака заполыхал багровый провал. Каким-то шестым чувством Настя поняла, что стоит сектанту затащить ее туда – и все будет кончено. Разум и волю снесет волной, и ни Семен с Ильей, ни Андрей не сумеют ее спасти… «Главное – не думай сейчас, – истерически выкрикнула Тави, – не смей думать!» Настя уперлась, зарываясь пятками в песок; глаза у нее были безумными и бессмысленными, как у котенка, которого топят в ведре. Цунами… Андрей… Настя напрягла разум так, что казалось, в мозгу с тихим звоном лопнули какие-то тонкие жилки. И Сумрак подался под ее мысленными усилиями, закручиваясь в гребень волны. Толкнуть…
Внимающий Сивапу расхохотался ей в лицо. Тихо хрустнула в руке невесть откуда взявшаяся раковина – и вокруг нападающего и его жертвы, дробя сумрачную волну в туманную взвесь, закружилась песчаная пелена.
– Брось свои фокусы! – крикнул мужчина и, отпустив руку, перехватил Настю за горло. В глазах потемнело. Зияющая в ткани реальности дыра заслонила весь мир, и Настя, обезумевшая от ужаса и безнадежности, с отчаянным, задавленным чужой грубой рукой визгом швырнула сумрачную волну в провал.
Портал вспучился, как гигантский хищный цветок, и схлопнулся. Откуда-то из бесконечной дали донеслось рычание Внимающего; Настя почувствовала, как ее тащат за шкирку, как лопается под когтями кожа на шее. Перед глазами замелькали сияющие снежинки; последним, что увидела Настя, было белое лезвие света, рушащееся на голову врага.
* * *
Затылок опирался на что-то жесткое и теплое; рваные царапины на руках и шее ныли и зудели под волнами жара – словно кто-то поводил над ними горящей свечой. Под голыми ногами ощущался колючий прохладный песок. Настя задержала дыхание. Хотела заставить себя открыть глаза – и не смогла. Слишком страшно было увидеть, где она оказалась.
– Тихо, тихо, – раздался ворчливый голос Семена. – Все хорошо, все нормально…
Ее голова лежала на коленях Андрея. Семен, присев на корточки, сосредоточенно хмурился. Жар исходил от его широких ладоней, которыми он плавно поводил над ранами Насти. В невообразимой выси расплывчато маячила озабоченная физиономия Ильи.
Настя судорожно перевела дух и приподнялась. Все было хорошо.
– А где… этот… – просипела она. Семен неопределенно пожал плечами.
– Ушел в Сумрак, – кратко бросил он, и Насте не захотелось вызнавать подробности.
– Не надо было мне… – выговорила она. Слова едва проталкивались сквозь больное, опухшее горло. – Зря я…
– Все хорошо. Ты молодец, сумела продержаться…
Настя попыталась сказать еще что-то – но вместо этого разрыдалась, отчаянно вскрикивая и размазывая по лицу слезы и грязь.
– Ну-ну, – ошеломленно проговорил Андрей. – Ну ты чего, все нормально уже…
Он сгреб девушку в охапку, прижал лицом к груди. По футболке тут же расплылось горячее мокрое пятно. Настя всхлипывала, не в силах остановиться. Андрей ласково перебирал ее волосы, обещая покой и защиту, и это будило в ней благодарность, почти не отличимую от любви. Но перестать плакать Настя не могла. Пережитый ужас выливался вместе со слезами, и его было много. Очень много.
– Все хорошо, – в который раз повторил Андрей, и Настя наконец затихла. Вытерла глаза, пряча лицо. Она еще вздрагивала и вздыхала, но приступ неконтролируемых рыданий уже прошел. Захотелось умыться. Объятия Андрея стали тесными и неудобными, и Настя робко шевельнулась, высвобождаясь из кольца рук.
– Ничего не хорошо, – проговорил кто-то на английском, и Настя испуганно вскинула глаза. Над ней, сложив руки на груди, стоял Махинда. Верхняя губа приподнялась от гнева, обнажив золотой зуб. – Тебе велели сидеть в бунгало! Так какого…
– Нет, – гнусаво выговорила Настя и громко шмыгнула носом. Недоуменно поглядела на московских дозорных, ища объяснений.
Брюзгливый голос Махинды звучал глухо, будто доносился издалека:
– Семен, вы должны были сообщить вашей подопечной, что выходить одной из бунгало ей категорически запрещено, – говорил он. – А разгуливать за территорией «Сансамая» – и вовсе…
– Забыл, – безмятежно ответил Семен и неискреннее развел руками. – Запамятовал как-то, отвлекся. Сам знаешь, дел много, то одно, то другое…
– Это саботаж, – процедил Махинда. – Ты продавливаешь линию Гесера…
– Хочешь сейчас об этом поговорить? – со смутной угрозой спросил Семен. Махинда бросил быстрый взгляд на Настю и едва заметно качнул головой.
– Мы в общем-то еще не успели принять общее решение, – миролюбиво заметил Илья, – пришлось отвлечься… Давайте вернемся и закончим. Настя, – повернулся он к девушке, – я приношу тебе извинения от лица Ночного Дозора за нашу рассеянность. Мы не успели предупредить, что тебе действительно не следует выходить из бунгало без сопровождения… Это не твоя вина.
Настя передернула плечами – то ли жест, то ли судорога. Откашлялась. Ссадины больше не болели, но горло ныло как от ангины.
– Можно подумать, бунгало защитит, – безнадежно сказала она. – Там дверь не запирается. Да и не надо, достаточно стену хорошенько пнуть, чтобы она упала. С этим любой человек справится. А уж Иной…
Андрей удивленно засмеялся; Семен и Илья расплылись в снисходительных улыбках.
– Настенька, ты же весь «Сансамай» накрыла надежной магической защитой, – покачал головой Семен. – Ни один Иной не войдет в хижины без приглашения хозяйки. А в ту хижину, где живешь ты, – без твоего личного приглашения. Не зря мы с Илюхой тебя тогда напугали – постаралась.
– Я ничего такого не делала, – ошарашенно проговорила Настя.
– Ага, просто узорчики рисовала, – хихикнул Илья. – Примитивистские. Чистое искусство. Пойдем уже, хватит на мокром сидеть…
Настя поднялась, опираясь на торопливо протянувшего руку Андрея, стряхнула налипший песок.
– А старые рисунки? – спросила она. – Те, которые до меня сделали?
– В основном Сильвия сама баловалась, у нее легкая паранойя, боится, что подруги пакость устроят, – объяснил Семен. – Она же у нас великий теоретик, но с коллегами делится далеко не всем, кому-то может захотеться добавки. Может, и нанимала кого. Но такие наивные, как ты, ей, наверное, ни разу не попадались.
– Эльфийка, – насмешливо бросил Андрей.
– Ты сам-то как? – спросил Илья. Тот выпустил девушку, махнул рукой:
– Не задел. Все нормально.
Настя похолодела. Снова повторялась бангкокская история: она не просчитала последствия, вообразила, что все знает, думала только о себе. Вернее, вообще не думала. Потащилась на прогулку по острову, захваченному террористами. И другим снова пришлось рисковать из-за нее своей шкурой. Карма. Колесо, с которого она никак не может соскочить… Еще повезло, что в этот раз никто не погиб. Девушка обхватила себя руками. Кожа была горячая и сухая, как нос больной собаки; ее тряс озноб. Боль, от которой Настя пряталась за красками, дождалась своего момента – и нахлынула черной волной. Хотела помочь? Размечталась…
* * *
Приблизившись к красной хижине, Настя с сомнением осмотрела покрывающий стены орнамент. Несмотря на заверения дозорных, в собственноручно нарисованную защиту не верилось. Семен бросил на девушку оценивающий взгляд и замедлил шаги.
– Посижу-ка я с тобой, – небрежно сказал он. – Нечего тебе сейчас одной куковать. Илюха, держи оборону.
– Поправки? – быстро спросил Илья.
– Никаких, наше дело верное. Иди, совещайся.
Илья кивнул и следом за Андреем и Махиндой двинулся к общей веранде.
– Ну что, пригласишь? – с легкой насмешкой спросил Семен. – Посидим, покалякаем. Или опять гоношиться будешь?
Настя, спохватившись, неловко махнула рукой. Семен поднялся на крыльцо, присел, вытащил пачку сигарет. «Ява». Чего еще ожидать после бутерброда с вареной колбасой в бардачке…
– Ты того, что натворила, не стыдись, – тихо сказал он. – Знаю, что у тебя на душе делается. Только… не всегда мы рулим судьбой.
– Ага, у меня карма такая – всех подставлять, – сквозь зубы ответила Настя.
– Ага, карма, – неожиданно согласился маг и принялся тщательно разминать сигарету. – Думаешь, у тебя все под контролем, стоит постараться – и все сделаешь правильно. А это не так. Даже у Великих – не так.
Настя переминалась с ноги на ногу, изнывая от смущения. Она рада была, что Семен остался. В одиночестве она сейчас корчилась бы от стыда и ужаса; простые слова Иного утешили ее. Но Настя до сих пор не понимала, как вести себя с Семеном. Вдруг он ждет, что она подыграет, изобразит, что принимает манеры простака за чистую монету? Или наоборот… Настя прикусила губу и принялась рассматривать свои облепленные влажным песком сандалии.
– Ну чего нос повесила? – подмигнул Семен. – Испужалась?
– Да что ж такое! – воскликнула Настя. Очередное просторечие вывело ее из себя: невозможно серьезно говорить с человеком, который намеренно прячется за псевдодеревенским говорком. Она умоляюще прижала руки к груди. – Семен, ну зачем вы так?
– Как? Чего-то не пойму тебя.
– Семен… – простонала Настя, закатывая глаза.
Семен добродушно рассмеялся, извлек из кармана дешевую зажигалку из прозрачного пластика. Закурил свою истерзанную «явину».
– На кого я, по-твоему, похож? – неожиданно спросил он. – Чисто внешне?
– На нехорошего сантехника из журнала «Крокодил», – буркнула Настя, пряча глаза. – Извините…
Но Семен только весело ухмыльнулся.
– Не извиняйся, я своей внешностью не озабочен, но в зеркало все-таки иногда смотрю, так что в курсе. Что люди, что Иные судят по обложке, Настенька. Извертись вся – никуда не денешься. Этот – в очках, морда задумчивая, весь из себя изящный. Наверное, умный, можно с ним и поговорить по-человечески. – Семен усмехнулся, заметив, как Настя залилась жаркой краской. – Или наоборот: чего с него взять, гнилого интеллигента. А у того – простецкая рожа и руки как лопаты, ждем от него сермяжной правды и посконной мудрости. Где ему понять трепетную творческую деву, нечего его, дремучего, слушать.
– Простите, – выговорила Настя, краснея до слез. – Я понимаю. Простите… Но, помните же, я и в первый раз не до конца поверила, что вы такой… простой. Я понимаю, что нельзя так, по внешности…
– Да ничего ты не понимаешь, – весело отмахнулся Семен. – Думаешь, меня это огорчает? Да ничего подобного. Я пытаюсь тебе объяснить: что люди, что Иные судят по схемам, и никуда от этого не деться. Я мог бы тратить энергию и время, чтобы эту схему сломать. Только смысл? Зачем переть против волны, если на ней можно кататься? Знаешь ведь, сама на доске стояла…
– А вы тоже? – удивилась Настя и тут же снова смутилась: – Ой, да. Извините. Я опять…
– Да я серфингом занимался еще в те времена, когда о нем только гавайцы знали, – усмехнулся Семен, и его глаза затуманились от воспоминаний. – Случилась однажды заварушка на Кауаи, в форте Елизаветы. Там и без Иных было весело, местный король мутил, никак не мог выбрать, кому выгодней продаться, нашим или американцам. А тут еще жрецы – жрецами-то у них на островах настоящие Иные были, не жулье. Принялись гадить по мелочи: то проказу напустят, то рыбу уведут. Жучка на груз сандала натравили, а за этот сандал наши собирались купить боевой корабль у американцев… О Договоре там слыхом не слыхивали, лезли в человеческую политику как хотели. Поехали мы с ребятами разбираться. Я тогда молодой был, горячий, а у них половина магии на море завязана. В общем, пришлось становиться на доску… Ладно, не важно, – махнул он рукой, обрывая сам себя. – Я к тому, что…
– Ничего себе «не важно»! – невольно вырвалось у Насти. Она слушала открыв рот, не зная, что ее больше потрясает: существование русской крепости на Гавайях или участие затрапезного Семена в таких невероятных событиях. – Обалдеть же!
– Дела давние, двести лет прошло, – пожал плечами Семен. – Я все к тому, что можно, конечно, добиваться, чтобы не судили по одежке. А можно соответствовать ожиданиям и пользоваться этим.
– Да, да, – задумчиво кивнула окончательно растерявшаяся Настя.
– Магическое вмешательство в человеческий разум, даже слабенькое, – штука, знаешь, небезопасная, с побочными эффектами, – наставительно продолжал Семен. – Баловаться им не следует. Зачем лишний раз рисковать, если можно обойтись банальной психологией? Например, нужно нам внушить отвращение одной глупой маленькой художнице, не повредив ей мозги…
– Да, – машинально кивнула Настя и дернулась, когда сказанное наконец дошло до сознания. – Что-о?!
– А больше ничего не могу сказать. Думай.
Семен затушил догоревшую сигарету и встал. Потянулся с деланым зевком, покрутил головой, разминая шею.
– А наши-то все заседают, – с противоестественной бодростью сказал он. – Пойти посмотреть… не прозаседались бы!
Он снова подмигнул Насте и неторопливо двинулся прочь.