3
Я просыпаюсь, чувствуя, что Джулия пододвигается ко мне. Нет, к сожалению, это не от избытка чувств — она тянется к ночному столику, где стоит электронный будильник. На табло светятся цифры 6:03 — значит, будильник звонит уже три минуты. Джулия с остервенением бьет по кнопке звонка. Через несколько мгновений я слышу, что ее дыхание выравнивается — она снова спит. Добро пожаловать, новый день.
Примерно сорок пять минут спустя я выезжаю на своем «бьюике» из гаража. На улице еще темно. Но не успеваю я проехать несколько миль, как небо светлеет. На полпути к городу показывается солнце. Но я слишком погружен в свои мысли, чтобы сразу заметить это. Я поворачиваю голову и вижу, что солнце уже висит за деревьями. Меня иногда бесит, что я всегда так занят и озабочен, что, как я полагаю, и большинство людей, не обращаю внимания на все те чудеса, которыми полнится каждый божий день. Вместо того чтобы наслаждаться рассветом, я впиваюсь глазами в шоссе и думаю о Пиче. Он созвал в головном офисе совещание, на которое приглашены все подотчетные ему директора заводов. Совещание назначено на 8:00. Забавно, что Пич ни словом не обмолвился о теме совещания. Большой секрет — как будто война начинается или что-то в этом роде. Нам велено прибыть в восемь и взять с собой отчеты и прочую информацию, которая может понадобиться для всестороннего анализа деятельности филиала.
Впрочем, мы все догадались, о чем пойдет речь. Во всяком случае, представление имеем. По слухам, Пич собирается сообщить нам, как плохо филиал работал в первом квартале. Потом он намерен нацелить на новые высоты продуктивность, дав конкретные задания и взяв обязательства с каждого завода. Я думаю, именно в этом причина столь раннего начала совещания — Пич полагает, что таким образом даст нам надлежащее представление о дисциплине, а также о важности и срочности предлагаемых мер.
Ирония ситуации в том, что, чтобы попасть на совещание в столь ранний час, половине приглашенных пришлось вылететь накануне вечером. А это означает расходы на гостиницу и дополнительные траты на питание. Таким образом, чтобы возвестить нам о том, как плохо работает филиал, Пич собирается израсходовать лишние пару тысяч долларов. Этих расходов вполне можно было бы избежать, если бы совещание было назначено на час или два позже.
Я думаю, что Пич начинает терять почву под ногами. Не то чтобы он близок к духовному кризису, но все происходящее свидетельствует о чрезмерно нервной реакции с его стороны. Он подобен генералу, который знает, что проигрывает битву, но в отчаянном желании выиграть ее забывает о своей стратегии.
Пару лет назад он был другим. Он был самоуверен; он не боялся делегировать ответственность; он позволял нам действовать самостоятельно, пока мы получали хороший результат. Он старался быть «просвещенным» менеджером. Он пытался быть открытым к новым идеям. Если приходил какой-нибудь консультант и говорил: «Чтобы работать продуктивно, служащие должны любить свою работу», — Пич старался выслушать. Но тогда объем продаж рос и бюджет ломился от денег.
А что он говорит сейчас?
«Мне наплевать на их самочувствие! Если это стоит лишних денег, я за это платить не буду».
Так он заявил менеджеру, который пытался уговорить Пича открыть для служащих спортзал, исходя из той посылки, что в здоровом теле здоровый дух и т. п. Пич фактически выставил его из своего кабинета.
А теперь он приходит на мой завод и устраивает кавардак во имя улучшения обслуживания клиентов. Эта была уже не первая моя стычка с Пичем, хотя прежние столкновения были не столь серьезны, как вчерашнее. Обиднее всего, что мы с ним в общем-то всегда ладили. Какое-то время назад я даже думал, что мы друзья. Когда я был у него в штате, мы в конце дня сиживали в его кабинете и часами разговаривали. Изредка мы выпивали вместе. Все считали, что у меня где-то есть волосатая рука. Но я думаю, что нравился Пичу именно тем, что у меня никакого блата не было. Я просто хорошо работал, и мы ладили.
Как-то у нас в Атланте был безумный вечер на годовом собрании торговых представителей компании, когда Пич, я и несколько весельчаков из отдела маркетинга украли пианино в баре отеля и устроили песнопения в лифте. Когда двери открывались, другие постояльцы отеля, дожидавшиеся лифта, слышали очередной куплет ирландской застольной песни в нашем хоровом исполнении под музыкальное сопровождение Пича. (Да-да, он еще и на фортепиано хорошо играет.) Менеджер отеля поймал нас только через час. К тому времени толпа слушателей у лифта слишком разрослась, и мы перебрались на крышу отеля, откуда пели для всего города. Мне пришлось вытаскивать Билла из драки с двумя вышибалами, которых менеджер отеля привел, чтобы унять нас. Да, вечерок был веселый! Закончился он уже на рассвете, когда мы с Биллом в какой-то грязной забегаловке на другом конце города чокались стаканами с апельсиновым соком.
Пич был один из тех, кто дал мне ясно понять, что у меня есть будущее в этой компании. Это он вытащил меня на белый свет, когда я был начинающим инженером и все мои умения сводились лишь к тому, чтобы биться головой в стену. Это он привел меня в управление компании. Это он настоял, чтобы я вернулся в университет и получил диплом менеджера.
А теперь мы орем друг на друга. Невероятно.
В 7:50 я паркуюсь в гараже под зданием «ЮниКо». Пич и административный штат его отделения занимают три этажа. Я выбираюсь из машины и достаю из багажника кейс. Сегодня он весит не меньше десяти фунтов, потому что набит отчетами и распечатками. Сегодня я не жду приятного дня. С хмурым лицом я направляюсь к лифту.
— Эл! — слышу я голос за спиной.
Я поворачиваюсь. Меня догоняет Натан Селвин. Я жду его.
— Как дела? — спрашивает он.
— Нормально. Рад тебя видеть, — говорю я. Дальше мы идем вместе. — Я видел приказ о вашем назначении в штат Пича. Поздравляю.
— Спасибо. Правда, я не уверен, что сейчас это лучшее место, когда все так поворачивается.
— А что? Билл заставляет вас работать ночами?
— Нет, не в этом дело, — говорит Натан, а потом, помолчав, добавляет: — Слышали новость?
— Какую?
Он останавливается и оглядывается. Вокруг никого нет.
— Насчет филиала, — говорит он тихо.
Я пожимаю плечами: не знаю, о чем он говорит.
— Филиал собираются прикрыть, — продолжает Натан. — На пятнадцатом этаже все трясутся от страха. Пич неделю назад получил предупреждение от Грэнби. Он должен до конца года улучшить показатели, иначе весь филиал пойдет на продажу. И не знаю, правда ли это, но я слышал, что Грэнби особо подчеркнул, что, если филиал пойдет ко дну, Пич окажется там же.
— Вы уверены?
Натан кивает и добавляет:
— Видимо, это уже давно замышлялось.
Первым делом я думаю о том, что недавнее поведение Пича вполне можно объяснить. Все, к чему он стремился, над чем трудился, теперь под угрозой. Если филиал купит какая-то другая корпорация, Пичу там места не будет. Новые хозяева захотят устроить чистку и наверняка начнут ее сверху.
А как насчет меня? Я сохраню работу? Хороший вопрос, Рого. Пока я не узнал последнюю новость, я полагал, что после закрытия завода Пич найдет мне местечко. Так обычно делается. Конечно, это могло быть не совсем то, что мне нравится. Я знаю, что на заводах «ЮниВер» недостатка в директорах не наблюдается. Но я был уверен, что Пич возьмет меня на старое место в административном штате, хоть и знаю, что это место уже занято и что Пич тем парнем вполне доволен. Да-да, помнится, вчера он в начале разговоре пригрозил, что я могу вообще остаться без работы.
Черт, через три месяца я могу оказаться на улице!
— Послушай, Эл, если кто спросит, ты ничего не слышал! — говорит Натан.
И он уходит. Я обнаруживаю, что стою один в коридоре на пятнадцатом этаже. Я даже не помню, как входил в лифт, и вот я уже наверху. Смутно припоминаю, что говорил мне Натан, в частности о том, что все сотрудники составляют резюме.
Я озираюсь, не могу сообразить, зачем я здесь, и тут вспоминаю про совещание. Я направляюсь по коридору к конференц-залу и вижу входящих туда людей.
Я тоже вхожу и занижаю место. Пич стоит у дальнего стола. Перед ним установлен диапроектор. Он начинает говорить, когда часы на стене показывают ровно восемь.
Я оглядываюсь на других присутствующих. Собралось человек двадцать, и в большинстве своем они, не отрываясь, смотрят на Пича. Хилтон Смит, правда, смотрит на меня. Он тоже директор завода, и мне он никогда особо не нравился. Мне не нравится его стиль поведения — он всегда выпячивает свое новаторство в работе, хотя большую часть времени делает то же, что и остальные. Так или иначе, он смотрит на меня, словно пытается в чем-то удостовериться. Может, я выгляжу слегка растерянным? Интересно, что он знает? Я смотрю на него в упор, пока он не переключает внимание на Пича.
Когда мне наконец удается настроиться на то, что говорит Пич, я обнаруживаю, что он передает слово Этану Фросту, главбуху филиала — сухому, морщинистому старику, который мог бы почти без грима играть саму смерть с косой.
Его всегдашняя угрюмость вполне соответствует сегодняшней новости. Первый квартал только что закончился и был ужасен во всех отношениях. Филиалу грозит реальная опасность остаться без оборотных средств. Всем необходимо подтянуть пояса.
Когда Фрост свое выступление завершает, Пич встает и с угрюмой решимостью начинает говорить о том, каким образом мы собираемся справиться с возникшими трудностями. Я пытаюсь слушать, но после пары фраз мозг отключается. Я слышу лишь отдельные обрывки.
— …необходимо минимизировать риск… приемлемо для нашей нынешней маркетинговой стратегии… не снижая стратегических расходов… необходимые жертвы… повышение эффективности во всех подразделениях…
На экране появляются графики. Я вижу, что остальные что-то записывают, обмениваются мнениями. Я борюсь с собой, но сосредоточиться никак не могу.
— …объем продаж в минувшем квартале сократился на двадцать два процента по сравнению с первым кварталом прошлого года… общая стоимость сырья возросла… если мы посмотрим на долю рабочих часов, потраченных непосредственно на производство, то увидим, что по этому параметру мы отстаем от стандарта на двенадцать с лишним процентов…
Я твержу себе, что должен взять себя в руки и быть внимательным. Я достаю из пиджака ручку, чтобы делать записи.
— И ответ ясен, — говорит Пич. — Будущее нашего бизнеса зависит от нашей способности повысить эффективность.
Но я не могу найти ручку. Я лезу в другой карман. И вытаскиваю оттуда сигару. Я удивленно пялюсь на нее. Я ведь больше не курю. Несколько секунд я пытаюсь понять, откуда взялась эта сигара.
И тут я вспоминаю.