4
Две недели назад на мне был этот же костюм. В те счастливые дни я думал, что у меня все хорошо. Я в командировке и жду пересадки на другой рейс в чикагском аэропорту О'Хара. У меня есть еще немного времени, и я иду в зал ожидания. Зал забит командированными бизнесменами вроде меня. Я ищу, куда сесть, глядя поверх мужчин в тройках в тонкую полоску и женщин в консервативных блейзерах, и мой взгляд задерживается на ермолке на голове одного мужчины в свитере.
Он сидит и читает, держа в одной руке книгу, а в другой сигару. Рядом с ним оказывается свободное место. Я иду к нему. И только когда усаживаюсь, до меня доходит, что этот человек мне знаком.
Когда в одном из самых оживленных аэропортов мира натыкаешься на знакомого, это всегда шокирует. Какое-то время я сомневаюсь, он ли это. Но он слишком уж похож на физика, которого я когда-то знал. Когда я сажусь, он отрывает глаза от книги, и я вижу на его лице тот же немой вопрос: я знаю вас?
— Иона? — решаюсь я спросить.
— Да?
— Я Алекс Рого. Помните меня?
Выражение его лица подсказывает мне, что он не может вспомнить.
— Мы были знакомы когда-то, — продолжаю я. — Я был студентом и получил грант на изучение математических моделей, над которыми вы тоже работали. Помните? У меня тогда была бородка.
Его лицо наконец светлеет.
— Ну конечно! Да, я помню вас. Точно, Алекс.
— Верно.
Официантка спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь выпить. Я заказываю виски с содовой и спрашиваю у Ионы, не присоединится ли он ко мне. Он ничего не заказывает — у него скоро рейс.
— Как поживаете? — спрашиваю я.
— Занят, — говорит он. — Очень занят. А вы?
— То же самое. Сейчас направляюсь в Хьюстон. А вы?
— А я в Нью-Йорк, — отвечает Иона.
Кажется, этот разговор ни о чем начинает ему надоедать. Возникает пауза. Но у меня есть привычка — хорошая или дурная (и не всегда подвластная мне) — заполнять тишину звуком собственного голоса.
— Забавно, что я столько планов строил заняться наукой, а оказался в бизнесе, — говорю я. — Я сейчас менеджер одного из заводов компании «ЮниКо».
Иона кивает. Кажется, это вызывает у него интерес. Он пыхает сигарой. Я продолжаю говорить. Мне это нетрудно.
— Собственно, потому-то я и еду в Хьюстон. Мы состоим в одной из промышленных ассоциаций, и эта ассоциация пригласила представителей «ЮниКо» на свою ежегодную конференцию о перспективах использования роботов в промышленности.
— Понимаю, — откликается Иона. — Предстоит техническая дискуссия.
— Не столько техническая, сколько привязанная к бизнесу, — возражаю я. Потом я вспоминаю, что у меня есть, что ему показать. — Секундочку…
Я кладу кейс на колени, раскрываю его и достаю копию программки, присланной мне ассоциацией.
— Вот, — говорю я и начинаю читать. — «Роботы: решение американского производственного кризиса восьмидесятых годов… Совещание пользователей и экспертов по поводу роли промышленных роботов в американском производстве».
Но когда я поворачиваюсь к Ионе, он отнюдь не выглядит потрясенным. Да он же ученый, думаю я. Мир бизнеса ему непонятен.
— Вы говорите, что на вашем заводе есть роботы? — спрашивает он.
— В некоторых цехах — да, — говорю я.
— И они действительно повысили эффективность труда?
— Конечно, — отвечаю я и гляжу в потолок, вспоминая нужную цифру. — Кажется, в каком-то направлении был достигнут рост на тридцать шесть процентов.
— Правда? На тридцать шесть? — переспрашивает Иона. — Стало быть, ваша компания от одной только установки нескольких роботов зарабатывает на тридцать шесть процентов больше, так что ли? Невероятно.
Я не могу удержаться от улыбки.
— Ну… не совсем так, — поправляю я его. — Если бы все было так просто! Вопрос, конечно, намного сложнее. Видите ли, тридцатишестипроцентный рост был достигнут только в одном цеху.
Иона смотрит на свою сигару, затем тушит ее в пепельнице.
— Значит, никакого роста продуктивности не было, — категорично заявляет он.
Я чувствую, что моя улыбка угасает.
— Не уверен, что понимаю вас, — говорю я.
Иона заговорщицки наклоняется ко мне и шепчет:
— Позвольте мне спросить у вас — только это между нами. Смог ли ваш завод отгрузить хотя бы на одно изделие больше в результате роста, достигнутого в цеху, где были установлены роботы?
— Ммм, я должен проверить цифры… — мямлю я.
— Вы кого-нибудь уволили? — снова спрашивает он.
Я откидываюсь в кресле. К чему он клонит?
— Вы спрашиваете, уволили ли мы кого-нибудь по причине установки роботов? — переспрашиваю я. — Нет, у нас есть договоренность с профсоюзом, что в результате повышения продуктивности никто уволен не будет. Мы переводим людей на другие места. Конечно, когда производство сокращается, увольнять приходится.
— Но сами по себе роботы, как я понял, не сокращают расходов завода на рабочую силу, — говорит он.
— Нет, — вынужден признать я.
— Тогда скажите мне, уровень запасов снизился? — спрашивает Иона.
Я не выдерживаю и усмехаюсь:
— Эй, Иона, что-то вы увлеклись.
— Нет, просто скажите мне, — настаивает он. — Уровень запасов снизился?
— Думаю, нет. Но надо бы уточнить.
— Уточните, если вам угодно, — говорит Иона. — Но если уровень запасов не сократился… и если расходы на рабочую силу не уменьшились… и если компания не продает больше продукции, — а она, очевидно, не продает, раз количество отгружаемых изделий не растет, — вы не можете говорить, что роботы повысили продуктивность вашего завода.
У меня возникает такое ощущение, какое наверняка возникло бы у вас, если бы вы находились в лифте, у которого оборвался трос.
— Да, я понимаю, о чем вы говорите, и в чем-то вы, наверное, правы, — говорю я ему. — Но эффективность повысилась, себестоимость снизилась…
— В самом деле? — спрашивает Иона и захлопывает книгу.
— В самом деле. Эффективность, или КПД, держится у нас в среднем на уровне выше девяноста процентов, и издержки в расчете на деталь существенно снизились. Позвольте мне сказать вам, что для сохранения конкурентоспособности, повышения эффективности и снижения себестоимости в наши дни нужно делать все возможное.
Официантка приносит виски и ставит на столик рядом со мной. Я даю ей пятерку и жду сдачу.
— При такой высокой эффективности ваши роботы должны быть постоянно в работе, — говорит Иона.
— Так и есть, — киваю я. — Это обязательно. В противном случае вся экономия себестоимости исчезнет и эффективность покатится вниз. Это относится не только к роботам, но и к другим производственным ресурсам — станкам, рабочим и т. п. Мы должны постоянно поддерживать высокий уровень производства, чтобы сохранять эффективность и экономить на себестоимости.
— В самом деле? — снова спрашивает Иона.
— Ну конечно. Разумеется, это не означает, что у нас нет проблем.
— Понимаю, — задумчиво говорит Иона. Тут он вдруг улыбается. — Да бросьте вы. Будьте откровенны. Ведь уровень запасов у вас выше крыши, разве не так?
Я изумленно смотрю на него. Откуда он знает?
— Если вы имеете в виду количество заказов, находящихся в стадии исполнения…
— Все ваши запасы, — настаивает он.
— Ну, это зависит… Где-то больше, где-то меньше.
— И все всегда опаздывает? — продолжает допрос Иона. — Вы ничто не можете отправить вовремя?
— В этом я должен сознаться, — говорю я. — Соблюдение сроков — действительно большая для нас проблема. И в последнее время она сильно портит наши отношения с клиентами.
Иона кивает, словно предвидел мои слова.
— Минутку… — говорю я. — А откуда вы все про нас знаете?
Он снова улыбается:
— Просто догадался. Кроме того, такое же положение вещей я наблюдаю на очень многих промышленных предприятиях. Вы не одиноки.
— Но разве вы не физик? — спрашиваю я.
— Я ученый, — говорит он. — И прямо сейчас, разговаривая с вами, я занимаюсь наукой об организациях, в частности производственных организациях.
— Не знал, что есть такая наука, — бормочу я.
— Теперь есть, — отвечает он.
— Что бы это ни была за наука, должен признаться, что вы только что точно попали в две мои главные проблемы, — говорю я ему. — Как вам…
Я останавливаюсь, потому что Иона восклицает что-то на иврите. Затем он сует руку в карман брюк и достает старинные часы.
— Простите, Алекс, но если я не поспешу, то опоздаю на самолет, — говорит он.
Он встает и тянется за своим плащом.
— Очень жаль, — говорю я. — Ваши слова заинтриговали меня.
Иона задерживается.
— Что ж, если вы когда-нибудь всерьез задумаетесь о том, что мы здесь обсуждали, это поможет вам выпутать свой завод из беды, которая ему грозит.
— Нет, у вас, должно быть, сложилось неверное представление, — возражаю я. — У нас, конечно, есть проблемы, но я бы не сказал, что наш завод в беде.
Он смотрит мне прямо в глаза. Он знает, что происходит, думаю я.
— Вот что я вам скажу, — говорю я. — У меня есть свободное время. Может, я провожу вас до самолета? Вы не возражаете?
— Нисколько, — отвечает он. — Но нам нужно поторопиться.
Я встаю, беру свой кейс и плащ. Напиток так и остался нетронутым. Я быстро отхлебываю глоток на ходу. Иона уже идет к выходу и у двери дожидается меня. Потом мы оба выходим в коридор, наполненный спешащими людьми. Иона прибавляет шаг. Я едва поспеваю за ним.
— Мне любопытно, — говорю я ему, — что заставило вас подумать, что на нашем заводе что-то не так?
— Вы мне сами это сказали, — отвечает Иона.
— Нет, этого не было.
— Алекс, — говорит он, — из ваших слов мне стало ясно, ваш завод далеко не столь продуктивен, как вы думаете. Верно как раз обратное. Ваш завод работает крайне непродуктивно.
— Это не согласуется с показателями, — возражаю я. — Или вы хотите сказать, что мои люди ошибаются в расчетах и донесениях или… что они лгут мне?
— Нет, — отвечает он. — Я не думаю, что ваши люди лгут. Но вот то, что ваши показатели лгут, — это точно.
— Хорошо, бывает, конечно, что мы завышаем цифры то здесь, то там. Но в эту игру играют все.
— Вы упускаете из виду один момент, — говорит Иона. — Вы думаете, что то, что вы делаете, продуктивно… но у вас искаженные представления.
— В чем же мои представления искажены? Они ничем не отличаются от представлений других менеджеров.
— Именно так, — соглашается Иона.
— Что вы хотите этим сказать? — я начинаю обижаться.
— Алекс, если вы похожи на большинство нормальных людей, вы очень многие вещи принимаете на веру, совершенно не думая о них, — говорит Иона.
— Я думаю все время, — не соглашаюсь я. — Это часть моей работы.
Он качает головой:
— Алекс, вот еще раз скажите, почему вы считаете своих роботов большим достижением.
— Потому что они повысили продуктивность, — отвечаю я.
— А что такое продуктивность?
Я задумываюсь, пытаясь вспомнить.
— Согласно тому, как определяет ее моя компания, есть специальная формула, что-то вроде добавленной стоимости на одного работника, поделенной на…
Иона снова качает головой.
— Как бы ее ни определяла ваша компания, на самом деле продуктивность нечто совсем иное, — говорит он. — На минуту забудьте о формулах и попытайтесь сказать своими словами, опираясь на собственный опыт, что значит быть продуктивным.
Мы поворачиваем за угол. Впереди я вижу службу безопасности и рамку металлоискателя. Я собираюсь здесь остановиться и попрощаться с Ионой, но он не замедляет шага.
— Просто скажите мне, что значит быть продуктивным, — просит он снова, проходя через металлоискатель. — Для вас лично что это значит?
Я кладу свой кейс на бегущую дорожку и следую за Ионой. Мне все еще непонятно, что он хочет от меня услышать.
Пройдя через арку металлоискателя, я говорю ему:
— Ну, наверное, это означает, что ты чего-то достиг.
— Точно! — восклицает он. — Но в каком смысле чего-то достигаешь?
— В смысле поставленных целей.
— Правильно!
Он засовывает руку под свитер и достает из нагрудного кармана рубашки сигару.
— Мои поздравления, — говорит он, протягивая мне сигару. — Вы продуктивны тогда, когда достигаете чего-то в смысле поставленных вами целей, верно?
— Верно, — говорю я, получая свой кейс.
Мы торопливо продвигаемся вперед, минуя одни двери за другими. Я стараюсь идти за Ионой след в след.
А он продолжает говорить:
— Алекс, я пришел к выводу, что продуктивность — это то, что приближает компанию к поставленной цели. Каждое действие, способствующее этому, продуктивно. Каждое действие, не приближающее компанию к ее цели, непродуктивно. Вы понимаете меня?
— Да, но… Иона, это же простой здравый смысл, — говорю я.
— Совершенно верно, это самая простая логика, — соглашается он.
Мы останавливаемся. Я смотрю, как он подает свой билет.
— Мне кажется, это слишком упрощенный взгляд, — говорю я. — Ведь это ни о чем мне не говорит. Я имею в виду то, что, если я двигаюсь к цели, я продуктивен, а если нет — непродуктивен. Так что из того?
— Я пытаюсь вам объяснить, что понятие продуктивности лишено смысла, пока вы не знаете, какова ваша цель, — говорит Иона.
Ему возвращают билет, и он идет к выходу.
— Тогда хорошо, — говорю я. — Можно на это смотреть и так. Одна из целей моей компании — увеличение эффективности производства. Следовательно, когда я повышаю эффективность, я продуктивен. Логично?
Иона резко останавливается.
— Знаете, в чем ваша проблема? — спрашивает он.
— Конечно, — отвечаю я. — Нам нужна большая эффективность.
— Нет, ваша проблема не в этом, а в том, что вы не знаете, какова ваша цель. И кстати, цель есть только одна, о какой бы компании ни шла речь.
Я на некоторое время теряюсь. Иона снова направляется к выходу. Все, кроме него, уже поднялись на борт. В зоне ожидания остались только мы вдвоем. Я продолжаю идти за ним.
— Подождите минуту! Что вы имеете в виду, говоря, что я не знаю, какова наша цель? Я знаю нашу цель.
Мы уже у трапа самолета. Иона поворачивается ко мне. Стюардесса недовольно смотрит на нас.
— В самом деле? — спрашивает Иона. — Тогда скажите мне, какова цель вашей организации?
— Цель в том, чтобы производить продукты с максимальной эффективностью, — говорю я.
— Неправильно, — отвечает Иона. — Это не так. Какая ваша настоящая цель?
Я тупо моргаю.
Стюардесса подает голос:
— Вы собираетесь садиться?
— Секундочку, — говорит ей Иона и снова обращается ко мне: — Ну давайте же, Алекс! Быстрее! Назовите мне настоящую цель, если вы знаете, какова она.
— Власть? — гадаю я.
На лице Ионы отражается удивление.
— Гм… неплохо, Алекс. Но силой одного лишь промышленного производства власти не добиться.
Стюардесса не выдерживает:
— Сэр, если вы не собираетесь подниматься на борт, то должны вернуться на терминал.
Иона не обращает на нее внимания.
— Алекс, вы не можете понять смысл продуктивности, пока не знаете цели. Не зная цели, вы просто играете в игры с цифрами и терминами.
— Ладно, увеличение доли рынка, — говорю я. — Вот в чем наша цель.
— Ой ли? — с сомнением произносит Иона и поднимается на борт.
— Эй, а вы мне не можете сказать? — прошу я его.
— Думайте, Алекс. Вы найдете ответ в себе.
Иона вручает стюардессе свой билет и на прощанье машет мне рукой. Я тоже поднимаю руку и обнаруживаю, что до сих пор держу сигару, которую он мне зачем-то дал. Я кладу ее в карман пиджака. Когда я поднимаю глаза, Ионы уже не видно. Со стороны аэровокзала появляется нетерпеливая служащая и сурово заявляет мне, что намерена закрыть дверь.
