ГЛАВА 39. Награда нашла героя

Эдуард Максимович Поспелов в новеньком смокинге смотрелся на фоне пиджаков на кремлевском приеме, смотрелся самым культурным. Вручение наград происходило в торжественной обстановке, в Оружейной Палате, красавец зал, весь уляпанный и ушлепанный художественными и историческими раритетами огромной ценности. И картины, и оружие, и все прочее, что можно загнать на мировом рынке по бешенным ценам. У Эдика глаза разгорелись, и руки зачесались – так нестерпимо захотелось отреставрировать эту самую Оружейную Палату. И прочее в окрестностях, до кучи. Весь кремль. Звезды его рубиновые давно пора почистить. Эдик так размечтался, что как-то отвлекся от торжественной церемонии, и только упоминание родного до слез слова «культура» в речуге премьер-министра России заставила его навострить уши и повернуть голову.

– …за огромные заслуги в деле спасения российских культурных ценностей, за беспримерные усилия по созданию новой российской культуры, а также в связи с неоценимым вкладом в этих областях, Правительство и Президент России награждают директора Российского музея господина Поспелова Эдуарда Максимовича Орденом Андрея Первозванного!

Счастье вспыхнуло в сердце Эдика. Наконец-то народ оценил его труды. Он вышел из своего кресла, сделал несколько шагов, и вот он, его звездный час! Свершилось! Сам Президент России, сердечно улыбаясь, вручил ему в открытой сафьяновой коробочке утыканный бриллиантами золотой Крест. Ну, и удостоверение к нему. И руку еще пожал, и крепко-крепко. Наверное, по чекистской привычке. Эдика немного удивил, казалось, искренний блеск интереса в глазах главы государства, и вроде бы недежурные, негромкие слова:

– Обязательно поговорим с вами, Эдуард Максимович.

Конечно, Эдик и сам хотел бы поговорить с Президентом, во время банкета, после награждения, но таких желающих – все награжденные, и он счел слова Президента не приглашением, а обычной вежливостью. Тем более что отвлекла чисто профессиональная оценка приобретенного – крест подделать за пару дней можно, если подключить людей, которые секут в брюликах. Удостоверение – вообще не разговор, плюнуть труднее, чем подделать. А что? Если поставить подделку орденов и вообще наград на поток…только не современных, их любой дурак купит, а старинных…вот они ценятся? Прикинуть по цифрам, объемы нужные вычислить, да и вообще подсчитать – стоит ли овчинка выделки?

Эдик спохватился – о чем он думает в столь торжественный момент?! Все о работе, да о работе…стыдно. Само это вручение – его не подделать. Все это торжество – дорогого стоит. Эдик и не знает – сколько именно, питерцы оплатили.

Благодаря Президента за награду, Эдик пообещал приложить еще больше усилий для роста новой российской культуры.

Потом их пригласили в банкетный зал. Во время застолья разные официальные лица поначалу малость замуросили своими речами атмосферу, но первые же рюмки неофициальщины, растворяясь в награжденных, очистили ее до дружеского уровня, а вскоре, хотя до драк и песен дело так и не дошло, банкет принял совсем свободный характер. Люди вставали из-за стола, знакомились, разбивались на группки по интересам и профессиям, оживленно говорили, держа в руках бокалы и закусь. Эдик перед приходом сюда специально наелся, и довольно плотненько, чтобы лучше оценить кремлевскую кухню. Оценил. Кремлевское угощение аппетита не вызывало. Осетрина невкусная, да все, все – просто не лезет в рот. Людочкины угощения куда аппетитнее. Даже Мариванна готовила куда лучше кремлевских поваров. Пожалуй, и мальчишки, Витька и Колька, могли бы утереть носы, толстые и раскормленные, этим кремлевским стряпунам. Совсем ведь нюх потеряли. И в то время, пока все прочие орденоносцы трескали за обе щеки всякую всячину, сытый Эдик с грустинкой размышлял, что новая российская культура добралась и до кремлевской кухни. Вроде вил повара нагнали, а есть не хочется.

Конечно, банкет есть банкет, все по группам и сами по себе, все так, однако центр банкета присутствовал и перемещался по залу. Все исподволь, короткими взглядами, но наблюдали за Президентом России, который в дружеской и непринужденной обстановке, совсем без охраны, переходил от одной группки награжденных к другой, что-то спрашивал, слушал, беседовал. И Эдик от нечего делать наблюдал, гадая, о чем может беседовать Президент. Наверное, о достижениях всяких. Об успехах. Задачи ставит. Их можно ставить, задачи, разным промышленникам и ученым. А вот о чем беседовать, если вдруг бы пришлось ему, Эдику? Конечно, о культуре – среди награжденных представителем культуры был только он, недаром в смокинге. Все прочие – или спортсмены, или ученые, или промышленники, или военные. Эдик, не находя единомышленников, слонялся от одной группки к другой, прислушиваясь к разговорам. Больше всего тут было всяких предпринимателей. Послушал рассказ одного пищевика, как китайцы помогли переналадить макаронное производство на производство вермишели быстрого приготовления в пластиковых пакетах. Из тюремного опыта Эдик знал, что такую вермишель с разнообразными запахами грибов, куриц, ветчины и черт те чего зеки называли «пластмассой». Сытость она давала максимум на час, и снова голодный. Иные зеки жрали «пластмассу» килограммами, и всегда хотели есть. Эдик никогда не ел такой вермишели. Он не мог. Он ел обычные макароны. Он чуял фальшак.

В другой группе удалось послушать, как радиотелепузик в очках взахлеб вещал об электронике. Американские технологии, китайские специалисты, и вот они, российские телевизоры, наконец-то. Дешевые и почти такие же цветные. Словом, фальшак. Впрочем, Эдик не смотрел телевизор, потому что даже по японским «Соням» светился фальшак из Останкино.

Эдик было заскучал и перешел к спортсменам – по рожам видно, что не атлеты умственного труда, нет, атлеты воли. Он уже догадывался, какие разговоры тут можно услышать. Нечем страну прославлять и спортсменам, рекорды подделать очень трудно, почти невозможно. России приходится гордиться русскими спортсменами, выступающими под флагами других стран, которые платят, и куда сдернули эти спортсмены. Там производят классные допинги, которые никакой химанализ не берет. Российская же химия в таком упадке, что даже своим родным спортсменам не способна разработать новых допингов. Тем приходится пользоваться забугорными, бросовыми – и постоянно попадаться. Подойдя к спортсменам, Эдик услышал, что и те и впрямь талдычат про допинги, и ему снова стало скучно. Но одновременно его начала охватывать привычная тихая гордость за Родину. Только здесь, в Кремле, словно в фокусе, сосредотачиваются все тенденции ее развития, все направления ее развития, тут отчетливо виден ее путь. Он не ошибся, он находится в фарватере этого пути со своими подделками – и народ верно оценил его труд достойной наградой.

Эдику очень хотелось послушать, о чем тут говорят ученые – ведь должны же они тут быть, не все же сдернули еще из страны. Эдик помнил, что слова «за достижения в науке» в этом зале звучали точно. Кажется, тогда получал свою награду вот этот тип в военном кителе. Да, лицо явно не военное. У тех узкий лоб, но широкая челюсть, у этого – наоборот. Точно ученый, из засекреченных. Рад бы сдернуть, да не пускают – вот и не отвертелся от награды. Сойдет вместо денег, за труды на благо Родины. Жаль, что этот ученый тип связан с военными – ничего не расскажет. На погонах – генеральские звезды. Военная тайна, не расскажет нипочем, за что получил награду. Нипочем не расскажет, разве только за деньги, но Эдик, как на зло, взял с собой только мелочь.

В своих раздумьях Эдик как-то и не заметил, что «центр» тусовки приближается к нему, и настолько, что пора убраться с дороги…впрочем, потом он понял, что увернуться бы все равно не получилось – Президент перехватил его и отвел в сторону от стола, со словами:

– Наслышан о вас, Эдуард Максимович. – Президент совсем по дружески взял Эдика под локоток – чекистские привычки у человека, что поделать.

– От кого, можно узнать? – спросил Эдик с интересом. Кто это, в самом деле, накапал на Эдика самому Президенту? Явно не Танька.

– От многих людей, как ни странно, – президент усмехнулся. – Но в первую очередь, от директора ФСБ. Кстати, он специально попросил меня поговорить с вами, воспользовавшись этой церемонией. У вас была идея насчет некоего спецотдела по корректировке истории. Кажется, он вас не убедил в ее ненужности?

– Почему? Убедил. Но он не мешает, чего еще надо?

– Да, явно не убедил. – Президент еще раз улыбнулся. – Ну да, чего еще ждать от…как вы его назвали? Замшелый пень?

– Еще какой, – с искренним огорчением сказал Эдик. – По-моему, он муху поймать не способен, не то что террориста. Я говорил ему о будущем России, а он…чем он занят?

– Вы несправедливы, Эдуард Максимович. – Президент чуть поморщился. – Свои задачи он выполняет. Даже…слишком. Предложенная вами задача не его уровня. Это мой уровень. Ваш отдел «К» – давайте откровенно – оружие из арсенала информационной войны, стратегическое, наступательное и настолько мощное, что нам никто не позволит его применить.

– Я…не понимаю… – Эдик несколько растерялся.

– Недавно я был вынужден принять посла Израиля, – сухо сказал Президент. – По его просьбе. И не только его…просьбе. Он передал мнение своего правительства о том, что Россия сорвала переговоры с палестинцами, по американскому плану перемирия, так называемой «дорожной карты». Я отверг их претензии, как надуманные и не обоснованные, однако мы с вами знаем, что у них есть основания так утверждать, не правда ли?

– Я ничего такого не знаю. – Эдик совсем растерялся.

– Переговоры зашли в тупик после…вам ведь знакомо имя Сулеймана Мехди?

– Нет, – быстро ответил Эдик. Слишком быстро, и Президент опять чуть поморщился. – У меня много покупателей. Я что? Обязан всех помнить? – Эдик занервничал слишком явно, и Президент согласно кивнул головой. Мол, конечно, конечно… Но сказал совершенно другое.

– К вашему сведению, израильская разведка – одна из сильнейших в мире, Эдуард Максимович. Мехди не сумел сохранить ваши планы в тайне. Стукачей и в Израиле хватает, знаете ли. Посол Израиля рассказал о двух операциях по уничтожению террористов – в районе Мертвого моря и в одном из палестинских лагерей. В первом случае они использовали в качестве прикрытия археологическую экспедицию, мирную и нейтральную, но эти «археологи» отстреливались до последнего патрона, так что израильтянам пришлось использовать бомбардировщики, которые перепахали бомбами весь район их раскопок. Вторая экспедиция археологов не успела даже выбраться из палестинского лагеря. Его тоже основательно перепахали. Куда они хотели направиться, не знаете?

– Нет, – тупо сказал Эдик.

– Израильтяне сказали, что в Гималаи. – Президент поморщился. – Сулейман Мехди убит. Именно он – утверждают израильтяне – и сорвал переговорный процесс. Он принес палестинцам надежду на победу. Ваша с ним операция в стратегическом плане ставила крест на государстве Израиль.

– Какая операция? – опять тупо спросил Эдик. Он был слишком ошарашен, чтобы хоть что-то соображать. Президент это понял.

– «Белое безмолвие», – сказал он со вздохом. – Сами подумайте, откуда я мог узнать это название, если оно известно только вам и покойному Мехди? Как видите, директор ФСБ все-таки умеет ловить мух. Мехди был его одним из лучших агентов. Но операция провалилась. Мне пришлось заверить посла Израиля, что правительство России…лично я… – Президент опять вздохнул. – Я как президент не имеем никакого отношения к произошедшему. Что оно – результат действий частных лиц вроде вас и Мехди. Более того, пришлось обещать принять меры по пресечению…ну и так далее…Что ж, Израиль можно понять. Он защищается.

– Интересное кино. – Эдик ощущал в словах Президента явственную, непонятную пока угрозу, и это вынудило его перейти в нападение. – Интересное кино…Вы должны думать прежде всего об интересах России, а не Израиля.

– Не стоит указывать Президенту России, о чем он должен думать, – терпеливо сказал Президент.

– Об интересах России. А не Израиля, – упрямо повторил Эдик. Ему стало тоскливо. Тяжелое предчувствие сдавило душу.

– За что вы так не любите Израиль? – устало спросил Президент. – Там живет чуть не пятая часть русских.

– Я люблю Израиль, – заверил Эдик. – Тем более, что там кто-то живет. И я вовсе не хочу причинить ему зла. «Белое безмолвие» – это операция по возрождению России прежде всего. Эта операция прежде всего в интересах России. Ее нужно продолжить. Повторить. Пусть Израиль позаботится о себе сам. Я всего лишь обеспечивал материальное подтверждение теории Ростовцева…о происхождении России.

– Израиль позаботится, – заверил Президент. – Но вам это может не понравиться.

Эдик вновь услышал в голосе Президента мрачные нотки, и отчаяние толкнуло его на откровенную наглость.

– Пока что мне не нравится другое. – Голос Эдика прозвучал неожиданно хрипло. – Что об Израиле заботится Президент России.

– Мне самому это не нравится, – в голосе Президента мелькнуло раздражение, но он с ним справился. – Стал бы я принимать посла Израиля, если б его не просил принять сам Президент США. Израиль, если вы не в курсе, союзник американцев. США не хочет, чтобы Израиль исчез.

– Я тоже не хочу. Просто Израилю не повезло. Я ему сочувствую. – Упрямо сказал Эдик. – Я буду скорбеть об Израиле. Но меня утешит гордость за Россию. Что я еще могу сделать?

– Могу вам посоветовать, Эдуард Максимович. Насколько мне известно, Нью-йоркский музей приглашает вас возглавить один из его филиалов. Примите это предложение и забудьте о России. Хотя бы на время. Это в ваших же интересах. За Сулейманом Мехди стоят заинтересованные люди, и они придут к вам с тем же самым предложением…если уже не пришли.

– Меня…все приглашают…что-то возглавить, – сказал Эдик.

– Я. Настоятельно. Советую, – раздельно сказал Президент. – Уехать. Из страны. В целях вашей же безопасности.

– Ни фига себе, – пробурчал Эдик, – с какой это радости?

– Боюсь, вы еще многого не понимаете, – сказал Президент. – Что ж, попробую объяснить. Дело вовсе не в Израиле. Принять их посла с этими заморочками просил не только Президент США. Мне звонили Президенты Франции, Германии, Англии…звонили…короче говоря, между нами, их вопрос звучал несколько по другому. Если попроще и погрубее – как понимать эту историю с археологами? Вы – нефтяной карман или только притворяетесь? Или вы по-прежнему сверхдержава, которая только прикидывается нефтяным карманом? Ведь израильтяне, уверяю вас, довели до сведения глав государств о захваченных ими текстах от апостолов Петра и Павла. Их обеспокоила не столько судьба Израиля, сколько наши планы. И я был вынужден заверить четко и ясно, что Правительство России и я не стараемся поддерживать ни теорию Ростовцева, ни ваши действия. Давайте совсем откровенно, Эдуард Максимович. Мы, как страна, хотим влиться в европейское сообщество, но принять нас туда, как показывает практика, согласны только в виде сырьевого придатка. Нам приходится быть добрыми, мягкими и пушистыми. Запад до сих пор не может поверить, что мы и впрямь такие. Ваши археологические планы мигом оживили все их страхи, связанные с Россией, а это старые и огромные страхи. Ведь мы по-прежнему страна-гигант, добровольно-принудительно вставший на колени в обществе карликов. Недаром теория Ростовцева усиленно игнорируется и нами, и ими. Недаром они встрепенулись, забрасывая меня телефонными звонками от одной мысли, что за вашими с Мехди научными изысканиями стоит поддержка государства. Своими действиями вы можете развязать новы виток информационной войны, нет, даже идеологической, в конечном счете. Ни Западу, ни России этого не нужно. Шквал статей в газетах и телешоу, где вас примутся обвинять в фальсификации и подтасовке ни к чему не приведет, если даже наша сторона будет не защищать ваши научные открытия, а также обвинять в подделке. Не важно, в конце концов, вранье это или правда. Важно, что этому поверят люди. Множество людей хотят поверить, готовы поверить и тут же поверят в малейший призрак возрождения России. Тем более, за рубежом, о наших и говорить нечего. Идеи, которые овладевают массами, становятся материальной силой – с этими словами Маркса никто спорить не собирается, они испытаны временем. Идею богоизбранности России поддержат множество людей за рубежом, тем более, что Америка всех задолбала уже своей тупостью и наглостью. Нам нельзя сейчас прибегать к такому оружию, раз мы стремимся к сотрудничеству с Западом. Теория Ростовцева, примись мы проталкивать ее на государственном уровне, сработает не сразу, а лет через десять, как минимум. Между тем инвестиции с Запада, которые потихоньку, но растут, уже сейчас реально поднимают нашу экономику. Если нам поверят больше, то инвестиции могут хлынуть потоком. Поэтому я вынужден откреститься от вашей работы. Причем демонстративно. Это своего рода гарантии с моей стороны, гарантии нашей пушистости, как страны, и миролюбия ее политики. Понимаете? Так как теперь вы смотрите на приглашение из Америки?

– Я…я…должен подумать. – В растерянном голосе Эдика тем не менее льдинками звенело упорство, и Президент очень тихо и даже зло быстро сказал:

– Ответ мне нужен только сейчас. Америка предложила, между прочим, беспроцентный заем, в тридцать миллиардов долларов. Ни с того, ни с сего. Мы получим его, если вы уедите. Своего рода взятка. Если вы останетесь… – Президент словно сам себя оборвал. Президенту не стоит утруждать себя угрозами. Лучше промолчать – тогда эти угрозы сами собой всплывут в голове собеседника. Если он не сумасшедший. Эдику пришло в голову, что его попросту шлепнут израильтяне, если он останется. Если наши не успеют до этого закатать в тюрягу или на больничную койку.

– Хорошо, – устало сказал он. – Я поеду…только не в Америку…меня больше привлекает работа в Британском музее…но я просил бы вас ответить мне на один вопрос. Он важен для меня.

– Попробую. – Президент едва заметно, но расправил плечи. – Я рад за Британский музей.

– Знаете, господин Президент, – Эдик подчеркнуто обратился по должности, – у меня просто волчиный нюх на фальшивки. Работа отточила. Вам не кажется, что мы строим в России какой-то фальшак?

– Не вполне понял вопрос.

– В смысле, строим нечто настоящее и живое, или нечто искусственное и мертвое? Фальшивое?

– Что бы мы не строили, это и есть – настоящее, – сухо ответил Президент.

– Все фальшивки в этом смысле самые настоящие, – буркнул Эдик. – Ну, хорошо, попробую заострить. Все-таки мы строим, или нас строят? Нет, еще грубее – мы, как страна, живем? Или все-таки умираем?

Президент, коротко взглянув Эдику в глаза, принялся оглядывать зал и собравшихся. Они беседовали поодаль от всех неприлично долго.

– С вами порой трудно общаться, с людьми культуры. Вас наглым никто не называл?

– Да все. Удивляюсь, почему.

– Все правильно. Ваш ответ заложен в моем вопросе. Лишний вопрос, признаю. Такой же излишний, как и ваш – мы растем или умираем. Вы знаете ответ, иначе бы не задали вопрос. Всего доброго. Не откладывайте отъезд в Англию.

– Всего хорошего, – пробормотал Эдик в спину Президенту. Настроение испортилось. Президенту это удалось. Вернувшись к столу, Эдик решил с горя выпить. Бокал вина. Так и сделал, и грусть малость размылась. Он постарался привести мысли в порядок. Вот так обстоят дела. Его выпирают из страны. Он ощупал коробочку с наградой в кармане смокинга. Дешево от него хотят отделаться. Каким-то Андреем, пусть и с бриллиантами…кто он такой, Первозванный этот? Может, фамилия такая? Эдик так и не успел этого узнать. Так что откладывать? Иначе он никогда за текучкой не узнает, чем его наградили. Хоть отвлечься от горьких мыслей…Эдик открыл коробочку и обратился к тому самому мужчине, к которому собирался подойти, если б не Президент. Мужчина трескал бутерброд с какой-то ерундой как после недельной голодовки.

– Простите, вас не таким наградили?

– Нет, что вы. Не дорос еще. – Мужчина смущенно улыбнулся. – В моей области чтобы получить Андрея Первозванного, надо придумать нечто вроде водородной бомбы, не меньше. Представляю, сколько вы-то наворотили в своей.

– Ну, это есть. – Огорченный Эдик забыл про свою скромность. – В моей области это и впрямь…нечто вроде супербомбы…но мы уже разоружаемся, так что… – Он вздохнул и спохватился. – А кстати, вы знаете, кто он был, Андрей Первозванный?

– Кто ж этого не знает, простите…

– Не увиливайте, – настаивал Эдик. – Мне как работнику культуры, обидно видеть низкий уровень нашей интеллигенции. Вы из военно-промышленного комплекса, как я понял? Ученый?

– Ну да…

– И не знаете, кем был Андрей Первозванный? Вам не стыдно?

– Да знаю я! – возмутился мужчина. – Это все знают. Первый ученик Христа, апостол Андрей. Рыбак. За кого вы меня принимаете?

– Извините, я не хотел вас обидеть. – Эдик изобразил некоторое смущение. – Просто мы с Президентом как раз говорили на тему бескультурия…это моя область, знаете ли…а вас чем наградили, можно узнать?

– Орденом «Знак Почета».

– И за что почет, если не секрет?

– Вообще-то, как раз секрет, – ученый ухмыльнулся.

– Да бросьте вы, – поморщился Эдик. – Какие, к черту, секреты при вашей зарплате. Мне просто для культурного развития, а за культуру нужно платить. Жаль, что я не убедил Президента в правоте такой мысли, но вам-то платят вовсе не за твердолобость. – Эдик, порывшись в карманах, выудил несколько сотенных бумажек с портретами американских президентов.

– Ну, это другое дело. – Ученый сцапал деньги, словно фокусник, быстро и незаметно для глаз. Чувствовалось, что жест этот давно привычен и отработан. – Тем более, – ученый подмигнул, – что мне приказано продавать мое открытие. Оно и касается, если всерьез, именно продажности наших генералов. До чего дошло – ничего невозможно утаить, вы представляете? Само понятие «военная тайна» утрачивает смысл. У нас больше нету тайн. Не успеет появиться, как ее тут же продают американцам. Правда, американцы практически уже перестали покупать наши секреты. Им просто неоткуда взяться. Однако, наш ядерный арсенал их по-прежнему интересует. Так вот, наш арсенал постепенно утрачивает свою боеспособность.

– То есть как? – удивился Эдик.

– А вот так. Плутониевые боезаряды, они же радиоактивны, и в процессе хранения и естественного полураспада в боезарядах падает концентрация боевого плутония. Проще говоря, его уже может не хватить для критической массы, превышение которой и вызывает ядерный взрыв. Раньше дл проверки боеготовности старых достаточно зарядов проводились их испытания, но теперь ядерные испытания запрещены. Если честно, особой нужды в них нет. Опыт накоплен, и примерно можно просто вычислить, когда боеголовку следует менять. У американцев тоже имеется опыт ядерных испытаний, и потому они платят бешенные деньги за сведения о боеголовках. Ну, время изготовления, концентрация, плотность, условия производства заряда, место и время – все эти факторы влияют на срок годности. Естественно, это строжайшая тайна. Раньше. Была. Но теперь эти сведения то и дело продаются, вы правы, и бороться с этим невозможно, ну в самом деле, не зарплату же повышать! А остальным, невоенным – что? Они тоже потребуют, все эти учителя, пенсионеры и прочие…это же все достижения лопнут. Кроме того, производство новых боезарядов требует огромных средств, а где их взять, эти средства? Опять у богатых отнимать? Это возврат к прошлому. Приходится отнимать у бедных, но они же бедные, много не отнимешь, да и вообще…как-то неэтично, согласитесь. И как найти выход из этого тупика?

– Неужели вы нашли? – с интересом спросил Эдик.

– За что и получил награду. – Ученый засиял, как свой Знак Почета. – Просто, как все гениальное. Я предложил уничтожить всю компьютерную базу данных о производстве и сжечь все ракетные и бомбовые паспорта. Что и было сделано. Теперь мы и сами не знаем, какой боезаряд просится в утиль, а какой еще может рвануть. И американцы, естественно, не узнают.

Видя ошеломление на лице собеседника, ученый счастливо засмеялся.

– Через десять лет половина нашего боезапаса будет полностью непригодна, еще через десять – уже три четверти, но американцы вынуждены учитывать все это гнилье за реальные боезаряды. В случае ядерного конфликта даже одна боеголовка, которая взорвется на их территории, для них не допустима, поэтому они будут вынуждены сбивать и уничтожать в шахтах все наши гнилухи. Мы экономим гигантские средства на обновление ядерного арсенала и на всем прочем. И наши гады военные, нищета проклятая, при всем желании ничего не продадут. Здорово?

– Здорово, – от души согласился Эдик и хлопнул еще стакан вина, не ощутив даже вкуса. И отошел подальше, чтоб подумать. Да, только здесь, в Кремле, при своеобразном подведении итогов, каким и является церемония награждения, отчетливо виден путь, по которому идет страна. Эдик даже малость загордился собой, незаметно преодолев барьер врожденной скромности, что так верно угадал и попал «в струю», что называется. Вот они кругом, лучшие люди страны и лучшие достижения – и он среди них…почему же Президент выпирает его из страны? Просто он единственный, кто использовал эту естественную струю фальши, которую нащупали все присутствовавшие, использовал ее силу для того, чтобы нырнув поглубже, встать на дно и попытаться оттолкнуться – против потока, больше – повернуть поток в обратную сторону, в сторону настоящего, в сторону жизни. Выходит так.

Он нащупал коробочку в кармане. А ведь он удостоен, если вдуматься, самым крутым орденом. Интересно бы почитать статус этого ордена. Там непременно должны быть слова – за открытие нового пути. В конце концов, он же чувствовал, что награжден по настоящему, не смотря на то, что оплатил это награждение питерскими долгами. И награжден по настоящему именно за то, за что его и выпирают из страны – за операцию «Белое безмолвие», за попытку оживить умирающую Россию. Но такая никому не нужна. Ни окружающему миру, ни самим россиянам, которых и представляет Президент страны.

Это промысел Божий, своего рода – Знак. Орден Андрея Первозванного, апостола истины. Он тоже апостол своего рода, значит, его так же изгонят, как гнали апостола Андрея. Изгонят и продадут, как это с апостолами и полагается. За тридцать миллиардов, ввиду инфляции…вот как подскочила цена апостолов за две тысячи лет – с тридцати-то серебрянок. Эдик стал успокаиваться. Россия еще жива, если по-прежнему продает и изгоняет апостолов. Вернулась гордость за Родину. Он всегда будет гордиться ею, в любом случае.

В конце приема, когда присутствующие уже потянулись к распахнутым из зала дверям, к изрядно набравшемуся Эдику снова подошел Президент. И снова взял под локоток. Но не так цепко, как в первый раз. Чуть-чуть, вежливо, по привычке.

– Кстати, Эдуард Максимович, я чуть не забыл передать одну просьбу. Недавно был с визитом в Лондоне, где снова услышал ваше имя. От английской королевы. Она купила одну из ваших копий, Ренуар. Его поклонница и собирательница, знаете ли. Качество высочайшее, конечно. Если б эксперты Сотбис не заверили ее, что это копия, она приняла бы ее за оригинал.

– Стараемся, господин Президент, – с солдафонскими интонациями ответил Эдик, и Президент помрачнел.

– Вы обиделись, я вижу. На вашем месте я бы «спасибо» сказал.

– За себя я могу и сказать спасибо, но мне за державу обидно.

– Мне тоже, – мрачно сказал Президент. – Но вы сначала прикиньте всю ответственность на моих плечах. А потом…

– Я вам верю, господин Президент, – официально сказал Эдик. – Так что просила ваша знакомая? Еще одного Ренуара?

– Копию Ренуара. – Президент не смотрел на Эдика.

– А еще? Никто ничего не просит? Заодно бы уж…

– Просят, просят… – сдержанно сказал Президент. – Но…они обойдутся.

– Сделаем Ренуара, господин Президент, – заверил Эдик.

– Я имею в виду не по аукционной цене. По себестоимости. – Президент по прежнему смотрел куда-то в сторону.

– Как скажет. Мне теперь по фигу. Порадую старушку. Кстати, господин Президент, Кремль не надо отреставрировать?

– Валяйте. Мне тоже по фигу, – сказал Президент.

– Я серьезно. Руководить реставрационными работами я мог бы и из-за границы.

– Я тоже серьезно. Правда, такие вопросы решаю не я, а Правительство, но если я поставлю такой вопрос…хотите?

– Договорились, – сказал Эдик.