Глава 6. Подгорные игры

Над зеленой рощей порхали птицы, в траве маслянисто поблескивали шляпки грибов, а на пне, у муравейника, сидел мультяшный Капитан Непобедимый с полупустой бутылкой коньяка в руке. Вытянув губы трубочкой, он издавал птичью трель, и это было неправильно. Так же, как и коньяк, ведь Капитан Непобедимый пил только молоко и всякие полезные соки. Габлер понял, что все это ему снится, но просыпаться не хотел. И даже когда бутылка превратилась в плоскую коробочку унидеска, и стало понятно, что сигналит именно унидеск, он попытался взлететь над поляной и умчаться подальше от этих назойливых звуков. Уж больно хорошо ему спалось.

Не получилось.

Пришлось открыть глаза и протянуть руку к тумбочке у изголовья.

– Кристиан, ты проснувшийся? – раздался из унидеска голос Гелисинийры. Судя по индикатору, она звонила с мобика. Видимо, не рассчитывала на его умение обращаться с призмой, стоящей на полке.

– Замечательный вопрос, – пробормотал Габлер, подавив зевок. – Ты знаешь кого-то, кто может общаться с тобой во сне?

– Знаю, – ответила беллизонка. По ее голосу нельзя было понять, шутит она или нет. – Сейчас маони принесет тебе питание. А потом тебя посетит ондаллио Ориобеллиз.

Зевать Габлеру сразу расхотелось. Такое сообщение могло означать, что его статус повысился не только до уровня «хорошего знакомого».

– Понял, – сказал он, вставая с дивана. – Постараюсь принять ондаллио как положено.

– А как у вас положено? – полюбопытствовала жрица.

– Так, как у нас положено, здесь не получится, – вздохнул Крис. – Наличие спиртного отсутствует, понимаешь.

– Для достижения айюно спиртное не требуется.

Габлер уже забыл, что такое «айюно», и развивать тему не стал.

– Ладно, – сказал он. – Спасибо, что предупредила. Пойду умываться.

Прежде чем отправиться в ванную, он включил в унидеске экранчик часов – и мысленно присвистнул. Выходило, что спал он почти полсуток. А вроде и не занимался тяжелым трудом. Хотя как сказать… Попробуй-ка покрутись с голым задом среди пчел. Инструктор Жонтак был бы доволен. Да и до этого напряжения хватало, если не физического, так нервного…

Убежденность Габлера в том, что отношение к нему изменилось, получила новое подтверждение, когда женщина в сером плаще, появившись из стены, принесла поднос с едой.

– Если этого будет мало, я принесу еще, – сказала маони, расставляя на столе тарелки.

Тон у нее был вполне доброжелательный. Ей явно поведали о вчерашних действиях «гостя». И, наверное, не только ей. Почему-то именно ее изменившееся поведение было Габлеру особенно приятно.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Этого и на двоих хватит. Как бы не застрять в ваших коридорах.

Встречать Ориобеллиза Крис намеревался все в тех же джинсах и свитере – не облачаться же в приобретенный в столице Империи комбинезон.

Впрочем, и Ориобеллиз явился в том же белом плаще с красными узорами. А может, таких плащей было у него десятка два, и он их ежедневно менял. Расцветкой одеяние главы подгорной общины смахивало на герб Ромы Юниона, но, разумеется, это было простое совпадение. И цвета, и орнамент что-то означали. Наверное, именно такие плащи носили верховные жрецы горного храма тысячи лет назад.

Когда Ориобеллиз появился в комнате, Габлер встал с дивана. Жрец сделал несколько медленных шагов к нему и остановился. И гулким своим голосом торжественно произнес:

– Габлер, этой ночью я почти не спал. Общался с единомножественным Беллизом-Беллизоном-Беллизонами. И вот какая у меня для тебя новость: ты не прощен, Габлер. – Ориобеллиз сделал паузу, и у Криса стало очень нехорошо на душе. А жрец продолжил: – Но единомножественный Беллиз-Беллизон-Беллизоны не будет больше преследовать тебя.

А вот это было приятно слышать. Уж как-нибудь он, Габлер, проживет без прощения чужого бога. Главное – теперь можно было не опасаться преследования. Это весьма облегчало жизнь. Правда, на бриге, летевшем к Аполлону, Низа говорила, что кара за причиненное зло неминуема, она настигнет даже после смерти… Но это были какие-то общие рассуждения, а тут тебе сказали конкретно: Беллизон отказывается от мести. Возникал еще вопрос, верит ли сам жрец в то, что общался с божеством, однако это было не так уж и важно. Главное, ему, Габлеру, больше не стоило ожидать неприятностей от служителей горного храма.

«Жить стало легче, жить стало веселей», – обрадованно подумал Крис.

– Это все, что я хотел тебе сказать, – произнес Ориобеллиз. – Ты нам помог, а дальше поступай так, как сочтешь нужным. Если пожелаешь, оставайся у нас на любой срок. Хотя развлечений здесь нет. Если же не пожелаешь… – Глава беллизонской общины слегка развел руками.

– Я пока не определился, – честно сказал Габлер. – Мне нужно подумать. Коль не гоните, я бы пока пожил тут, прикинул варианты. За проживание могу заплатить.

Ориобеллиз вскинул голову:

– Ты нам не в тягость, и мы не бедствуем. Повторяю, находиться у нас можешь сколько угодно.

Крис потер подбородок и посмотрел в темные глаза подгорного командира:

– Спасибо, с этим понятно. С даллиа Анизателлой тоже понятно: ее вернули. Причем главная заслуга тут приналежит веронцам, они свое обязательство выполнили… – Он замолчал, продолжая глядеть на Ориобеллиза.

Жрец неподвижно стоял, выдерживая этот взгляд. Потом отвел глаза, подошел к креслу и медленно опустился в него. Габлер остался на ногах, только чуть повернулся на месте, продолжая выжидающе смотреть на беллизонца. За спиной жреца, на одном из заменявших окна экранов, прыгали в море с белых уступов айсберга пингвины. Серебристые брызги летели вверх и казались ореолом над головой Ориобеллиза.

– Каждый волен действовать в соответствии с собственными замыслами, – приглушив голос, начал глава общины. Глядел он при этом вниз, словно разговаривал с полом. – У веронцев свои замыслы, а у меня… у нас – свои.

«Нет, именно у тебя, – подумал Крис. – Именно ты здесь все решаешь, командир…»

Он уже все сообразил, но питал надежду на то, что ему удастся переубедить главного жреца. Впрочем, надежда была совсем слабой.

– Сегодня в Стронгхолде прозвучит наше заявление, – продолжал беллизонец. – Пока вы отсутствовали, мы тоже не сидели сложа руки и завершили одно очень важное дело. Чрезвычайно важное! Повторяю, сегодня мы сделаем заявление, и Императору о нем обязательно сообщат. В такой ситуации просто непозволительно разбрасываться нашими оломинниа. Непозволительно! Они нужны здесь! – Последние слова были как камни, с грохотом упавшие на пол.

Габлер сделал шаг к Ориобеллизу.

– Совсем недавно одна ваша олломинниа сказала так: «Кто лжет, тот погибнет». По-моему, замечательные слова. Или нет?

Руководитель подгорной общины наконец поднял голову и взглянул на Криса. Лицо беллизонца было непроницаемым.

– Что такое ложь, Габлер?

– Ложь – это вранье! – выпалил Крис. – Намеренный обман!

– Да, обман, – подтвердил Ориобеллиз. – Но это же понятие обозначается и другим словом: «хитрость». Хитрость, Габлер! Именно так! Это одно из свойств сознания, и оно необходимо для расширения возможностей личности или какого-либо сообщества по приспособлению к окружающему. А иногда от нее зависит и само выживание! Хитрость, Габлер, это такой же инструмент сознания, как наши руки, ноги, голова… Мы пользуемся этим инструментом, и сам по себе он не плохой, и не хороший. Он просто инструмент!

Ориобеллиз говорил убежденно, буквально вколачивал каждое слово, будто легат на праздновании Дня Стафла. Крис почувствовал, что мозги у него разлетаются от монолога жреца. И все-таки сумел пробормотать:

– Инструмент, может, и не плохой, и не хороший, но ведь он не действует сам по себе – им пользуются. И тот, кто пользуется этим инструментом…

– Именно! – прервал его беллизонец. – Ножом можно вырезать скульптуру из дерева, а можно – убить! Все зависит от намерения. И если с помощью хитрости ты добиваешься своей цели, значит, эта хитрость оправданна!

– Даже если цель противоречит морали? – безнадежно спросил Крис.

Он уже понял, что этим спором ничего не добьется. Жрец уводил его в какие-то дебри, напускал тумана, хотя всего-то и надо было сказать: «Да, Индилайнон соврал веронцам от моего имени, и никаких олломинниа я им не дам! Дырку им от бублика…» Вот и все.

– Мы сейчас говорим не о морали, а о том, что хитростью можно и нужно пользоваться, – заявил жрец.

– А по-моему, у нас разговор о том, что вы обманули веронцев, – хмуро произнес Габлер.

Ориобеллиз картинно воздел руки и вскричал:

– Да не обманули мы их!

– Ага, – кивнул Габлер. – Просто обхитрили. Конечно, это совсем другое дело. И обещание твое это просто обещание. Вам, вон, Император тоже наобещал.

Жрец его иронию, разумеется, понял, опустил руки и миролюбиво сказал:

– Хорошо, Габлер. В конце концов, все дело в терминах. Мне пришлось прибегнуть к хитрости с определенной и вполне понятной целью: вернуть даллиа Анизателлу. Да, от моего имени веронцам было дано слово. И я от этого слова не отказываюсь. Мы им поможем, но не сейчас.

– А когда?

– Когда добьемся своей главной цели.

– Значит, они могут этого и не дождаться, – разочарованно махнул рукой Крис.

– Дождутся, и очень скоро, – твердо сказал жрец.

Габлер промолчал. Ему было ясно, что ничего тут не изменишь, сколько ни сотрясай воздух. Ни-че-го. У Ориобеллиза были свои понятия о морали. И чем этот служитель несуществующего божка отличался от Императора? Да ничем. «Все они одного поля ягоды», – как говорил прадед Хенрик.

Нужно было сесть и очень крепко подумать о том, что делать дальше…

Ориобеллиз обвел взглядом комнату и так же медленно, как и садился, поднялся из кресла. При всей неторопливости и скупости его движений Габлер давно подметил, что это вызвано, скорее всего, высокопоставленным положением беллизонца, а не его физическими возможностями. Хоть лет ему было и немало, он находился в хорошей форме.

– Если хочешь, тебя проводят в одно место, – сказал жрец. – В тупик Тар. Посмотришь, как работают наши уллимы и олломинниа. Таких производств, я уверен, ты не видел. Правда, идти туда почти шестнадцать километров.

– Да нет, я уж лучше тут… – отказался Габлер.

Топать в такую даль ему совсем не хотелось.

– Ходьба – это жизнь, – произнес Ориобеллиз уже знакомую Крису фразу. Повернулся спиной, неторопливо пересек комнату и исчез в стене.

– Ходьба – это жизнь… – задумчиво пробормотал Габлер, глядя туда, где только что разбегалась по каменной преграде легкая рябь. – Но жизнь – это не только ходьба, но и еще, блип, вранье…

Он плюхнулся на диван, прислонился к упругой спинке и вытянул скрещенные ноги. С минуту сидел, угрюмо уставясь в розовый с черным мраморный пол, а потом взял с тумбочки унидеск. Покусал губу, обдумывая текст, и набрал сообщение Лили Акимжанов:

«Только что еще раз убедился: жизнь – вранье. Не надейся».

Веронцы должны были понять, что именно он имеет в виду.

Габлер не считал, что этим своим посланием подставляет беллизонских хитрецов. Ведь Ориобеллиз недвусмысленно заявил, что у каждого могут быть свои представления о том, что такое хорошо и что такое плохо…

«А вот теперь бы и убраться отсюда, – подумал он. – Вот только куда убираться?…»

Крис в очередной раз пожалел о том, что здесь нет спиртного. Оприходовать стаканчик-другой, отрешиться от всех этих размышлений. Бесполезных, между прочим, размышлений, потому что никакого спасительного пути открыться не могло – не было такого пути. А вот насчет спиртного… Что, собственно, мешает ему, Кристиану Габлеру, плюнуть на все и закатиться куда-нибудь подальше… Да в ту же Александрию, в конце концов! Прогуляться по кабакам, по местам, так сказать, боевой славы, искупаться в море и подняться-таки на Карадаг.

Это было хорошее решение. Ну, в смысле, такое, которое позволяло отложить подальше мысли о будущем. Хотя бы на день. Хотя бы на два. А там, глядишь, что-то и изменится, и забрезжит какой-то свет…

Габлер прекрасно понимал: то, что он считает решением, на самом деле никаким решением не является. Но изо всех сил старался не признаваться в этом самому себе. Сгреб все неприятные мысли в охапку и швырнул в дальний угол. «Кривая вывезет», – как говорили древние римляне. Или это не они говорили?

Придумав себе занятие, Крис собрался было наметить какие-то конкретные действия, но тут запиликал унидеск. Габлер взглянул на высветившиеся слова и не стал включать озу – он не хотел, чтобы Солтио Шацкий видел его. Поскольку это был не мейл, а прямой коннект, палатинец как минимум находился в системе Сильвана. А возможно, и здесь, на Нова-Марсе. И Крису показалось, что по комнате вдруг прогулялся холодный злой ветерок.

Подавшись вперед на диване, Габлер поставил локти на колени. Унидеск он держал перед собой.

– Слушаю.

– Не хочешь, чтобы я тебя видел, Кристиан? – прозвучал из аппарата вопрос Шацкого. – И блок из деска вытащил? Ну-ну. Раньше надо было маскироваться. Когда участвовал в нападении на нашу клинику на улице Матери Венеры.

Крис невольно сглотнул и промолчал.

– Плоховато подготовились, Кристиан, – продолжал грэнд. В голосе его трудно было определить какие-либо эмоции. – Кое-чего не учли и засветились. Слабенько для твинсера, Роймеру за тебя стыдно.

– Тем не менее, цели добились, – не выдержал Габлер.

– Это да, – согласился Шацкий. И зловеще добавил: – Знаешь, как подобные действия называются? Преступление. Причем тут не одна уголовная статья, а сразу несколько. Включая умышленное причинение смерти другому лицу. В данном случае – лицам. Совершенное в составе группы. С применением оружия.

Каждая фраза была очередным гвоздем, которые грэнд вбивал Крису прямо в лоб.

«Охранники, – подумал Габлер. – Их разорвало гранатами».

– Если бы мы не вытащили Низу, ваши специалисты свели бы ее с ума или вообще убили, – сказал он. – Причинили бы ей смерть.

– Что-то я не понял, – после паузы произнес Шацкий. – Она тебе кто? Сестра? Мать родная? Или…

– Она жрица беллизонского храма, – перебил его Крис. – Которая отыскала одну очень ценную для Империи хреновину. А ее за это упекли в клинику и принялись копаться в ее мозгах. Без ее согласия. И притом соврали, что она умерла. Я ничего не перепутал, мистер Шацкий?

На этот раз молчание грэнда было более длительным.

– Все, что я и мои коллеги делали и делаем, Кристиан, – наконец заговорил он, – мы делаем для блага нашей Империи, ради ее укрепления и процветания. И значит, мы все делаем правильно. Тот, кто считает, что это не так, а главное – тот, кто нарушает законы, является врагом. Не врагом Императора, а врагом всех граждан Ромы Юниона.

«Еще один запудривает мозги», – раздраженно подумал Габлер.

– То есть тот, кто просто думает о вас плохо, уже враг? – спросил он. – Может, скоро устроите поголовную проверку на лояльность?

– Не передергивай, Кристиан, – с досадой сказал Шацкий. – Возможно, я не совсем точно выразился. Враг Империи – тот, кто выходит за рамки законности.

– Да нет, – усмехнулся Крис, – ты как раз очень точно выразился. А для вас, значит, законы не писаны? Ради укрепления Империи можно врать, лезть в чужие головы, убивать…

– Ради этого можно все, – жестко произнес палатинец. – И ты прекрасно знаешь, что иначе нельзя. Не для того Империя строилась, чтобы мы позволили ее развалить. Даже не развалить – расшатать!

– А чем кончали все империи прошлого? – Это Габлер вспомнил разговор с Низой на Аполлоне. – Может, и Роме приходит срок? Ничто, как говорится, не вечно в этом мире.

Если бы ему совсем недавно кто-нибудь сказал, что он сможет заявить такое, тем более – грэнду, Крис усомнился бы в адекватности «пророка». С чего бы у него, Криса, могли появиться такие мысли?

Судя по тому, что произнес Шацкий после еще более долгой паузы, палатинец тоже усомнился в адекватности Габлера:

– Ты что, охренел, Кристиан?

– Да нет, мистер Шацкий. Наоборот, теперь у меня мозги прояснились. Кстати, благодаря вам, грэндам. Получается, вам все разрешено, потому что вы действуете в интересах Империи, а другим ничего нельзя. Но кто придумал, что интересы Империи превыше всего? Почему беллизонцы, веронцы и кто-нибудь там еще не могут жить так, как желают они сами, а не Империя?

– Государство защищает интересы большинства, Кристиан, – менторским тоном чуть ли не продекламировал Шацкий. – Большинства! Не думаю, что тебе жилось бы лучше, если бы твой Форпост не входил в состав Империи. То же самое можно сказать о любой другой планете. Я готов поговорить с тобой на эту тему, втолковать тебе…

– А я не готов! – перебил палатинца Габлер. – Вернее, я не собираюсь с тобой ни о чем больше говорить. Есть слова, а есть дела. И дела ваши говорят гораздо больше любых слов. Я уже недавно сказал тебе и могу повторить: участвовать в ваших делах я не желаю. Финиш.

– Не участвовать в наших делах – это одно, Кристиан. А вот мешать нашим делам – это совсем другое. – Тон Шацкого вроде и не изменился, но Габлер отчетливо почувствовал в его словах угрозу. – Ты пошел против нас, ты участвовал в вооруженной акции. Понимаешь, чем это тебе грозит? Тот, кто играет с огнем, непременно обжигается. И часто – до смерти.

– Мне было все равно, против кого идти, Солтио. Я спасал человека.

– Беллизонку. Я так понимаю, ты сейчас у них в храме?

– Я нахожусь там, где считаю нужным.

– И что будешь делать дальше?

– Не знаю.

– Кристиан, ты понимаешь, что у тебя есть только один вариант: вернуться к нам?

– И угодить за решетку. Это в лучшем случае. Но, думаю, такой возможности вы мне не предоставите. Ты же сам сказал: тот, кто играет с огнем, обжигается до смерти.

– А ты не играй!

– Так уже поиграл. Больше всего меня бы устроило, если бы вы оставили меня в покое. Я бы вернулся домой, на Форпост, и нашел бы чем заняться. Но вы же не оставите!

Терпению Шацкого, казалось, не было предела.

– Послушай, Кристиан, – сказал он, понизив голос, – ты нам нужен. Не буду скрывать, это связано с… наблюдателями наших соседей. Кто знает, возможно, ты станешь посредником. Один контакт был, не исключены и другие.

– Солтио, я тебе не верю, – твердо произнес Габлер. – Я всем вам, грэндам, не верю. И что бы ты сейчас ни говорил, я свое мнение не изменю. Может, большим умом я и не наделен, но того, что у меня есть в черепушке, вполне хватает, чтобы не поддаваться на твои уговоры. Так что не трать время понапрасну. Да, я понимаю, что с Нова-Марса вы меня вряд ли выпустите… Что ж, буду жить здесь. Тут хватает мест, где можно укрыться.

Невидимый Шацкий издал что-то похожее на короткий смешок:

– Кристиан, ты ведь пока в Твинсе числишься. Нехорошо проявлять такое неверие в организацию, в которой работаешь. Неужели еще не усвоил, что нет таких мест, где тебя не смогли бы найти?

Габлер стиснул зубы. Этот разговор отнюдь не добавлял ему оптимизма. А палатинец словно почувствовал состояние собеседника, и голос его стал вкрадчиво-угрожающим:

– Ты ведь, насколько я знаю, не сирота, Кристиан. И отец у тебя есть, и мать. Мама… А вдруг с ними что-то случится? Знаешь ведь, в жизни всякое бывает…

– Вот так вот решил меня взять, Солтио? – процедил Габлер, почувствовав прилив холодной ярости. – Знаешь, как в Стафле говорят? «Болт тебе по локоть!» Книжек я, может, и не так много читал, как надо бы, зато объемок всяких насмотрелся. И что-то не помню, чтобы кому-то в этих объемках стало лучше, когда он на такие угрозы повелся. Не дави на мои чувства, бесполезно. Шкура у меня толстая. Попереживаю, конечно, но оклемаюсь. Все там будем…

Габлер старался говорить спокойно, даже безразлично, но чувствовал себя падающим в пропасть без комбинезона с наддувом. И словно для того, чтобы подчеркнуть это ощущение, на одном из настенных экранов-«окон» возник мчащийся к темной земле болид. Космическому страннику не суждено было вернуться в вольные просторы. Еще миг – и он исчез, превратился в ничто.

– Считай это неудачной шуткой, – помолчав, сказал Шацкий.

– Шутка или не шутка – это дела не меняет. Я не вернусь…

– Трудновато с тобой, Кристиан, – вздохнул палатинец. – Кругом тебе обман видится… Не будем мы тебя трогать, и участие в нападении на клинику спишем. Не было там тебя. Повторяю: ты нам нужен.

– Хорошо, – сказал Габлер. – Допустим, я тебе поверил. Если вам без меня никак, могу вернуться. Но при одном условии, и ты его знаешь.

– Напомни, чтобы не было недоразумений.

– Император дает независимость Нова-Марсу, и я возвращаюсь.

На этот раз Шацкий молчал недолго.

– Вспоминается мне такое выражение, – медленно произнес он. – По-моему, из Горация: «Мужчина, упорный в своих намерениях». Похоже, это как раз о тебе, Кристиан. Но есть и другое выражение, кажется, из Овидия: «Капля долбит камень». А это уже обо мне. Так что разговор наш не последний. И вот что я тебе скажу на прощание, Кристиан: способность изменить собственную точку зрения – отнюдь не признак беспринципности. Это свидетельствует об умении приспосабливаться к обстоятельствам, которые ты не в силах изменить. Может, кто-то из великих и говорил такое, но сейчас я никого не цитирую. Если что – выходи на связь.

Разговор был окончен.

Габлер задумчиво положил унидеск на диван рядом с собой, обхватил себя руками и принялся раскачиваться вперед-назад, сам не замечая того, что делает.

Нет, идти к Шацкому он не собирался. А что, собственно, привело сюда Шацкого? Решил лично изловить его, Кристиана Габлера?

Габлер усмехнулся от такого предположения, но улыбка тут же исчезла с его лица.

«А что если на Нова-Марс направился не только Шацкий? – подумал он. – А если и твинсеры столичные сюда подтягиваются, и пара легионов Стафла? Чтобы попытаться навсегда решить проблему упертых жрецов Триединого… Или просто у Шацкого здесь свои дела?…»

Крис перестал раскачиваться, вновь взял унидеск и набрал номер Гелисинийры.

– Гели, а как бы мне повидаться с Низой? – спросил он, услышав певучий голос жрицы.

– Даллиа Анизателла занята, – ответила Гелисинийра. – Могу предоставить номер ее мобика, позвони.

– Да хотелось бы именно повидаться, – гнул свое Габлер. – Понимаешь? Буквально на пять минут.

– Хорошо, – помолчав, сказала омминниа. – Сейчас я у нее спрошу и сообщу тебе о результате.

Некоторое время Крис занимался тем, что разглядывал пейзаж в «окне» напротив дивана. Там бродили по равнине рогатые животные с длинной серой шерстью, а вдалеке, у горизонта, торчали на холмах какие-то решетчатые конструкции. Их вид вызывал смутные ассоциации с системами ПВО. Похоже, это был реальный вид местности одной из планет Ромы Юниона, а не выдумка криэйтера. Жрецы Триединого явно не считали зазорным пользоваться чужими техническими достижениями, в частности, такими вот «окнами»… Когда унидеск в руке Габлера завел свою мелодию, жующий траву на переднем плане рогоноситель вздрогнул и повернул мохнатую голову к дивану. Конечно, это было просто совпадение.

– Даллиа Анизателла согласилась на встречу, – сказала Гелисинийра. – Сейчас придет маони Ваке и проводит тебя к ней. Только ты недолго ее отвлекай, хорошо? Она занимается важным делом.

«Вытащил ее из лап грэндов, понимаешь, а она…» – с неудовольствием подумал Крис.

– Я смотрю, деловые вы все тут, Гели, аж жуть. Ладно, жду эту… маони твою.

Рогатая голова придвинулась, разрослась на весь экран. Длинная шерсть шевельнулась, показались крупные, измазанные зеленым зубы, и по комнате раскатилось приглушенное мычание:

– Мм-маон-ннии…

«Однако интерактивная картинка», – подумал Габлер и подмигнул травоядному четвероногому.

…Идти вслед за маони пришлось минут десять. До лифта, кабина которого направилась вниз, а не вверх. Минут через семь после того, как они зашагали по новому коридору, Крис увидел кое-что знакомое – исходящий паром квадратный бассейн в глубокой нише. Такой же он видел, когда впервые попал в горный храм и услышал угрожающий голос Триединого. То бишь Анизателлы. Но бассейн был не тот: не вздымались вокруг него каменные фаллосы, и стояла в полукруглом углублении на другой стороне, по центру, двухметровая статуя из черного мрамора на невысоком цилиндическом постаменте. Это был широкоплечий длинноволосый мужчина с резкими чертами лица, крупным носом, широко расставленными глазами и волнистой, ровно подстриженной густой бородой. На беллизонца он не очень походил, хотя в этом могло быть виновато весьма тусклое освещение и клубы пара. Зато одежда мужчины не вызывала сомнений – уж чего-чего, а файтерских комбинезонов Габлер и навидался, и наносился! Разве что под ключицей у мужчины не было круглой эмблемы Стафла – золотой птицы с воздетыми параболой крыльями. Орла-аквилы, всюду сопровождавшего бога Юпитера. И вместо прыгунцов – легких ботинок до середины голени – мужчина был обут в нечто наподобие римских калиг с хорошо различимыми полосами в виде сетки на ступнях.

– Кто это такой, даллиа Ваке? – остановившись, спросил Габлер.

Идущая впереди маони обернулась:

– Я не даллиа Ваке. Я – Ваке. Это Осирнихор.

– И кем он был?

– Одним из военачальников Атлантиса.

«Это у них память предков», – подумал Крис и зашагал дальше.

Они прошли по коридору еще метров пятьдесят, прежде чем Ваке остановилась.

– Подожди, – сказал она и нырнула в стену.

И Габлер в очередной раз не понял, как здешние обитатели определяют, где именно находятся весьма специфические «двери». Он принялся осматривать стену, но никаких указателей не обнаружил. Из камня возникла рука, поманила его – и Крис шагнул вперед, привычно зажмурившись.

Помещение, в котором он оказался, не отличалось особенной роскошью. Скорее, наоборот – зеленый диван, с лежащей на нем плоской, зеленой же подушечкой, у стены слева, длинный стол вдоль стены справа, да высокий стул возле него. И никаких «окон»-экранов. Одинокий тивишник напротив входа, чуть ли не под потолком, полка над столом, без видимого порядка заставленная разнообразными коробочками, ящичками, шкатулочками, ларцами… – других названий таких предметов Крис припомнить не смог. Столешница контрастировала с загруженной полкой – там стояла одинокая тарелка. Пустая. Ну, и с краю, у дальней стены, лежала на столе какая-то штукенция, похожая то ли на развороченное птичье гнездо, то ли на деталь штурмера, сбитого ракетой. Кстати, в этой дальней стене была самая настоящая и самая обыкновенная дверь. Чуть приоткрытая. С изогнутой черной ручкой.

А вот к числу необыкновенного в комнате можно было отнести возвышающуюся за широким загнутым диванным подлокотником – дальним от входа – круглую каменную колонну, желтовато-белую, с черными прожилками и хаотично расположенными пятнами. Диаметром она была с полметра, а высотой метра три. Верх колонны представлял собой что-то вроде чаши, и лежал в этой чаше дымчатый череп, похожий на человеческий. Насколько мог определить Крис, он был сделан из горного хрусталя – кварца. Глазницы черепа были направлены на невидимый вход. А на широком сиденье дивана сидела даллиа Анизателла. Ее пепельного цвета одежду ниже колен, с поясом, можно было, наверное, назвать халатом. Серебристые туфли без каблуков очень смахивали на обувь Гелисинийры. Выглядела Низа ничуть не хуже, чем в тот вечер в Александрии, когда Крис впервые увидел ее. Никто, глядя на беллизонку, не догадался бы, что она была убита, а потом, после возвращения в пятый слой фии, ее терзали палатинские специалисты. Сердце Габлера, как и прежде, сжалось, но это было уже чувство иного рода. «Сестра» – так хотел бы он называть эту беллизонскую жрицу.

Обернувшись, Крис увидел, что маони уже нет в комнате, и сказал, невольно улыбнувшись:

– Ты еще больше похорошела.

Беллизонка тоже улыбнулась, но глаза ее оставались туманными. Как будто она только что проснулась. Или смотрела в себя.

– Ты пришел только для того, чтобы поставить меня в известность об этом?

И голос у нее был тоже словно туманный. Кажется, Низа не могла отвлечься от каких-то своих мыслей, не имеющих отношения к Габлеру.

«Она занимается важным делом», – вспомнились Крису слова Гелисинийры.

– Не буду тебя особо отвлекать, – сказал он, продолжая стоять у невидимого входа. – Просто хотел услышать твое мнение и кое-чем поделиться. По-моему, это важно.

– Я слушаю тебя, Крис. Иди, садись.

Габлер подошел к дивану и сел рядом с Анизателлой, ближе к колонне, вновь ощутив все тот же слабый аромат. Он постарался отрешиться от собственных чувств и деловито начал:

– Недавно ко мне приходил ваш командир, Ориобеллиз. Он сказал, что ваш бог больше не будет преследовать меня. А еще он заявил, что окажет помощь веронцам только после того, как вы добьетесь независимости Нова-Марса. А вернее, если вы этого добьетесь. Таким образом, слово свое он не сдержал. И мне это очень не нравится.

– Он пока не сдержал, Крис, – мягко сказала Низа. – Но обязательно сдержит. Если ты хотел услышать мое мнение, то вот оно есть: ондаллио Ориобеллиз обязательно сдержит слово.

– Все понятно, – помолчав, произнес Габлер. – То есть ты не видишь тут никакого обмана?

Низа с удивлением сбоку взглянула на него:

– Конечно, не вижу, Крис. Тут и не существует никакого обмана. Все будет, когда придет пора. Я уже тебе как-то говорила, что христианство есть утешительная сказка, но в Библии очень много мудрости. Например: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом». Лучше и не скажешь.

– Понятно, – повторил Габлер. – Ты не видишь обмана, а я вижу, что точка зрения тут у вас одна. Командирская. Может, ты подзабыла, что тебя спасли с помощью веронцев? А теперь вы, по сути, отказываетесь помочь им. И что они о вас подумают?

Низа легонько прикоснулась ладонью к его плечу:

– Не беспокойся, они изменят свое мнение. Хотя правильно ли есть, когда ты оказываешь мне помощь в расчете на то, что я потом помогу тебе?

Крис даже отодвинулся от беллизонки:

– Они не напрашивались, Низа! Это ваш Индилайнон сделал им такое предложение! Блип, какие же вы все-таки скользкие…

Жрица взглянула на него с холодком:

– Во всех делах необходимо прежде всего учитывать свои интересы.

Ее нравоучительный тон Габлеру совсем не понравился.

– Очередной афоризм, который я сегодня услышал, – пробормотал он. – А нас в Стафле вот такую песню заставляли разучивать: «Прежде думай о Роме ты, а потом о себе». Ладно, – он хлопнул себя по коленям, – с вами все понятно. Мне ваши интересы, в общем-то, до… э-э… кормы, если руководствоваться твоим высказыванием, и я вообще мог бы промолчать… Но у меня свои представления, поэтому хочу предупредить: только что на связь со мной выходил небезызвестный тебе Солтио Шацкий. Он обвинял меня в участии в твоем освобождении, звал обратно, обещал не трогать и все такое… Я ему опять отказал, но дело не в этом. Дело в том, что он находится или в пути к Нова-Марсу, или уже здесь. Понимаешь, что это может значить? Грэнд из ближайшего окружения Императора прибывает на Нова-Марс. И скорее всего, не он один. Думаю, они готовятся нанести удар. Индилайнон мне говорил, что у вас есть какие-то серьезные средства для отпора… Не знаю… Как говорится, счел своим долгом предупредить. Доложи своему командиру.

– Доложу, – сказала Низа и вновь тронула Габлера за плечо. – Все будет хорошо, Крис. Да, средство у нас есть, и скоро, может быть, будет иметься и еще одно. – Она чуть приподняла голову и посмотрела мимо Криса, и он понял, что взгляд ее устремлен на хрустальный череп, венчающий колонну. – Им не справиться с нами, Милиль будет наш.

– Ну, вам, наверное, виднее, – развел руками Габлер. – Вы ж тут все мудрецы, творения верхнего огня, как мне тут Гели вкручивала.

– Это соответствует действительности, – серьезно сказала Низа. – И это не есть наше тщеславие. Просто именно так сложилось. Милиль будет наш.

– Многие так говорили, – заметил Крис. – Что-то у меня в голове от школьных уроков истории все-таки осталось. Но далеко не всем это удавалось… Ладно. – Он встал. – Дело свое я сделал, предупредил, больше не смею мешать. Спасибо, что выслушала. – Он даже не пытался скрыть сарказм.

Низа, не поднимаясь с дивана, потянулась к нему, взяла за руку:

– Спасибо, что сказал. Я знаю, что единомножественный Беллиз-Беллизон-Беллизоны не простил тебя, но ты на пути к прощению. Да, оно не может быть полным, по-другому не получится, но ты очень облегчил свое пребывание в слоях фии. И я рада за тебя, Крис.

– А уж я-то как рад! – усмехнулся Габлер и сделал движение рукой, стараясь освободить ее из пальцев беллизонки.

Но жрица держала крепко.

– Я чувствую, твое отношение ко мне стало измененным, – сказала она. Утвердительно сказала. – Оно теперь не такое.

Габлер издал звук, похожий на мычание рогатого травоядного с экрана. Только гораздо короче.

– Это хорошо, Крис. – Низа слегка сжала его кисть. – Очень хорошо. Иллюзии растворяются, но основа остается. Именно она и есть истинная.

– Да, пожалуй, ты права, – согласился Габлер. – Ты мне теперь как сестра… Сестренка… Младшая…

– Младшая, – повторила беллизонка, и ее узковатые черные глаза блеснули. – Пусть будет так.

Крис некоторое время изучающее смотрел на нее, а потом недоверчиво спросил:

– Ты хочешь сказать, что не младшая, а старшая?

Глаза беллизонки вновь блеснули.

– А что, это как-то изменит твое отношение ко мне?

– Нет, но… – Габлер замялся. – Просто интересно.

Низа наконец отпустила его руку, откинулась на спинку дивана и с самым серьезным видом заявила:

– Когда я была маленькой, Стронгхолд только начинали строить.

Пораженный Крис застыл столбом и лишь секунд через десять смог выдавить из себя:

– Ты… ты шутишь, что ли?

– Шучу, – кивнула беллизонка. – Считай меня младшей сестрой.

– Блип! – сказал Габлер.

Только сейчас он подумал о том, что внешность служителей горного храма может быть обманчивой. И Низе, как и Гели, вовсе не двадцать – двадцать два, а гораздо больше. Кто знает, какие средства сохранения молодости были в их распоряжении.

– Ну, а вашему Ориобеллизу сколько? – спросил он. – По «едику».

– Почти двести сорок, – так же серьезно ответила Низа.

– Ага, – сказал Крис. – Вот так. Опять шутишь?

Беллизонка промолчала и вновь подняла взгляд к хрустальному черепу. Габлер повернул туда голову. Череп смотрел на него с явной насмешкой. И, может быть, тоже не прочь был пошутить.

«Тогда ей что, лет шестьдесят? – подумал Крис. – Да какая мне разница-то? Ну их всех! На море хочу, в Александрию… Хлебать коньяк «Коктебель»… И «Сильван в бокале» тоже хлебать… Бокалами… И пивком сверху… А потом опять коньяк… И плевать на всех этих шацких…»

– Твой огненно-небесный предок? – спросил он, кивнув на череп.

Низа, чуть сдвинув брови, посмотрела на него и ответила:

– Это с Дилиля.

Что-то мелькнуло в ее глазах. Она вдруг встала, опять взяла Габлера за руку и потянула к дивану.

– Ложись, голову вот сюда. – Жрица показала на зеленую подушку у подлокотника. – На спину.

– Зачем? – спросил Крис, но все-таки лег на диван. Прямо в обуви.

«Нам, земляным, можно…» – мысленно усмехнулся он.

– Хочу узнать, получится у тебя или не получится, – сказала Низа.

– А что может получиться?

– Может получиться то, что у тебя возникнут… видения. Со звуками. Расслабь тело.

– Это что, инни… инниоли? Память предков?

– Нет, это не есть инниоли. Не память.

Беллизонка зашла за подлокотник, склонилась над лежащим головой к ней Габлером и положила руку ему на лоб. Ее ладонь была теплой.

– Вспомни какое-нибудь событие из прошлого. То, что было когда-то на Земле. Только не легенды, не мифы. Что-то настоящее, невыдуманное. Не арт-объемка, не картина художника, а изображение реальности, полученное при фотографировании или съемке. То, что достоверно. Понимаешь?

– Надо подумать, так сразу и не сообразишь.

– Думай и смотри вон туда, на височную кость. Постарайся не моргать. И ничего не говори. Просто смотри и представляй событие.

Габлер уставился на хрустальный череп и принялся копаться в памяти в поисках подходящей картинки. И оказалось, что найти ее не так-то легко. Перед глазами упорно всплывало некрасивое лицо Моны Лизы, да и то со смазанными чертами, а на заднем плане маячил робот, бредущий в клубах жидкого азота и теряющий куски собственных нижних конечностей. Габлер сосредоточился, и ему удалось выудить из обрывков знаний о прошлом Земли еще кое-что: два охваченных пламенем и дымом одинаковых высоких здания и подобный им башнеобразный космический аппарат на стартовой площадке… Оп! В памяти открылось еще одно окошко.

«Первый полет землян на Луну! Стронг… Стронгхолд? Нет, Армстронг!»

Эти кадры Крис помнил с детства, еще с тех пор, когда он мечтал стать космическим капитаном. То одна, то вторая массивная белая горбатая фигура в скафандре на черном беззвездном фоне. Передняя часть шлема подобна выпуклому зеркалу, в ней все отражается. Полосатый флаг над унылой лунной поверхностью со следами рубчатых подошв. Неказистый модуль на тонких ножках, похожий на диковинное насекомое, такой хрупкий на вид, такой ненадежный… И белый мешок возле посадочной опоры. А еще – синеватая, с белыми разводами, полусфера Земли в черноте космоса.

В какой-то момент Габлер понял, что хрустальный череп исчез, а он сам видит все не со стороны, а словно находится там, на Луне, вместе с двумя землянами в скафандрах. Крис повернул голову… Сделал оборот на месте… Никакого уменьшения собственного веса он не чувствовал. Он понимал, что продолжает не шевелясь лежать на диване, однако, как это ни парадоксально, все его ощущения говорили: он действительно совершает разные движения. Его лбу было тепло от ладони беллизонки, но, приложив руку к голове, он никакой чужой ладони не обнаружил. Крис нормально дышал на лишенной атмосферы Луне, и скафандра на нем не было. Оглядев себя, он убедился в том, что на нем все тот же черный свитер и те же джинсы. Оба землянина ходили поблизости – причем вполне «по-лунному», как и положено при малой гравитации – и словно не замечали его.

– Иди вперед, – прозвучал откуда-то с черного неба негромкий голос Низы. – Попробуй до чего-нибудь дотронуться.

Габлер послушно направился к торчащему из серой лунной поверхности флагштоку с неподвижным флагом, мимоходом подумав:

«Она что, видит мое видение?»

Натянутое на каркас полотнище было помятым, с двумя поперечными волнами, и это Криса удивило: таких деталей он не помнил. Как не мог припомнить и наличие белого мешка под опорой нелепого модуля. Тут, у флагштока, тоже хватало отпечатков подошв. Габлер посмотрел на свои туфли, сделал шаг в сторону – оказалось, что он, в отличие от экипажа лунного модуля, следов не оставляет. Он протянул руку к флагштоку, намереваясь обхватить его ладонью, но кисть беспрепятственно сжалась в кулак. Словно флагшток был всего лишь изображением в озе унидеска. Крис попытался прикоснуться к полотнищу, но получил тот же результат. Рука прошла сквозь него, и кисть скрылась за красно-белым полосатым материалом. Но при всей призрачности окружающего Габлер чувствовал под ногами твердую поверхность! И это был еще один парадокс!

– Не получается, – констатировала из черноты небес беллизонка. – Сейчас вытащу тебя.

И почти тут же Криса ущипнули за ухо. Он невольно зажмурился, скорее от неожиданности, чем от боли, а когда открыл глаза, лунного пейзажа уже не было. На вершине колонны мягко светился череп.

– Щипаться было обязательно? – осведомился Габлер, садясь на диване и спуская ноги на пол.

Низа обогнула подлокотник и села рядом.

– Я выбрала самый простой способ, – кротко сказала она.

Габлер уважительно покосился на череп и повернулся к ней:

– И что это было?

– Это было то, чем я здесь занимаюсь.

– А чем ты здесь занимаешься?

– Вот этим, – слегка улыбнулась беллизонская жрица. – Мои предки называли такое действие словом «ульдеу». То есть погружение.

«И как это столь многомудрые атланты позволили себя победить? – подумал Крис. – Или дилильтэо были еще круче?»

– Ульдеу, – повторил он. – Что-то типа объемки с эффектом присутствия? Я ведь на самом деле не был на Луне?

– Это за пять минут не объяснить… Кстати, мы с тобой общаемся уже не пять минут. Гораздо дольше. А мне нужно не общаться, а добиваться результата.

– Какого?

– Нужного.

После таких слов оставалось только уйти.

– Ответ исчерпывающий. – Габлер поднялся с дивана. – Вызывай маони, пусть доведет меня до уникаров. Слетаю в Александрию, развеюсь… Ваш командир сказал, что взаперти меня держать не собирается. Собственно, я вам больше и не нужен. Буду думать, как жить дальше… в этом слое…

– Не опасно ли это относительно тебя? – спросила Низа и тоже встала.

– Не думаю, что александрийским полам дано указание меня там высматривать, – ответил Габлер, постаравшись, чтобы его слова прозвучали максимально холодно. Ведь беллизонка не стала возражать насчет того, что он больше не нужен служителям Триединого.

– Поступай, как считаешь нужным, Крис.

Видно было, что Низа уже думает о чем-то другом. Наверное, об этом своем непонятном погружении. И вообще, Габлер только сейчас понял, что она как-то изменилась. Не внешне, а внутренне.

– Давай, вызывай маони, – сухо и даже грубо сказал он.

– Да, конечно… Сейчас.

«Напиться… – подумал Крис. – И чем быстрее, тем лучше…»